II. Ламбарене

Мой приезд

27 января 1957 года, едва ступив на территорию госпиталя, - это было ближе к полудню - я увидел Альберта Швейцера, идущего с небольшим бумажным пакетом под рукой от аптеки к своей комнате. Увидев меня, он подошёл, посмотрел на мой велосипед, который со своим оснащением ему, очевидно, понравился, и спросил, откуда я приехал. "Из Канады", - был мой ответ и о том также, что я хочу помогать ему в работе. Хотя я и не врач, но читал в его книгах, что в госпитале есть много практической работы. Кроме того, я могу быть полезен в работе с иностранной корреспонденцией. По поводу последнего предложения он лишь заметил, что это женское дело, а готовность помогать в практических работах принял охотно. Он больше не оперировал; ему было 84 года, и он опять приступил к стройке, и - сложилось у меня впечатление - с большим удовольствием. Когда в 1913 году он прибыл в Ламбарене, то вынужден был постоянно делить своё время между медицинской деятельностью и необходимостью обеспечивать своих пациентов крышей над головой, что его часто угнетало. Я должен был на следующее утро, после завтрака, прибыть на "сбор" сотрудников на веранде перед его комнатой. Затем он позвал экономку и попросил её обеспечить мне комнату, Это была отличная комната в доме "Сан Суси", последняя из свободных.

Позднее я осознал, как крупно мне повезло, быть беспрепятственно и без осложнений принятым лично Альбертом Швейцером. Европейский персонал должен был перед выездом в Ламбарене пройти на родине несколько предварительных собеседований и проверок на пригодность, подать заявление на визу, сделать множество прививок. И в заключение, самое сложное: нужно было ещё найти для служащего жильё. Но с таким приёмом все эти заботы отпадали. Альберт Швейцер дал нужные указания, и я мог обустраиваться в своей комнате. Ощущение счастья - отныне и надолго иметь крышу над головой, особенно, если на улице дождь, каждый день сидеть за одним столом с Альбертом Швейцером, работать для него и с ним, - не покидало меня.

Из Ванкувера и по пути сюда я ни разу не писал в Ламбарене, чтобы предупредить о своём прибытии, так как не знал, когда я приеду и приеду ли когда-нибудь вообще, но, с твёрдой верой в божью помощь, был убеждён, что там, с моими знаниями языков и практическим опытом, могу быть полезен. Моя тётка Елена Зир была иного мнения: ещё до моего отъезда из Ванкувера она написала в Ламбарене, что я еду на велосипеде в госпиталь от Ванкувера через Огненную землю и Африку. Что там не говори, у неё был личный контакт с Альбертом Швейцером, поскольку Елена Бреслау, позднее его жена, была школьной подругой моей тётки. Госпожа Зир, прежде чем переехать во Фрайбург, жила в Страсбурге. Но о письме, извещавшем о моём прибытии, никто через десять месяцев и не вспомнил - письма ведь ежедневно прибывали мешками.

На следующий день после сбора, на котором всегда шло распределение работ, Швейцер пошёл вместе со мной и двенадцатью чёрнокожими рабочими к песчаной банке на Огове. Одни должны были носить на стройплощадку песок для бетона, другие - очищать территорию и ремонтировать дорожки. Он показал мне, что делать, и, оставив наедине с рабочими, ушёл в госпиталь по своим делам. Примерно через два часа он возвратился, уже издали наблюдая за мной, чтобы видеть, справляюсь ли я с рабочими, нашёл ли я в обхождении с ними нужный тон и поведение. Он бегло пересчитал рабочих, чтобы убедиться, не сбежал ли кто-нибудь, и был обрадован наличием всех на месте. Тотчас можно было заметить, что предпосылкой к успешной совместной работе он считал соразмерность любви, справедливости и строгости. Также и в госпитале - каждый вносил свой вклад по силам, от главврача до способных к труду пациентов; и только с готовностью к работе каждого в отдельности мог функционировать госпиталь в целом.

Господин Швейцер всё чаще доверял мне своих подопечных, которые были в силах работать. Я быстро определил, что он не выпускает людей из своих рук, пока не убедится, что ими будут руководить в духе его принципов. Он чувствовал себя в ответе за исполнение малейших поручений, и это давалось ему зачастую нелегко. Он ни от чего не отказывался, чтобы облегчить себе жизнь, и никогда не требовал от других того, чего бы не проделал уже много раз сам. Однажды я случайно стал свидетелем того, как он с тремя чёрнокожими рабочими проверял возможность прокладки канализации от туалета для белых сотрудников госпиталя. Он охотно пошёл навстречу просьбе, передать работу мне. Для нас всех он был выдающимся примером следования принципу: ни в чём не считать себя лучше других; и это производило на меня глубокое впечатление.

Аборигены, здоровые и больные, видели в нём пример человека дела, посвятившего им всего себя до последнего дыхания. Они называли его не шефом, а "notre pere" или "le grand docteur". Кто прибыл из Европы и не научился экономить, мог поучиться у него. Даже из пустого почтового конверта нарезались полоски для заметок. У него мы учились очень быстро. Обёрточная бумага для подарков ко дню рождения использовалась многократно, пока не рвалась. Альберт Швейцер экономил, насколько это было возможно, даже в самом малом. Гнутые и подчас ржавые гвозди рихтовались. Однажды я стоял на лестнице под испепеляющей жарой и криво забил гвоздь. Швейцер, стоявший внизу, заметил это и бросил на меня полный упрёка взгляд. Джунгли и жёсткие годы нужды приучали к экономии каждого, кто там работал. Даже за деньги не всё можно было купить в магазине колониальных товаров по другую сторону Огове. Поэтому и послал мне однажды доктор Швейцер телеграмму в Либервилль за 240 километров, что я должен ещё привезти железные детали для ворот нового гаража.

Месяца через четыре после моего приезда в Ламбарене Швейцер спросил меня на стройплощадке, как долго я ещё намерен оставаться. Мой ответ: "столько, сколько я Вам нужен", видимо, удовлетворил его, и он сказал мне, что намерен на несколько месяцев поехать в Европу и что это будет его последнее путешествие. Как всегда, поплыл он на судне.

Дата добавления: 2015-12-01