Читайте также:
|
Мотив судьбы в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»
Каждый, кто читал роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин», возможно, задавался вопросом: в чем же причина несчастья героев романа? Дело ведь не только в том, что автор, желая быть оригинальным, нарушил читательские ожидания и отразил в судьбе героев «неустроенную действительность»*. Хорошо известно, что роман создан таким образом, что герои одновременно пребывают и в романном, и реальном пространстве**. Следовательно, автор не только создатель, но и свидетель, а настоящий демиург – некая сила, воле которой подчинен сам автор:
Но скоро были мы судьбами
На долгий срок разведены***.
(I, LI, 31)
Слово «судьба», и его синонимы: «доля», «жребий», «путь» встречаются в романе более 20 раз:
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных»
(I, II, 9);
Евгений, тяжбы ненавидя,
Довольный жребием своим…»
(I, LI, 31);
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу, однако ж, проклиная)...
(IV, XV, 82);
И раб судьбу благословил
(II, IV, 37);
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подвергалось их суду»
(II, XVI, 43);
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут:
Другие им вослед идут…
(II, XXXVII, 53);
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить...
(II, XXXIX, 54),
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою»
(III, XIII, 61) и т.д.
Из приведенных примеров ясно, что личная судьба волнует героев, но также ясно, что слово «судьба» в тексте имеет несколько значений.
Судьба, выступает, во-первых, в роли высшей силы, «тайной воли провиденья», которая иногда ведет себя подобно антропоморфному существу, может хранить, сводить и разводить: «Когда в саду, в аллее нас / Судьба свела…» (VIII, XLII, 187). Во-вторых, в значении доли, участи: "Та девочка, которой он / Пренебрегал в смиренной доле…" (VIII, XX, 174). Судьба может пониматься как предназначение: "Ужели жребий вам такой / Назначен строгою судьбой?" (IV, XV, 82), или быть аналогом таких понятий как жизнь, счастье, чести: «Но так и быть! Судьбу мою / Отныне я тебе вручаю…» (III, XXXI, 79). Наконец, судьба в значении события или истории существования человека: «И очень рад, что прежний путь / Переменил на что-нибудь» (I, LIII, 32); «Две пули – больше ничего – / Вдруг разрешат судьбу его» (V, XLV, 116). Последний пример, однако, дает еще одно объяснение. Здесь судьба выступает в роли случая. Многозначность слова «судьба» делают мотив судьбы не только центральным и сюжетообразующим, но также выступающим в качестве философской основы романа.
Татьяна воспринимает появление Евгения в своей жизни как предначертание и пытается об этом ему рассказать в письме: «Я знаю, ты мне послан богом».
Почему героиня решила, что появление Онегина в ее жизни – «воля неба»? Ведь «душа ждала кого-нибудь»? Пушкин ничем не мотивирует это ощущение Лариной, вероятно, адресуя читателя к традиции. И в эпических произведениях устного народного творчества, и в произведениях древнерусской литературы истинный герой часто угадывается. Появление его в нужном месте в сказке обычно рождает формулировку: «Давненько я тебя поджидаю, добрый молодец». В «Повести о Петре и деве Февронии» условие, которое выдвинула мудрая дева – женитьба за исцеление, также является угаданной необходимостью. Феврония знает что, послана князю Петру Богом, чтобы очередной раз был испытан победитель змея.
Предвидение Татьяны сразу ставит ее саму и Онегина в традиционный контекст. И как положено по традиции герой не внемлет, сомневается. Избранник сердца влюбленной девушки воспринимает ее слова «Я знаю, ты мне послан богом» как метафору. Для него встреча с Лариной – случайность. Он с этого и начнет свою отповедь: «Случайно вас когда-то встретя…» (VIII, XXXII, 180). Оправдываясь перед княгиней за несостоявшееся счастье, он будет ругать и себя, свои заблуждения и укажет на некие внешние препятствия. Причем, в качестве внешнего препятствия он назовет смерть Ленского: «Несчастной жертвой Ленский пал» (VIII, XXXII, 181), как будто Ленского подкосила холера, а не пуля из его оружия. «Гарольд в онегинском плаще» уверен, что его судьба – не часть общей судьбы, не доля. Он мнит себя избранным, считая, что «не создан для блаженства»: брак им рассматривается как посягательство на личную свободу. Слово «доля» или «счастье» (часть) употребляется только по отношению к Татьяне, говоря же об Евгении, Пушкин чаще использует слово «судьба», «жребий», или однажды «путь»: «И очень рад, что прежний путь / Переменил на что-нибудь». В последнем случае речь идет о том времени, когда Онегин меняет городской образ жизни на деревенский, и в этом «что-нибудь» звучит ирония Пушкина, но за ней слышится и большее – намек на оторванность героя от народной почвы. Однако эта оторванность не новость – тема «блудного сына» появилась в русской литературе еще во второй половине XVII века.
Героиня романа в отличие от Онегина, народна, этим во многом объясняется ее умение предугадывать. Говоря о народности Татьяны, исследователи прежде всего обращаются к ее имени. Вслед за Пушкиным они говорят о нем как о простонародном, благозвучном и антипоэтичном [27, 257–258]. Но почему из всех названных «сладкозвучнейших греческих имен», которые «употребляются только между простолюдинами»: Феклой, Феодорой и Фатьяной (если следовать правилам греческого произношения и написания), – он выбрал последнее? Вероятно, тут дело не только в благозвучии и простонародности: Пушкину непременно нужно было имя, которое бы связывало героиню с зимой – временем года, подчеркивающим ее оригинальность и русскую душу. Среди январских имен кроме Татьяны (12.01) встречаются: Инна, Римма (20.01), Ксения (24.01), Нина (14.01), Ульяна (02.01). Естественно, что имена Ксения, Нина исключались сразу как распространенные среди дворян, Инна и Римма не имели широкого употребления в России в начале XIX века. Остается только Ульяна, то же, что и Юлиания (Иулиания)*. Но в XVIII веке это имя, точнее, его модификацию (Юлия) станут использовать писатели-сентименталисты и оно, соответственно, приобретает совершенно другие ассоциации**. Имя Татьяны не имело распространения в русской литературе, зато с ним была связана история отечественного просвещения, – рождение первого русского университета произошло в Татьянин день. Однако, отказавшись от имени Ульяна, Пушкин не отверг отечественной традиции, используя элементы жанра агиографии. В отличие от остальных героев романа только Татьяна дается в ключе житийной литературы. Не свойственная юному возрасту серьезность, вдумчивость, желание постоянного уединения для размышления над книгами – черты, обязательные для святого в отрочестве***. Именно по такой схеме строится и характеристика любимой героини писателя:
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела,
И часто, целый день одна,
Сидела молча у окна.
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета:
C послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию, закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды; страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
(II, XXIV–XXVII, 47–48).
Используя элементы житийного канона, автор романа, однако, вкладывает в них несколько неожиданное содержание, которое, хотя и уводит от темы святости, но, придает героине ореол исключительности, некой идеальности. Кроме того, использование агиографических ассоциаций Пушкиным дает возможность рассматривать увлечение Татьяны иностранными романами как искушение – обязательный элемент в повествовании агиографа.
Мотив искушения появляется в романе еще до того, как Ларина познакомится с Онегиным (имеется в виду размышление над книгами, имеющими противоположный божественной премудрости характер):
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
(II, XXIX, 49).
Соответственно этим «обманам» Татьяна будет воспринимать героя своего романа. И когда на ее признание он ответит холодной отповедью, и тогда ее избранник останется для нее загадкой, равнозначной судьбе. Вместе с неразгаданной загадкой останется неразрешенной проблема истинного и ложного героя.
Исследователи, считают, что главная героиня открывает для себя истинного Онегина, познакомившись с его библиотекой: «Ужель загадку разрешила? Ужели слово найдено?» (VII, XXV, 150). Но главное слово в разгадке кумира и собственной судьбы надо искать во сне Татьяны, который привиделся ей накануне ее именин. Сцену сна Пушкин выстраивает, опираясь на структуру сказки. Во сне Татьяна видит ручей – границу между миром этим и миром иным, получает помощь медведя – чудесного дарителя. Из сказочного сюжета становится ясно, что ей угрожает смертельная опасность. Об опасности, о возможной гибели героини говорит автор романа, предваряя составление письма Татьяны к Онегину: "Погибнешь милая; но прежде / Ты в ослепительной надежде / Блаженство темное зовешь..." (III, XV, 62). Сама Татьяна после кошмарного сновидения томится страшными предчувствиями, она и боится поверить сну, где Онегин предстает злодеем, и в то же время осознает: «Погибну, – Таня говорит. – / Но гибель от него любезна, / Я не ропщу: зачем роптать? / Не может он мне счастья дать» (VI, III, 120).
О какой гибели идет речь? Что имел в виду автор, несколько раз называя Онегина искусителем Татьяны? И почему сон не подтвердил авторские слова о гибели Татьяны?
Сон разворачивается в сказочный сюжет о женихе-разбойнике, по логике которого гибель героини неотвратима. Правда, сказочный сюжет в конце сна нарушается, и в реальности вместо Татьяны гибнет Ленский. Тогда, возможно, Татьяна должна была погибнуть не физически? Возможно, она собиралась совершить отчаянный поступок в духе ее любимых романных героинь, который мог бы привести к греху, позору? Но ничего романного не случается в жизни русской барышни, а все идет так, как и у всех русских женщин, не важно, к какому сословию они принадлежат: ее выдают замуж не по любви. Сравним:
О няне:
– И, полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь…
Так, видно, бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет»
(III, XVIII, 63).
О матери Татьяны:
В то время был еще жених
Ее супруг, но по неволе;
Она вздыхала о другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле:
Сей Грандисон был славный франт,
Игрок и гвардии сержант.
Как он она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу…»
(II, XXX, 50).
О Татьяне:
«Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…»
(VIII, XLVII, 189).
Признание Филипьевны, сказанное невпопад, существенно дополняет смысл Татьяниного сна. Оно напоминает трагикомический анекдот, приведенный Пушкиным в статье «Путешествие из Москвы в Петербург», над которой он работал с 1833 по 1834 год: «Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли она вышла замуж? «По страсти, – отвечала старуха, – я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь» – Таковые страсти обыкновенны» [21, 287–288.]. Пушкин в этом каламбуре использует многозначность русского слова «страсть». Владимир Даль в статье «Страсть» выносит в начало основное значение: «Страданье, муки, маята, мученье, телесная боль, душевная скорбь, тоска; особ. в значении подвига, сознательное приятие на себя тяготы, мученичества», приведя в качестве примера “Страсти Христовы” и др…[28, 567]. При этом, автор словаря, словно нащупывает единый корень: страхи, муки на самом деле не столь противоположны любовным страстям, которые в православном понимании суть бесовского одержания.
Таким образом, вырисовываются два альтернативных типа судьбы у героев романа. К одному типу принадлежат герои, проявляющие своеволие и попадающие в зависимость от страстей, к другому – те, кто смиряется перед высшей необходимостью. Каждый герой романа выбирает, а точнее, зарабатывает сам себе судьбу.
Онегин, испытав бремя страстей, избирает «вольность и покой», но не обретает ни того, ни другого. Татьяна же, напротив, не противясь традиции, впитавшей христианский тип отношения к собственной жизни, как дару божьему и как к воле свыше, смиряется с обстоятельствами. В результате этого она получает дар, такой желанный для Онегина:
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.
(VIII, XXII,175).
Получается, что преодоление гнетущей причинной необходимости Пушкину виделось не в уходе от нее, не в проявлении своеволия, но в принятии жребия-жертвы, в преодолении страстей, как бы в повторении пути Христа.
Однако во всей этой картине не достает еще одной существенной детали. Как и почему в сон Татьяны вмешивается случай?
Разбирая второй том «Истории русского народа» Николая Полевого, Александр Пушкин полемизирует с французом Гизотом: «Не говорите: иначе нельзя было быть. Коли было бы это правда, то историк был астрономом и события жизни человечества были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая – мощного, мгновенного орудия провидения» [21, 144]. Отвергая теорию французских просветителей, проповедовавших царство случая, Пушкин не соглашается и с французским историком по поводу того, что судьба народов детерминирована, что случайностей не существует. Пушкину ближе средневековое понимание случая – «мощного, мгновенного орудия провидения». Именно оно и спасло героиню романа от гибели вопреки предсказаниям, и только во сне ей было раскрыта трагическая возможность ее спасения, связанная с гибелью жениха сестры.
Само же предопределение – оборотная сторона непредсказуемости. Пушкин думал об этом, он пришел к пониманию, что только истинно смиренный человек не зависит от воли случая, поскольку обладает даром истинной свободы. Страсти же и своеволие, напротив, оказываются в жизни человека и человечества высшей несвободой, ставя всякого в бесконечную зависимость от «его величества случая».
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав