Начало наступления

Впрочем, были и дела хорошие. Так, например, прибыло из Испании четыре корабля с 200 сол­датами и 80 конями, изобильным запасом оружия, пороха и иных бесценных вещей. Прибыли на них, между прочим, казначей Его Величества Хулиан де Альдерете, житель Тордесильяса, а также монах из [Ордена] Святого Франсиско¹ фрай Педро Мелгарехо де Урреа, уроженец Севильи, с весьма желан­ными для нашей отягченной совести индульгенциями²; уже месяца через три он мог вернуться в Ис­панию богатым человеком.

Итак, силы наши значительно увеличились. К этому же времени закончены были и наши бриган­тины, и ничто не мешало нам двинуться окончательно против Мешико. Все мы горели одним этим же­ланием. Но вот случилась задержка - вновь жители Чалько взывали о помощи, и Кортес решил поло­жить конец нападениям мешиков.

Тщательно подобрана была армия из 300 солдат, 30 конных, 20 арбалетчиков, 15 аркебузников, множества тлашкальцев и друзей из Тескоко. Сам Кортес встал во главе, пригласив к участию и толь­ко что прибывших казначея Хулиана де Альдерете и монаха фрай Педро Мелгарехо; также вместе с ним пошли Педро де Альварадо, Андрес де Тапия и Кристобаль де Олид. Прослушав мессу, армия вы­ступила утром в 5-й день³ месяца апреля 1521 года, и Кортес поклялся вернуться, лишь окончательно сломив врага. В Тескоко, для охраны главной квартиры и бригантин, остался Гонсало де Сандоваль с весьма внушительной силой.

На второй день мы прибыли в Чалько; окрестные касики толпой устремились к Кортесу, и вско­ре новых 20 000 союзных индейцев примкнули к нам. Влекла их не только надежда на богатую добы­чу, но и жажда захватить пленных, которых они по-прежнему приносили в жертву и пожирали. Так тянулись за нами эти ватаги, точно стаи хищных птиц, следовавшие в Италии за войсками, чуя бога­тый корм на полях битвы.

Надеясь встретить врага, мы осторожно продвигались вперед. Местность была гористая, пересечен­ная; воды мало, а с высоких позиций неслись насмешки и издевательства. Кортес не вытерпел и крикнул: "Сеньоры, пощупайте-ка тех, наверху!" Мы бросились в атаку, впереди всех наши знаменосцы, а Кортес с конницей остался в долине, чтоб охранять наш тыл. Но... наше положение вскоре стало отчаянным: ин­дейцы приготовили множество каменных глыб и теперь стали их сбрасывать на нас: вот настигнут был возле меня Мартинес де Валенсия и убит насмерть! Вот новый камень размозжил сразу двух! Мы еще продолжали карабкаться вверх, пока дальнейшие потери не заставили остановиться и искать прикрытия. Со мной вместе под уступ скалы схоронился знаменосец Коррал, израненный и изорванный; он с вели­ким трудом уцепился за какой-то колючий куст; сам я тоже скорее висел, нежели стоял. Между тем, Педро Барба, капитан арбалетчиков, захотел с двумя солдатами пробраться под нашу скалу. "Оставьте, сень­ор капитан, - крикнул я, - здесь нет совсем свободного места!" А он, как гран-сеньор, бросил в ответ: "Работайте лучше не языком, а руками и ногами!" Понятно, до нас он так и не дошел: один из его спут­ников был убит, другой, а также он сам, сильно зашиблены камнями.

Кортес не сразу мог убедиться в безвыходном положении. Когда же он, наконец, повел отступление, мы потеряли уже восьмерых и, почитай, все мы получили раны и ушибы. Впрочем, тогда мы дивились не величине, а незначительности наших потерь. Враги тоже не смели нападать на нас в открытом бою, а си­дели на вершинах. Жажду мы испытывали страшную; изнемогали и наши кони; но кругом была лишь ржавая, болотистая вода. Попытались мы перейти на другую позицию, в полутора легуа, но и там была та же картина: враги на вершинах, постоянный обстрел и полная невозможность выбить неприятеля, хо­тя дважды еще мы пытались сделать это. Наконец, уже на следующий день наступила неожиданная раз­вязка: неприятель стал давать нам какие-то сигналы. Сперва женщины и дети, а потом и воины к нам спустились для переговоров, и Кортес лишь потребовал, чтоб они уговорили замириться и другие отря­ды на окрестных вершинах. Некоторые же из нас, между прочим и я, поднялись вверх из любопытства, причем Кортес строго-настрого приказал нам никого не обижать.

Оказалось, что дорога вверх лишь одна-единственная, причем в наиболее опасной части ширина ее была не более отверстия хлебной печи. Ясно, что штурм наш был полнейшим безумием. На вершине же была большая площадь, на которой, лежа, сидя и стоя, толпилось множество народа. Все они почти уми­рали от жажды, ибо второй день не имели ни капли воды. Тут же лежало много ценных вещей, приготов­ленных в качестве дани для Мешико. Хотел было я кое-что навьючить на себя, да товарищи напомнили запрет Кортеса.

Отсутствие воды заставило нас вообще уйти из этих мест, и мы вернулись в Уаштепек, где останови­лись в том же чудесном саду, как Сандоваль. Нигде и никогда я не видал ничего подобного! Столь же очарованы были и все остальные; и сам Кортес, а также казначей Хулиан де Альдерете уверяли, что во всей Испании не найти такого сада. Окрестные касики изъявили покорность, отчасти даже примкнули к нам, и мы направились к городу Куаунауаку⁴. Подход к нему, особенно для конницы, был невозможен: оба моста, ведшие через ущелье, через которое протекала речка, были уничтожены. Но вот сообщили, что далеко вверх по речке есть место, где может перейти и конница; отряд тотчас был туда отправлен, а мы придумывали, как бы нам, пехоте, перебраться здесь. Наконец, способ был найден: перебраться по деревьям, которые росли по обеим сторонам ущелья и верхние ветви которых сближались. Трое из нас сорвались; меня самого охватило на миг головокружение; предприятие вообще было дерзко-опасное, но все же несколько десятков наших и значительное число тлашкальцев перебрались на ту сторону и неожи-данно ударили по врагу. Одновременно с другой стороны нагрянула конница, враг побежал, и мы на его плечах вошли в город. Жители разбежались в горы, но вскоре прибыли парламентеры с изъявлением покорности, все вернулись и тоже присоединились к нашему союзу.

Затем черед пришел Шочимилько. Этот большой город, находящийся лишь в двух с половиной легуа от Мешико, был почти целиком построен на воде. По дороге мы испытали страшную жажду, тем бо­лее что солнце пекло немилосердно. Привал мы сделали в сосновом лесу, и тут Кортес, убедившись в крайнем нашем изнеможении (один старый больной солдат даже умер!), а также в опасном ослаблении энергии наших тлашкальцев, послал 6 всадников оты­скать колодец или вообще какое-либо жилье. Я и трое ловких индейцев незаметно последовали за всадниками, и когда те заметили нас, они сперва настаи­вали, чтоб мы вернулись, а затем объявили, что защи­ту нашу они на себя не берут и что мы сами должны промышлять о себе. Но тогда нам казалось, что гло­ток воды стоит смертельного риска!

На виду у Шочимилько мы наткнулись на не­сколько строений, и в одном из них была вода. Один из моих индейцев вынес мне воды в горшке, я напился, сейчас же наполнил горшок снова, и мы поспешили отнести его к Кортесу, тем более что местные индейцы стали сбегаться с оружием. Кор­тес и капитаны с великой радостью прильнули к воде, которую мы поднесли им тайком, ибо для жа­жды, как известно, закон не писан. Вскоре весь наш отряд дошел до вышеуказанных строений, но воды всем не хватило, и многие стали сосать какту­сы, раня себе губы. Правда, найден был и колодец, но он был далек, а враги уже напирали большими массами. Так и остались бы мы до утра, если бы ночью не пошел дождь.

Наутро мы вплотную подошли к городу, где стояло уже большое войско врагов, защищенное рекой. Мост, конечно, был поврежден, и нам при­шлось переправиться, где по горло в воде, где даже вплавь. Кортес же пошел в обход, но наткнулся на свежий отряд мешиков, человек в 10 000, кото­рый готов был соединиться с остальными нашими врагами. Кортес и всадники глубоко врубились, и наш полководец едва не погиб: лошадь его, обычно очень исправная, споткнулась и упала, мешики его облепили и уже стали крутить руки, когда на помощь подоспело несколько тлашкальцев и солдат Кристобаль де Олеа, уроженец Старой Кастилии, большой храбрец. Кортес оправился, вновь сел на коня, но получил значительную рану в голову; храбрецу Олеа пришлось еще хуже - он истекал кровью от трех глубоких копьевых ран. К счастью, пробились туда и мы, ибо по великому крику чувствовали, что происходит что-то крупное и неладное⁵.

Временно мы даже отступили, чтоб передохнуть и выяснить положение, заняв для этого один из больших храмовых дворов. Только что мы принялись осматривать раны Кортеса и других и обклады­вать их теплыми масляными компрессами, как к нам во двор ворвался большой отряд мешиков. Правда, мы с ним расправились жестоко, и нас не скоро дерзали потревожить, но когда мы взобрались на верши­ну си [(пирамиды храма)], то увидели громадную флотилию из 2000 лодок, которая шла из Мешико в Шо­чимилько; два сильных отряда по 10 000 воинов, кроме то­го, шли в том же направлении по суше.

Казалось, конец нам! Но Наш Сеньор Бог избрал нас для большего и лучшего... Всюду мы расставили посты, ожидая нападения. Я сам с десятью товарищами должен был охранять часть пристани; ночь была темна, но по шуму весел мы легко определяли положение врага, и когда он пытался высадиться, мы дважды отбросили его с большим уроном. Сам Кортес с всадниками, делая обход, прибли­зился к нам; но как они ни старались бесшумно подойти, мы их окликнули, а так как они не отвечали сразу, мы напра­вили против них несколько камней. Кортес был очень доволен нашей бдительностью и выправкой и только советовал не слишком полагаться на себя, а в случае нужды послать за по­мощью. Так встретили его мы, старые его товарищи; на сле­дующем посту ему пришлось силой согнать караульных, но там были люди Нарваэса.

Арбалетчики наши накануне расстреляли все свои стре­лы; Кортес велел их собрать, снабдить новыми наконечника­ми и свежим оперением; арбалетчики наши промаялись над этим всю ночь, причем капитан их, Педро Барба, не отставал от других. Не ложился и Кортес. Словом, ночь была беспо­койная, хлопотливая.

Между тем главные силы врага высадились у внутреннего канала, вне нашей досягаемости, но лишь утром началась битва. Во многих местах успех был на нашей стороне, но когда мы от пленных узнали, что Куаутемок нагоняет еще и второй, столь же большой флот, мы, по приказу Кортеса, сомкнулись в колонну и вышли из города, бросив довольно много поклажи. Всю дорогу враги не переставали напирать, и так мы добрались до большого поселения Койоакана, ко­торое было примерно в двух легуа от Шочимилько и находилось очень близко от Мешико.

Жители все бежали. Мы переночевали, а на следующее утро увидели себя окруженными с трех сто­рон. Конные атаки не помогали, и Кортес едва-едва не попал опять в плен; враги нас так теснили, что живьем захватили двух конюхов Кортеса. Тем не менее нам удалось пробиться к Тлакопану, и лишь долгое отсутствие Кортеса повергало нас в уныние. Но вот явился и он со своим отрядом; оказалось, раненые лошади не допускали быстрого продвижения. Мы горячо его приветствовали, но он был мрачен и угрюм. Лил крупный дождь, и мы часа два могли отдохнуть свободно. Когда ливень перестал, Кортес повел наших новичков, казначея Альдерете и монаха Мелгарехо, на вершину си [(пира­миды храма)] этого поселения, откуда было хорошо видно и город Мешико, и озеро, и множество го­родов окрест него. Мы, солдаты, полезли также наверх. Велико было удивление, даже страх наших новичков пред столь величественным зрелищем. "Воистину прибытие ваше в Новую Испанию и все деяния - великая милость Бога! Вы избранники! Откройте листы истории, и ни разу не найдешь столь же великих заслуг пред государем! Все это мы охотно и точно сообщим Его Величеству!" - так говорили они и со все новой жадностью упивались окружающим; а мы указывали им главный си Уицилопочтли, и Тлателолько, и дворцовый комплекс, где мы размещались, и остальные места города, доро­ги [на дамбах] и мосты, дамбу на Тлакопан, место того моста, стоившего нам стольких жизней в "Ночь печали". Затуманился и Кортес, и горькие вздохи вырывались у него при этих воспоминаниях. А мы с тех пор пели песню:

С вершины - в Тлакопане,

В кругу своих друзей,

Смотрел Кортес на дол,

Но вид его упрямо зол,

Печален взор очей.

Подпер он голову рукой,

Другой оперся на меч родной... - и так далее.

Горевал Кортес, а мы его старались развлечь, и один солдат, бакалавр Алонсо Перес, помню как сейчас, тонко и учтиво обратился к нему: "Несчастья неизбежны на войне! Не убивайтесь посе­му! Ведь никто про Вас не скажет, как про Нерона, что с высот Тарпейской скалы он спокойно со­зерцал пожар Рима и гибель людей!" - "Да,- ответил Кортес, - Бог свидетель, сколь часто я этот ве­ликий город призывал к миру! Угнетают же меня не только бывшие, но и будущие потери!"...

Хотели мы было на ура ударить по дороге [на дамбе], ведущей в Тлакопан, но мысль эта была от­вергнута, и мы продолжали наше отступление, направившись в Аскапоцалько. Оно, как и все прочие го­родки, было оставлено жителями. Затем мы прибыли в большое поселение Тенаюку; я уже сообщал о нем в другом главе, и там в главном святилище было три большие змеи, которым жите­ли поклонялись, как и своим идолам; и это поселение было пус­то. Дождь вновь по­лил как из ведра, и мы еле тащились в своих промокших, отяжелевших одеж­дах. На ночь мы оста­новились в Куаутитлане. Всюду темнота, слякоть, холод, и со всех сторон несутся угрозы и завывания врага. Порядок осла­бел; обходов не было, часовые дремали; и никто в этом не видел ничего дурного, ибо все уморились до смерти. Тем не менее, нас не тронули. А еще через день, не менее тяжкий, мы добрались до Акольмана, где нас встретили друзья, капитан Гонсало де Сандоваль со многими солдатами и множество вновь прибывших из Испании, а также и сеньор Тескоко, которого, как я уже говорил, звали после крещения дон Эрнан. Мы смогли, наконец, наесться вдоволь.

Велика была радость свидания, но недобрые вести шли из Тескоко. Оказывается, что большой друг гу­бернатора Кубы Диего Веласкеса - Антонио де Вильяфанья и ряд людей Нарваэса, имена которых я не ста­ну здесь шельмовать, устроили заговор с целью убить Кортеса, ежели он вообще вернется. Пользуясь слу­чаем, что из Испании прибыл корабль, заговорщики хотели Кортесу, когда он сядет за стол со своими друзьями, передать якобы новополученное письмо и, когда он начнет его читать, наброситься на него и его сотрапезников и всех заколоть. Роли распределены были до точности: к кому перейдет командование, кто на что будет назначен, как будут распределены золото, кони, весь скарб. Но Наш Сеньор Бог не допустил злодейского дела, которое грозило не только всем нам смертью, но и полной потерей Новой Испании. А именно: один из посвященных в заговор солдат за два дня до рокового срока сообщил обо всем Кортесу, который немедленно пригласил наших капитанов, Педро де Альварадо, Франсиско де Луго, Кристобаля де Олида, Гонсало де Сандоваля, Андреса де Тапию, меня, а также всех, в которых он был вполне уверен, и изложил нам все дело. Мы схватили оружие и немедленно направились к стоянке Вильяфаньи, которого и схватили среди его друзей-заговорщиков, из которых многие все же успели бежать. Кортес лично нашел у Вильяфаньи список заговорщиков, прочитал его, убедился, что в нем много видных людей, и, не желая пре­дать их имя позору, впоследствии уверял, что Вильяфанья проглотил список в момент ареста.

Суд собрался немедленно; Вильяфанья не отрицал своей вины, и многие вполне достоверные свиде­тели подтвердили ее; его осудили к повешению, и приговор был приведен в исполнение. Другие участни­ки натерпелись немалого страха; но их пощадили, так как время было не таковское; сам Кортес старал­ся их не обидеть словом или взглядом, но доверия, конечно, он уже не мог к ним питать. С этого же слу­чая его всегда, днем и ночью, окружали 12 телохранителей, все люди надежные и верные⁶...

Между тем бригантины наши были не только вполне собраны, но и оснащены и снабжены всем не­обходимым. Закончен был также канал, по которому они должны были быть спущены в озеро. Тогда Кортес разослал гонцов по всем окрестным местечкам с приказом изготовить 8000 медных наконечников для стрел и вырезать из дерева столько же стрел, все по прилагаемому испанскому образцу; через неде­лю уже заказ был выполнен, и мы имели более 50 000 стрел, несомненно лучших, нежели испанские. На­ши арбалетчики немедленно стали их оперять и целые дни проводили в стрельбе в цель. Столь же ревно­стно готовились как всадники, так и все остальные; Кортес потребовал у Тлашкалы еще 20 000 вспомо­гательных войск, а также известил остальных союзников, что они должны быть наготове, что те и пообе­щали с большой готовностью.

Состоялся смотр, причем оказалось, что у нас 84 всадника, 650 пехотинцев и 194 арбалетчика и аркебузника. Отсюда выделена была команда для бригантин: а именно по 12 арбалетчиков и аркебузников, столько же гребцов и по капитану, то есть всего около 300 человек, так как прибавлены были кое-где еще артиллеристы. Пороху, ядер и пуль было достаточно. Объявлен был следующий приказ на всю кампанию:

Никто да не дерзнет поносить священное имя Нашего Сеньора Иисуса Христа, Нашей Сеньоры - его благословенной матери, Святых Апостолов и других святых.

Никто да не обижает союзника, никто да не отнимет у него добычу.

Никто не смеет удаляться из главной квартиры без особого наряда.

Всякий должен на все время иметь вполне исправное оружие.

Всякая игра на оружие и коней строжайше карается.

Всем спать, не раздеваясь и не разуваясь, с оружием в руках, кроме больных и раненых, которым пой­дет особое разрешение.

Подтверждены были и обычные полевые кары: за ослушание в строю - смерть, за сон на посту - смерть, за дезертирство - смерть, за позорное бегство - смерть и так далее.

Впрочем, на тяжелую работу гребцов не сразу удалось найти достаточно желающих. Тогда Кортес вспомнил тех, которые любили ловить рыбу, а посему, возможно, и на родине не так-то далеки были от воды и корабельного дела. Действительно, предположение оправдалось вполне, и наш флот получил не­плохих гребцов: а они, эти гребцы, могли не пенять на свою участь, ибо на их долю, как выяснилось, па­ла и большая добыча и меньшая работа, нежели на нас, сражавшихся на дамбах.

И вот бригантины наши, числом 13, весело поплыли по озеру⁷. Согласно приказу Кортеса на каж­дой бригантине было поднято королевское знамя и знамя с названием, которое было дано каждой бри­гантине. И Кортесом были назначены на бригантины следующие капитаны: Гарсия Ольгин, Педро Барба, Хуан де Лимпиас Карвахаль "Глухой"; Хуан Харамильо, Херонимо Руис де ла Мота и его друг [Антонио де] Карвахаль, который теперь очень стар и живет на улице Святого Франсиско; и Портильо, который до этого жил в Кастилии, хороший солдат, у него была красивая жена; и Самора, который был маэстре [всех этих] судов, а потом жил в Оашаке; и Колменеро, который был моряком, хороший солдат; и Лема, и Гинес Нортес; и Брионес, уроженец Саламанки; и один капитан, имя которого не помню; и Мигель Диас де Ампиес. Дисциплина введена была строгая, и связь с сухопутными силами установлена была точная.

К этому же времени прибыли и вспомогательные войска Тлашкалы. Вел их Шикотенкатль "Молодой", тот самый, который с нами столь часто боролся, а затем и помышлял извести нас.

Чолула тоже выставила отряд, но небольшой, так как не хотела порвать ни с нами, ни с Мешико. Сам Кортес выехал навстречу, со всеми капитанами, и отряды подходили в добром порядке и прекрасном вооружении, восклицая: "Да здравствует император наш сеньор!", "Кастилия! Кастилия!", "Тлашкала! Тлашкала!"... Целых три часа длилось прохождение этого громадного войска.

Дата добавления: 2015-12-01