Читайте также:
|
– А почему у нас в гимназии суббота – не выходной? В субботу ведь работать низя!
– Дык это евреям низя. А русским любой день – суббота!)))
– А как насчет Аргентины?)))
Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей
Стас проснулся через час. Не понял в полутьме, где он и что с ним, и на всякий случай заплакал. Вдруг из его носа или рук опять тянутся прозрачные чевяки? Нет, нет!!! Стас вспомнил, что чевяк из его живота уплыл вместе с пеной в ванну, в слив, навсегда, но… но вдруг не навсег…
Стас подскочил и ощупал лицо. Чевяков не было. Хо-ошо. Из живота чевяк через попу уплыл, а новых чевяков нет. А вдруг тот из ванны выплывет? Если он выплывет, надо спастись. Стас знает, как спастись! Он помнит про то, как бабушка не могла подняться по маслу, когда оно разлилось на лестнице. Лестница тут есть. Надо срочно найти масло. Тогда по маслу чевяк не доберется до него обратно, никогда-а-а-а не доберется-а-а-а!!!
– Алё, кончай реветь!
– Стасик, мы тут, мы идем!
От яркого света пришлось сощуриться. Когда плачешь и щуришься, свет распадается на полоски-ленточки, с неровными краями, как на картинке в книжке, где зебры убегают от притаившегося на дереве льва, вы это замечали? Стас это заметил, но не осознал – не до того ему сейчас было. Масло, где масло?
Брат остановился в дверях, а Солнышко подошло близко, село рядом.
– Ну что ты, малыш? Всё о’кей, стопудово. Вот та-ак…
Солнышко-Ева провело рукой по Стасикиным глазам, и свет под потолком перестал разбегаться по стенам мокрыми зебрами.
– А тебя робот в коробке ждет. Скучает. Говорит: где мой хозяин, где мой Стасик… Хочешь робота?
– Обота! – улыбнулся сквозь остатки зебр Станислав, забыл о масле и соскользнул на пол.
Принесли коробку с роботом. Кто играл больше: Стас или Ева с Салимом, сказать трудно. Долго играли.
– Р-р-робот! Р-р-робот по имени Р-р-рудик! – говорила Ева.
– Обот Удик!!! – послушно повторял Стасик.
– Ну-ка, сколько у робота кнопок?
– Аз! Два! Т’и… и… Четы-е!
– Молодец!!! Четыре кнопки у р-р-робота!
Потом они вчетвером поужинали, вместе с роботом. Стас ел «через ложку»: ложку сам, ложку – Рудику. Так весь ужин и слопал. И уже за столом стал зевать и клевать носом. Уложили его опять на диване, тут было ближе. Он мгновенно вырубился. Только взял с собой под одеяло Ёлю, который весь день провалялся в пакете вместе с больничным сандаликами, и вырубился.
– Ну что, поснимаешься в роли аргентинца? – предложила Ева, не успели они отойти от Стаса.
– Ну давай.
– Тогда пошли наверх.
Салим не понимал, что с ним происходит. Он ужасно хотел спать, потому что две последние ночи на вокзалах толком не спал. Он совершенно не хотел спать, потому что когда в жизни с тобой случается столько всего нового подряд, то спать хотеться не может ни в одном глазу. «Или глазе?» – вслух подумал Салим.
– Что ты сказал?
– Что? А… я спросил, откуда у тебя эта шляпа?
– Это ковбойская, настоящая, папа из Америки привез, еще до близняшек.
Салим нахлобучил шляпу:
– Я похож на аргентинца?
– Сойдет. Еще переодень джинсы, и ковбойские сапоги надо найти…
– О, у вас и сапоги есть?
– Ага. Сапоги вообще крутые – анриал. Крокодиловая кожа, такая вся из себя… Странно, их тут нет. А, они могут быть в библиотеке.
– В библиотеке?
– Да, Макс там складывал книги и еще какие-то вещи, которые хотел забрать. Ну, они с Любой и занесли все коробки временно в библиотеку, не разбираясь. Есть шанс, что крокодилки там.
Они перешли в библиотеку. У Салима хватило ума не присвистнуть от удивления.
– Ну что, впечатляет?
Салим спохватился и присвистнул.
– Это в основном дедушка собирал, – объяснила Ева. – Но бабушка тоже.
– А читаешь… ты?
– Ну прям, вот еще! Я такое старье не читаю, я нормальное читаю! А это всё папа читал. Ну папа, может, не всё. Но Макс – точно всё, а что-то и по два раза.
– Круто! – уважительно повел головой Салим.
– А ты что последнее читал? – спросила Ева, решительно вскрывая первую коробку, в которой могли быть сапоги.
– Я?
– Ну ты, ты. Я ж с тобой разговариваю.
Салим не помнил, что он читал последнее. Летом, в лагере, один парень из их отряда читал «Сумерки», по сериалу про вампиров. Салим у него как-то одалживал книгу, полистал и положил на место. В ней оказалось ровно то, что он уже смотрел по телику, только скучнее и даже без кадров из фильма. Другой парень честно мучил «Анну Каренину» каждый день во время тихого часа. Кстати, это был единственный пацан, который днем засыпал. Каренина срабатывала!
– Ладно, не парься, я тоже мало читаю. Так что можешь не отвечать. Я просто так спросила.
Салим рассеянно кивнул, продолжая вспоминать лето. Девчонки читали больше. Они листали какие-то журналы, а еще бегали в лагерную библиотеку и пили там кофе, слушая рассказы энтузиастки-библиотекарши о современных новинках в области детско-подростковой литературы. Салим однажды к ним заглянул, когда искал Стаса. Но о чем там говорили, он, конечно, даже примерно не запомнил. Не до того ему было.
– Эй, ну помоги же!
Салим бросился на помощь.
– Да не меня хватай! Ящик хватай!
Тяжелый ящик с самой верхней полки благополучно спланировал на пол, поддерживаемый крепкими мужскими руками. Ева выдохнула и тоже спланировала на пол. Сама, без помощи.
В ящике оказались детские старые книги на инглише.
– Алиса, Алиса и еще раз Алиса, – разочарованно вздохнула Ева, перебирая книги. – И никаких сапог.
Салим взял в руки несколько книг. Они оказались не только на инглише, но и на рашене. И еще на каком-то китайском-японском. И не только старые, но и вполне новые. Он понял, что все они – это одна и та же история, разные издания.
– Зачем вам столько одинаковых книг?
– Но они не одинаковые! Это Тенниэл, это Кинкейд, это Рэкхем. Это корейская, не знаю кто. Это Гукова, самая прикольная из современных русских, ее Макс любит. Это Май Митурич, имхо, фигня полная, тяп-ляп, но бабушка считает, что шедевр. Это Митрофанов – кстати, с дарственной надписью: «Максу от Макса». Это Гутман, тыща девятьсот седьмой год, между прочим. Папа на аукционе купил. Сколько стоит – даже не знаю. Это Калиновский. Это тоже Калиновский, только черно-белый. Уникальное издание.
Салим стоял с открытым ртом. Вот это познания! И еще она говорит, что мало читает.
Ева посмотрела на своего гостя и осталась весьма довольна произведенным эффектом.
– Это только часть коллекции. Остальное – у Макса дома. Наверное. Правда, супер?
– Супер. Слушай, а… а почему они все про Алису писали?
– Кто – «все»? – не поняла Ева.
– Ну эти… Калиновский, Митрофанушкин…
Ева схватилась за живот и стала ржать. Салим понял, что сморозил глупость, напряг извилины и попытался исправить положение:
– Нет, ну просто я к тому, что придумал ведь Алису Булычев. Кир Булычев. А эти как примазались? Допридумывали про Алису, попавшую в прошлое?
На «Булычева» Ева среагировала еще более неадекватно: она упала на пол от смеха. С ней началась истерика. Но Салим точно знал, что Алису придумал Кир Булычев! Дело в том, что «Гостья из будущего» был любимый фильм мамы, с детства, и они даже смотрели его однажды вместе, все серии, и мама говорила, что у Булычева есть еще повести про Алису, и собиралась даже их купить. И еще рассказывала о пионерах, о тех годах и всякое такое… Вспомнив о маме, Салим разозлился.
– Извини, – сказала Ева, приходя в себя и становясь очень серьезной. – Это совсем другая Алиса. Эту Алису придумал Льюис Кэрролл, за сто лет до Булычева. А все, кого я называла, Алису рисовали. Мой папа решил как-то раз собрать всех иллюстраторов Алисы. Ну, то есть все книги. Но пока не собрал.
– Понятно, – сказал Салим, остывая.
Он взял наугад одну из книг из ящика.
– Это Сальвадор Дали, – прокомментировала Ева и полезла за следующим ящиком, в котором могли находиться крокодиловые сапоги. – Ну уж о Дали ты наверняка должен был слышать!
Салим полистал Дали и пожал плечами: Стас и то бы лучше нарисовал! Он извинился перед Евой и пошел посмотреть на брата, как он там.
Вернувшись, Салим застал Евгению в самом отвратительном расположении духа. Девушка стояла среди развороченных коробок злая как черт.
– Черт! Кажется, сапоги не в этой квартире. Макс их забрал, точняк. Ну вот! Так я и знала! Все зря! Ничего не получится!
Ева плюхнулась в кресло, демонстративно скрестила на груди руки и поджала губы. Она не понимала, что с ней происходит. О первоначальном плане (отобрать у Салима мобилку и устроить для бабушки шоу «Любимую внучку украли, так что люби меня такой, какая я есть, и Библии тут ни при чем») Ева уже не вспоминала. О том, как они лихо выкрали Стаса, не переживала нисколько: она была уверена, что ничего особо противозаконного не делала, наоборот, проявила себя с лучшей стороны (почти как Лилу из «Пятого элемента») и помогла малышу. Восторги и гордость по этому поводу уже осели. Вроде бы в данный момент она размышляла только о том, во что еще вырядить Салима и как сфоткать подостовернее. Чтобы было похоже: а – на Аргентину, б – на аргентинца, ив – на влюбленного в нее аргентинца. Еве казалось, что она расстроена отсутствием крокодиловых сапог. Но на самом деле это было не так. Она была расстроена чем-то другим. А чем? Этот секрет ее подсознание сознанию не выдавало. И потому Ева не понимала, что именно с ней происходит.
– Да ладно, пусть кроссовки будут вместо сапог.
– Без сапог будет ненатурально! Как ты не понимаешь?!
– Почему ненатурально? Думаешь, в Аргентине все поголовно в крокодилах ходят?
– Да!
– Ага. А у нас – в лаптях и валенках.
– Да!
– А по Красной площади медведи гуляют!
– Да!
Ева окончательно надулась и отвернулась.
Салим не понимал, что с ним происходит. Он привычно хотел заржать и сморозить что-нибудь на тему «все бабы – дуры», – как обычно, когда девчонки-одноклассницы или с их улицы, в Осечках, начинали выпендриваться, но… Эй, плачет она, что ли? Ничего себе!
Ева не плакала. Слезу смахнула – и все. Соринка в глаз попала! Дурак он, а никакой не аргентинец!
Плачет… Как маленькая. Коленки к себе подтянула, и плачет. Одна нога в тапочке – тапочки почти как у Стасика, только с пчелками – прямо на кресле в тапочке. А вторая – босая, тоненькая, пальцы длинные, на ногтях лак нежно-розовый. Левая пчелка, оставшаяся на полу, смотрит на Салима жалобно, словно тоже сейчас заплачет. Ева шмукнула и вытерла глаз. И Саньке неожиданно захотел подойти к этой беззащитной капризухе и… и погладить ее по голове. Или по колену. Или не погладить, а сказать что-то такое… Ага… Как-то так… «Может, это любовь?» – опять нечаянно вслух подумал Салим.
– Что ты сказал?!
Салима бросила в пот от ужаса: неужели она услышала про любовь? Какой же он дурак!
– Что? А… я это… я сказал, может это любовь к крокодилам заставляет тебя лить крокодиловы слезы?
– Ничего я не лью слезы! А ты – дурак! – взбеленилась Ева. – Давай, переодевай джинсы и сорочку, нет сапог – в кроссовках снимешься. Что мне тут с тобой, полночи возиться?
– А я тебя и не прошу со мной возиться! Больно нужно. Аргентинец – это была твоя идея.
– Нуда! Как твоего брата из больницы вызволять – я тебе нужна. Как работать навигатором, чтоб ты до автобуса мог добраться – я тебе нужна. А как мне помочь, всего-то постоять перед фотиком в шляпе – так больно тебе оно нужно, да?
Евгения, когда злилась, становилась особенно красивой. Прям как эта… как Анжелина Джоли, – подумал Салим. – Или Джулия Робертс. Когда они были молодыми. На этот раз он подумал не вслух, а обычным способом – про себя, поэтому обошлось без переспросов.
– Ладно, не кипятись. Давай твою аргентинскую сорочку…
Салим стянул пуловер и взял сорочку – настоящую клетчатую ковбойскую рубаху. Она оказалась застегнутой на все пуговицы. Салим стал их расстегивать.
– А джинсы я менять не буду, мои тоже сойдут!
– Ладно.
«А он ничего, красивый, – подумала Ева, пока ее гость боролся с пуговицами. – И бицепсы есть, и вообще…»
Салим заметил, что его разглядывают, и смутил… И ни фига! Ни разу он не смутился! Подумаешь – разглядывают его! Ну и пусть разглядывают! Последняя пуговица упорно не расстегивалась. Была б она снизу – можно было бы натянуть эту треклятую сорочку через голову. Но, как назло, последней была пуговица возле самого воротничка…
– Дай помогу!
Кожа у Евы была такая… прозрачная при касании… и пальцы ловкие… Голова у Салима слегка кружилась. От недосыпу, факт!
– Держи.
– Ага, спасибко!
Салим влез в клетчатые рукава и стал застегиваться.
– Не, завяжи лучше узлом на пузе.
– Зачем?
– Ну типа ты на ранчо, а в Аргентине жара.
– Фигасе. Все равно будет видно, что снимали в доме, какое ранчо?
– Сам фигасе. Я заднюю стенку вырежу, вставлю пейзаж.
– Как вырежешь?
– В фотошопе.
– В чё… А, ясно. Ну, как хочешь. Куда мне встать-то?
Они сделали несколько кадров. Салим не понимал, что с ним происходит. Он правда не понимал.
Ева тоже не понимала. Она чувствовала. Это было странное чувство. Оно началось где-то под языком, даже не под, а с двух сторон от языка – с двух сторон и чуть-чуть под. Так что пришлось то губы облизнуть, то сглотнуть. Потом чувство продолжило чувствоваться внутри, где-то в области легких-и-желудка. «Во блин!» – подумала Ева.
– Алё, куда мне еще встать?
– А… ну… ну не знаю…
А давай, как будто у нас с тобой романтический ужин! Вот это будут кадры! При свечах.
Салим согласился: да, это будут кадры.
Они спустились вниз.
По дороге Ева передумала. То есть не передумала, а заявила, что ужин – это отлично, это обязательно, но еще хорошо бы сняться на кортах.
– Ты в теннис играешь?
– Не пробовал.
– Ничего. Мы же на фото, а не на видео. Просто постоишь с ракеткой. У нас тут где-то костюм Макса валяется, он тебе как раз будет.
– Но Макс выше меня!
– Ничего, это его костюм, как раз когда он был твоего возраста.
– Но сейчас ночь!
– И что?
– Ночью в теннис никто не играет!
– Аргентинцы играют.
– Но я все равно не умею играть!
– Заодно и научишься!
Евгения затащила Салима в гардеробную и вывалила откуда-то кучу барахла.
– Вот, это то, что надо. Ты переодевайся, а я пока пойду подготовлю стол к романтическому ужину.
– Но тут разное всё…
– Ну и хорошо. Примерь все по очереди и выбери, что тебе больше подойдет. Не забудь про белые носки. Они в том ящике. И кроссовки нужны. Они там.
– Кроссовки у меня свои есть.
– Твои – старые. И не спорь.
И Ева ушла готовить интерьер для романтического ужина. А Салим присел на край гигантского кресла с гигантской кучей постельного белья и ущипнул себя за ухо. Сильно ущипнул. Но так и не понял: спит он или нет?
– Эй, смотри туда!
– А что там? – второй рабочий уже лег спать, вставать было лень.
– Иди сюда.
– Ну…
Он нехотя откинул плед, подошел к окну:
– Психи, да? Ночью теннис играть!
– Дэвочка красивая! – сказал первый.
– Моя дочка тоже красивая! – обиделся второй.
Или не обиделся, просто так сказал.
– Твоя дочка – первая красавица! – уверенно заявил первый. – Чтоб тебе хорошо выдать ее замуж! Пусть ее жизнь будет наполнена таким же богатством.
– Э! – отмахнулся второй.
На тему дочкиного неопределенного будущего он говорить не хотел, поэтому сказал, отходя от окна и кивнув в сторону Евы, которая прыгала вокруг Салима, размахивая одновременно и ракеткой, и фотиком:
– Был бы я отцом этой козы, запер бы на замок! Моя дочка не такая. Моя послушная.
– Твоя дочка – хорошая дочка! – согласился первый. – С мамой живет. С братом живет… Детей нельзя одних дома оставлять.
– Они одни дома? – удивился второй, опять выглядывая в окно.
– Одни, – ответил первый. – Хозяйка уехала, Луба уехала.
Рабочие посмотрели друг на друга. Кто знает, пришла ли им в голову одна и та же мысль, или это были разные мысли…
Ева пристроила фотоаппарат на штативе (на романтических фотках они должны быть вместе!), зажгла свечи, налила в бокалы красного вина. Ну вот, так, пожалуй, сойдет. Но где же Салим? А еще говорят, что это женщины долго собираются! Ева поджала губки и направилась в гардеробную, приподнимая юбку. Это бальное платье было куплено и прислано еще в июле папой, оно предназначалось для школьного спектакля, в котором Ева собиралась сыграть Золушку. Но в сентябре выяснилось, что по сценарию Золушка – крутая современная девчонка, и платью – пропадать. Его даже никто из подруг не видел. Это айс. Будет двойной эффект, когда она выложит фотки!
– Ты что, спишь?!
Салим спал.
– А? Что? Где? Я? Я не сплю!
Он неловко схватился рукой за угол гладильной доски, пытаясь удержаться на ногах, доска повалилась на пол вместе с какой-то круглой коробкой, которая на ней стояла. Из коробки покатились катушки, всякая дребедень Салиму на голову. Утюг, к счастью, стоял на полу. А то сотрясения было бы не избежать.
– Но ты спал!
– Да нет, я задумался просто, ну и…
– Ну и заснул! – Ева одновременно и обиделась, и разозлилась. – Я тут стараюсь вовсю, чтобы как лучше, а тебе, а ты!
Салим встал, отряхиваясь от катушек.
– Ты очень красивая.
– Ты так не думаешь! – Ева раздраженно передернула голыми плечиками. – Если бы я на самом деле тебе нравилась, ты бы не заснул!
– Послушай, я не спал. У тебя такое платье…
Ева резко развернулась и потопала на кухню. Салим, протирая глаза – за ней.
Она не понимала, что с ней. Или понимала. Понимала, вот! Она, как последняя дура, влюбилась в этого мужлана, в этого дурака невоспитанного, а он, а ему… А ему на нее плевать, на нее, на умницу, на красавицу и вообще…
Он не понимал, что с ним происходит. Или понимал, почти понимал. Ему безумно нравилась эта девчонка, особенная, удивительная, не такая, как все, ради которой можно – хоть в пропасть, а она, а ей… А ей от него нужны только фотографии, ей нужен настоящий аргентинец, сын дипломата, богач, который знает про всяких Алис и у которого есть отдельный холодильник для собаки…
– Ева…
– Ну что – Ева? – она обернулась.
– Ты правда очень красивая, ты… – Салим сделал еще шаг, теперь они стояли близко-близко.
На кухне был полумрак. Свечи горели ровно, их было много, но все равно был полумрак. Сумерки. Как в кино про вампиров. Салим хотел сказать что-нибудь романтическое, но сразу не сообразил, что сказать, и сказал так:
– Ты просто супер. И дом у вас супер…
«Ему я нужна или бабушкин дом?» – мимоходом подумала Ева, но что-то внутри, гуляющее по желудку и в области легких, отбросило эту мысль за горизонт и не оставило в голове больше никаких мыслей.
– Давай выпьем за тебя, – предложил Салим, беря со стола бокалы с уже налитым красным вином и все еще не понимая, что с ним, откуда такая смелость. – На брудершафт.
Ева молча взяла бокал. Они переплели руки, стали пить мелкими глотками.
Салим ни о чем не думал.
«Он красивый».
Салим ни о чем не думал.
«Он не такой, как Кит».
Салим совсем ни о чем не думал.
«Он не такой, как Кирпич».
Салим сделал последний глоток.
«Я его люблю или нет?» – задумалась Евгения.
Салим поставил свой бокал на стол и осторожно взял Еву за плечи. Плечи были голые и бархатные. Руки Салима тряслись, и он ничего не мог с этим поделать. Они сами собой притянули девушку к себе, то есть к нему, то есть… «У меня все получится. Как в кино…» – подумал Салим.
– У тебя изо рта пахнет! – сказала Ева.
– Что-о-о???
Дальше они скандалили. Начала скандала ни Ева, ни Салим позже вспомнить не могли, как ни старались. Ева орала про то, что что Салим себе позволяет вообще, и чуть не убила его бутылкой по голове, и поскользнулась на луже и осколках бутылки, и высыпала всю солонку себе на платье, на пятно, и еще орала, чтобы он не подходил близко, и вообще! А Салим в ответ кричал, что на фиг ему не нужна такая истеричка, вообще, и зря он ввязался в эти эсэмэски с Библией, что просто не хотел отказать Максу, и что никакой он не сиротинушка, и никакой дом ему не нужен, и вообще! А Ева взбеленившись, вопила, что всё он врет, что он не только с Максом, но и с Вигнатей, видимо, обо всем заранее договорился, чтобы, чтобы вообще! А Салим крутил пальцем у виска в ответ и хотел стукнуть эту дуру башкой об стол, чтобы она одумалась и перестала нести чушь, и вообще!
…Стасу не спалось. Он проснулся оттого, что брат и Солнышко кричали. Потом они перестали кричать, и брат ушел, хлопнув дверью. Солнышко тоже ушло. Стас лежал тихо, как мышка, и молчал. Ёля тем более помалкивал.
Когда крики кончились, Стас попытался уснуть, но у него не получилось. Как только ему засыпалось, из засыпательной темноты, из слива ванны, начинал издевательски вылезать злополучный чевяк. Стас понял, что надо пойти и открыть кран в ванну, чтобы чевяк нипочем не вылез. И он даже встал. И даже сделал два шага к ванной. Но, во-первых, входить в ванную было страшно. Во-вторых, а вдруг повторится, как тогда с подвалом?
Вместо того, чтобы зайти в ванную, Стас продиффундировал на кухню. На кухне было светло, горели свечи. На кухне ему на глаза попалось подсолнечное масло. И Стас вспомнил, что его спасение – во втором этаже и скользкой лестнице. Он аккуратно обошел лужу и осколки и взял бутылку с маслом…
………………………………………………………………………………….
BiblioГид
Книги и дети
Книга за книгой Авторы Герои Читатели Избранное
Музей книги Календарь Гостиная Форум
Читатели / Это не анекдот!
Абсолютно достоверные читательские запросы, зафиксированные дословно в детских библиотеках города Москвы.
ЧИТАТЕЛЬ ПРИШЕЛ В БИБЛИОТЕКУ…
«…Дайте мне Горького, “Старуху из… из…”, в общем, откуда-то».
«Будьте добры, нам нужны стихи Пастернака в переводах Маршака…»
«У вас есть что-нибудь о роли танковых войск в войне 1812 года?..»
«Мне нужна биография кабачков и баклажанов».
«А мне – хореография Гоголя…»
………………………………………………………………………………….
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав