|
Читайте также: |
– Когда Лаван пошел пасти скот, Рахиль похитила всех идолов у отца. А Иаков похитил сердце у Лавана.
– Золотое сердце?
– Обычное
– В смысле?
– В смысле не сказал, что удаляется
– И чо?
– И удалился! А Лавану на зй день сказали, что Иаков ушел
– А как он з дня без сердца жил? На аппаратах?
– Ааааааа!!!!! Да-а-а-аааа!!!!!)))))
«Иаков пытается вернуться на родину»
Первая книга Моисеева. Бытие Глава 31
Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей
Ева вышла из туалета очень быстро. Собственно, это была уже не Ева – это была молоденькая медсестра: белые лодочки-балетки, белый халат, строгое лицо, волосы убраны. Новоявленная медсестра вручила Салиму свою куртку и пакет с сапожками.
– Пошли, я готова!
– Ты уверена?
– А ты нет?
Салим не был уверен. Но как сказать об этом вслух?
Они вышли из здания поликлиники и направились к корпусу, в котором лежал Стас. Ева шла легко и быстро, а Салим почти бежал за ней. Вдруг она резко остановилась, и сомневающийся в успехе братоспасатель не налетел на нее только потому, что… потому что не налетел. Чудом. Это было простое чудо, первого порядка. Такие у нас на Земле иногда случаются. Это разрешено.
– Мне нужны бумаги.
– Какие бумаги?
– Не важно. Какие-нибудь. Лучше, конечно, списки больных или что-то в этом роде. Короче, у меня должно быть что-то в руках.
– У меня нет с собой бумаг…
На всякий случай Салим полез в рюкзак, но там из бумаг был только паспорт и крошечный блокнотик с телефонами.
– Давай блокнот. И ручку. Ручка есть?
Ручки не оказалось. Ева нашла в блокнотике чистый листок и обводкой для губ в столбик написала: Кузнецов Павел, Макаров Станислав, Орлова Мария, Павленко Вадим. Написала и задумалась.
– На, нашел ручку, держи!
Ева взяла ручку, тоненько вычеркнула ею Кузнецова, опять ненадолго задумалась и вычеркнула Орлову.
– Макаров и Павленко! – сказала она и отправила ручку в нагрудный карман халата. Ручка торчала и придавала солидности.
– А кто такой Павленко? – спросил Салим.
– Откуда я знаю! – передернула плечами Ева. – Ну, это типа второй, кого мне надо забрать на обследование. Вместе с Макаровым.
– А если там на самом деле есть Павленко?
– Гы! Тогда мы украдем и Павленко тоже и продадим его на органы! – заявила она. – Веришь? Пошли!
С ручкой в кармане и блокнотиком в руках Ева двигалась так же легко и решительно, но чуть медленнее. Наверное, это из-за прибавки в весе и достоинстве. Теперь Салиму не приходилось бежать за ней.
– Будешь ждать нас… там.
– Где?
– Вот за тем углом, в кустах. В кустах не прячься, просто стой, кури. Или просто стой. Как только завидишь нас, спокойно делай пару шагов в кусты, доставай мои сапоги и куртку. Я вручаю тебе Стаса, ты берешь его на руки и ждешь, пока я переоденусь. Потом отдаешь мне ребенка, берешь пакет с вещами и…
– Почему опять тебе ребенка?
– Потому что я с ним выйду с территории. А ты выйдешь один, из других ворот и попозже. Если нас засекут на камерах наблюдения, то тебя, уносящего родного брата, вычислят с полпинка. А меня в многомиллионной Москве фиг найдешь. И вообще я скоро, может, в Америку уеду! А там – неприкосновенность!
– А-а-а…
Надо сказать, что весь этот разговор, а также их совместный вход в поликлинику и выход из нее уже в новом Евином обличии был уже снят минимум тремя камерами. Но об этом юные похитители как-то дружно не подумали.
Салим направился к кустам, а Ева упорхнула в сторону входа в Стасикин корпус.
С одной стороны, Салиму хотелось, чтобы всё у них получилось. И чтобы они поскорей оказались дома, и уже не важно, будет ли брат разговаривать, есть и жить нормально, как все, лишь бы отсюда, где всё не так. С другой стороны, Салиму было бы спокойнее, если бы Ева сейчас вернулась одна и сказала, что никуда ее не пропустили и вообще. Первая «сторона» вертелась в голове вполне осознанно и нахально. А вторая жила где-то в подвале мозга, как падчерица из сказки. Пока Салим временно занимался падчерицей, мыслишка-вертушка верхних этажей обзавелась парочкой подружек. Одна подружка жужжала неприятными идеями о том, как за ними будут гнаться сторож с метлой и охранники с пистолетами, и поймают, и позвонят бабушке, и отберут брата, и брат начнет плакать и корчиться, как в тот день, когда его сюда упекли на каталке… Вторая мысль была еще тревожнее – о том, как они благополучно уезжают со Стасом в Елец, и Ева их сажает на автобус, а в автобусе Стасу становится плохо и… Нет, Стас в автобусе засыпает и не просыпается. И автобус останавливается и… и входит мысль-падчерица с успокоительным вариантом развития событий, в котором Еву тупо не пускают в отделение, и они просто едут домой. А Стаса тут вылечивают и… Да не вылечат его тут!!!
Нет, все-таки мозг человека – не компьютер. Такая в нем каша параллельная крутится – просто жутики.
Время они выбрали правильное. Врачей в отделении не было. Может, они сидели по своим кабинетам, или торчали на каком-то консилиуме, или там делали суперсложную операцию… Факт, что их не было. А к разговору с дежурной медсестрой на посту в середине коридора Ева подготовилась. Повезло еще и в том, что дежурная оказалась занята неотложным телефонным разговором, от которого не очень-то хотела отрываться.
– Странно, – слегка нахмурилась она, выслушав Еву и поглядывая в ее блокнотик. – У меня ничего об этом тут не написано… Никаких указаний.
– Ну, я не знаю… – пожала плечами Ева. – Может, забыли написать.
– Позвонить, что ли…
– Извините, но я лично звонить не буду! – покачала головой Ева. – Мое дело маленькое: мне сказали привести, я и хожу с утра. Осталось двое. У вас – Макарова, а потом, из кардиологии, – Павленко. А звонить подсказывать врачам, что им делать, как-то вроде… Ой, какая же у вас стрижка классная! Та-ак стильно… Не хотела говорить, но не удержалась. Интересно, мне такая пойдет?
Дежурная тут же принялась поправлять прическу, словно вместо комплимента ей сделали замечание. Но озабоченность с ее лица схлынула.
– Да? Вообще-то уже отросло и…
Они обменялись парой глубокомысленных соображений относительно причесок и овала лица.
– Очень стильно! – повторила Ева, еще раз оглядывая стрижку, и улыбнулась: – Жаль, этот ваш Макаров не оценит! Разве что лет через двадцать! А он, кстати, сейчас где, в палате? Откуда мне его брать-то?
– В палате, – махнула рукой девушка. – Все дни на кровати сидит. Странный мальчик. Недоразвитый. Он и через двадцать лет ни на кого не посмотрит, безнадега. Но – что делать, лечим. Все-таки я не пойму, зачем ему ПЦР назначили? Странно…
Еве только оставалось пожать плечами: второй раз переключить внимание дежурной на офигенный причесон или креативную шейную висюльку не удалось бы однозначно. Только спровоцировало бы контрольный звонок врачу. Евгения пожала плечами и направилась в сторону палаты. Медсестра двинула за ней. Во блин!
Навстречу девушкам пронесся вполне здорового вида паровоз в шортиках и тапках.
– С детьми, наверное, сложнее всего работать, – важно заметила Ева.
– Ту-ту-у-у!!! – завопил паровоз за ее спиной. – С дороги!!!
Оказывается, паровозу срочно понадобилось сменить курс и попасть в ту же палату, куда и старшим.
– Вон он, в окно смотрит! – мотнула головой дежурная. – Может, и не пойдет добром. Его на любые процедуры силком тащить надо. Сейчас я тебе помогу его уговорить.
«Все пропало!» – поняла Ева и бодро пошла к окну первой. Во-первых, она пошла первой потому, что так уж случилось, что она первой проникла в палату из-за паровоза, который ее пропустил, а настоящую медсестру оттеснил. Во-вторых, она пошла потому, что – а что еще ей оставалось делать? Сейчас этот незнакомый ей малыш увидит ее солнечное платье под белым халатом, обрадуется, скажет что-нибудь вслух о брате или о побеге – и ей конец! Шаг, второй, третий… По всем законам жанра Евгения должна была в этом месте побледнеть, покраснеть или вспотеть, или сердцу полагалось бы выпрыгнуть из ее не вполне оформившейся грудной клетки и покатиться мячиком в угол. Но ничего мало-мальски подобного с Женькой не стряслось. Пошла и пошла. А дежурная медсестра тем временем заграбастала паровоз поперек талии и понесла вон из палаты, увещевая:
– Ванька, сколько раз я тебе говорила по чужим палатам не шастать, а? По попе захотел?
– А вам меня по попе нельзя!
– Это почему еще? Потому что я – медсестра?
– Не! Потому что я – паровоз!
– А я вот паровозу и надаю…
Пока он бранились и удалялись, Ева бросилась к Стасу. На ходу она расстегивала халат, чтобы полотно желтого сарафана сразу бросилось мальчику в глаза. Она резко развернула ребенка к себе и, присев на корточки и держа его руками за плечи, горячо зашептала:
– Стасик, я – Ева, я – солнышко, твое долгожданное солнышко в облаке. Я тебя сейчас заберу отсюда, к брату. Ты только молчи, понял? Молчи и иди со мной. Да?
Ребенок молчал. Но молчал он с круглыми глазами и открытым ртом.
Вошла дежурная. Ева чувствовала, что теперь любое промедление смерти подобно. Даже если Стас будет молчать, по его виду… Евгения встала с корточек, крепко взяла Стаса за руку и двинула к дверям в коридор. Стас позволил себя вести, переставлял ноги.
– Ой, молодец! Пошел сам! – обрадовалась дежурная медсестра. – И силком не пришлось, и уговаривать… Сейчас мы ему ботиночки и курточку наденем…
– Не надо, – прошептала Ева, продолжая уводить ребенка и только повернув голову к сестре. – Пока сам идет, пусть идет. А то вдруг расплачется, мороки будет больше. А на улице я его на руках понесу. И куртку не надо, теплынь там сегодня, ничего!
Но дежурная со стильной стрижкой тем не менее сорвала с вешалки и сунула Еве в свободную руку пакет со Стасикиными сандаликами и курточку:
– Держи, так положено. Куртку накинь на него. Обязательно. А обувка… Держи, короче. Может, на обратной дороге пригодится. Положено так.
Ева со Стасиком вышли из коридора к лифтам. Сюда их сестра не провожала – наверное, это было не положено. А может, она хотела вернуться к прерванному телефонному разговору.
Около лифтов Еву начало трясти. А вдруг сейчас лифт откроется, а оттуда Стасикины лечащие врачи полным составом: «Куда это вы от нас ребенка воруете?»
– Пошли сюда!
Ева поволокла Стаса к лестнице. На лестнице она хотела перехватить дитенка за другую руку, и только тут заметила, что его вторая рука занята: он сжимает в ней… несколько женских бигуди – не классических, круглых, а таких длинных гибких, грязно-розовых палочек, хитрым образом скрученных друг с другом. Ева не поняла сразу, что это – бигуди.
– Что это?!
Может, это какой-то медицинский прибор? Капельница нового вида? Как ее сейчас хватятся, этой капельницы…
– Дай посмотреть!
Стас отвел руку за спину, сморщился и с ужасом уставился на солнышко в облаке. Зачем солнышку его Ёля? Ёля – только его Ёля, его мама сделала. Его никому нельзя отдавать! А вдруг это не настоящее солнышко?
Ева мгновенно просекла ситуацию – ее сестренки-близняшки точно так же морщили лоб и кривили рот перед тем, как поднять рев. Она сто раз по скайпу это видела. Женька лучезарно улыбнулась, подхватила Стаса на руки, слегка закружила:
– Хорошо. Держи сам, только крепко, не потеряй, потому что мы с тобой летим к брату. И скоро-скоро, уже через минутку будем у него. Скоро-скоро-скоро! Летим-летим-летим-летим!
Они уже летели вниз по ступенькам – не слишком быстро, в пределах приличий. Стас от полета обалдел и начать реветь забыл. Или решил отложить. А Еву перестало трясти. «Только бы он молчал!» – мысленно повторяла она, вслух повторяя «летим-летим» и «скоро-скоро».
Безо всяких препятствий они выпорхнули из корпуса и дошли до кустов. Еще издали увидев брата, Стас понял: облако-солнышко его не обмануло, хотя и попросило Ёлю.
Они нырнули в заветные кусты. Стас перешел из рук в руки. Ева сорвала халат, сменила балетки на сапожки, распустила волосы, сунула себя в куртку и принялась переобувать Стаса. Стас сидел на Салиме, обхватив его ногами вокруг талии, а руками – вокруг шеи, и дышал часто-часто. Но не плакал и молчал. Молчал, молчал, молчал. Куртку на него надеть не смогли. И передать обратно Еве, как было изначально задумано – тем более. Солнышко солнышком, но запах родного брата надежнее. На вопросы брата он не отвечал, сидел, вцепившись. «Во дурак-дурачок, у меня на шее от него синяки будут! А как с синяками в этот ночной клуб, как?»
– Уходим так! – принял решение Салим.
И они пошли втроем. Мимо равнодушной охраны, мимо камер наблюдения, мимо пациентов, мимо врачей… Да, вот так. Вот так они и вышли. Очень спокойно.
За пределами больницы Салим невольно прибавил шагу. Метров через двадцать он уже шел так быстро, что Ева перестала поспевать с ним в ногу. Через сто метров он уже почти бежал.
– Эй, стой, хватит! Тут уже можно!
– Что можно? Рано расслабляться, до метро еще идти и идти.
– Ты что, какое метро? Тачку ловим – и через секунду нас тут нет! Не спорь! Я – москвичка, я лучше знаю!
Ева решительно схватила Салима за что пришлось (пришлось – за штанину) и остановила. И стала голосовать и соображать.
– И ни в какой Елец ни на каком автобусе вам сегодня нельзя! И завтра тоже. Едем сейчас ко мне, живем там несколько дней. Фоток аргентинских наделаем, схоронимся…
«А обещанный крутой клуб? – хотел было вставить Салим, но осекся: – Во черт, я забыл, что в клуб мы только что передумали идти, раз Стас!»
Салим не подозревал, что клуб был обещан ему во время ночного разговора спонтанно – Ева боялась, что они не встретятся, и тогда она не отберет мобилку, и план ее рухнет, и…
– Ты за это время звонишь своей бабушке, и ставишь ее перед фактом. А она звонит своему юристу и тот подсказывает ей, как быть. Но я думаю, быть ей просто: главное, как можно скорее сообщить в больницу, что ребенок дома, жив-здоров, извиняемся за неудобство и бла-бла-бла. Претензий к вам не имеем, издержки возместим, расписку напишем.
Какому еще юристу, нет у их бабушки никакого юриста! У нее и телефона-то нет. И что за расписку? Салим едва соображал от волнения… А денег на издержки откуда брать? У него на билеты до Ельца едва хватит! Интересно, далеко ли отсюда до Евиного дома? Может, лучше все-таки на метро? Но Ева уже остановила кого-то, вон, беседует с водилой, приоткрыв дверь.
– Давайте сюда!
Салим и Стас влезли на заднее сидение. Так как Ева уже расположилась впереди.
– Мы едем за город! – объявила она мальчикам.
– В Елец все-таки? – ужаснулся Салим. – На такси? Ты что? Это ж дорого!
– Да нет, в Опалиху. К моей бабушке. Там у нас два дома. И потом, мы с Инной обещали собаку кормить и кошек. Так что все равно мне надо там быть.
– А кстати, Инна – кто? Твоя старшая сестра?
– Ах, да, я забыла тебе сказать. Инна – это моя няня. Ну, бывшая няня, конечно. Когда я маленькая была. А сейчас она с нами живет, потому что у нее ноги больные и идти ей некуда.
– А что она скажет, когда нас увидит?
– Ничего не скажет. Она вас не увидит. Она же в Москве живет, а не у бабушки!
– А-а-а…
……………………………………………………………………………………
ДСГ: Думай Своей Головой
Это закрытое сообщество
Все новички обсуждаются модераторами и принимаются в сообщество только при условии семи или более голосов «за»
Разделы свободного доступа:
Данетки (отдельная регистрация)
Юмор (не требует регистрации)
Некоторые полезные ссылки (не требует регистрации)
Все открытия на Земле сделаны только потому, что кто-то когда-то переставал верить авторитетам и начинал думать своей головой.
Думай.
Своей.
Головой.
Все авторитеты прошлого были людьми. Ты – тоже человек. Ты не хуже их. У тебя есть доступ к информации, которой не было у людей прошлого. Ты можешь посоветоваться с огромным числом специалистов в области, которая тебя интересует. Ты можешь сделать свои собственные выводы.
Думай.
Своей.
Головой.
Учитывай опыт предыдущих поколений, но Думай.
Своей.
Головой.
Этого за тебя никто не сделает.
Если, прочтя эти слова, Вы не догадались, что надо сделать для того, чтобы быть принятым в сообщество, нам с Вами, к сожалению, пока не по пути. Научитесь Думать Своей Головой и попробуйте присоединиться к нам в будущем.
……………………………………………………………………………………
Глава 26. Исход чевяка из…
– Пока Моисей водил евреев по пустыне, их жалили змеи
– Маааксик, давай не будем о змеях!
– Б сказал Моисею: сделай медного змея себе на знамя
– Б умный! Змеи испугались и уползли!
– Нет. Но все ужаленные смотрели на знамя и выздоравливали!
– Как ты думаешь, если я нарисую на нашем окне гиганского комара, можно будет выкинуть фумитокс в мусорку?)))
– «Гигантского» пишется через Т!
«Моисей, змеи и пустыня»
Четвертая книга Моисеева. Числа
Глава 21
Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей
Поселок тщательно охранялся. Вооруженные крепыши открыли ворота только потому, что узнали Еву. А так могли бы открыть не ворота, а огонь. На поражение. Салим это понял, и ему сразу стало как-то неуютно. Надо было в метро и в Елец. Хотя… ладно, так даже лучше, интереснее. Настоящее приключение. Вот бы еще аргентинцем в ночной клуб попасть… А лихо они всех обхитрили, а? Салим подмигнул Стасу. Стас осторожно, очень осторожно улыбнулся в ответ.
На территории оказалось пусто, чисто и круто, как в кино. Они проехали по одной улице, свернули на вторую.
– Выгружаемся!
Салим выгрузился, глянул поверх мощной ограды и присвистнул. Оказалось, Ева – не хухры-мухры, а дочь олигарха!
– Скажешь тоже! – фыркнула Евгения, открывая калитку, которая и на калитку-то похожа не была, а уж калиток-то в своей жизни Салим видел море, так что эта была – олигарх среди калиток, однозначно. – Это тебе не Рублевка, а обычный поселок. Среднего уровня… Вот у нас тут так… Смотри. Ни конюшни своей нет, пи прудов, ни поля для гольфа… О подземном бункере я вообще уже молчу. Даже корты хотели сделать – и не сделали, места не хватило. Приходится на чужих играть, правда у нас ключ от них есть… Входите!
Калитка распахнулась. Машина уехала. Салим вошел вслед за Евой, держа Стаса за руку.
Ключ от соседских кортов у Вигнати действительно был. Это были соседи справа, пройти на корты можно было прямо с участка, калитка за гостевым домиком. Когда-то давно Евкин папа вовсю играл в теннис с дядей Левой. Месяца два они играли, если не больше. Потом дядя Лева уехал в Израиль, а папа в Штаты. Макс с Алкой пару раз на заброшенные корты наведывались. А Ева – ни разочка. Нет, она, конечно, тоже умела красиво махать ракеткой, куда ж современной леди без этого. Но с кем играть-то? Тем более, сейчас в соседском доме жили рабочие, достраивали этаж. Не прыгать же антилопой у них на виду! Где-то за домом залилась собака, гремя цепью.
– Это она от радости, не бойся!
Салим покачал головой. Он на дом покачал, но Ева расценила это по-сво-ему:
– Да точно, точно от радости! Лорда у нас не кусачая и не бесится. Ей просто скучно одной. И есть небось хочется. Мне вот уже хочется чего-нибудь вкусненького. Вы тоже наверняка голодные. Да?
– Я – не очень, – соврал Салим.
– А ты? – Ева нагнулсь к малышу.
Стас не отреагировал. Или слегка напрягся, кажется. «Да уж, не хотела бы я иметь такого брата!» – подумала Ева. Ее сестренки-близняшки намного прикольнее. А брат Макс – это и не брат почти, а как маленький папа. Совсем другое дело. Они вошли в дом.
– Тут у нас большая столовая, а там кухня. Мы чаще всего на кухне едим, сюда таскать далеко. А Любуня сердится, говорит, что ничего ей не далеко таскать, особенно ради гостей или большой дружной семьи.
– А Любуня – это кто?
– Бабушкина компаньонка. Да ты ж ее видел. Вы вместе ехали.
– Неа, не видел.
– Ну и ладно, мало потерял. Ничего особенного. Толстая такая. Но добрая-предобрая, и пироги печет – просто ням! Я б тебя угостила, если б они сейчас были, но кажется…
Ева заглянула в хлебницу, сделанную в виде славянской ладьи, потом в пару пакетов рядом с ней и скривилась:
– Фи! Хлеб заплесневел! Весь! Инна недоглядела. А пирогов нет, конечно…
Она собрала все в один пакет и двумя пальцами понесла вон из кухни.
– А хлеб, между прочим, выбрасывать низя-а! – подколол ее Салим.
Но Ева только плечиками повела:
– А я не выбрасывать! Я непорченое обрежу, а остальное собаке в кашу добавлю.
– Ага, щаз, уже поверил! Если обрежу и в кашу, то зачем уносить с кухни?
– Пф! Ну я ж не тут буду кашу варить!
– А где же?
– Пошли покажу, если интересно.
Они пошли. Для варки собачьей еды и прочих грязных работ было отведено отдельное чистое помещение. На плите стояла гигантских размеров кастрюля со следами многочисленных побегов овсянок-перловок. Ого!
– А ты Лорду увидишь – поймешь, зачем такие размерчики! И потом, глупо ведь варить на один раз.
В углу притулились к стене несколько мешков каких-то круп, один из мешков оказался початым. Впрочем, и коробки с фирменными собачьими кормами и добавками тут тоже водились. В углу деликатно гудел трехкамерный холодильник.
– Надо же, какое совпадение, – рассмеялся Салим. – Мало того, что наших обеих бабушек Верами зовут, они еще и холодильники ухитрились одинаково на разных этажах поставить!
– В смысле?
– В смысле у моей бабушки холодильник стоит не на кухне, а на другом этаже. И у твоей тоже. Только у моей бабушки к холодильнику нужно подняться на один этаж, а у твоей – спустится на пол-этажа!
– У вас холодильник для собаки стоит на втором этаже? – удивилась Ева.
Это холодильник… специально для собаки?! Салим не нашелся, что ответить. У него получилось что-то вроде:
– Аумн… Слушай, а вот тут дома никого нет. А кто бы кормил собаку, если бы ты не приехала?
– Если бы я не смогла приехать, я бы… позвонила Инне, или Алле, или нашим соседям в крайнем случае. Еще есть специальная служба. Мы ею не пользовались никогда, но кто мешает? А вообще-то один разгрузочный день пошел бы псине на пользу. Подумаешь – денек не поесть!
– А не пить?
– А у нее поилка с автонаполнением. Эй, ты что, собаководом к Вигнате решил устроиться?
Ева, пока отвечала на вопросы, успела включить под кастрюлей электроплиту и налить в нее несколько кувшинов воды из-под крана, расположенного тут же.
– Я наверх пойду, там Стас один, – сказал Салим.
– А я тоже иду. Пока еще тут это корыто разогреется!
Ева впервые оставалась в бабушкином доме одна, то есть не одна, а одна-без-взрослых, за хозяйку. Впервые сама собиралась готовить еду Лорде. Но после недавно лихо прокрученного похищения незнакомого ребенка из клиники ей не то что море по колено, океан был по щиколотку. Хозяйка так хозяйка. Все равно этот дом считай что ее собственность. Не отойдет ведь он постороннему никому, в самом деле! Максудом не нужен, сестренки из Америки сюда не прилетят, значит, она – единственная наследница. Будет тут тусняки устраивать. Вот бы тут забацать крутой Хеллоуин для всего класса! Ужин при свечах, а свечи – в тыквах, и всякое такое… Увы, с Вигнатей это невозможно.
– Предлагаю пообедать, а потом позвонить твоей бабушке насчет Стаса.
– Ага. Сначала надо попробовать накормить ребенка. Он почти ничего не ел до больницы. А как сейчас – не знаю. Вряд ли они его вылечили.
– Это точно. Он у вас такой страшненький, тощий… Но очень славный!
Салим только фыркнул: слишком уж поспешно и слишком уж вдогонку
было это «славный».
– А хочешь сначала на Лорду посмотреть?
– Хочу.
…Стасик ждал-ждал брата и незаметно стал потихоньку путешествовать по кухне, пока ждал. Он сразу понял, что это кухня. Солнышкина кухня. Сначала в машине он думал, что они едут домой. Не домой к бабушке, а домой к маме. А потом догадался, что они едут к солнышку. Наверное, мама еще болеет в больнице. Теперь Стас знал, как это – болеть в больнице. Это на много-много-много-много дней, а иногда и навсегда. Стас провел в больнице всего пару суток, но уже знал, что некоторые лежат там по полгода. Мама болеет в больнице, и домой к маме нельзя. А раз не домой к маме, то все равно куда. Стасу было на самом деле почти все равно. Свой мамин дом стал уже забываться. Даже лагерь помнился лучше. В лагере было хорошо, хотя и очень жарко. Там у него в животе еще не было чевяка. Вот бы они опять поехали в лагерь!
Середину кухни занимал стол на двух массивных ножках. Стас обошел вокруг стола. Большой стол! Как остров из мультика.
Раз домой и в лагерь нельзя, то тут тоже хорошо. Главное – тут ему не будут делать уколы, особенно такие страшные, со шлангом-чевяком в руку.
Мало того, что один чевяк уже сидел в нем, эти врачи еще в руку ему хотели второго добавить. Но Стас в больнице ни на секунду не отводил глаза от шланга. Следил. И им не удалось обмануть его!
Кухня была со всех сторон… ровная. Если бы Стас знал слово «квадратная», он бы сказал: квадратная. Но он такого слова не знал. И кухня была ровная. Стас присел и еще раз посчитал ножки: раз-два. И все, больше ножек не было. Стол был целиком, а ножек у него наполовину не было. Интересно. Стас встал и посмотрел на стол. На столе стояла такая как бы миска. С цветами. Наверное, Солнышко их кушает. Вместо груш. Если бы Солнышко ела груши, на столе были бы груши. А цветы стояли бы в вазе. Цветы должны стоять в вазе. Их нельзя есть. Но Солнышку, наверное, можно.
Стас еще раз присел, чтобы разглядеть столовые ножки. Каждая ножка была похожа на толстое дерево. Внизу – корни-лапы. Вверху– ветки-крыш-ка.
– Где он?!
– Стасик!!! Ста-ас, ау!
Салим оббежал кухню по часовой стрелке, а Ева против. За креслом нет, за холодильником нет, за шторкой на окне нет, за…
– А, вот ты где сидишь! Что ты тут делаешь? А ну вылазь давай!
– У тебя тут домик, да?
Ребенок вылезать не собирался. Сидел диким зверьком. Потом вдруг взял и показал два пальца – указательный и средний. «Хорошо, что не один показал, а то с идиота сталось бы!» – со злостью подумал Салим. У него сводило живот от голода. С утра он съел один бублик – и все. И бублик, зараза, оказался такой свежий и ароматный, что только подхлестнул аппетит. Потом из-за Стаса и от волнения он забыл про еду, а сейчас опять вспомнил.
– Это он показывает, что – победа! – догадалась Ева. – Победа, да, Стасик?
Она засмеялась и тоже показала два пальца:
– Виват! Ага?
Но Стасик задумался, потом отрицательно покачал головой, потом открыл рот и посидел так немного с открытым ртом, сосредотачиваясь, а потом вдруг отчетливо сказал:
– Два!
– Заговорил! – обалдел Салим. – Он опять заговорил!
– Тихо, не спугни! – цыкнула на него Ева и засветилась в сторону Стасика: – Два! Конечно. А чего два?
Стас молчал.
– Что два?
– Сто-ол… Ножки. Два.
– Аааа!!! Ты хочешь сказать, что у стола две ножки! Молодец! Точно! У этого стола две ножки.
И Ева полезла под свисающую почти до пола розовую скатерть с синими розами. А Салим почувствовал, что его раздражает тут все. И то, что розы на скатерти синие. И то, что для каждой собаки – свой холодильник. И то, что брат стал разговаривать первым не с ним, а с этой самоуверенной противной девчонкой. И особенно то, что девчонка эта вовсе не противная, а со всех сторон суперная…
Салим сделал шаг в сторону и посмотрел в окно, отодвинув занавеску. За окном был осенний сад с неправдоподобно зеленой, летней травой. У них ни у кого в Осечках, да и во всем Краснодарском крае, наверное, этим жутким жарким летом не было такой травы, все выгорело под палящим солнцем до сухих жалких волосин. А ведь тут, в Московской области было еще хуже, сплошные пожары.
– Ни фига у вас трава растет!
– Что? – Ева вылезла из-под стола вся растрепанная и раскрасневшаяся, сдула со лба рыжую прядку. – А, трава! Да, ты прав, ее косить пора, но я этим заниматься не буду, однозначно!
– Ты умеешь косить траву? – с уважением и недоверием уточнил Салим.
– Пф! А что там уметь-то, три кнопки с половиной… Ладно, всё! Давай звони своей бабушке, а мы со Стасиком пока на стол накроем. Накроем на стол?
Последний вопрос предназначался Стасу. Стас кивнул.
– Нак-о-о-ем.
– Тогда пошли искать в холодильнике всё самое вкусное! Ты что вкусное любишь?
– Знаете что, я, пожалуй, выйду во двор звонить бабушке! – заявил Салим. – А то вы тут слишком громко болтаете…
После еды (Стаса удалось накормить ванильным пудингом с ложки, а волшебный чай с волшебным молоком он выпил сам, потому что иначе волшебное печенье не подействовало бы) Ева заявила:
– Ну, теперь – купаться! После больницы обязательно надо выкупаться и надеть все чистое.
– Мне бы тоже под душ, – попросил Салим. – Если можно…
– Раз под душ, то иди наверх, к спальням. А я Стасика тут в ванне выкупаю. Как ты думаешь, он джакузи не испугается?
– Думаю, лучше не рисковать. А ты мне полотенце дашь?
– Да ты сам найдешь, там в шкафчике стопка.
Салим ушел наверх.
Ева открыла кран, проверила воду, критически оглядела Стаса, который в это время с любопытством оглядывал ванную, и спросила:
– Ты много пены любишь?
Стас слегка пожал двумя плечами сразу, и Ева не поняла: то ли ему все равно, то ли он никогда в пене не купался, то ли это он испугался и потому повел плечами.
– Ладно, – сказала Ева. – Давай так. Пустим самую капельку пены, чисто чтобы вымыться, а потом уже будем играть. Ты любишь играть в ванне?
На этот раз ребенок даже плечами не повел. Евгения хмыкнула, приготовила губку, пену, гель, свой старый детский банный халатик… Не старый, почти новый, просто она из него сразу выросла. Стас в нем утонет, наверное, но ничего более подходящего под рукой не было. Через пару минут игра «я купаю ребенка» была в самом разгаре.
– Ну-ка уши помоем, чтобы паутиной не заросли наши уши… Ох, какая тут паутина! Ну-ка потрем ее мочалкой как следует. Ура-а-а! Уплыла паутина!
Стасик никак не реагировал, но не сопротивлялся и не плакал. Стоял несколько напряженно, держась за левую Солнышкину руку, пока правой его терли.
– А что это у тебя за букашка-бактерия на спине ползает такая? Ну-ка вон отсюда, букашка, смывайся скорее! Ура! Уплыла!
Букашка-бактерия смылась. Дело дошло до деликатного: попу тоже полагалось намылить. Евгения не смущалась, конечно, но с непривычки… Не куклу же все-таки купаешь. Что-то пены много набралось… Ева вытащила пробку. «Ну и подумаешь – попа! – подумала Ева. – Это же детская, не взрослая…»
– А вот что тут еще за грязюка осталась такая? Ну-ка потрем-намылим! Уплыла грязюка! А кто с ней вместе уплыл, знаешь?
Стас не знал. Ева тоже не знала. Так, вспоминаем: паучок уплыл с ушами, таракашка – с шеей, букашка – со спинкой, муравьишка – с животиком. Кто ж уплыл с попой?
– Червяк у нас уплыл!
– А-а-а!!! – завопил Стас. – Чевя-а-ак?!
Стас дернулся так, что Ева едва его удержала, одной рукой-то.
– Эй, стой тихо, а то шлепнешься. Червяк уплыл, ага! С грязью.
Но Стас не стоял, он вопил, прыгал, трясся, выглядывал в пене кого-то…
– Чевяк?
– Нуда.
– Упыл?!
– Нуда! Уплыл! Испугался такого чистого Стасика – и уплыл навсегда! Ты что, не знал? Все червяки чистоты жутко боятся. И бактерии тоже. Как увидят мыло или шампунь, так сразу – фьють! – и привет! В слив! Туда!
Стасик был в шоке. Он с ужасом смотрел в слив.
– Эй, парень, ты чего в меня вцепился? Вода, что ли, холодная? Сейчас погорячее сделаю, погоди…
Но Стас не отцеплялся. Все купание, и вытирание, и даже одевание он смотрел в слив, не отрываясь.
«Ужас, а не ребенок!» – думала Ева, суша Стасу волосы феном. Когда с прической было покончено, Стас неожиданно улыбнулся. А потом засмеялся. Ну, почти засмеялся. В этот момент в ванную вошел Салим. Посмотрел на брата и сказал:
– Правильно мы сделали, что забрали его из больницы!
– Кто спорит! Конечно, правильно. Сейчас мы еще одно правильное дело сделаем, – отозвалась Ева. – За хлебом поедем.
……………………………………………………………………………………
САЙТ УБЕЖДЕННЫХ АТЕИСТОВ
Главная Новости Ссылки Авторы Статьи Форум Проекты Юмор
Летающий Макаронный Монстр (ЛММ, англ. Flying Spaghetti Monster) – божество пародийной религии, основанной Бобби Хендерсоном в 2005 г. в знак протеста против решения департамента образования штата Канзас, требующего ввести школьный курс концепции «Разумного замысла» как альтернативу эволюционному учению. В открытом письме на своем вебсайте Хендерсон возвещает веру в сверхъестественного Создателя, похожего на макароны и тефтели – Летающего Макаронного Монстра, и призывает к изучению пастафарианства в школах, тем самым используя аргумент reductio ad absurdum (сведение к абсурду) против учения «разумного замысла».
Последователи Летающего Макаронного Монстра (ЛММ) называют себя пастафарианцами (игра слов, основанная на растафарианстве и итальянском слове «паста» (pasta), означающем макаронные изделия).
Благодаря своей популярности Летающий Макаронный Монстр часто используется атеистами и агностиками. Но часто используются и другие варианты: Сферический Конь в вакууме, Чайник Рассела, Невидимый розовый Единорог и др.
См. далее:
Влияние количества пиратов на глобальное потепление
Математическое доказательство существования ЛММ
……………………………………………………………………………………
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав