Гены и сексуальность: гетеро и гомо

Третья область, в которой накопление знаний о генетике имеет и будет иметь важные политические последствия, – это сексуальность^[64]. Мало кто станет отрицать, что сексуальность имеет серьезные биологические корни, и с утверждением, что разница между мужчиной и женщиной определяется биологией, а не социальным влиянием, куда труднее спорить, чем с аналогичным суждением о расовых различиях. В конце концов, расовые и этнические группы людей (границы между которыми зачастую четко неопределимы) развились только за последние несколько тысяч или десятков тысяч лет – мгновение ока в масштабах эволюции, – а половые различия существуют уже около сотен миллионов лет, то есть они куда старше человека. Мужчины и женщины различаются психологически, генетически (как известно, у женщин две хромосомы X, а у мужчин – пара XY) и неврологически. Важной струей в сегодняшнем феминизме является мнение, что все эти половые различия заканчиваются в теле, а умы мужчины и женщины по сути одинаковы. Для людей с широким взглядом все половые различия становятся различиями тендерными – то есть разницей в способе социализации мальчиков и девочек. Но очень маловероятно, что это утверждение верно целиком и полностью, и существенный раздел эволюционной биологии последние лет двадцать утверждает, что умы мужчин и женщин сформировались под воздействием разных требований к эволюционной адаптации^[65].

За последние сорок лет по этой теме был накоплен большой объем эмпирических данных. В 1974 году психологи Элинор Маккоби и Кэрол Джеклин подвели итог известного в большой книге "Психология половых различий"^[66]. Эта работа ниспровергла определенные мифы о том, в чем различаются мужчины и женщины – например, о том, что мальчики и девочки отличаются по социабельности, внушаемости, аналитическим способностям или, вообще говоря, разуму. С другой стороны, есть области, в которых многочисленные исследования выявили существенные различия. У мальчиков вербальные способности ниже, чем у девочек, зато выше математические способности и умение зрительно ориентироваться в пространстве, и наконец, мальчики намного агрессивнее^[67].

Последняя книга Маккоби "Два пола" показывает, что тендерные различия возникают в очень раннем возрасте. Широкий спектр эмпирических исследований показывает, что игры у мальчиков куда более физические, чем у девочек, что они сильнее девочек стараются установить четкую доминацию, более склонны к соперничеству, и в соперничестве участвуют группы, а не индивидуумы. Мальчики физически агрессивнее девочек, хотя девочки выказывают более сильную реляционную агрессию (то есть агрессию путем социального остракизма или отчуждения). Беседы у мальчиков отличаются от бесед у девочек и вертятся в основном возле тем агрессии и насилия, тогда как у девочек в центре внимания – семейные отношения. А по отношению к выбору пола товарищей по играм в раннем детстве и мальчики, и девочки будто бы жестко запрограммированы на разделение по половому признаку". Почти все эти результаты наблюдаются во всех культурах. Все это заставило Маккоби предположить, что различие поведения мужчин и женщин определяет некоторый биологический элемент, а не только схема социализации, к которой это различие традиционно относят^[68].

Если же перейти к вопросам о генах и гомосексуальности, политические последствия будут почти полностью противоположны. По вопросам генов – и интеллекта, генов – и преступности, генов – и половых различий левые яростно сопротивляются биологическим объяснениям и стараются опровергнуть свидетельства того, что наследственность играет важную роль в любом из этих видов поведения. По вопросу же гомосексуальности левые занимают противоположную позицию: сексуальная ориентация не есть вопрос индивидуального выбора или социальных условий; она случайным образом закладывается в человека при рождении.

Для эволюционной биологии гомосексуальность всегда составляла особую проблему. Поскольку эволюция, как считается, вся сосредоточена на успешном воспроизводстве, можно было бы подумать, что ген гомосексуальности должен быть довольно быстро элиминирован из популяции естественным отбором. Современные эволюционные биологи теоретизируют, что если гомосексуальность продуцируется неким генетическим фактором, то лишь как побочный продукт иного, высокоадаптивного свойства, такого, которое, вероятно, выгодно самкам и наследуется по материнской линии^[69]. Считается, что мозги различных животных, в частности людей, сексуализируются в предродовой стадии под влиянием определенного уровня различных половых гормонов, набор которых генетически детерминирован. Исследования на мышах привели к гипотезе, что мужская гомосексуальность вызывается недостаточным предродовым воздействием тестостерона.

До настоящего времени наследуемость гомосексуальности оценивалась тем же способом, что наследуемость интеллекта или преступных склонностей: исследованиями на близнецах и усыновленных детях. Эти исследования показали наследуемость от 31 до 74 % для мужчин и от 27 до 76 % у женщин. Многочисленные недавние нейроанатомические исследования показали, что действительно существуют различия в структуре трех частей мозга между гетеро- и гомосексуальными мужчинами; согласно данным Саймона Левея, различия особенно проявляются в гипоталамусе^[70]. Фактическая генетическая связь между определенным участком Х-хромосомы и гомосексуальностью была заявлена Дином Хеймером, исследователем из Национального института здоровья^[71]. С помощью стандартной генетической техники анализа родословной группы мужчин, признающих свою гомосексуальность, Хеймер и его сотрудники установили статистически значимую корреляцию между сексуальной ориентацией и определенными генетическими маркерами хромосомного участка Xq28.

Многие критики выдвигали против этого исследования возражения тех же типов, что и в случае интеллекта и преступности.^[72] Но каков бы ни был окончательный вердикт по этим теориям, гомосексуальность существует почти во всех известных обществах, и естественно предположить какую-то ее природную основу. Что интересно– политика, связанная с этой темой. В отличие от интеллекта и преступности, где левые нападают на самую идею наследуемости, многие активисты-гомосексуалисты привержены идее "гена гомосексуальности", потому что концепция генетической причинности освобождает геев от моральной ответственности за свое состояние. Тут уж правые спорят, что гомосексуальность – это выбор образа жизни. А существование гена гомосексуальности "доказало" бы, что гомосексуальность – как веснушки: состояние, с которым человек ничего поделать не может.

В этом аргументе не больше смысла, чем в утверждении, что среда не может повлиять на интеллект или преступные склонности. Если не считать нескольких болезней, связанных с нарушением единственного гена, таких как хорея Гентингтона, гены никогда стопроцентно не определяют окончательное состояние человека^[73], и нет причины думать, что существование гена гомосексуализма означает, будто культура, нормы, возможности и другие факторы в сексуальной ориентации не играют роли. Тот простой факт, что есть много бисексуальных личностей, указывает, что сексуальная ориентация весьма пластична. Если родители беспокоятся, как бы летний поход с учителем-гомосексуалистом не дал сыну гомосексуального опыта, то отсутствие у сына гена гомосексуализма эту тревогу не снимет.

С другой стороны, правые, которые глубоко убеждены, что гомосексуализм – просто вопрос морального выбора, должны отрицать самый факт, как левые по отношению к разуму или тендерной идентичности: природа полагает пределы. Левшей можно переучить писать и есть правой рукой, но это всегда будет трудно и никогда они не будут ощущать этого "естественным". На самом деле гомосексуальность не отличается от интеллекта, криминальности или половой идентичности в том смысле, что это предрасположенность человека, частично определяемая наследственностью, а частично – социальной средой и личным выбором. Можно поспорить насчет относительного веса генетических и социальных причин в каждом случае, но само существование генетических факторов делает суждения по этой теме крайне поляризованными, поскольку предполагает ограничения человеческого потенциала и действия морали.

Одной из любимейших надежд социальных наук двадцатого века было то, что прогресс естественных наук исключит биологию как существенный фактор в определении поведения человека. Во многих отношениях эта надежда оправдалась: у "научного расизма" не нашлось эмпирической базы, поскольку различия между расовыми и этническими группами или между мужчинами и женщинами оказались намного меньше, чем считали сразу после появления теории эволюции Чарльза Дарвина. Выяснилось, что человечество на самом деле – на удивление однородный вид, и это поддерживает моральную догадку нашей после просвещенческой эпохи относительно универсального достоинства всех людей. Но некоторые групповые различия – особенно между полами – остаются. И биология no-прежнему играет серьезную роль в объяснении различий индивидуумов в пределах популяций. Накопление в будущем знаний о генетике человека только увеличит наши знания об источниках поведения, а потому будет порождать бесконечные политические споры.

Научное знание о причинах неизбежно поведет к поиску технологий для управления этими причинами. Например, существование биологических коррелятов гомосексуальности – в виде внутриутробных андрогенов, нейроанатомических различий или гена гомосексуальности, на котором основаны предыдущие – предполагает возможность, что в один прекрасный день найдется "лечение" от гомосексуализма. И здесь левые законно станут весьма щепетильны относительно принятия биологических объяснений, поскольку они снова будут угрожать равенству человеческого достоинства.

Эту проблему можно проиллюстрировать, поставив следующий мысленный эксперимент. Допустим, что в ближайшие двадцать лет мы придем к хорошему пониманию генетики гомосексуальности и найдем для родителей способ резко снизить вероятность рождения ребенка-гея. При этом не обязательно предполагать наличие генной инженерии; это может быть просто таблетка, обеспечивающая должный уровень тестостерона в матке для маскулинизации мозга развивающегося зародыша. Допустим, что это лечение дешево, эффективно, не дает заметных побочных эффектов и может быть проведено в тайне врачебного кабинета. Допустим далее, что социальные нормы вполне примирились с гомосексуальностью. Сколько будущих матерей согласятся принять эту таблетку?

Я подозреваю, что очень многие, в том числе такие, которые сегодня страшно возмутились бы против всего, что может быть воспринято как дискриминация геев. Возможно, они воспринимают гомосексуальность как плешивость или низкорослость – не факт, подлежащий моральному осуждению, но все же не оптимальное состояние, которого при прочих равных условиях для своих детей лучше избежать. (Одна из гарантий такого отношения – желание большинства людей иметь потомство.) И как это может сказаться на статусе геев, в частности, в поколениях, где гомосексуальность будет элиминирована? Не выделит ли их сильнее такая форма тайной евгеники, не сделает ли более заметной целью для дискриминации, чем раньше? Что еще важнее, очевидно ли, что род человеческий улучшится, если избавить его от гомосексуальности? А если это не очевидно, можем ли мы оставаться безразличными к факту такого евгенического выбора, если он совершается родителями, а не принуждающим государством?

Дата добавления: 2015-12-01