Казачья песня

Кажется, нет ни одного крупного русского писателя, ко­торый бы прошел мимо казачества.

Гоголь, Пушкин, Толстой, Лермонтов черпали в казаче­стве темы для всем известных, ставших бессмертными про­изведений. Они полюбили вольнолюбивый народ, и вполне заслуженно могут быть зачислены в друзья казачества.

Максима Горького к идейным друзьям казачества при­числить никак нельзя, однако и он, несмотря на свою неиз­менную предвзятость и «отталкивание» от всего, что ему ка­залось не «народным», не мог устоять перед очарованием са­мого лучшего проявления подлинной народности - казачьей песни. Приводимые ниже строки, взятые из его рассказа «В людях», служат тому доказательством.

Вот что писал М. Горький о казачьей песне:

«...Казаки казались иными, чем солдаты, не потому, что они ловко ездили на лошадях и были красивее одеты, - они иначе говорили, пели другие песни и прекрасно плясали. Бы­вало, по вечерам, вычистив лошадей, они соберутся в кру­жок около конюшен, и маленький рыжий казак, встряхнув вихрами, высоким голосом запоет, как медная труба; ти­хонько, напряженно вытягиваясь, заведет печальную песню про Тихий Дон, синий Дунай. Глаза у него закрыты, как закрывает их зорянка-птица, которая часто поет до того, что падает с ветки на землю мертвой, ворот рубахи казака расстегнут, видны ключицы, точно медные удила, и весь человек этот - литой, медный. Качаясь на тонких ногах точно земля под ним волнуется, разводя руками, слепой и звонкий, он как будто перестал быть человеком, стал три­бою горниста, свирелью пастуха. Иногда мне казалось, что он опрокинется, упадет спиною на землю и умрет, как зорянка, потому что истратил на песню всю свою душу, всю ее силу.

Спрятав руки в карманы и за широкие спины, вокруг него венком стоят товарищи, строго смотрят на его медное лицо, следят за рукою, тихо плавающей в воздухе, и поют важно, спокойно, как в церкви на клиросе. Все они - бородатые и безбородые - были в эту минуту похожи на иконы: такие же грозные и отдаленные от людей.

Песня длинна, как большая дорога, она такая же ровная, широкая и мудрая, когда слушаешь ее, то забываешь день на земле или ночь, мальчишка я или уже старик. Забываешь всё!

Замрут голоса певцов, - слышно, как вздыхают кони, тос­куя по приволью степей, как тихо и неустранимо двигается с поля осенняя ночь, и сердце растет и хочет разорваться от полноты каких-то необычайных чувств и от великой, немой любви к людям, к земле.

Маленький, медный казак казался мне не человеком, а чем-то более значительным, сказочным существом, лучше и выше всех людей. Я не мог говорить с ним. Когда он спра­шивал меня о чем-нибудь, я счастливо улыбался и молчал смущенно. Я готов был ходить за ним молча и покорно, как собака, только бы чаще видеть его, слышать, как он поёт...».

Дата добавления: 2015-12-01