Читайте также:
|
Жан-Мари РОБИН
Социальные изменения начинаются вдвоем
Социальные последствия Гештальт-терапии
Тезисы лекции Ж.-М. Робина, прочитанной на XX конференции Московского Гештальт института (февраль 2011).[1]
Часть первая
Социальные изменения начинаются вдвоем
«– Вот уже несколько недель – говорит пациент – как я задаю себе вопрос, не прекратить ли мне терапию, так как мне кажется, что я больше не продвигаюсь вперед, хожу по кругу, теряю свое время...»
«– Осознаете ли вы, что же вы такого делаете, что больше нет движения вперед?»
Поскольку диалог этот лишен всякого контекста, есть риск представить его в карикатурном и интерпретативном виде. Однако, предлагаю вам рассмотреть, что таким образом может сказать этот психотерапевт, и что останется имплицитным, скрытым в его ответе:
«Если нет продвижения вперед, несомненно, вы единственная тому причина.
Не менее очевидным является и то, что мне как терапевту не могут предъявляться обвинения. Я использую все свои знания и опыт для того, чтобы вы продвигались вперед. Но я ограничен вашим сопротивлением изменениям».
Такой ответ подразумевает, что сопротивление размещается со стороны пациента. Этот психотерапевт – эксперт психической жизни, и в данном качестве он понимает те аспекты опыта своего пациента, к которым у последнего, вероятно, нет доступа. Таким образом, у него больше способностей и компетенций, чем у пациента. И предел возможностей терапевта лишь в пределе возможностей пациента к сотрудничеству. Если пациент не открывает ту или иную составляющую своего опыта, причину нужно искать в его, пациента, сопротивлении и защитных механизмах.
Концепция человека такого терапевта содержит идею, что мы – отдельные существа, каждый ответственен сам за себя. Подразумеваемое таким терапевтом требование «Прими на себя ответственность за то, что с тобой происходит» указывает, что ответственность принадлежит индивиду, так как индивид предшествует их взаимоотношениям. То есть, терапевт выбирает «объективистскую» перспективу, когда другой является «объектом» его работы, приложением его компетенции и его знаний.
На этом список имплицитных постулатов, содержащихся в простом вопросе терапевта, не исчерпывается.
Перлз настаивал на том, чтобы его пациенты преобразовывали свои вопросы в утверждения, он считал, что всякий вопрос содержит скрытое утверждение. Если эта рабочая гипотеза имеет под собой основание, то должна существовать возможность применения ее и к терапевту. Соглашаясь с данной гипотезой, я, в свою очередь, заявляю, что любое высказывание психотерапевта или обращенный к пациенту вопрос раскрывает карту мира терапевта. Он через вопросы говорит о своей концепции человека и мира, высказывает свою концепцию психопатологии и патогенеза, а также концепцию изменений и, следовательно, то, как он сам собирается изменить ситуацию.
Внешне невинные вопросы «Что вы чувствуете?», «Когда это началось?», «Напоминает ли вам это какой-то эпизод из вашего детства?» проявляют предпосылки, априорные суждения психотерапевта и даже раскрывают возможные перспективы изменений.
Беседа, проводимая психотерапевтом, – это одновременно и получаемая информация, и даваемая. Пациенты улавливают эту информацию (иногда не осознавая этого). Вот почему психотерапевты и аналитики давно заметили, что юнговским пациентам снятся юнговские сны, клайновским – клайновские сны и т.д. Подобное явление не ограничивается снами, а распространяется на весь опыт.
Итак, какую информацию я хочу дать своим пациентам? Хочу ли я им, к примеру, сказать: «Осветив ваше прошлое по-новому, мы найдем ключи, открывающие дверь сегодняшним изменениям», «Для вашего развития необходимо непосредственное осознавание, а также выражение ваших ощущений, эмоций и чувств», «Только вы отвечаете за то, что вы проживаете» и т.д.?
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 95 | Нарушение авторских прав