|
Читайте также: |
Автор: Татьяна Синяева (Tinuviel)
Жанр: романтика/драма, Каору/Кеншин
Персонажи принадлежат Нобухиро Вацуки.
Тихо падающие лепестки сакуры нежно-розовым шелковым покрывалом укутывали все вокруг. Налетающий ветерок порой взметал их вверх и кружил в причудливом танце. За этим танцем и наблюдала девушка с длинными иссиня-черными волосами, стоящая у раскидистого дерева. Вокруг царила необычайная тишина. Наверное, потому, что ее единственный ученик, нахлебник лет одиннадцати и в некотором роде приемный младший брат, уже получил свое на уроках фехтования (в прямом и переносном смысле этого слова) и умчался к своей ненаглядной Цубаме – официантке близлежащего ресторанчика.
«Вот и славно. Зато мы вдвоем с Кеншином», – подумала девушка, непонятно отчего смущенно покраснев при этой мысли.
– Каору-доно? – вопросительно окликнул знакомый до боли в сердце голос, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.
«Да уж, как всегда вовремя». Постаравшись овладеть собой хоть немного, она повернулась, солнечно улыбаясь рыжеволосому мужчине. Тот занимался любимым делом – стиркой. Сложно поверить, что этот невысокий человек, весь в мыльной пене и с налипшими на лоб огненными космами – один из сильнейших мечников Японии! Впрочем, даже полинявший до розового цвета ги не способен скрыть, как перекатываются мышцы на его загорелых руках, когда он оттирает какое-нибудь особо упрямое пятно…
– Каору-доно? – на сей раз голос прозвучал совсем близко, и на нее в упор глядели встревоженные аметистовые глаза. «Дело плохо, Каору, он уже хмурится... Кажется, он что-то спрашивал?»
– Ди… дивное утро, верно, Кеншин? – наконец проскрипела она, пытаясь собрать отчаянно разбегающиеся мысли. Он нахмурился еще сильнее:
– С вами все в порядке, однако?
– Все хорошо, что ты! – Каору поспешно затрясла головой и постаралась улыбнуться как можно беспечнее. Черты его лица разгладились, и он улыбнулся в ответ, возвращаясь к развешиванию белья на веревках. Улыбнулся своей обычной «бродяжьей» улыбкой, не освещающей глаз. Эта отстраненно-вежливая улыбка ранила куда сильнее, чем вечный уважительный суффикс «-доно». Все это – кирпичики в стене, которую воздвигал он вокруг себя, пряча истинного Кеншина Химуру.
Порой это напоминало ей детскую погоню за стрекозами, которая так нравилась ей в детстве. Кажется, будто сверкающее крыльями насекомое уже в твоей руке, но стоит шагнуть ближе… Кеншин давно был ей хорошим другом. Проблема лишь в том, что она хотела большего. Хотела быть всегда рядом, выслушивать его горести и радости, поддерживать по мере сил. Хотела отгонять мучившие его кошмары, из-за которых он многие ночи провел на энгаве с мечом у плеча, вместо того, чтобы мирно спать на своем футоне. Хотела иметь право назвать его «мой Кеншин» не только в мыслях...
И снова ее прервали. На сей раз – легким, невесомым прикосновением. Каору удивленно замерла, почувствовав тепло его руки.
– Лепесток запутался, вот так вот, – будто оправдываясь, улыбнулся он, снимая с ее волос маленький лоскуток розового цвета.
– А… – она вновь залилась краской. – Тогда… тогда мне пора бежать, наверное… Надо сбегать на рынок, заодно к Тае-сан загляну. «И может быть, приведу в порядок мысли. Рядом с ним это все равно невозможно…» – мысленно проворчала она.
– Вас проводить? – быстро откликнулся он.
Девушка затрясла головой: – Не стоит, я туда и обратно.
– Тогда к Вашему возвращению я приготовлю Вам горячую ванну.
– Лучше отдохни немного пока, хорошо?
– Выполнять работу по дому – самое меньшее, чем Ваш покорный слуга может отплатить Вам за Вашу доброту, Каору-доно. В конце концов, Вы приютили его.
И снова, непонятно почему, эти слова отозвались в ней грустью. Поспешно отвернувшись, она преувеличенно жизнерадостно помахала ему рукой через плечо, не замечая, как бывший самурай встревожено нахмурился ей вослед…
Темноволосая девушка шла по улочке, гневно взметая клубы пыли и без того поношенными сандалиями (купить новые было не на что – нужно было тратить деньги на питание живущих в ее доме, да и Яхико постоянно вырастал из одежды. Поэтому о себе она думала мало, предпочитая тратить деньги на свою странную «семью»). Шагала она размашисто, явно более привычная к свободе тренировочного костюма для фехтования, чем к стесняющему движения кимоно. «Кеншин – дурень, дурень, дурень!» – попавшийся под ноги камешек полетел далеко в сторону, а девушка запрыгала на одной ноге, шипя от боли. Поймав на себе удивленные взгляды прохожих, она смутилась, покраснела и принялась усердно отряхивать кимоно. Затем уже куда медленнее пошла дальше. «Так, Камия Каору, соберись немедленно!» – попыталась она взять себя в руки. – «В конце концов, что это такое? Ты спокойно жила одна! Никто тебе был не нужен, и уж какой-то мужчина точно не мог лишить тебя самообладания одной своей улыбкой!»
Да… Если честно, многое в этом списке было не до конца правдивым. Она не «спокойно жила одна», а сильно тосковала в одиночестве без семьи и настоящих друзей. Не говоря уж о том, что питаться приходилось кое-как – кухарка из Каору, воспитанной одним только отцом, была из рук вон плохая… Хорошо хоть иногда Тае-сан помогала в этом плане… На мужчин она и правда не обращала никакого внимания (по крайней мере, не видела в них никого более, чем соученики – сперва, и ученики – после смерти отца), от любых попыток знакомых ее «пристроить» замуж отмахивалась, а приставания особо пылких ухажеров заканчивались их избиением и, как следствием – распространением по городу слухов о ее полной и окончательной неженственности. Вот только все это и доказывало неправильность ее последнего самоупрека – Кеншин вовсе не «какой-то».
«Совсем не просто какой-то…» – тяжко вздохнула Каору. Она передумала идти к Тае-сан – сейчас совсем не хотелось выслушивать ее допросы по поводу отношений с Кеншином и понукания в духе: «Тебе уже восемнадцать, а ты все еще не замужем и вообще никогда ни с кем не встречалась! Так и останешься старой девой… Каору-чан, нужно брать инициативу в свои руки!» Нет-нет, только не это! Резко развернувшись на месте, она побрела к реке и уселась на знакомое бревнышко. На этом самом бревне она когда-то дала взаймы Кеншину любимую ленту для волос цвета индиго – лишь бы найти предлог удержать его от новых странствий… «Что за глупый Бродяга… Эти постоянные его «ваш недостойный слуга»… Ну сколько всего нам нужно вместе пережить, чтобы он хоть что-то понял наконец?!» Сколько раз он должен придти израненным? Сколько раз она должна беспокоиться и не спать ночами, боясь, что утром снова останется совсем одна?
На лист, плывущий по поверхности воды, села стрекоза, блестя слюдяными крылышками. Каору, вспомнив, наконец, о времени, мельком глянула на нее и, нахмурившись, оттерла незаметно подкравшиеся слезы. Мотнув головой, она решительно вскочила на ноги, размахнулась и метнула подобранный с берега камушек в воду, вспугнув насекомое. Стрекоза взлетела, и, на несколько мгновений замерев в воздухе (причем девушке показалось, что она смотрит своими фасеточными глазами явно укоризненно), скрылась из виду. Внезапно устыдившись ребячеству своего поступка и почувствовав неприятную пустоту в душе, шихандай медленно побрела домой, бормоча что-то вроде: «Ну и ладно! Ну и не надо! И так проживу… Наверное, ничего другого мне не суждено». Вторя ее настроению, солнце зашло за тучу. Прохожие вокруг засуетились и заспешили домой, вовсе не желая мокнуть под дождем, которым грозилось внезапно нахмурившееся небо…
Совсем скоро она подошла к воротам своего доджо и… столкнулась нос к носу с Саноске. Тот застыл на месте, будто его застали на месте преступления, нервно взъерошил волосы и засмеялся:
– Привет, Малышка! Сегодня неплохо выглядишь. Ты…это… не сердись, мы же друзья, верно? Хе-хе… Я вот письмецо занес – специально для тебя старался… Ну ладно, покеда, я побежал!
Проскочив мимо, он поспешил вниз по улице, а Каору успела только изумиться тому, что он, вопреки устоявшейся привычке, не стал клянчить у нее денег на игру или выпивку. «Неужто натворил чего?» – нахмурилась девушка, отрешенно вертя в руках конверт.
Ее опасения подтвердились самым худшим образом, когда, зайдя на кухню, она обнаружила Кеншина, готовящего ужин. Нет, в общем-то, в этом не было ничего удивительного – бывший самурай постоянно готовил для нее и с большим удовольствием. Но сегодня его ладонь оказалась перевязана платком, промокшим от крови… его крови. В две секунды она подлетела к своему «постояльцу», требовательно вопрошая:
– Что стряслось?!
– Каору-доно, как хорошо, что Вы вернулись! Рис почти готов, вот что я скажу… – невинно улыбаясь, попытался перевести разговор рыжеволосый мужчина.
Опасно прищуренные лазурные глаза, вдох-выдох:
– Кен-шин. Что С Твоей Рукой?
Вздохнув, он сдался: – Сано повздорил с одним из своих приятелей из игорного дома. Завязалась драка, игроки повыхватывали ножи, а Ваш покорный слуга всего лишь пытался предотвратить кровопролитие.
– Предотвратил?! – с явным сарказмом, кивая на его порез, прервала его она.
– Да, – не поняв, отозвался он с умиротворенным видом. Каору яростно фыркнула и потащила его за собой в комнату. – Оро?!
– Садись, – коротко приказала она, изо всех сил стараясь не взорваться, и уже привычным, отработанным движением доставая склянки от Мегуми и припасенные бинты. Опустилась рядом с ним на колени, осторожно взяла узкую ладонь с длинными пальцами – такую знакомую, такую теплую… такую далекую – в свои, сняла испачканный платок. Порез был глубоким, но Кеншин, конечно, переживал и худшее. Для него это было парой пустяков. Молча, прикусив губу, девушка принялась промывать его рану.
– Не волнуйтесь, Каору-доно, это ведь всего лишь царапина. Бывало и похуже, вот что я скажу.
– Идиот! – рявкнула она наконец, чувствуя вскипающие на глазах слезы. – Идиот! Ты постоянно думаешь о других, не думая о себе. Но ты не понимаешь, что я чувствую, когда вижу тебя израненного. Я помню, что бывало похуже! Я помню, каким ты был после всех этих сражений с сумасшедшим Шишио, когда мы боялись, что ты не выживешь… Я всё помню, ясно тебе, бесчувственный чурбан? Каждую «царапину» и каждый твой шрам… А, да что ты понимаешь!
В оглушительной после такой тирады тишине слышался только тихий плеск воды в тазике. Вся злость на него вдруг куда-то ушла, взамен оставив только грусть и пустоту. Девушка с трудом сдерживала слезы…
– Каору-доно, – тихо прошептал Кеншин, нарушив наконец хрупкую тишину. Она только мотнула головой в знак того, что слушает – сделала вид, что сосредоточена на перевязке, а на деле не решалась поднять взгляд на любимое лицо из опасения разрыдаться окончательно. Он, конечно, и так почувствовал ее состояние – хозяйка доджо Камия давно выучила, что от него ничего не скроешь. Полоска бинта заканчивалась, делать бантик достаточно долго тоже не выйдет…
– Каору-доно, простите меня.
Она все же не удержалась, и удивленно вскинула голову, встретившись взглядом с его – таким смущенным, потрясенным, таким ласковым, таким… что это там, нежность? Сперва она даже не заметила, что он положил поверх ее рук свою здоровую и тихонько гладит ее запястье.
– Простите меня, – повторил он убежденно, с явным раскаянием в голосе. – Ваш покорный слуга совсем забыл, как переживает за него Каору-доно. Он не хотел Вас расстраивать… снова. Он просто ненадолго забыл, что кому-то нужен, что он не один на этом свете, и больше не имеет права не думать о своем здоровье. Даже когда помогает другим.
– Бааака, – всхлипнув, отозвалась Каору, и он в ответ весело улыбнулся:
– Так-то лучше. А главное, заслуженно.
Гибким движением Кеншин поднялся с колен и помог подняться ей, задержав руку на плече девушки чуть дольше, чем это было необходимо.
– Приводите себя в порядок, Каору-доно, и пойдемте, отужинаем вместе.
Уже в дверях он обернулся и добавил с улыбкой, помахав в воздухе аккуратно забинтованной ладонью: – Спасибо Вам…за всё.
– Я всегда тут, Кеншин, – невпопад отозвалась она, но он, кажется, понял, и благодарно кивнул, направляясь к кухне.
После ужина Каору помыла посуду и вышла на энгаву, присев неподалеку от отдыхающего Кеншина. Она вспомнила наконец, что Саноске («чтоб ему с его вечными попойками и драками!») говорил что-то о письме. Письмо оказалось из Киото, от лучшей подруги – неунывающей маленькой ниндзя Мисао. Каору не могла удержаться от улыбки, читая восторженные строки обо всем на свете, с перескакиваниями с темы на тему, с упоминаниями, что через плечо смотрит дед Окина, и он, а также весь Онивабан передает Кеншин-гуми привет... Затем речь зашла об Аоши. Даже тон письма стал как-то сдержаннее, впрочем, и тут проглядывала надежда – Мисао писала, что ее «человек-айсберг» (как называли его другие), и «несравненный Аоши-сама» (как называла его она сама) уже пьет чай не в одиночестве, а в ее обществе. Правда, разговорчивее он от этого не стал, но прогресс налицо.
Каору прижала бумагу к груди и от души пожелала, чтобы Мисао обрела свое счастье. Ведь она давно его заслуживает! Вздохнув, девушка вернулась к посланию…
В последних строках Мисао спрашивала, как у Каору дела с Кеншином, шутливо интересовалась, пригласят ли их с Аоши-сама на свадьбу, советовала не отчаиваться, если твердолобый бака все еще ничего не понимает, и обещалась вскорости приехать в гости проведать подругу и показать «малышу Яхико», что девушек надо уважать... Хотя бы за то, что они порой сильнее.
«Не отчаиваться, вот как? Как же мне иногда не хватает твоего настроя, Мисао…»
– От кого письмо, позвольте поинтересоваться, Каору-доно? – вмешался в ее мысли сидящий рядом мужчина. Он выглядел таким спокойным, таким расслабленным – в кои-то веки… Заходящее солнце особенно выигрышно подсвечивало его огненно-рыжие отросшие пряди. Дождь прошел, и сейчас на небе сияла радуга – словно мостик между пурпурно-красными облаками.
– Письмо? Ах да, от Мисао.
– А, Мисао-доно, – расплылся в улыбке Кеншин. – Передайте ей, Окине-доно и Аоши привет и от недостойного слуги, когда будете писать ответ.
– Да, да, конечно, – рассеянно отозвалась Каору.
– Вы… Вы ведь не сердитесь больше? – он с таким покаянно-смущенным видом почесал затылок, что она не выдержала и рассмеялась.
– Нет, успокойся уже! Разве на тебя можно долго сердиться? – она протянула ладонь и погладила его по щеке, все еще весело улыбаясь. Затем, увидев мелькнувшее в его глазах напряженное удивление, отдернула руку, будто обжегшись, и поспешно отвернулась.
– Каору-доно…
– Хм? – не оборачиваясь, отозвалась она, крайне сосредоточенно разглядывая небо над головой.
– Мне очень нравится, когда Вы смеетесь и от души улыбаетесь. Ваш покорный слуга тогда счастливее всего… Просто порой ему кажется, что он и этого не достоин. Но… Каору-доно достойна лучшего, а потому… не грустите, Каору-доно. Пожалуйста, – тихо попросил он, сам подвигаясь ближе.
Темноволосая девушка осторожно повернула голову и увидела в его взгляде одну только искренность – и еще надежду.
– Кеншин, – выдохнула она и улыбнулась – тихо и успокоенно. «Может, и не нужно ничего торопить? Может, нужно радоваться уже тому, что сейчас есть у нас…»
Золотисто-красная стрекоза, блестя крылышками в закатном свете, сама опустилась на ее колено, на простой голубой цветок, вышитый на кимоно. А девушка с улыбкой прижалась боком к любимому мужчине – и он не отодвинулся. Еще никогда она не чувствовала себя так спокойно и уверено – пусть и не надолго, пусть только на сегодня… Больше ей не придется гоняться за тем, что казалось недостижимым. А разве не в этом счастье?
февраль 2010
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав