Fiestaconlosvampires [28]
Ребенок был в опасности, поэтому успокоиться я не могла. Я так крутилась и отбивалась, что одна из моих туфель соскочила и отлетела куда‑то. Я вонзила зубы в ладонь Иэна и стала пихать его локтями в ребра. Годы, проведенные за работой в саду, сделали меня сильной, однако Иэн не только не ослабил хватку, но даже ни разу не вздрогнул.
У меня создалось ощущение, что ему нравится такой физический контакт.
Только я изготовилась, чтобы, наклонив голову вперед, со всего маха откинуть ее и сломать Иэну нос, как услышала его шепот:
– Младенца никто не обидит, и никто не причинит ему вреда. Я тебе обещаю.
Странно, но я поверила.
Когда я прекратила драться, Иэн объявил:
– А теперь я тебя отпущу.
Он уткнулся в мои волосы, а потом быстро поцеловал меня в шею.
Я вдруг с кристальной ясностью вспомнила наш роман. И подумала: что‑то здесь не так. Как меня может возбуждать другой мужчина, если я люблю Освальда? Я прекрасно знала, что пытаться возбудить девушку, состоящую в серьезных отношениях, – со стороны Иэна просто порочно.
Дюшарм отпустил меня. Я не стала терять время на поиски туфли и тут же снова припала к отверстию в заборе. Эдна, откинув с лица капюшон, держала на руках счастливого и невредимого ребенка. Сэм и Уинни, которые тоже откинули капюшоны, стояли возле мраморной чаши. Сайлас передал Сэму нож.
Бедняга Сэм выглядел так, словно его насильно загнали на костюмированную вечеринку. Вытянув вперед левую ладонь, он медленно произнес:
– Этот ребенок – моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.
Поморщившись, он резанул свою ладонь. Однако надрез оказался слишком осторожным, и кожа осталась неповрежденной. Сэм беспомощно взглянул на Уинни, и та забрала у него нож.
Перехватив его взгляд, она успокаивающе улыбнулась, а потом сделала на руке Сэма небольшой надрез. Тут же полоснув собственную ладонь, она проговорила своим приятным, но твердым голосом:
– Этот ребенок – моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.
От такого проявления родительской преданности я прослезилась.
Сэм и Уинни держали руки над чашей, а Уиллем взял со стола хрустальный бокал. Насколько я могла понять, в нем была вода; в нетвердой руке Уиллема жидкость слегка колыхалась. Плеснув водой на руки молодой пары, он снова заговорил на своем непроизносимом языке. Это напоминало дублированный фильм: звуки не совпадали с движениями губ.
– Зас‑свидетельс‑ствовано, что этот ребенок впредь будет нос‑сить имя Элиз‑сабет Табита Грант‑Хардинг, – объявил Сайлас.
Эдна снова передала Сэму и Уинни извивающееся дитя, и они улыбнулись.
Элизабет!
Я обернулась к Иэну и наступила ему на ногу.
– За что, дорогая? – тихо спросил он, поднимая мою потерявшуюся туфлю и передавая ее мне.
– За то, что мой страх доставляет тебе удовольствие, – прошептала я в ответ.
Иэн по‑прежнему обладал обескураживающей способностью заставлять меня думать: секс, секс, секс.
– А‑а… Но я так обрадовался твоему присутствию! Ну что же, беги приводить себя в порядок, чтобы Освальд не заподозрил тебя в шпионстве. Поговорим позже.
Радостно посвистывая, Иэн двинулся на территорию бассейна, а я вприпрыжку помчалась через поле. По прибытии в хижину я заметила, что мои аккуратные туфельки запылились, а от платья отлетели верхние пуговицы, обнажив большую часть tetas [29]в хорошеньком розовом лифчике. Черт бы побрал этого Иэна Дюшарма!
Я скинула туфли и, стянув платье, попыталась оценить нанесенный ущерб. Возможно, все это удастся исправить. Я обыскала ящичек для сигар, в котором лежали булавки, разрозненные пуговицы и несколько катушек с нитками. Однако ни одна пуговица к моему платью не подходила.
Тут открылась входная дверь, и я выдернула из шкафа первое попавшееся платье – рубиново‑красное из облегающего джерси. Я просунула в него голову и быстро натянула на бедра. Если бы такое платье надела Уинни, оно выглядело бы стильно, но в моем случае этот фасон еще больше подчеркивал все изгибы тела. Такое платье следует носить с высокими каблуками, поэтому я впихнула ноги в черные шпильки с открытым мыском. Когда Освальд вошел в спальню, я приглаживала волосы руками.
– О, ты все еще не спишь.
– Конечно, нет. Но я заснула в одежде и… э‑э… мне пришлось приводить себя в порядок.
– Ладно, – с некоторым изумлением сказал он. – Если ты, конечно, уверена, что хочешь пойти.
– Я – да. Но если ты, Освальд, не хочешь, чтобы я туда пошла, может, стоит просто сказать мне об этом?
Он не ответил, и я потопала в ванную. Поглядев в зеркало, я увидела, что в результате схватки с Иэном моя помада размазалась по всему лицу. Что касается платья, то, если в нем таскаться по улицам и приставать к мужикам, даже прожженные проститутки посчитают меня шлюхой. Неудивительно, что Освальд колеблется.
Я, конечно, могла переодеться, но потом подумала: эти люди только что ходили в причудливых одеяниях и принимали участие в жутковатой церемонии, так какого черта я должна производить на них впечатление? Я привела в порядок свой макияж, и мы с Освальдом вышли на улицу.
– Ты джемпер не хочешь прихватить? – засомневавшись, поинтересовался Освальд. – На улице холодает.
– Нет, мне и так хорошо. Как прошло мероприятие?
– Длинно и скучно, – ответил он, поднимая на меня глаза. И добавил чуть погодя: – Наконец появился Иэн.
– Э‑э… Уинни обрадуется.
По полю мне пришлось идти на мысках, чтобы не топить каблуки в земле. Мерцающие на деревьях огоньки, сверкающие фонарики и веселенькие горшочки с цветами, украшавшие внутренний дворик, делали сцену у бассейна еще более нереальной. В воздухе плыл тонкий аромат белых цветов табака.
– Ветерок поднялся, – заявил Освальд, снова взглянув на мое облегающее красное платье. – Могу сбегать за твоим плащом. Я мигом.
– Спасибо, не надо.
Гости бродили туда‑сюда, держа на весу маленькие тарелочки и бокалы с «Кровавой Мэри». Иэн стоял в другом конце дворика, беседуя с родителями Сэма. Он увидел меня, но подходить не стал.
Малышка невинно дремала в своей переносной колыбельке, а Уинни поправляла на ней розовое, обшитое ленточками одеяльце.
– Привет, Уин, – поздоровалась я. – Как дела у малышки Элизабет?
– Ой! Освальд все испортил. Я сама хотела сказать тебе об этом.
Я невинно улыбнулась.
– Мы зовем ее Либби. К нам подошел Гэбриел.
Либби звучит очень старомодно, – заметил он. – Думаю, я буду звать ее За.
Мы с Гэбриелом направились к коктейльному столу.
– Мисс Милагро, я не стану, конечно, выражать недовольство, но что заставило вас надеть это возмутительное платье?
– Простая случайность, однако объяснить сложно.
– Уверен, что дядям это понравится, – сказал Гэбриел, – а вот тетки наверняка выцарапают им глаза, если заметят, как они на тебя глазеют. – Он наполнил два бокала, но поговорить нам так и не удалось.
Гэбриела окружили тетки. Они гладили его по красивым рыжим волосам и восхищались гладкой кожей, словно он был щекастым трехлетним ребенком, а не холеным горожанином.
Ускользнув от этого сборища, я столкнулась с Сайласом.
– Мис‑с‑с Де Лос‑с С‑сантос‑с, – проговорил он, смакуя каждую «с» в моем имени.
– Гос‑сподин Сайлас‑с, – мягко отозвалась я, пытаясь вычислить этого парня. Если доверять моему внутреннему радиометру, то по сексуальной шкале он не относился ни к натуралам, ни к голубым. Его глаза не сходили с моего лица.
Он придвинулся ко мне.
– Надеюс‑сь, вы не с‑станете с‑судить об Уиллеме по тем мыс‑слям, которые он выс‑сказал вчера, – проговорил Сайлас, добавляя в слова в два раза больше «с», чем требовалось. – Я с‑сажусь рядом с‑с ним, чтобы с‑смягчить вс‑спышки, с‑столь нехарактерные для уважаемого и благородного человека, которым он когда‑то был. – Сайлас едва заметным жестом поднес кончики пальцев к голове. – Вы меня понимаете?
Неужели у Уиллема ранняя стадия слабоумия?
– Думаю, да.
Сайлас облегченно улыбнулся.
– С‑сейчас‑с с‑спорить с‑с ним бес‑сполезно. Но мы с‑стараемс‑ся относ‑ситьс‑ся к нему с‑с уважением, которое он завоевал в течение прошедших дес‑сятилетий. Мы отдаем предпочтение терпимос‑сти, а не порицанию.
– Насколько я понимаю, он был другим человеком.
– Он был джентльменом и ученым, нас‑стоящим с‑светилом! – пояснил Сайлас. – У меня с‑сердце разрываетс‑ся, когда я вижу ухудшение его с‑сос‑стояния, но для меня большая чес‑сть с‑служить ему поддержкой на с‑склоне лет.
Мне нравилась его церемонная манера изъясняться. Он казался мне человеком, который слишком много времени проводит со старыми документами и слишком мало – с другими людьми. Недостаток сексуальности в нем тоже вызывал любопытство.
– Это очень любезно с вашей стороны.
– Уинни говорила, что вы пис‑сательница. Это же, наверное, с‑страшно интерес‑сно!
Я тут же прониклась к нему.
– Так только кажется. Я просто часами сижу за столом.
– Уверен, вы с‑скромничаете. Рас‑с‑скажите, о чем вы пишете?
Когда я рассказываю о своих политических ужастиках, люди чаще всего реагируют негативно, но Сайласа это, кажется, восхитило. Я поведала ему о своих рассказах, о попытках написать сценарий, о романе и о новеллах «Uno, Dos, Terror!».
– Не с‑сомневаюс‑сь, что ваш талант с‑скоро признают, мис‑с‑с Де Лос‑с С‑сантос‑с. У вас‑с ис‑сключительный характер, – заявил он. – Меня также интерес‑сует то, как вы выжили. Могу я позвонить вам и приглас‑сить на чашку кофе?
– У меня нет собственного телефона, но вы можете позвонить сюда, и мне все передадут.
– Мерзость! – вдруг завопил пожилой подопечный Сайласа.
Услышав из чьих‑нибудь уст слово «мерзость», я автоматически принимаю его на свой счет.
Но Уиллем указал на Гэбриела и заявил:
– Гомосексуализм – это мерзость. Твой долг перед родственниками – жениться, продолжить наш род и традиции. Твои родители правильно сделали, что отказались от тебя, ведь ты осрамил всех нас!
Я ждала, что Гэбриел разразится каким‑нибудь злобным ответом. Но мой неизменно находчивый друг в ужасе замер; его красивое лицо залилось румянцем.
Окинув взглядом дворик, я увидела потрясенные лица гостей. Вдалеке повизгивало какое‑то животное, о стеклянный колпак фонаря бился мотылек, а Сайлас, похоже, был в ужасе.
Плевала я на то, что Уиллем когда‑то был приятным человеком. Мне хотелось наброситься на него и до тех пор долбить его яйцеобразной головой о каменные плиты, пока не вытечет мозг, похожий на тухлый желток. Интересно, является ли оправданное раздражение обстоятельством, освобождающим от ответственности за убийство вампира?
И тут возле отвратительного старикашки возник Иэн.
– Данлоп, вы оскорбили всех, кто способен мыслить, – холодно процедил он. – Вы сейчас же уйдете отсюда и вернетесь в свой темный мирок.
Иэн, хоть и отличался добродушием, но фигурой был вполне солидной, поэтому его слова все же проникли сквозь скорлупу головы‑яйца.
Старикашка раскрыл рот от изумления и беспомощно посмотрел на своего адъютанта. Сайлас окинул взглядом собравшихся и вежливо произнес:
– Большое с‑спас‑сибо за ваши щедрос‑сть и гос‑степриимс‑ство. Вы были более чем добры к нам. Нам нужно идти, а вы, пожалуйс‑ста, продолжайте вес‑селитъс‑ся.
Уиллем поковылял в дом, а Сайлас остановился возле Гэбриела и сказал:
– Я очень с‑сожалею, что Уиллем так с‑себя повел. Пос‑следнее время ему с‑стало лучше, но путешес‑ствие нарушило его режим.
Гэбриел промолчал, и Сайлас плавной походкой двинулся прочь.
После этого Иэн, взяв Гэбриела под руку, увел его в тень высокого дуба.
Молчание нарушила Эдна. Она повернулась ко мне и заявила:
– Юная леди, а я‑то думала, что именно вы выставите себя на посмешище.
– Еще не вечер, Эдна. Подождите немного – возможно, я сделаю это, – пообещала я.
Нервно рассмеявшись, гости снова начали разговаривать.
Освальд отошел от родителей и приблизился ко мне.
– Как думаешь, с Гэбриелом все в порядке? – спросила я.
Посмотрев на своего брата, он ответил:
– Его родичи никак не могут смириться с тем, что он гей.
Интересно, может, мы с Гэбриелом столь прониклись друг к другу еще и по этой причине? Ни он, ни я не были теми, кого хотели видеть наши родители. Своим родителям я вообще не нужна, а его – хотели бы иметь другого ребенка.
– Но он же не может выбирать сексуальную ориентацию, – возразила я.
– Да их волнует не столько ориентация, сколько то, что род вымирает. – Вид у Освальда был напряженный, будто он и так выдал слишком много чужих секретов.
Трудно предположить, что сказал Гэбриелу Иэн, но через несколько минут он уже улыбался, и снова началось веселье.
Размышляя, стоит ли есть крошечные перепелиные яйца, и если да, то как это нужно делать, я вдруг поняла, что эта ужасная сцена заставила меня начисто забыть о жутковатой церемонии. Может, все дело было в водке, которая содержалась в коктейле, но лица окружавших меня людей вдруг начали казаться загадочными – не потому, что они меня привлекали, просто я начала задумываться: что за черти водятся в этом тихом омуте.
Я выросла в ненормальной семье, поэтому никогда не знала, что значит нормальное поведение.
Из самой гущи вечеринки я переместилась на ее окраину и принялась наблюдать и слушать. Разговоры велись самые обычные, но гости то и дело отлучались на конюшню. Направившись туда, я вошла в темное здание. Мне нравятся насыщенные ароматы животных и сена. Из открытых ворот струился свет и доносился смех. Приближаясь к ним и просовывая голову внутрь, я прекрасно знала, что увижу.
Смакуя розоватые коктейли, Освальд и его родители увлеченно о чем‑то беседовали. Эрни, здешний работник, смешивал напитки из ключевой воды и экологически чистой крови ягненка, который питался травой. Когда я страдала от инфекции, вид и запах крови возбуждали меня. Всего лишь от одного глотка я испытывала такой приступ блаженства, словно это был наркотик. Но моя иммунная система справилась с заболеванием, и это все уже позади. Я вышла из конюшни и вернулась во дворик.
Ко мне не спеша приблизился Иэн, единственный человек, который не облачался в странноватые одеяния и который открыто высказал Уиллему свое фе.
– Милагро, я так рад снова видеть тебя. – Целуя меня в обе щеки, он добавил вполголоса: – Это платье нравится мне даже больше, чем предыдущее.
– Мне тоже приятно видеть тебя, Иэн. Как поживаешь? – Я осознавала, что Освальда нет поблизости.
– С нежностью вспоминаю о недавнем. Моя сестра передает тебе пламенный привет.
Когда я в последний раз виделась с его сестрой, она исходила ядом из‑за того, что я прекратила встречаться с Иэном.
– Передай ей, что скучаю так же, как и она, – слукавила я. – Ты остановился в городке?
– Нынче ночью я еду в город. Хочешь поехать со мной?
– Спасибо, нет. Через несколько дней мне все равно придется туда отправиться, на свадьбу к подруге.
– Ты что‑то не очень этому рада.
– Освальд уедет, и я буду выглядеть как жалкая неудачница, одна‑одинешенька, – ляпнула я. – Он не пойдет со мной по очень уважительной причине. Он едет на границу, чтобы заняться общественно‑полезным трудом и помочь детям, и это прекрасно, но…
– Но? – переспросил Иэн.
– Но мне трудно общаться с друзьями моей подруги. Они меня просто игнорируют.
– Юная леди, никто не станет тебя игнорировать. Если позволишь, я буду сопровождать тебя.
– Правда? – Я быстро взвесила все «за» и «против» этого сценария. Что плохого, если я отправлюсь на массовое мероприятие с Иэном? – Хорошо, но, думаю, Освальду этого говорить не стоит. У него есть некоторые Проблемы, касающиеся нашей… э‑э… дружбы.
Я дала Иэну телефон моей подруги Мерседес, чтобы мы могли связаться, когда я окажусь в городе.
Позже, уже в Хижине любви, лежа в постели, я наблюдала за тем, как Освальд собирает чемодан. Утром, после завтрака, он должен был ехать в аэропорт.
– Как думаешь, Гэбриел в порядке? – поинтересовалась я.
Освальд нахмурился.
– Он парень жизнерадостный. Ничего с ним не будет.
– Ну, во всяком случае, Иэн его защитил.
Освальд смерил меня сердитым взглядом.
– Ты обрадовалась встрече с ним?
– Да, обрадовалась. Он передал мне пламенный привет от своей сестры. Я велела передать ей такой же. – Поскольку Освальд и Корнелия раньше дружили, я спросила: – Мне всегда казалось, что Корнелия к тебе неровно дышит. Я даже слышала однажды, как она говорила, что ты с ней «делился любовницами».
– Не любовницами, а всякой дичью. Как‑то, путешествуя, мы зашли в охотничий ресторан и хорошо там полакомились.
– И я должна в это поверить?
– Да, а я тогда поверю, что Иэн на тебя не зарился.
Такой уговор показался мне вполне резонным.
– А напиток тебе доставят, верно? – уточнила я.
Освальд может достаточно долго не пить крови, но без нее он чувствует себя хуже.
– Биофирма доставит его послезавтра. – Он вынул из своего портфеля какую‑то папку и принялся разглядывать бумажки. – Вот расписание моих передвижений. Возможно, мне не удастся позвонить, но ты обязательно оставь сообщение, если произойдет что‑нибудь важное. Или если не произойдет.
– Вряд ли у меня что‑нибудь случится. Не беспокойся обо мне. – Я выбралась из постели и обвила его шею руками. – Ты прекрасен и великолепен, я уверена, что все будет отлично.
К сожалению, дар предвидения не входит в число моих талантов.
Глава пятая
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав