Благодарности 16 страница

– Если я когда-нибудь остро нуждался в пробежке, так это сегодня.

– Понимаю, – кивнул Йоста. – Ты всегда бегаешь по одному и тому же маршруту?

– Да, только в выходные иногда пробегаю два круга. Я человек привычки. Не люблю неожиданностей, приключений или изменений.

Он замолчал. Йоста и Мартин догадались, о чем он подумал, и тоже молчали.

Кеннет закашлялся и отвернулся, чтобы они не видели, как его глаза наполнились слезами. Кашлянул еще раз, чтобы заставить голос повиноваться.

– Как я уже сказал, я человек привычки. И совершаю пробежки этим маршрутом уже более десяти лет.

– Подозреваю, что об этом знают многие, – произнес Мартин, подняв глаза от блокнота, в котором он написал «10 лет», обведя эти слова в кружок.

– У меня никогда не было оснований делать из этого тайну, – ответил Кеннет и улыбнулся, но улыбка тут же погасла.

– Ты никого не встретил сегодня утром на дорожке? – спросил Йоста.

– Нет, там не было ни души. Я редко кого-нибудь встречаю. Иногда кто-то выгуливает собаку или вывозит на прогулку проснувшегося рано малыша. Но это скорее исключение. Обычно на дорожке нет никого, кроме меня. И сегодня тоже.

– А ты не заметил машины, припаркованной неподалеку? – спросил Мартин и поймал одобрительный взгляд Йосты.

Кеннет задумался.

– Нет, по-моему, нет. Впрочем, я не могу поклясться, что не видел никаких машин. Естественно, какая-то машина могла и стоять, а я мог не обратить внимания… Хотя нет – будь там машина, я бы ее заметил.

– Стало быть, ничего особенного? – упорствовал Йоста.

– Нет, все было так же, как и во все остальные дни. Кроме…

Последнее слово повисло в воздухе, слезы снова потекли из глаз Кеннета.

Мартин устыдился того, что его так смутила эта сцена. Он чувствовал себя нелепо и не знал, что делать, но тут Йоста спокойно протянул руку к тумбочке, взял салфетку и осторожно вытер щеки Кеннета. Затем снова положил салфетку на место.

– Вы что-нибудь выяснили? – чуть слышно прошептал Кеннет. – О Лисбет?

– Нет, пока прошло слишком мало времени, – ответил Мартин. – Судмедэксперт дает свое заключение не сразу.

– Ее убила Она.

Человек, лежавший в постели, сгорбился и съежился, уставившись в одну точку.

– Прости, что ты сказал? – переспросил Йоста и наклонился к нему. – Кто такая «она»? Ты знаешь, кто так поступил с тобой и твоей женой?

Мартин почувствовал, как Йоста задержал дыхание, и понял, что сам невольно сделал то же самое.

В глазах Кеннета промелькнуло непонятное выражение.

– Понятия не имею, – решительно ответил он.

– Ты сказал «она»! – не сдавался Йоста.

Кеннет отвел взгляд.

– Мне показалось, что письма написаны женским почерком. Так что я предположил, что это она.

– Хм, – произнес Йоста, явно давая понять Кеннету, что не верит его словам. – По каким-то причинам именно вы четверо оказались на линии огня: Магнус, Кристиан, Эрик и ты. Похоже, вы с кем-то что-то не поделили. И вы все – ну, кроме Магнуса – утверждаете, что понятия не имеете, кто и почему вас преследует. Однако за всеми этими действиями прослеживается жгучая ненависть, и что-то должно было ее вызвать. Мне трудно представить себе, что вы действительно ничего не знаете, что у вас нет, по крайней мере, хоть какой-то версии.

Он наклонился ближе к Кеннету.

– Это душевно больной человек, – произнес Кеннет. – Другого объяснения я не вижу.

Он отвернулся и сжал губы.

Мартин и Йоста переглянулись. Оба понимали, что ничего от него больше не добьются. Во всяком случае, в этот раз.

* * *

Эрика сидела, держа в руках телефон. Патрик только что позвонил и сообщил, что вернется поздно. Он вкратце изложил ей ход событий, и она едва могла поверить своим ушам. Неизвестный добрался до детей Кристиана! И до Кеннета! Веревка поперек беговой тропы – просто, но гениально.

Мозг тут же заработал с удвоенной силой. Должен быть способ ускорить следствие. По голосу Патрика она поняла, что он в сильном стрессе – и неудивительно. События следовали одно за другим, а полиция ни на шаг не приблизилась к разгадке.

Эрика задумчиво взвесила телефон на ладони. Патрик придет в ярость, если она вмешается в это дело. Но она привыкла собирать материалы и вести журналистское расследование для своих книг. Правда, речь обычно шла об уже закрытых делах, но неоконченное расследование вряд ли сильно отличается. И самое главное – просто бродить по дому и ждать было так невыносимо скучно! Ее буквально трясло от желания сделать что-нибудь полезное.

Кроме того, она наделена интуицией, которая не раз вела ее по верному следу. И сейчас подсказывала ей, что ключи к разгадке – у Кристиана. Многое говорило в пользу этой идеи: он первый из всех стал получать письма, он явно скрывал свое прошлое и сильно нервничал. Маленькие, но важные детали. С того их разговора в рыбацкой лачуге Эрику не покидало ощущение, что Кристиан что-то знает, но упорно скрывает.

Быстро, чтобы не передумать, Эрика натянула на себя верхнюю одежду. По дороге она позвонит Анне и спросит, готова ли та забрать из садика Майю. Сама Эрика вернется домой вечером, но не успеет за Майей в садик. Поездка до Гётеборга занимает полтора часа в один конец – немало усилий ради одной случайной идеи. Но даже если ей не удастся ничего обнаружить, она сможет, во всяком случае, навестить их с Анной недавно обретенного единоутробного брата Йорана.

Мысль о том, что у них есть старший брат, еще не до конца отложилась в голове. Обе они были потрясены, когда выяснилось, что их мать родила во время Второй мировой войны сына, которого отдала на воспитание. Драматические события прошедшего лета все же принесли с собой нечто положительное – и с тех пор они с Анной очень подружились с Йораном. Эрика знала, что для него и той матери, которая его воспитала, она всегда желанная гостья.

Анна сразу же согласилась забрать Майю, которую дети Анны и Дана обожали сверх меры. Вне всяких сомнений, она вернется домой, уставшая от игр и перекормленная конфетами.

Затем Эрика приступила к делу. Ее работа по написанию книг об истинных убийствах – а ее книги пользовались большим спросом – дала ей большой опыт в сборе информации. Она сожалела только, что у нее нет личного идентификационного номера Кристиана – это сэкономило бы ей массу времени. Однако ей пришлось довольствоваться его фамилией и тем фактом, о котором однажды упомянула Санна – что Кристиан жил в Гётеборге, когда они познакомились. Слова Мей, коллеги Кристиана по библиотеке, о том, что он жил в Трольхэттан, тоже застряли в сознании, но она решила, что начать все же следует с Гётеборга. Там он жил до того, как переселиться в Фьельбаку, и с этого места она должна начать. Потом, если понадобится, она доберется до более давних событий. В том, что разгадка кроется в прошлом Кристиана, она ни на секунду не сомневалась.

После четырех телефонных звонков у Эрики уже было что-то – адрес, по которому проживал Кристиан до того, как переехал к Санне. Остановившись на заправке перед самым въездом в Гётеборг, она купила карту города, одновременно воспользовавшись случаем сходить в туалет и размять онемевшие ноги. Вести машину, втиснув между собой и рулем двух младенцев, оказалось на редкость неудобно – и спина, и ноги затекли и онемели.

Как раз в тот момент, когда Эрика снова уселась на водительское сиденье, зазвонил телефон. Держа на весу бумажный стаканчик с кофе, она вытащила телефон, чтобы взглянуть на дисплей. Патрик. Лучше предоставить это дело автоответчику. Эрика все объяснит потом. Особенно если ей удастся добыть что-то, что поможет им продвинуться в расследовании. В этом случае она, вероятно, сможет хотя бы частично избежать упреков, которые, как она понимала, ее неминуемо ждут.

Бросив последний взгляд на карту, Эрика завела мотор и снова выехала на скоростную трассу. Семь лет прошло с тех пор, как Кристиан покинул дом, куда она теперь направлялась. Она вдруг засомневалась. Каковы шансы, что там сохранились следы Кристиана? Люди часто переезжают, ничего после себя не оставляя.

Эрика вздохнула. В любом случае она уже здесь, и Йоран угостит ее кофе, прежде чем она отправится в обратный путь. Так что поездка не окажется совсем бесполезной.

Телефон запищал. Патрик оставил ей сообщение.

* * *

– А где все? – проворчал Мелльберг, сонно оглядываясь вокруг. Он лишь ненадолго задремал, а когда проснулся, в участке не было ни души. Неужели все ушли в кафе, не спросив его?

Он кинулся в приемную и увидел за стойкой Аннику.

– Что происходит? Что, все решили, что уже настала суббота? Почему никто не работает? Если они сидят в кондитерской, я устрою им хорошую выволочку, когда появятся. Муниципалитет ожидает от нас постоянной боеготовности, мы обязаны… – продолжал он, размахивая в воздухе пальцем, – находиться на месте, когда граждане нуждаются в нашей помощи.

Мелльберг обожал звук своего голоса. Суровый и властный тон ему очень шел – он всегда так думал.

Анника уставилась на него, не говоря ни слова. Мелльберг занервничал. Он ожидал, что Анника рассыплется в извинениях и объяснениях поведения коллег. Вместо этого она смотрела на него таким взглядом, что ему стало не по себе.

Через некоторое время Анника спокойно проговорила:

– Они выехали по вызову. Во Фьельбаку. Пока ты работал у себя в кабинете, случилось несколько событий.

Слово «работал» было произнесено без явного сарказма, однако что-то подсказывало Мелльбергу, что Анника прекрасно осведомлена о его «тихом часе».

– Почему мне никто ничего не сообщил?

– Патрик пытался. Он довольно долго стучал в дверь твоего кабинета, но ты заперся и не отвечал. В конце концов он вынужден был уехать.

– Я… Я иногда так погружен в работу, что ничего не вижу и не слышу, – пробормотал Мелльберг, мысленно проклиная свой здоровый глубокий сон. Выходит, это не только ценнейший дар, но и наказание.

– Угу, – проговорила Анника и снова отвернулась к экрану монитора.

– Так что же произошло? – зло спросил он, не в силах отделаться от чувства, что его обвели вокруг пальца.

Анника кратко рассказала ему о том, что произошло дома у Кристиана и с Кеннетом. Мелльберг слушал ее, раскрыв рот от изумления. Дело становилось все более загадочным.

– Они скоро вернутся – во всяком случае, Патрик и Паула, и тогда ты сможешь узнать подробности. Мартин и Йоста отправились в Уддеваллу, чтобы допросить Кеннета, так что пройдет какое-то время, прежде чем они приедут обратно.

– Передай Патрику, когда он вернется, чтобы немедленно зашел ко мне, – строго сказал Мелльберг. – И пусть в следующий раз стучит посильнее.

– Хорошо, передам. И особо подчеркну, чтобы он стучал посильнее. Если ты снова погрузишься в работу…

Анника посмотрела на него с самым серьезным лицом, однако Мелльберга не покидало чувство, что она насмехается.

* * *

– А ты не можешь поехать с нами? Почему ты должен оставаться здесь? – спросила Санна, бросая в чемодан первые попавшиеся джемпера.

Кристиан не отвечал, что ее еще больше возмущало.

– Ну, ответь же мне. Ты будешь сидеть здесь один? Это полное безумие, это просто…

В ярости она кинула в чемодан пару джинсов, но промазала, и они упали на пол у ног Кристиана. Санна подошла к нему, чтобы поднять их, но вместо этого взяла в ладони его лицо. Она изо всех сил пыталась заглянуть ему в глаза, но Кристиан отворачивался от нее.

– Кристиан, дорогой, любимый мой. Я ничего не понимаю. Почему ты не хочешь поехать с нами? Оставаться в доме небезопасно.

– Тут нечего понимать, – ответил он и убрал ее руки. – Я остаюсь здесь, вот и все. Я не намерен бежать.

– Бежать – от кого? От чего? Черт тебя побери, если ты знаешь, кто это, и не говоришь.

Слезы градом потекли по ее щекам, а ладони еще ощущали тепло Кристиана. Но он не подпускал ее близко, и от этого ей было так больно. В таких ситуациях они как никогда должны поддержать друг друга. Но муж поворачивался к ней спиной, не желал с ней разговаривать. Щеки у Санны запылали от ощущения унижения, она отвела взгляд и снова стала складывать вещи.

– Как ты думаешь, сколько времени нам придется пробыть там? – спросила она, вынимая из верхнего ящика комода несколько пар трусов и носков.

– А я откуда знаю? – пожал плечами Кристиан. Он снял с себя халат, оттер красные пятна на груди и надел на себя джинсы и футболку. Ей по-прежнему казалось, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала в жизни. Она любила его до боли.

Санна закрыла ящик комода и бросила взгляд в холл, где играли дети. Сегодня они были какие-то притихшие и серьезные. Нильс катал туда-сюда машинки, а Мелькер играл в своих человечков. При этом они играли молча, без обычных в таких случаях звуковых эффектов – и, что особенно странно, не дрались друг с другом.

– Ты не думаешь, что они…

В горле стоял ком. Она попыталась снова:

– Ты не думаешь, что они получили травму?

– На них нет ни царапины.

– Я имею в виду – не физическую травму.

Санна не понимала, как он может говорить так холодно и так спокойно. Утром он, как и она, пребывал в состоянии шока. Теперь же вел себя так, словно ничего не случилось – или случившееся было пустяком.

Кто-то проник в их дом, пока они спали, зашел в детскую – возможно, навсегда поселив в душах детей страх, отняв у них уверенность, что дома, в постели, с ними не может случиться ничего плохого, что никто не обидит их, покуда мама и папа рядом. Это чувство защищенности, наверное, утрачено навсегда. А их отец сидел, спокойный и равнодушный, словно его все это не волновало. И сейчас, в эту самую секунду, она ненавидела его за это.

– Дети быстро все забывают, – проговорил Кристиан, глядя на свои руки.

Санна заметила, что одна ладонь у него сильно расцарапана, и задалась вопросом, откуда эти царапины. Но не спросила. На этот раз решила не спрашивать. Возможно, это конец. Если Кристиан не в состоянии дать ей свою любовь и поддержку даже сейчас, когда им угрожает какое-то неизвестное зло, то, может быть, пора сдаться.

Женщина продолжала наобум кидать что-то в чемодан. Глаза ее затуманились от слез, и она рывком срывала вещи с вешалок. В конце концов чемодан был набит до отказа, и ей пришлось сесть на крышку, пытаясь его закрыть.

– Подожди, я помогу тебе.

Кристиан встал и навалился на чемодан всем своим весом, так что Санна смогла застегнуть «молнию».

– Я отнесу его вниз.

Он взял чемодан за ручку и понес его, пройдя мимо сыновей.

– Почему мы едем к тете Агнете? Зачем нам так много вещей? Мы что, уезжаем надолго?

Страх в голосе Мелькера заставил Кристиана остановиться посреди лестницы. Однако он тут же в полном молчании продолжил свой путь.

Санна подошла к сыновьям и уселась перед ними на корточки, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом:

– Мы устроим себе небольшой отпуск. Но мы поедем недалеко, к тете и вашим двоюродным братьям. Вы же так любите к ним ездить! А вечером у нас будет маленький праздник. Поскольку мы в отпуске, то можем позволить себе поесть конфет, хотя сегодня не суббота.

Сыновья посмотрели на нее с недоверием, но магическое слово «конфеты» спасло ситуацию.

– Мы поедем все вчетвером? – спросил Мелькер.

– Мы поедем все втетвелом? – повторил его младший брат.

Санна глубоко вздохнула.

– Нет, только мы втроем. Папа должен остаться дома.

– Да, папа останется и будет сражаться с плохими.

– С какими «плохими»? – спросила Санна, похлопав Мелькера по щеке.

– С теми, которые напачкали в нашей комнате, – он с гневным лицом скрестил руки на груди. – Если они вернутся, папа им покажет!

– Папа не будет сражаться с плохими. Никто сюда больше не придет.

Проведя рукой по волосам Мелькера, она мысленно проклинала Кристиана. Почему он не едет с ними? Почему он молчит? Она поднялась.

– Будет очень весело. Настоящее приключение. Я только помогу папе уложить вещи в машину и вернусь за вами. Хорошо?

– Угу, – без всякого энтузиазма ответили мальчики.

Спускаясь по лестнице, Санна ощущала спиной их взгляды.

Мужа она нашла у машины, когда он укладывал в багажник чемодан. Санна подошла к нему и взяла за руку.

– Это последний шанс, Кристиан. Если ты знаешь, если у тебя есть хоть малейшие догадки, кто преследует нас, – умоляю тебя, скажи! Ради нас. Если сейчас ты ничего не скажешь, а потом выяснится, что ты знал, то это конец. Понимаешь? Конец всему!

Кристиан замер, держа в руках чемодан. На мгновение ей показалось, что он что-то скажет. Но потом он стряхнул с себя ее руку и втолкнул чемодан в багажник.

– Я ничего не знаю. Хватит нудеть!

И он захлопнул крышку багажника.

* * *

Когда Патрик и Паула вернулись в участок, Анника остановила Хедстрёма в коридоре.

– Мелльберг проснулся, пока вас не было. Он возмущен тем фактом, что его не проинформировали.

– Я стоял и стучал ему в дверь, но он не открыл.

– Да-да, я так ему и сказала. Но он утверждает, что был так занят работой, что не слышал.

– Кто бы сомневался, – вздохнул Патрик и в очередной раз почувствовал, как устал от своего начальника. Если уж быть до конца честным, он вообще предпочел бы обойтись без него. Патрик бросил быстрый взгляд на часы.

– Хорошо, пойду проинформирую наше уважаемое начальство. Через пятнадцать минут собираемся на кухне на совещание. Предупреди, пожалуйста, Йосту и Мартина – они вот-вот появятся.

Он направился прямо к двери кабинета Мелльберга и громко постучал.

– Войдите!

Мелльберг сидел, углубившись в изучение целой кипы документов.

– Я слышал, – произнес он, – что ситуация накалилась, и должен тебе сказать: не больно-то хорошо смотрится в глазах общественности, когда мы отправляемся на такие трудные выезды без участия высшего начальства.

Патрик открыл было рот, чтобы ответить, но Мелльберг поднял руку в знак того, что еще не закончил.

– Мы подаем гражданам неверный сигнал, если не относимся к таким ситуациям достаточно серьезно.

– Но…

– Никаких «но». Твои извинения приняты. Но больше так не делай.

Патрик почувствовал, как кровь застучала в ушах. Проклятый старикашка! Кулаки у него сжались, но он заставил себя разжать их и сделать глубокий вдох. Надо вынести Мелльберга за скобки и сосредоточиться на главном – на расследовании.

– Расскажи мне, что произошло. К чему вы пришли? – спросил Мелльберг, подаваясь вперед от любопытства.

– Я думал, что мы проведем на кухне общее совещание. Если ты не возражаешь… – мрачно проговорил Патрик.

Мелльберг задумался.

– Да, хорошая мысль. К чему повторять одно и то же два раза? Ну что, начинаем работать, Хедстрём? Ты ведь знаешь, в нашем деле время на вес золота.

Патрик повернулся спиной к боссу и вышел из кабинета. В одном Мелльберг был, несомненно, прав – время на вес золота.

~~~

Он выработал свою стратегию выживания, однако с каждым годом она требовала от него все больших усилий. Переезд пошел на пользу всем, кроме него. Отец получил работу, которая ему очень нравилась, а мать с головой окунулась в обустройство дома Старухи, переделывая все на свой манер, уничтожая все следы ее пребывания. Алисе, кажется, тоже пошли на пользу смена обстановки и спокойствие, царившее в здешних местах – по крайней мере, девять месяцев в году.

Мать занималась с ней дома. Поначалу отец возражал, настаивая, что Алисе надо ходить в школу и общаться со сверстниками, что она нуждается в других людях. Но мать лишь бросила на него холодный взгляд и сказала:

– Алисе нужна только я.

Это решило исход спора.

Сам он неуклонно толстел и постоянно ел, как будто тяга к еде начала жить собственной жизнью. Он запихивал в себя все съедобное, что попадалось ему под руку. Однако это не обеспечивало ему больше внимания со стороны матери. Иногда она кидала на него полный отвращения взгляд, но в основном игнорировала его. Давно прошли те времена, когда он считал ее своей прекрасной матерью и мечтал о ее любви. Теперь он давно оставил эти мысли, смирившись с тем, что его нельзя любить, что он не заслуживает любви.

Единственным человеком, любившим его, была Алиса. Любовь урода к уроду. У нее была странная походка, говорила она невнятно, и многое у нее не получалось. В свои восемь лет она еще не умела завязывать шнурки. И все время ходила за ним как тень. По утрам, когда он шел к школьному автобусу, она сидела в окне, с тоской глядя ему вслед, приложив ладони и лоб к стеклу. Он не понимал этого, но не мешал ей.

Школа была сплошным мучением. Каждое утро, когда он входил в автобус, ему казалось, что его везут в тюрьму. Уроков он ждал с удовольствием, а вот переменки внушали ему ужас. Если его доставали и раньше, то теперь, в старших классах, все стало еще хуже. Его постоянно дразнили и толкали, ломали и расписывали надписями его шкафчик, кричали ему вслед оскорбления. Он прекрасно осознавал, что он – типичная жертва. Его жирное тело уже являлось самым страшным грехом – он выделялся. Однако от того, что он все это понимал, жизнь не становилась легче.

– Ты находишь свой член, когда мочишься, или тебе живот мешает?

Эрик. Небрежно восседающий на столе, всегда окруженный толпой приспешников. Он был страшнее всех. Самый популярный парень в школе, красивый и уверенный в себе, дерзкий с учителями, постоянно имеющий доступ к сигаретам, которые он курит сам и раздает своим приятелям. Трудно сказать, кого он ненавидел больше – Эрика, движимого чистой злонамеренностью, постоянно находящего новые способы сделать больно, или кучку ухмыляющихся идиотов, с восторгом окружающих и во всем поддерживающих его.

С другой стороны, он знал, что отдал бы все на свете, чтобы стать одним из них. Сидеть на столе рядом с Эриком, принять от него сигарету, отпускать комментарии по поводу проходящих мимо девчонок и получать в награду восхищенное хихиканье, видеть румянец, проступающий на их щеках.

– Слышишь! Я с тобой разговариваю. Отвечай, когда тебя спрашивают!

Эрик поднялся, а двое других с напряжением следили за ним. Один из них, спортсмен по имени Магнус, встретился с ним взглядом. Иногда в его глазах даже мелькало сочувствие, однако его было недостаточно, чтобы Магнус захотел впасть в немилость у Эрика. Кеннет – этот просто трус и вообще никогда не смотрит ему в глаза. Сейчас он не сводил взгляда с Эрика, готовый во всем следовать его указаниям. Но сегодня у Эрика, кажется, нет настроения доводить его, он уселся обратно и рассмеялся:

– Ну, беги, жирная свинья! Если ты побежишь быстро, то избежишь хорошенькой взбучки!

Более всего на свете ему хотелось постоять за себя и послать Эрика к черту. С должной силой и точностью он показал бы этому типу, где раки зимуют, а остальные, собравшись вокруг них, увидели бы, что их герой повержен. А Эрик, с окровавленным носом, с трудом оторвав голову от земли, посмотрит на него с уважением. После этого он станет среди них своим, его примут в компанию.

Вместо этого он развернулся и бросился бежать – понесся через школьный двор изо всех сил. В груди жгло, а жир на боках колыхался на бегу. За спиной он слышал их издевательский хохот.

~~~

Не дыша, Эрика начала проезжать развязку на Кошвеген. Напряженный ритм движения на улицах Гётеборга всегда заставлял ее нервничать, а эта развязка вообще вызывала у нее ужас. Однако она благополучно миновала ее и двинулась дальше по улице Экландсгатан, высматривая, куда ей свернуть.

Русенхильсгатан. Жилой дом находился в конце улицы, откуда открывался вид на Кошвеген и парк развлечений «Лисеберг». Проверив номер, она припарковала машину у нужного подъезда и посмотрела на часы. План состоял в том, чтобы позвонить и надеяться, что кто-нибудь дома. Если же дома никого не окажется, то они с Йораном договорились, что она посидит пару часиков у его мамы и попытается снова. В этом случае Эрика вернется домой довольно поздно – так что она мысленно молила бога, чтобы новый жилец оказался на месте. Его фамилию она запомнила, когда совершала свои звонки по пути в Гётеборг, и сразу нашла ее против кнопки домофона. Янош Ковач.

Она позвонила. Ответа не последовало. Снова нажала на кнопку телефона. Тут в динамике затрещало и раздался голос с сильным акцентом:

– Кто там?

– Меня зовут Эрика Фальк. Я хотела бы задать несколько вопросов по поводу человека, который жил в этой квартире раньше, – Кристиана Тюделя.

Она застыла, напряженно ожидая ответа. Объяснение звучало не очень-то убедительно, но она понадеялась, что обитателю квартиры станет любопытно и он впустит ее. Жужжание замка на двери подтвердило, что ей повезло.

Лифт остановился на втором этаже, и она вышла на площадку. Одна из трех дверей была приоткрыта, и невысокий толстенький мужчина лет шестидесяти внимательно разглядывал ее через щель. Увидев ее огромный живот, он тут же снял цепочку, распахнул дверь и воскликнул:

– Заходите, заходите!

– Спасибо! – ответила Эрика и вошла в квартиру. Сочный запах готовки с использованием острых приправ ударил ей в нос. Этот запах нельзя было назвать неприятным, но беременность сделала ее обоняние особенно чувствительным к сильным раздражителям.

– У меня есть кофе, хороший крепкий кофе, – сказал обитатель квартиры, показывая в сторону кухни. Эрика пошла за ним, окинув мимоходом взглядом комнату. Комната была единственная – выполняла роль и спальни, и гостиной.

Стало быть, вот где жил Кристиан до того, как переехать во Фьельбаку. Эрика почувствовала, как сердце забилось чаще.

– Садитесь!

Янош Ковач почти силком усадил Эрику на деревянный стул, подал кофе и с торжествующим выражением лица поставил перед ней на стол блюдо с печеньем.

– Печенье с маком! Венгерское национальное блюдо! Моя мать посылает мне иногда пачку печенья с маком. Она знает, как я его люблю. Попробуйте!

Он замахал руками, призывая ее брать печенье. Эрика взяла с блюда одну штучку и осторожно надкусила. Совершенно новый, но приятный вкус. Внезапно она осознала, что с утра ничего не ела – в желудке благодарно заурчало, когда туда попал первый кусок.

– Вам надо есть за двоих. Берите еще, берите сколько хотите!

Янош Ковач придвинул к ней блюдо, его глаза сияли.

– Большой малыш, – проговорил он с улыбкой, показывая на ее живот.

Эрика улыбнулась в ответ. Его веселое настроение оказалось таким заразительным.

– Дело в том, что у меня там двое.

– О, близнецы! – воскликнул он, в восторге складывая руки. – Какая благодать!

– А у вас есть дети? – спросила Эрика, не переставая жевать.

Янош Ковач гордо выпрямился.

– У меня двое отличных сыновей. Они взрослые. У обоих прекрасная работа. На «Вольво». И еще у меня пять внуков.

– А жена? – осторожно спросила Эрика, озираясь. В квартире нигде не было видно следов женской руки.

Янош Ковач по-прежнему улыбался, но улыбка стала менее сияющей.

– В один прекрасный день семь лет назад она пришла домой и сказала: «Все, я уезжаю». И с тех пор ее нет, – он развел руками. – Тогда-то я и поселился здесь. А раньше у нас была трехкомнатная квартира. Мы жили этажом ниже. – Он указал на пол. – Но когда я вышел на пенсию, а жена меня оставила, трехкомнатная стала мне не по средствам. И когда Кристиан встретил девушку и собрался к ней переезжать, то я перебрался сюда. Все к лучшему, – добавил он.

– Стало быть, вы знали Кристиана до того, как он переехал отсюда? – спросила Эрика, отхлебывая кофе. Кофе тоже оказался очень вкусным.

– Ну, не то чтобы знал. Но мы часто сталкивались на лестнице. Кроме того, я человек с руками, – продолжал Ковач, показывая свои ладони. – Так что помогаю всем, чем могу. А Кристиан – тот даже лампочку заменить не мог.

– Могу себе представить, – сказала Эрика и улыбнулась.

– Вы знаете Кристиана? Почему вы о нем расспрашиваете? Много лет прошло с тех пор, как он жил здесь. Надеюсь, с ним ничего не случилось?

– Я журналистка, – ответила Эрика, используя легенду, придуманную ей в машине по дороге в Гётеборг. – Кристиан стал писателем, а я пишу о нем большую статью, так что стараюсь узнать как можно больше.

– Так Кристиан стал писателем? Неплохо. Ну да, я всегда видел его с книгой в руке. В комнате вся стена была занята полками с книгами.

– Вы знаете, чем он занимался, пока жил здесь? Где работал?

Янош Ковач покачал головой:

– Нет, не знаю. И никогда его ни о чем не спрашивал. Нужно уважать соседей. Не вмешиваться в их дела. Если кто-то захочет что-то рассказать, то сделает это сам.

Это утверждение показалось Эрике проявлением здоровой жизненной философии. Жаль, что не все во Фьельбаке разделяют такой взгляд на мир.

– К нему часто ходили гости?

– Никогда. Мне было даже жаль его. Он всегда был один. Человек не создан для одиночества. Нам нужно общение.

Эрика внутренне согласилась с ним и понадеялась, что у Яноша Ковача есть кто-то, кто регулярно его навещает.

– Он что-нибудь оставил, когда съезжал?

– Нет, когда я въезжал, везде было пусто. Ничего после него не осталось.

Эрика поняла, что больше сведений о жизни Кристиана ей получить не удастся. Поблагодарила за гостеприимство, вежливо, но решительно отказавшись от пакета печенья, который ей предложили взять с собой.

Дата добавления: 2015-12-01