Читайте также: |
|
В ночь с 20 на 21 февраля 1945 г. 1140 английских четырехмоторных бомбардировщиков и около 200 «Москито» появились над Германией. Их основными целями были Дортмунд, нефтеперерабатывающие заводы в Дюссельдорфе и Мангейме, а также канал Дортмунд — Эмс, но последний оказался закрыт облаками, и атака на него была отменена. В 01.05 Шнауфер поднялся с аэродрома в Гютерсло. Его собственный «Мессершмитт» был не исправен, и он вылетел на запасном Bf-110 «G9+MD». В 01.53 западнее Дюссельдорфа в районе голландской границы приблизительно на высоте 3700 метров он сбил «Ланкастер», а спустя 5 минут в том же районе — еще один. Оба бомбардировщика входили в группу, атаковавшую Дортмунд. В 03.14 Шнауфер вернулся обратно в Гютерсло.
21 февраля в 18.15 Шнауфер поднялся в воздух уже на своем основном самолете, чтобы опробовать его после ремонта, и, оставшись довольным его готовностью, через 21 минуту совершил посадку. Приблизительно через час после этого около тысячи четырехмоторных бомбардировщиков поднялись со своих баз в Англии. 362 «Ланкастера» направились к Дуйсбургу, 288 «Галифаксов» и 36 «Ланкастеров» взяли курс на Вормс (В отличие от Дуйсбурга, Вормс никогда до этого еще не подвергался налетам, но в ту ночь в нем было сразу разрушено около 40% всех зданий), 165 «Ланкастеров» должны были атаковать сооружения на канале Дортмунд — Эмс и на т.н. среднегерманском канале, соединявшем в единую водную систему Рейн и Эльбу.
Фритц Румпельхардт рассказывал о событиях, произошедших вечером 21 февраля 1945 г.: «Я сидел в полном одиночестве в одной из комнат штаба эскадры и ужинал, набираясь сил перед ожидаемым вылетом. Приказ занять места в самолетах и быть в постоянной готовности к вылету («Sitzbereitschaft») не достиг меня. Командир, который был уже в полном летном снаряжении, был очень удивлен, застав своего радиста совершенно не готовым. Что и говорить, он был очень недружествен.
На максимальной скорости я бросился к самолету, но было уже поздно. Другие наши самолеты были уже давно в воздухе на пути к Дортмунду. В 20.08 наш испытанный и проверенный «EF» (Румпельхардт имеет в виду Bf-110G-4 «G9+EF», на котором они летали с июля 1944 г) поднялся в воздух. Мы летели позади всех по курсу, который нам дала наземная станция, предполагая, что наша эскадра уже достигла района, который атаковали английские бомбардировщики. Мы не могли понять, почему мы еще не видели ни вражеской активности, ни зенитного огня. Шнауфер только собрался запросить, следует ли нам оставаться на прежнем курсе, как на севере, должно быть в районе Мюнстера, мы увидели вспышки от сильного огня из легких зенитных орудий. «Тут что-то не так», — подумал я. Легкие зенитки могут максимально достать до высоты 2000 метров, а английские бомбардировщики обычно летают над Рейхом между 3500 и 6000 метров. Однако не было никакого смысла задерживаться, чтобы обдумать это. Шнауфер начал снижаться, развернувшись на северо-запад. Приблизительно на высоте 2500 метров мы прошли сквозь тонкий слой облаков. На моем SN-2 было множество целей, и мы были теперь в ситуации «Leichtentuch» («Светлое сукно» - кодовое обозначение использовавшегося немцами приема, когда прожектора своими лучами подсвечивали облака, чтобы на их фоне были хорошо заметны более темные бомбардировщики). Над нами был тонкий слой облаков, еще выше — луна, просвечивающая сквозь них. В результате облака выглядели наподобие белой скатерти, и мы сразу же увидели под ними черные силуэты множества бомбардировщиков.
Шнауфер выбрал «Ланкастер», который спокойно летел справа от нас приблизительно в 1700 метрах. По всей вероятности, его экипаж не предполагал, что должно вскоре случиться. Мы были в воздухе менее получаса, когда наш командир выполнил первую атаку. Всякий раз, когда он мог, он прицеливался из «Schrage Musik» между двумя правыми двигателями. Там были расположены топливные баки, которые делали эффект от попаданий огромным. Это было в 20.44. Правое крыло было ужасно повреждено при взрыве. Огромный шлейф пламени освещал ночное небо на значительном расстоянии. Короткое время обреченный бомбардировщик еще летел прямо, а потом, встав на нос, почти вертикально рухнул вниз, и очень скоро он ударился о землю, и раздался сильный взрыв.
Теперь подобные вещи начали происходить одна за другой. Каждый раз Шнауфер выбирал свою цель из нескольких. При этом он демонстрировал свои уникальные возможности ночного истребителя. Пилоты бомбардировщиков были бдительны и пробовали посредством оборонительных маневров избежать атаки. Чтобы не попасть в область огня бортстрелков вражеского бомбардировщика, Шнауфер должен был повторять те же маневры, что и бомбардировщик. Это был единственный способ остаться в «мертвой зоне» под его крыльями, куда не могли достать бортстрелки. Шнауфер был особенно искусен в выборе точного момента для атаки. При этом он должен был действовать насколько возможно быстро.
В течение 19 минут Шнауфер сбил 7 вражеских бомбардировщиков, при этом наша собственная машина ни разу не была поражена заградительным огнем. Это показывает, что майор имел стальные нервы и что он тщательно обдумывал каждую атаку, сбивая противника относительно короткими очередями с очень близкого расстояния. Каждый раз его смелость и быстрая реакция позволяли ему выходить из поражаемого пространства в течение нескольких секунд. В дикой суматохе боя у меня едва ли было время, чтобы обращать внимание на подробности каждой победы. С другой стороны, из-за «Leichtentuch» я не должен выводить пилота на бомбардировщик при помощи радиолокационной станции, которая была так важна темной ночью. Еще раз Вильгельм Генслер оказал свое стабилизирующее влияние на наш экипаж, как и часто прежде, он помогал пилоту своими советами.
Мы еще дважды пытались атаковать, но тут даже Генслер не мог помочь. Когда мы выполняли восьмую атаку, наши «Schrage Musik» отказали в самый решительный момент, и Шнауферу потребовалось все его умение, чтобы уйти от сильного огня с бомбардировщика. У нас еще оставались пушки, установленные в носовой части Bf-ПО, но они слишком часто отказывали, и мы смогли сделать только один выстрел из них во время девятой атаки. На этом наше преследование потока бомбардировщиков завершилось. По дороге обратно мы еще раз должны были пролететь над линией фронта через огонь американских зениток.
Физические и моральные силы нашего командира были почти на пределе. Он был так измотан, что едва мог держать ручку управления. Мы не смогли установить радиосвязь с Гютерсло, так что я вызвал Дортмунд, где находилась наша бывшая IV./NJG1. Мы все еще использовали наш старый радиопозывной «Adler 133», так что они знали, кто мы были. Я попросил, чтобы они по возможности помогли нам вернуться в Гютерсло. Лучами прожекторов и сигнальными ракетами они показали нам нужное направление, и Шнауфер, собрав последним усилием воли все свои силы, смог посадить наш испытанный «G9+EF» на нашей базе в Гютерсло. Когда машина зарулила на стоянку и двигатели были выключены, в кабине воцарилась глубокая тишина. Опустив голову вниз, каждый из нас пытался собрать свои мысли. Мы думали об экипажах «Ланкастеров» и, прежде всего, надеялись, что их парашюты помогли им сохранить жизнь».
В течение 19 минут, с 20.44 по 21.03, Шнауфер сбил семь бомбардировщиков. Все они упали почти на одной линии, которая начиналась приблизительно в районе Мюнстера и заканчивалась около Эйндховена. Общее число побед майора Шнауфера в тот день достигло 116. Кроме того, данные англичан о своих потерях той ночью позволяют утверждать, что в 21.10 во время своей восьмой атаки Шнауфер все же успел сбить и восьмой «Ланкастер».
Всего же в ночь с 21 на 22 февраля 1945 г. англичане потеряли 34 самолета, т.е. 3,1% от общего числа участвовавших в налетах. При этом 28 бомбардировщиков были на счету всего 5 пилотов. 7 самолетов сбил обер-фельдфебель Понтер Бар (Giinther Bahr) (Всего выполнил около 90 боевых вылетов и одержал 37 побед, из них 36 ночью. Вместе с ним в качестве радиооператора летал фельдфебель Рехмер (Rehmer), а в качестве бортстрелка — унтер-офицер Ридигер (Riediger)) из 1./NJG6. По 6 побед одержали командир 6./NJG1 гауптман Йоханнес Xarep (Johannes Hager) (Всего выполнил 99 боевых вылетов и одержал 48 побед, из них 47 ночью. В качестве его радиооператора летал унтер-офицер Вальтер Шнейдер (Walter Schneider)) и командир 2./NJG2 гауптман Хейнц Рёккер (Heinz Rokker) (Всего он выполнил 161 боевой вылет. На его счету было 64 победы, из них 63 ночью, в т.ч. Рёккер сбил 55 четырехмоторных бомбардировщиков). Еще 2 бомбардировщика сбил гауптман Адольф Брефес (Adolf Breves) (Всего на его счету было 18 побед) из IV.NJG1.
В ночь с 3 на 4 марта 222 бомбардировщика совершили налет на нефтеперерабатывающие заводы в Бергкамене и Ланд-бергене, кроме того, еще 234 «Ланкастера» и «Галифакса» атаковали гидросооружения на канале Дортмунд — Эмс. Немецким ночным истребителям удалось сбить 7 бомбардировщиков из последней группы, при этом два «Ланкастера» были на счету Шнауфера (в 21.55 и в 22.04).
Той ночью истребители NJG4 приняли участие в операции «Гизела». Имеются неподтвержденные сведения о том, что Шнауфер просил командование разрешить ему также участвовать в ней и что ему было отказано (Ранее Шнауферу было запрещено участвовать в операции «Bodenplatte», в которой в качестве «патфиндеров» участвовали Ju-88 из его NJG4). При этом если бы Шнауферу разрешили, то ему бы пришлось лететь на Ju-88, который он не любил, так как Bf-110 не имел необходимого для этого радиуса действий. Результаты операции «Гизела» принесли Люфтваффе разочарование — было сбито всего 22 английских бомбардировщика, еще 8 получили тяжелые повреждения и разбились при посадке. При этом сами немцы потеряли в общей сложности 26 самолетов, из них 13 были из состава NJG4. Часть самолетов была потеряна в ходе самой операции, а некоторые были списаны после аварийных посадок.
В ночь с 7 на 8 марта 1945 г. около 1200 английских бомбардировщиков атаковали различные цели на территории Германии. Главными из них были Дессау, а также нефтеперерабатывающие заводы в районе Гамбурга и Хеммингштедта (Hemmingstedt). Англичане потеряли 41 бомбардировщик, при этом большинство самолетов было сбито ночными истребителями. На счету Шнауфера было 3 «Ланкастера» из группы, которая совершила налет на Дессау. Два первых (в 20.41 и в 20.47) он сбил в районе между Дюссельдорфом и Касселем, а третий (в 21.56) — в районе Магдебурга. Это были 119 и 121 победы Шнауфера, которые, как потом оказалось, стали его последними победами.
Войска союзников продвигались вперед, и NJG4 вынуждена была оставить аэродром в Гютерсло. В 02.29 30 марта Шнауфер на Bf-110G-4 «3C+BA» поднялся из Гютерсло и перелетел на аэродром в Вунсторфе, расположенном западнее Ганновера. Через несколько дней эскадра сначала перебазировалась в Фассберг (Fassberg), а затем 11 апреля дальше на север Германии на аэродром Эггебек (Eggebek), расположенный приблизительно в 15 милях от границы с Данией.
В этот период Шнауфер совершил несколько боевых вылетов, но все они оказались безуспешными. Так, 9 апреля английские бомбардировщики совершили налет на Киль, Шнауфер поднялся в воздух, но так и не смог вступить в контакт с бомбардировщиками. 19 апреля в 23.10 Шнауфер снова поднялся в воздух— и опять никакого успеха. Единственными английскими бомбардировщиками, действовавшими той ночью, были 122 «Москито», которые летали на недоступной для Bf-110 высоте. Пробыв в воздухе 55 минут, Шнауфер вернулся обратно на аэродром Эггебеке. Свой же последний вылет Шнауфер совершил 21 апреля.
8 мая 1945 г. Германия окончательно капитулировала, и майор Шнауфер издал свой последний приказ. В нем, в частности, говорилось:
«Солдаты моей эскадры! Враг в нашей стране, наши самолеты на земле, Германия оккупирована и окончательно капитулировала.
Товарищи, эти тяжелые факты вызывают у нас на глазах слезы. Наше будущее туманно, и оно может принести нам только боль и страдания. Однако имеется кое-что, что останется с нами навсегда, — это традиции нашей эскадры и наша слава. Они дадут нам необходимую силу духа, будут нам опорой и дадут возможность смотреть в неопределенное будущее ясно и гордо.
Там, где мы поднимались в ночное небо, земля Франции и южной Германии покрыта маленькими шрамами, следами от сбитых нами тяжелых бомбардировщиков. В тяжелых боях и при любой погоде пилоты NJG4 сбили 579 бомбардировщиков — три полные дивизии бомбардировщиков. Наши успешные атаки на автоколонны и железные дороги стоили противнику сотен автомобилей и локомотивов...
Эта борьба потребовала от нас тяжелых жертв. 102экипажа из 400 офицеров и унтер-офицеров не вернулись обратно. 50 человек из летного и наземного персонала погибли на земле при отражении вражеских налетов. Они отдали для Германии и нашей эскадры все, и они имеют право требовать от нас в это мгновение, чтобы мы оставались настоящими людьми.
С болью, но и с гордостью я прощаюсь с Вами. Спасибо Вам за доверие, которое Вы оказывали мне в эти тяжелые дни. Пусть в Вас сохранится уверенность, что Вы сделали для победы все, что только было в человеческих силах».
После капитуляции Германии Шнауфер вместе с остатками своей эскадры попал в плен к англичанам. В мае в Эггебек приехала группа из 12 офицеров департамента авиатехнической разведки английского министерства авиации (Department of Air Technical Intelligence). Возглавлял эту группу один из наиболее успешных ночных асов RAF коммодор Родерик «Родди» Чисхольм (Roderick «Roddy» Chisholm). В своей книге «Cover of Darkness», впервые опубликованной в 1953 г. в Лондоне, он писал:
«Во время нашей инспекции аэродрома мы натолкнулись на ночной истребитель «Мессершмитт-110», руль которого был покрыт отметками об уничтожении британских бомбардировщиков, каждая из них представляла крошечную эмблему RAF и силуэт самолета в плане. Имелась 121 такая отметка, и на каждой небольшими буквами тщательно были написаны тип самолета и дата. Когда появились немцы, мы спросили относительно этого самолета. Они сказали, что был самолет, на котором летал командир эскадры майор Шнауффер (Schnauffer) (Именно так написана фамилия Шнауфера в книге Чисхольма). Он был здесь, ас Шнауффер, и ожидал, когда мы его допросим.
В полдень мы начали допрашивать экипажи, начиная с грозного майора Шнауффера. Он вошел, четко отдал честь и попросил разрешения сесть. Это был красивый человек, внешне выглядевший довольно нежным, на его шее висел высший орден Железного Креста с красивым бантом, усеянным бриллиантами. На следующий день ношение наград должно было быть запрещено, и я почувствовал, что сочувствую ему. Он добился больших успехов для своей страны и был поднят на пьедестал публичного признания, теперь же он был сброшен вниз и лишен возможности носить свои награды.
Я задавался вопросом, что с ним будет после освобождения из плена? Это было неизбежное сентиментальное направление моих мыслей, и, чтобы сохранять равновесие, необходимо было вспомнить неописуемые условия, в которых содержались русские пленные в лагере, находившемся на территории этого аэродрома, и что за этот аэродром экс-командир был ответственным. Мы были победители, а они побежденные, и все они были частично ответственны за эти ужасы и теперь должны были оправдываться кто как мог. Так что мои чувства снова затвердели, и я слушал то, что майор Шнауффер говорил.
Он выразил сожаление, что был ответствен за смерть многих прекрасных людей, — это были крокодиловы слезы — и в той обстановке едва ли это могло быть правдой. Он утверждал, что это было неравное соревнование потому, что, как только истребитель вступал в контакт, гибель бомбардировщика была неизбежна. Он утверждал, что сбил семь бомбардировщиков одной ночью (Слова Чисхольма подтверждают, что в ходе войны ничего англичане не знали о боевых успехах Шнауфера, и потому вряд ли могли дать ему прозвище «Призрак Сент-Тронда», а уж тем более специально охотиться на него). Тем не менее, он признавал, что оборонительный маневр «спираль», который был рекомендован всем, но который, к сожалению, не все выполняли, был полностью эффективен темной ночью и что однажды он после сорока пяти минут должен был прекратить преследование. Он показал глубокое знание нашей тактики и нашего оборудования, и было ясно, что он мастер в своем деле.
Однако из-за его нежелания быть полностью откровенным в некоторых вопросах допрос в довольно резкой форме был прерван, а он сам получил приказ явиться к коменданту лагеря. Там он получил приказ подготовить письменный отчет и все документы эскадры в течение 24-х часов. С ним разговаривали довольно грубо, наш переводчик не подбирал слова, и он ушел, по-видимому, удрученным и испуганным. Это была странная ситуация, противоречивые чувства и мысли путались в моей голове. Они были ненавидимыми нацистами, так почему мы должны быть вежливыми с ними? Каждый знал, что вежливость, в конечном итоге, имела бы полный успех, но к чему было заботиться относительно этого теперь?»
Чисхольм, сам бывший ночным истребителем, совершенно очевидно сочувствовал Шнауферу, и его противоречивые чувства легко понятны. Невероятный ужас, который испытали союзники, увидев немецкие концентрационные лагеря, особенно в которых содержались советские военнопленные, был еще жив в памяти Чисхольма. Это нашло отражение в словах Чисхольма о косвенной вине за это и Шнауфера, хотя было очевидно, что тот, даже как командир эскадры, совершенно не имел никакого отношения к происходившему там. Вопрос же о корпоративной вине всех немцев за преступления нацистского режима — очень сложный и, вероятно, до конца так и неразрешимый.
К сожалению, Чисхольм не уточняет, что это были за «некоторые вопросы», в которых Шнауфер не был «полностью откровенным». Можно предположить, что вероятнее всего сложилась следующая ситуация. Шнауфер подробно и обстоятельно отвечал на все вопросы, связанные с действиями английской бомбардировочной авиации, что, кстати, видно из слов самого Чисхольма, но, как только речь заходила непосредственно о самих немецких ночных истребителях, об их тактике и техническом оснащении, ответы Шнауфера становились гораздо скупее. Это было вполне понятное поведение, которого, кстати, придерживались большинство офицеров Люфтваффе, попавших в плен к союзникам.
Вскоре в лагерь для военнопленных, где находились пилоты NJG4, приехала еще одна группа английских офицеров. Бывший командир III./NJG4 гауптман Людвиг Мейстер вспоминал:
«Спустя короткое время мы получили возможность пересмотреть наши первые впечатления от англичан (Мейстер, а также бывший командир I./NJG4 гауптман Ханс Краузе (Hans Krause) и бывший командир II./NJG4 майор Герберт Раух (Herbert Rauh) были тоже допрошены офицерами из группы Чисхольма, которые повели себя с ними так же, как и со Шнауфером. На счету Краузе было 28 побед, а на счету Рауха - 31). Нас посетили командир базы английских ночных истребителей в Литтл Снорингв (Little Snoring) — полковник с рыжими волосами и в темных очках и радиолокаторщик успешного ночного истребителя «Дарнбридж» («Durnbridge)» или что-то в этом роде (Мейстер имел в виду Билла Скелтона (Bill Skelton), бывшего радиооператором самого результативного ночного истребителя RAF коммодора Брэнса Барнбриджа (Brance Burnbridge), на счету которого была 21 ночная победа). Мы встретились с ними на краю аэродрома и вели спокойную дискуссию относительно тем, представляющих интерес для всех ночных истребителей независимо от того, на какой стороне они были. Англичане заинтересовались нашими летными часами и поменяли свои часы на их. Радиолокаторщик сказал мне, что за несколько дней до этого в лагере для военнопленных в Англии он разговаривал с моим бывшим командиром майором Хергетом (С 01.09.1942 по декабрь 1944 г. майор Хергет был командиром I./NJG4). В ходе той встречи он показал Хергету кинопленку, на которой было видно, как самолет Хергета был сбит его пилотом. Хергет был сбит поздно вечером на небольшой высоте сразу после взлета из Флоренна и едва успел выпрыгнуть на парашюте. Когда мы закончили беседу, оба офицера захотели увидеть самолет Шнауфера, и мы пошли к району рассредоточения, где тот стоял. Когда полковник увидел машину со 121 отметкой побед на стабилизаторах, от неожиданности он произнес: «Это что — самолет доктора Геббельса?!»
Спустя некоторое время персонал штаба NJG4, а также самолеты офицеров штаба были перемещены из Эггебека в район Эйдештеде (Eiderstede), также в Шлезвиг-Гольштейне (Летом 1945 г. Шлезвиг-Гольштейн стал фактически сплошным лагерем для военнопленных. Там скопилось около 1,5 млн немецких солдат и офицеров, а также около 4 млн беженцев из восточных районов Германии, спасавшихся от советских войск). Все остальные самолеты NJG4, оставшиеся в Эггебеке, были выведены из строя, для чего с них были сняты винты и демонтировано хвостовое оперение. В Эйдештеде по приказу англичан Шнауфер вместе с Румпельхардтом подготовил на 30 машинописных страницах документ под общим названием «Будущие планы и дальнейшее развитие немецкой ночной истребительной авиации». При его создании эти двое дали полную свободу своей фантазии. Спустя день Шнауфер был вызван в администрацию лагеря, где ему сообщили, что он должен лететь в Англию. Румпельхардт вспоминал: «Наше расставание было болезненным. Мы спрашивали себя, что с нами будет теперь». Спустя три дня Шнауфер неожиданно вернулся обратно. Он сказал, что он так и не был в Англии, его просто перевезли в другой лагерь, где он беседовал с разными высокопоставленными офицерами, некоторые из которых были из министерства авиации, а затем, к его большому удивлению, вскоре доставили обратно.
Летом 1945 г. «Мессершмитт» (Bf- 110G-4/R8 «G9+BA» W.Nr. 180560) Шнауфера с обозначениями 121 победы, на котором тот в последнее время летал, был перегнан в Англию. Румпельхардт вспоминал: «Шнауфер должен был кратко показать английскому пилоту, как управлять самолетом, но только на земле. Я не знаю, был ли кто-нибудь еще в самолете, когда он вылетел в Англию. Они не говорили, когда это произойдет, но мы попросили наземный персонал сообщить нам, и мы смогли видеть его взлет. При этом едва не произошла трагедия. На взлете английский пилот вместо того, чтобы убрать шасси, поднял закрылки, и самолет прошел всего в нескольких сантиметрах над забором, ограждавшим аэродром. Это был очень плохой момент для нас потому, что, если бы что-нибудь произошло, нас наверняка бы обвинили. Они сказали бы, что мы осуществили диверсию».
«Мессершмитт» все же смог благополучно долететь до Англии и был выставлен для всеобщего обозрения в лондонском Гайд-парке. В течение нескольких недель простые англичане с изумлением и недоверием считали отметки побед на его рулях. В настоящее время один руль направления с этого самолета находится в экспозиции Имперского военного музея (Imperial War Museum) в Лондоне, а другой — в Австралийском мемориальном военном музее в Канберре (Кроме того, сохранился руль направления от другого самолета Шнауфера - Bf-110G-4 «G9+EF», на котором также имеются отметки 121 победы. Летом 1973 г. он был приобретен частным коллекционером из США за 70 тысяч марок).
В середине июля в Рендсбурге, в сорока милях южнее Эйдештеде, союзники организовали специальный центр, который занимался тем, что отбирал военнопленных, связанных с сельским хозяйством, а также имевших рабочие специальности, и оформлял необходимые бумаги для их освобождения. Румпельхардт, сумевший запастись письмом от одного фермера, подтверждавшим, что тот работает в его хозяйстве, в тайне от местной администрации отправился туда пешком. В предместьях Рендсбурга Румпельхардт сначала оставил свой офицерский китель у одного семейства, а затем явился в центр освобождения, «забыв» при этом упомянуть, что он офицер, имеющий высокие награды. Ему повезло, и спустя два дня, по крайней мере уже на бумаге, он был свободным человеком.
Забрав свой китель, Румпельхардт отправился в обратный путь. Вернувшись в Эйдештедте, он успел спрятать бумаги о своем освобождении прежде, чем на несколько дней попал под арест за нарушение дисциплины. Выйдя из-под ареста, Румпельхардт показал Шнауферу свои бумаги об освобождении, которые он получил в Рендсбурге, и спросил, что делать дальше. Шнауфер сказал, что поможет ему вернуться домой и, связавшись напрямую с английским комендантом лагеря, смог получить от того соответствующее разрешение. 4 августа 1945 г. Фритц Румпельхардт покинул лагерь и отправился к себе домой в Констанц. Дорога через всю Германию в то время была сопряжена со многими трудностями, и он смог добраться до дома лишь две недели спустя.
Вскоре после того, как Румпельхардт был освобожден, Шнауфер заболел опасной формой дифтерии в сочетании с краснухой и попал в госпиталь во Фленсбурге. Спустя много лет Румпельхардт случайно встретился с врачом, лечившим тогда Шнауфера, и узнал, что в течение некоторого времени его состояние оценивалось врачами как критическое. В конце 1945 г., после выписки из госпиталя, Шнауфер также был освобожден из плена.
Вернувшись домой в Кальв, Шнауфер, как старший сын, принял от матери руководство семейной фирмой. Дела в тот момент шли очень плохо, и ему практически пришлось начинать все заново. Перед Шнауфером, который никогда до этого не собирался заниматься бизнесом, встали три главные задачи. Во-первых, ему предстояло восстановить деловые связи с поставщиками и покупателями, которые имел его отец еще перед войной. Во-вторых, он должен был расширить дело, устанавливая и поддерживая новые связи, в-третьих, и это было самое трудное, он должен создать необходимые материальные условия для всего этого. И в решении всех этих задач Шнауфер преуспел больше, чем даже можно было предполагать.
Германия лежала в руинах, города и заводы были разрушены, транспортная система работала с большими сбоями, население было деморализовано. Неизбежно расцвел черный рынок, который для большинства немцев стал единственной возможностью выжить, а для оккупационных сил средством извлечения прибыли. Конечно, и среди самих немцев было немало людей, пользовавшихся отчаянным положением других, но Шнауфер не входил в категорию таких людей. Вино во все времена было одним из самых выгодных товаров, чрезвычайно пригодным для бартерных операций, и, конечно, Шнауферу приходилось работать в условиях черного рынка. Однако все без исключения, кто знали его лично, говорили о Шнауфере, как об исключительно честном человеке с высокими моральными принципами, которые были традиционны для его семьи.
Под руководством Шнауфера фирма начала быстро развиваться. В дополнение к традиционному разливу вина в бутылки (Weinkellerel) и его дальнейшей продаже фирма «Schaufer KG» (KG (Kommandit-Gesellschaft) - аналог российского общества с ограниченной ответственностью) сама начала изготавливать сект (sekt) (Немецкое шипучее вино наподобие шампанского) дистиллировать бренди и производить ликеры, а также все больше и больше импортировать и продавать иностранные вина. По всей Западной Германии были открыты торговые представительства фирмы. Девизом Шнауфера стали слова: «Качество — прежде всего!», и этому принципу фирма верна по сей день.
Несмотря на значительные успехи в качестве бизнесмена, Шнауфер не оставлял попыток найти работу, связанную с главной своей страстью, — с авиацией. Он вместе с Германом Грейнером предпринимал активные шаги, чтобы найти работу в гражданской авиации, но результат был отрицательным. И в Европе, и в США и так был излишек обученного летного персонала. Однако имелись возможности в Южной Америке, особенно в Аргентине, Чили и Бразилии, где шло освоение крупных лесных массивов и где требовались, например, пилоты самолетов сельскохозяйственной авиации.
Грейнер со Шнауфером решили отправиться в Швейцарию, чтобы в Берне в соответствующих посольствах выяснить этот вопрос. Они встретились в городке Вейл-на-Рейне (Weil-am-Rhein), находившемся на другом берегу реки напротив швейцарского Базеля. Грейнер хотел запросить официальное разрешение на въезд в Швейцарию, но Шнауфера торопил его бизнес, и он сказал, что у него только два дня. Он предложил перейти границу нелегально, что они и сделали. Они успешно достигли Берна и смогли встретиться там с южноамериканскими дипломатами. Однако результаты переговоров оказались разочаровывающими, и два бывших ночных аса отправились в обратный путь.
Они снова попытались нелегально перейти границу, на этот раз между Швейцарией и французской оккупационной зоной Германии, но были задержаны швейцарскими пограничниками, которые передали их французским оккупационным властям. Шнауфер и Грейнер были доставлены в тюрьму города Лёрах (Lorrach), где и провели затем шесть месяцев без предъявления какого-либо обвинения. В конце концов, Шнауферу при помощи немецкого тюремщика удалось передать сообщение об их задержании одному французскому генералу, которого он знал по винному бизнесу. И вскоре он и Грейнер были отпущены без всяких объяснений. Шнауфер рассчитывал, что будет отсутствовать только два дня, а вернулся домой лишь спустя полгода.
В 1946 г. Шнауфер приехал в Гамбург, где встретился со своим другом и бывшим адъютантом по FV./NJG1 Георгом Фенглером, работавшим в местной ветеринарной клинике (Фенглер был освобожден из плена в конце лета 1945 г. Поскольку его дом оказался в советской зоне оккупации Германии, Фенглеру некуда было возвращаться, и он остался в Шлезвиг-Гольштейне. Он собирался поступить в университет и стать ветеринарным врачом. Однако вскоре его в добровольно-принудительном порядке отправили работать шахтером в г. Реклингхаузен (Recklinghausen) в Руре. На все возражения Фенглеру ответили, что он был активно действующим офицером, а до этого членом «Гитлерюгенда», что он не женат и, следовательно, не имеет никаких обязательств и что, если он не согласится, его все равно туда отправят. Фенглер вспоминал: «Мы работали на глубине около 900 метров. В течение трех недель мы жили в больших бараках, в одной комнате по сорок человек и спали на соломенных матрацах. Никогда в течение войны у меня не было вшей или блох, но тут я их получил. На третий день я заболел, и вот так началась моя гражданская жизнь». Работая на шахте, Фенглер не оставил своей идеи стать ветеринаром и добился разрешения поступить в университет. Однако для этого имелось еще одно серьезное препятствие. Все его документы об образовании, включая свидетельство об окончании гимназии, остались в советской зоне оккупации. И тут Фенглеру помог бывший майор Сутор (Sutor), также служивший в NJG1 и который теперь был преподавателем. Фенглер приехал к Сутору в Гамбург, где тот помог ему закончить шестимесячные курсы для бывших военных в вечерней школе и получить необходимые документы. Чтобы как-то сводить концы с концами, Фенглер устроился работать в ветеринарную клинику). В это время Шнауфер много ездил по Западной Германии, разыскивая своих старых товарищей, чтобы узнать, могли ли они помочь ему в расширении его фирмы. Сначала Шнауфер хотел, чтобы Фенглер стал местным торговым агентом его фирмы, но в конечном итоге он предложил ему оставить идею о поступлении в университет и переехать к нему в Кальв. В результате в 1947 г. Фенглер перебрался в Кальв и стал постоянным работником фирмы «Schnaufer KG».
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав