Глава одиннадцатая

Узнав, что Адам побывал в тюрьме, Карл зауважал его. Он теперь относился к брату с тем теплым чувством, какое мы испытываем лишь к людям, далеким от совершенства и, следовательно, не заслуживающим нашей ненависти. Адам отчасти пользовался этим обстоятельством. И продолжал искушать Карла.

– Карл, а тебе не приходило в голову, что при таких деньгах мы можем позволить себе все, что хотим?

– Ну и что же мы хотим?

– Мы можем съездить в Европу, погулять по Парижу.

– Что это?

– Что?

– Вроде кто-то на крыльце шебуршится.

– Кошки, наверно.

– Да, похоже. Они у меня дождутся, скоро открою на них охоту.

– А еще, Карл, мы можем поехать в Египет, поглядеть на Сфинкса,

– А еще можем никуда не ездить, жить, где живем, и тратить деньги с пользой, И заодно можем не трепать сейчас языком, а идти наконец работать, чтобы день зря не пропал. Ох, эти кошки, будь они неладны! – Карл подскочил к двери и распахнул ее настежь. – Брысь!

Увидев, что брат замер и молча глядит на крыльцо, Адам подошел и встал рядом с Карлом.

Бесформенное грязное существо в рваных, вымазанных глиной тряпках, извиваясь, пыталось вползти в дом. Тонкая голая рука неуверенно цеплялась за ступеньки. Другая рука беспомощно висела. Лицо – корка запекшейся крови, губы разбиты, глаза еле видны из-под распухших почерневших век. Лоб был рассечен открытой раной, черная кровь струйками затекала под спутанные волосы.

Адам сбежал с крыльца и, опустившись на колени, склонился над девушкой.

– Помоги-ка, – сказал он. – Скорее, давай внесем ее в дом. Подымай… осторожно, за эту руку не бери. Кажется, сломана.

Когда они внесли ее в кухню, она потеряла сознание.

– Уложи ее в мою постель! – распорядился Адам. И поезжай за доктором.

– А может, запряжем телегу и отвезем ее?

– Отвезем? Ее нельзя никуда везти. Ты что, сумасшедший?

– Не знаю, кто из нас больше сумасшедший. Лучше бы сначала головой подумал.

– Да чего тут еще думать, господи?

– Двое мужчин… живут одни… и вдруг у них в доме такое.

Адам оторопел.

– Ты это серьезно?

– Вполне серьезно. По-моему, лучше ее отсюда увезти. Через два часа разговоры пойдут по всему округу. Ты разве знаешь, кто она? И как сюда попала? И что с ней случилось? Слишком большой риск, Адам.

– Если ты сейчас же не поедешь за доктором, я поеду сам, а ты останешься дома, – холодно сказал Адам.

– По-моему, ты делаешь глупость. Я, конечно, поеду, но предупреждаю, мы еще настрадаемся.

– Страдания я беру на себя, – сказал Адам. – А ты поезжай.

Когда Карл уехал, Адам взял на кухне чайник и перелил горячую воду в таз. Потом отнес таз в спальню, намочил носовой платок и стал обмывать девушке лицо. Она пришла в сознание, и голубые глаза

, блеснув, взглянули на Адама. Он мысленно перенесся в прошлое: да, та же комната, та же кровать. Мачеха держала в руке мокрую тряпочку, и он чувствовал, как боль жалит его скользящими укусами, когда вода просачивается под запекшуюся на лице корку. А мачеха все время что-то повторяла. Он явственно слышал ее голос, но не мог вспомнить, что же она такое говорила.

– Все будет хорошо, – сказал он девушке. – Мы послали за доктором. Он сейчас приедет. Ее губы слабо шевельнулись.

– Не надо разговаривать. Лежи спокойно. – Он осторожно протирал ей лицо платком и чувствовал, как в душе его поднимается теплая волна нежности. – Ты сможешь здесь остаться. Оставайся, сколько захочешь. Я буду зa тобой ухаживать. – Он выжал платок, промокнул им сбившиеся волосы и откинул их назад с рассеченного лба.

Он слышал свой голос будто со стороны, будто говорил кто-то другой.

– Вот так… не больно? Глазоньки, бедные… ничего, я компресс поставлю. Все будет хорошо. А на лбу-то какая рана… Боюсь, шрам останется. Можешь сказать, как тебя зовут? Нет, не надо, не старайся говорить. Времени у нас много. Успеется. Слышишь, колеса скрипят? Доктор приехал. Быстро, правда? – Он подошел к двери и крикнул: Сюда, доктор. Она здесь.

Покалечена она была сильно. Если бы в те времена существовал рентген, доктор, вероятно, нашел бы у нее еще больше повреждений. Но и без рентгена он обнаружил их достаточно. Левая рука и три ребра были сломаны, в нижней челюсти трещина. В черепе тоже была трещина, во рту с левой стороны выбито несколько зубов. Кожа на голове была в разрывах и ссадинах, а лоб рассечен до кости. Вот все, что доктор смог установить с точностью. Он наложил на руку лубок, туго забинтовал ребра и зашил раны на голове. Нагрел над спиртовкой стеклянную трубочку, согнул ее с помощью пинцета под углом и вставил в щель, оставшуюся на месте выбитого зуба, чтобы девушка могла пить и глотать жидкую пищу. Потом вколол больной дозу морфия, оставил на тумбочке пузырек пилюль с опиумом и надел сюртук. Когда он выходил из комнаты, девушка уже спала.

Пройдя в кухню, доктор сел за стол, и Карл поставил перед ним чашку горячего кофе.

– Так все же, что с ней случилось? – отхлебнув кофе, спросил доктор.

– А мы почем знаем? – враждебно сказал Карл. Мы ее нашли на крыльце. Хотите, можете сходить на дорогу и посмотреть – там следы остались, где она ползла.

– Кто она такая, знаешь?

– Нет, конечно.

– Ты бываешь в салуне, наверху… Она не из тех?

– Я там давно не был. Да и сейчас все равно бы ее не узнал.

Доктор повернулся к Адаму:

– Ты ее раньше не видел?

Адам медленно покачал головой.

– Слушайте, а чего это вы вынюхиваете? – спросил Карл грубо.

– Раз тебе так интересно, могу сказать. Если ты думаешь, что по ней борона проехала, то ошибаешься, хотя на вид похоже. Ее кто-то изувечил, кто-то, кому она очень не нравилась. Если хочешь знать правду, ее пытались убить.

– А почему вы у нее самой не спросите?

– Она еще долго не сможет говорить. Кроме того, у нее трещина в черепе, и один Господь знает, чем это для нее кончится. А расспрашиваю я потому, что хочу понять, нужно ли сообщать шерифу.

– Нет! – Адам заявил это так решительно, что и доктор, и Карл уставились на него с удивлением. – Оставьте ее в покое. Пусть отлежится. Дайте ей прийти в себя.

– А кто будет за ней ухаживать?

– Я.

– Погоди, не спеши… – начал Карл.

– Тебя это не касается!

– Но я здесь такой же хозяин, как ты.

– Хочешь, чтобы я отсюда ушел?

– Я же не про то.

– Так вот, если ты ее выставишь, я тоже уйду.

– Успокойся, – сказал доктор. – С чего ты вдруг так разволновался?

– Я бы и покалеченную собаку на улицу не выбросил.

– Да, но и не стал бы так беситься. Ты что-то скрываешь? Ты этой ночью ходил куда-нибудь? Твоих рук дело?

– Он всю ночь был здесь, – сказал Карл. – Храпел как паровоз.

– Чего вы к ней привязались? – спросил Адам. – Дайте ей спокойно поправиться.

Доктор встал и потер руки.

– Адам, твой отец был моим старинным другом, сказал он. – Я знаю тебя и всю вашу семью. Ты ведь не дурак. Не понимаю, почему ты отмахиваешься от очевидных фактов. Ты же не ребенок, чтобы все тебе объяснять. На эту девушку напали. Мне кажется, кто-то хотел ее убить. Если я не скажу об этом шерифу, я нарушу закон. Да, признаюсь, иногда я нарушаю законы, но не те, что касаются убийства.

– Хорошо, сообщите ему. Но пока она не поправится, не разрешайте ее беспокоить.

– Не бойся, это не в моих правилах. Так ты действительно хочешь оставить ее здесь?

– Да.

– Дело хозяйское. Завтра я к вам загляну. Она будет много спать. Если захочет, дашь ей через трубочку воды и теплого супа. Доктор с достоинством вышел из дома.

Карл накинулся на брата:

– Адам, Бога ради, что это значит?

– Не приставай ко мне!

– Что на тебя нашло?

– Не приставай, я сказал! Оставь меня в покое.

– Тьфу ты! – Карл плюнул на пол и сердито, с тяжелым сердцем ушел работать в поле.

Адам был рад, что остался один. Он принялся убирать на кухне, вымыл посуду, подмел пол. Наведя в кухне порядок, он вошел в спальню и подвинул стул к кровати. Морфий погрузил девушку в глубокий сон, она тяжело сопела. Лицо ее уже разглаживалось, только веки оставались по-прежнему распухшими и черными от кровоподтеков. Адам глядел на нее, замерев. Неподвижно закрепленная лубком, левая рука покоилась на животе под одеялом, а правая лежала сверху, и приоткрытая кисть напоминала гнездышко. Рука была по-детски маленькая, совсем как у ребенка. Адам прикоснулся к ее запястью, и пальцы девушки слабо дрогнули в ответ. Рука у нее была теплая. С опаской, словно боясь, что кто-нибудь увидит, Адам разжал ее ладошку и погладил пухлые кончики пальцев. Пальцы у нее были мягкие и розовые, а с тыльной стороны руки кожа словно светилась изнутри, как жемчуг. Адам хмыкнул от восторга. Дыхание ее прервалось, и он мгновенно насторожился, но вот в горле у нее что-то булькнуло, и она снова мерно засопела. Адам заботливо уложил ее руку под одеяло и на цыпочках вышел из комнаты.

Пережитое потрясение и опийные пилюли несколько дней обволакивали сознание Кэти густым туманом. Тело ее было словно налито свинцом, и от боли она лежала почти не шевелясь. Постепенно туман в голове и перед глазами рассеялся. К ней заходили двое молодых мужчин: один появлялся лишь изредка, а второй очень часто. Еще один мужчина, как она догадалась, был доктор, но больше всех ее интересовал некто другой, худой и высокий, интерес к нему был рожден страхом. Возможно, сквозь тяжелый опийный сон она уловила что-то такое, что отложилось в ее мозгу.

Медленно, очень медленно память воскрешала и выстраивала по порядку недавние события. Кэти видела перед собой мистера Эдвардса, видела, как его лицо теряет спокойное самодовольное выражение и превращается в лицо убийцы. Так напугана она была впервые в жизни, зато отныне страх перестал быть для нее загадкой. И в поисках спасения ее мысли сторожко замирали, как принюхивающиеся крысы. Мистер Эдвардс знал про пожар. Может быть, знал не только он? А как он узнал? Когда она об этом думала, ее охватывал слепой тошнотворный ужас.

По обрывкам доносившегося разговора она поняла, что тот высокий, худой – шериф, и он хочет ее допросить, а молодой, которого зовут Адам, старается уберечь ее от допроса. Может быть, шерифу известно про пожар?

Голоса за дверью звучали громко, и то, что она услышала, подсказало ей, как действовать. Шериф говорил:

– Должно же у нее быть имя. И кто-нибудь наверняка ее знает.

– Но как она будет отвечать на вопросы? У нее сломана челюсть,возразил голос Адама.

– Если она не левша, то сможет написать ответы. Послушай, Адам, если кто-то хотел ее убить, я, пока не поздно, должен поймать этого человека. Дай-ка лучше карандаш, я пойду, поговорю с ней.

– Вы же слышали, доктор сказал, что у нее трещина черепа. Почему вы так уверены, что она все помнит?

– Ладно, давай бумагу и карандаш, а там посмотрим.

– Я не хочу, чтобы вы ее беспокоили.

– Мне плевать на то, что ты хочешь! Дай бумагу и карандаш, сколько можно повторять?

Потом раздался голос второго молодого мужчины:

– Да что с тобой? Ведешь себя так, будто это ты ее изувечил. Дай же ему карандаш.

Когда все трое тихо вошли к ней, она лежала с закрытыми глазами.

– Спит, – шепотом сказал Адам, Она открыла глаза и посмотрела на мужчин. Высокий подсел к кровати.

– Простите, что я вас беспокою, мисс. Я – шериф. Знаю, вам нельзя разговаривать, но, может быть, вы сумеете написать вот здесь несколько слов?

Она попробовала кивнуть, и лицо ее исказилось от боли. Тогда она заморгала, показывая, что согласна.

– Вот и умница, – сказал шериф. – Видите? Она сама хочет. – Он положил блокнот поближе к ней на край кровати и вставил ей в руку карандаш. – Ну, все готово. Итак, как вас зовут?

Трое мужчин следили за ее лицом. Губы ее сжались, она сощурилась. Потом закрыла глаза, и карандаш пополз по бумаге. «Не знаю», – коряво вывела она большими буквами.

– Сейчас я подложу чистый листок… Что вы помните?

«Черная пустота. Не помню ничего», – написал карандаш и соскользнул с блокнота.

– Неужели даже не помните, кто вы и откуда? Подумайте.

Казалось, она сделала над собой огромное усилие, но потом отказалась от борьбы, и лицо ее трагически застыло. «Нет. Все смешалось. Помогите мне».

– Бедняжка, – сказал шериф. – Но спасибо, что хоть попытались. Когда вам станет лучше, попробуем еще раз. Нет, больше ничего писать не надо.

Карандаш нацарапал: «Спасибо»– и выпал из разжавшихся пальцев.

Шерифа она склонила на свою сторону. Теперь он был заодно с Адамом. Только Карл по-прежнему был против нее. Когда в комнату заходили оба брата – чтобы подложить судно, не причиняя ей боли, надо было поднимать ее вдвоем, она внимательно изучала этого угрюмого молчаливого мужчину. В чертах его лица было что-то знакомое, что-то ее смущавшее. Она заметила, что он часто трогает шрам на лбу, трет его, водит по нему пальцами. Однажды он перехватил ее взгляд. Тотчас отняв руку ото лба. Карл виновато посмотрел себе на пальцы. Потом злобно сказал:

– Не волнуйся. У тебя будет такой же, а может, и еще лучше.

Она улыбнулась ему, и он отвернулся. Когда Адам вошел в комнату, чтобы покормить ее супом, Карл сказал:

– Пойду в город. Пива хочется.

Адам не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив. Его не беспокоило, что он не знает ни ее имени, ни фамилии. Она сказала, чтобы он называл ее Кэти, и ему этого было достаточно. Он стряпал для Кати, листая тетрадку с рецептами, которыми пользовалась еще его мать, а потом мачеха.

Кэти была живуча на удивление. Поправлялась она очень быстро. С лица сошла болезненная припухлость, и возвращавшееся здоровье придавало ее чертам свежесть и очарование. Довольно скоро она уже могла с помощью Адама садиться в постели. Рот она открывала и закрывала крайне осторожно и постепенно начала есть мягкую пищу, которую не требовалось долго жевать. Лоб у нее все еще был забинтован, других заметных следов на лице не осталось, разве что слегка запала щека в том месте, где были выбиты зубы.

Мысли Кэти метались в поисках выхода из настигший ее беды. Хотя речь уже не вызывала у нее особых затруднений, говорила она мало.

Однажды среди дня она услышала, что по кухне кто-то ходит.

– Адам… ты? – громко спросила она.

– Нет, – ответил голос Карла. – Это я.

– Будь добр, зайди на минутку. Он открыл дверь и встал на пороге. Взгляд у него был мрачный.

– Ты редко ко мне заходишь, – сказала она.

– Правильно.

– Я тебе не нравлюсь.

– Что ж, тоже правильно.

– Может быть, объяснишь, почему?

Ответ дался ему с трудом.

– Я тебе не верю.

– Почему?

– Сам не знаю. Я не верю, что ты потеряла память.

– Но зачем мне кого-то обманывать?

– Не знаю. Оттого и не верю. В тебе есть что-то такое… что-то знакомое.

– Ты ведь никогда меня прежде не видел.

– Может, и не видел. Но все равно что-то меня тревожит… и я должен понять, что. А откуда ты знаешь, что я тебя прежде не видел? Она молчала, и он собрался уйти.

– Постой, – сказала она. – И что же ты решил?

– Насчет чего?

– Насчет меня.

Он посмотрел на нее с неожиданным интересом.

– Хочешь знать правду?

– Зачем бы я иначе спрашивала?

– А мало ли зачем. Но я скажу. При первой возможности я тебя отсюда выгоню. Мой брат совсем сдурел, но я его вразумлю, а надо будет, и поколочу.

– Так уж и поколотишь? Он ведь сильный.

– Ничего, справлюсь.

Она пристально поглядела на него.

– Где сейчас Адам?

– В город поехал, тебе за лекарствами – мало он их накупил, дряни разной!

– Ты скверный человек.

– Хочешь знать, что я думаю? Ты с этим твоим смазливым личиком не то что не лучше, а еще и в десять раз хуже меня. Ты – сам дьявол, вот что я думаю. Она тихо рассмеялась.

– Значит, мы с тобой два сапога пара. Карл, сколько мне осталось?

– До чего?

– До того, как ты меня выгонишь. Скажи честно.

– Пожалуйста, могу сказать. Неделя, может быть, дней десять. Как только начнешь ходить, так сразу и выставлю.

– А если я не уйду?

Он поглядел нанес с хитрецой, будто предвкушал поединок.

– Так и быть, скажу. Когда ты наглоталась всех этих пилюль, ты много болтала, вроде как во сне.

– Неправда.

Он засмеялся, потому что увидел, как, спохватившись, она быстро сжала губы.

– Не хочешь – не верь. Если выкатишься быстро и без шума, буду молчать. Ну, а если нет, пеняй на себя, да и шерифу я кое-что расскажу.

– Я не верю, что говорила что-то плохое. Что я такого могла сказать?

– Спорить я не собираюсь. Да и некогда, у меня полно работы. Ты меня спросила – я тебе ответил.

Он вышел из дома. Зайдя за курятник, согнулся пополам от смеха и хлопнул себя по ляжке. «Я-то думал, она умнее», – повторял он про себя. И впервые за много дней на душе у него полегчало.

Карл основательно напугал ее. Он учуял в ней что-то знакомое, но точно так же и она признала в нем родственную душу. Впервые она столкнулась с человеком, который действовал ее же методами. Ход его мыслей был ей ясен, но это нисколько не успокаивало. Она понимала, что с ним ее уловки не пройдут, а ей сейчас были необходимы покой и надежная поддержка. Она осталась без денег. И должна была найти какое-то прибежище, причем, судя по всему, надолго. Она устала, она была больна, но продолжала перебирать в уме вариант за вариантом.

Адам вернулся из города со склянкой микстуры. Он налил ей столовую ложку.

– На вкус гадость, – предупредил он, – но лекарство отменное.

Она проглотила микстуру без возражений и лишь слегка поморщилась.

– Ты ко мне очень внимателен, – сказала она. – Не понимаю даже, почему? Со мной тебе одни хлопоты.

– Напротив. С тобой в доме будто светлей стало. Тебе вон как тяжело, а ты не жалуешься, не хнычешь.

– Ты такой хороший, такой добрый.

– Хотелось бы верить.

– А тебе очень нужно сейчас идти? Не можешь остаться со мной и поговорить?

– Могу, конечно. Никаких особо важных дел у меня нет.

– Придвинь стул поближе и садись. Когда он сел, она протянула к нему правую руку, и он спрятал ее пальцы в своих ладонях.

– Ты такой хороший и добрый, – повторила она. Адам, ты ведь всегда держишь слово, правда?

– Стараюсь. Почему ты спросила?

– Я совсем одна, и мне страшно, – она всхлипнула. Я боюсь.

– Могу я тебе чем-то помочь?

– Нет, мне уже, наверно, никто не поможет.

– Расскажи, а там посмотрим.

– В том-то и беда. Я даже рассказать об этом не могу.

– Но почему? Если это секрет, я никому не скажу.

– Это секрет, но не мой. Неужели ты не понимаешь?

– Нет.

Она крепко сжала его руку.

– Адам, я память не теряла, я все помню.

– Зачем же ты сказала, что…

– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Адам, ты любил своего отца?

– Пожалуй, больше почитал, чем любил.

– Если бы человек, которого ты почитаешь, попал в беду, разве ты не пошел бы на что угодно, только бы сласти его от гибели?

– Да, конечно. Как же иначе!

– Вот и я такая же.

– Но как случилось, что на тебя напали?

– Одно связано с другим. Поэтому я и не могу рассказать.

– Тебя избил твой отец?

– Нет, что ты. Но все это связано между собой.

– Другими словами, если ты скажешь, кто на тебя напал, твоему отцу не поздоровится?

Она вздохнула. Дальше пусть домысливает сам.

– Адам, ты сможешь верить мне и ни о чем не спрашивать?

– Конечно.

– Ужасно, что я тебя об этом прошу.

– Ничего ужасного – ведь ты хочешь спасти своего отца.

– Пойми, открыть этот секрет я не вправе. Иначе я бы тебе уже давно рассказала.

– Да, конечно, понимаю. Я бы поступил точно так же.

– Ах, Адам, ты все понимаешь. – Глаза ее наполнились слезами.

Он нагнулся к ней, и она поцеловала его в щеку.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я уберегу тебя от беды.

Она откинулась на подушку.

– Нет, вряд ли ты сможешь.

– На что ты намекаешь?

– Видишь ли, твой брат меня невзлюбил. Он хочет, чтобы я скорее ушла из вашего дома.

– Это он сам тебе сказал?

– Нет, нет. Просто я чувствую. Он не такой, как ты, он не понимает.

– Он человек неплохой.

– Я знаю, но ему недостает твоей доброты. И когда мне придется уйти… шериф обязательно станет меня расспрашивать, а я буду одна-одинешенька.

Адам неподвижно смотрел перед собой.

– Брат не заставит тебя уйти. Половина этой фермы моя. И свои деньги у меня тоже есть.

– Если он захочет, чтобы я ушла, я уйду. Я не могу портить тебе жизнь.

Адам встал и вышел из комнаты. Пройдя в кухню, он открыл дверь во двор и окунулся в день. Вдали, в конце поля, брат снимал с тележки булыжники и укладывал их на каменную стену. Адам посмотрел на небо. С востока, колыхаясь, ползло одеяло серебристых облаков. Он глубоко вздохнул, и в груди защекотало от будоражащего предчувствия, У него вдруг словно вынули из ушей вату: он ясно слышал, как кудахчут куры и гудит над землей восточный ветер. Слышал доносившееся с дороги шлепанье копыт, слышал, как вдали стучит молотком сосед, настилая дранку на крышу сарая. Сливаясь, эти звуки преображались в музыку. И видел он сейчас тоже необыкновенно ясно. Заборы, стены, сараи грузно проступали сквозь желтизну послеполуденного воздуха, но и они преобразились. Все вокруг стало другим. Стайка воробьев ссыпалась в пыль, эакопошилась там в поисках крошек, а потом взлетела вверх, будто серый змеящийся шарф. Адам снова перевел взгляд на брата. Он потерял ощущение времени и не знал, сколько уже так стоит.

Время, оказывается, не сдвинулось с места. Карл еще возился все с тем же большим камнем. А сам Адам еще даже не успел выдохнуть тот глубокий вдох, который он задержал в груди, когда время остановилось.

Внезапно он понял, что радость и грусть – части единого целого. Храбрость и страх – тоже неразрывны. Он поймал себя на том, что мурлычет какую-то незамысловатую мелодию. Повернувшись, прошел через кухню, остановился на пороге спальни и поглядел на Кэти. Она слабо улыбнулась. «Да ведь она ребенок, – подумал он. Беззащитное дитя!» – И его переполнила любовь.

– Пойдешь за меня замуж?

Лицо ее напряженно застыло, пальцы судорожно сжались.

– Я не прошу ответа сию минуту, – сказал он. – Просто хочу, чтобы ты подумала. Но если согласишься, я сумею тебя защитить. И никто тебя больше не обидит.

Кэти мгновенно пришла в себя.

– Подойди ко мне, Адам. Сядь, пожалуйста. И дай руку. Вот так, хорошо. – Она взяла его руку и прижала к своей щеке. – Милый ты мой, – сказала она прерывающимся голосом. – Радость моя. Ах, ты веришь мне! Обещай, что выполнишь одну мою просьбу. Обещай, что ничего не скажешь брату.

– О чем? О том, что я сделал тебе предложение? Но что тут скрывать?

– Не в том дело. Я должна подумать, хотя бы до утра. А может, и несколько дней. Ты позволишь мне не спешить с ответом? – Она поднесла руку ко лбу. – Понимаешь, мне трудно сосредоточиться. А я хочу, чтобы была полная ясность.

– Но как тебе кажется… ты могла бы за меня пойти?

– Адам, милый, не торопи меня. Дай мне в себе разобраться. Умоляю тебя, дорогой.

Он с усилием улыбнулся.

– Только не очень тяни. А то, знаешь, как с кошками бывает: заберутся на дерево, на самый верх, а вниз уже не слезть – со мной сейчас примерно то же самое.

– Просто дай мне подумать. И… ты очень хороший, Адам.

Он вышел из дома и зашагал в конец поля, туда, где брат ворочал камни.

Когда он ушел, Кэти встала с кровати и, пошатываясь, добрела до комода. Нагнувшись к зеркалу, она вгляделась в свое отражение. Лоб у нее был все еще забинтован. Она чуть приподняла повязку и увидела край воспаленного багрового рубца. Она уже знала, что выйдет замуж за Адама; она решила это еще до того, как он сделал ей предложение. Она жила в страхе. Ей были нужны деньги и поддержка. Адам даст ей и то и другое. И она сумеет прибрать его к рукам, в этом она не сомневалась. Выходить замуж она не хотела, но замужество на время обеспечит ей безопасность. Настораживало только одно. Адам относился к ней с теплотой, которая была ей непонятна, потому что сама она не чувствовала к нему ничего, как, впрочем, и ко всем остальным, с кем сводила ее жизнь. А мистер Эдвардс по-настоящему поверг ее в ужас. Потому что то был единственный раз, когда она утратила власть над происходящим. И она твердо дала себе слово, что такое с ней не повторится никогда. Представив, что будет говорить Карл, она мысленно усмехнулась. Их с Карлом роднило многое, она это чувствовала. Пусть себе подозревает, что хочет, – ей все равно.

Когда Адам подошел ближе. Карл разогнулся и потер поясницу, разгоняя боль в уставшей спине.

– Черт, сколько же тут камней! – сказал он.

– В армии один парень мне рассказывал, что в Калифорнии есть такие долины – на сотни миль тянутся, где не то что валуна, даже маленького камешка не найдешь.

– Не камни, так что-нибудь другое, – сказал Карл. Не бывает, чтобы все как по маслу. На Среднем Западе – саранча, еще где-то – ураганы. А тут десяток камней, эка важность.

– Наверно, ты прав. Я подумал, может, тебе пособить надо, вот и пришел.

– Спасибо. Я уж решил, ты так и будешь всю жизнь сидеть с этой кралей, за ручки держаться. Долго еще она собирается у нас гостить?

Адам уже готов был признаться, что сделал Кэти предложение, но что-то в голосе Карла остановило его.

– Да, кстати, – сказал Карл. – Тут недавно проходил Алекс Платт. С ним такая история вышла, не поверишь. Он нашел целое состояние.

– Как это?

– Знаешь то место на его участке, где кедровая роща? Возле самой дороги, знаешь?

– Знаю. Ну и что?

– Алекс как раз шел через эту рощу вдоль своего забора. На кроликов охотился. И нашел чемодан – мужские вещи, все очень аккуратно сложено. Правда, от дождя они насквозь промокли. Видно, давно там валялись. А еще нашел деревянную шкатулку, она была на замок заперта. Он ее взломал, а в ней без малого четыре тысячи долларов. И еще нашел сумочку. Но пустую.

– И что, нигде никакой фамилии?

– Это-то и самое странное. Ни одной метки – ни на белье, ни на Костюмах. Похоже, тот человек не хотел, чтобы его выследили.

– Алекс решил оставить деньги себе? – Он их отнес шерифу, тот даст объявление, и, если никто не откликнется, все достанется Алексу.

– Владелец наверняка отыщется.

– Я тоже так думаю. Алексу я, правда, не сказал. Он на седьмом небе от счастья. Но странно, что никаких меток – и не то чтобы срезаны, а даже нашиты не были.

– Это очень большие деньги, – сказал Адам. – Кто нибудь обязательно за ними придет.

– Алекс тут долго со мной калякал. Ты ведь знаешь, его жена любит по гостям ходить… – Карл замолчал. Адам, – наконец сказал он, – мы должны поговорить. И так уже весь округ судачит.

– О чем? Ты про что?

– Да все про то же, черт побери! Про нее. Нехорошо это, когда в доме у двух холостых мужчин девушка поселилась. Алекс говорит, женщины в городе уже чешут языками почем зря. Адам, нам так нельзя. Мы все-таки здесь живем. Негоже нам себя позорить.

– Ты что же, хочешь, чтобы я больного человека на улицу выгнал?

– Я хочу, чтобы ты от нее отделался… хочу, чтобы ее не было в нашем доме. Не нравится мне она.

– Ты ее с первого дня невзлюбил.

– Да, правильно. Я ей не верю. В ней есть что-то такое… что-то… даже не знаю, что именно, но мне это не нравится.

– Сделаем так, – медленно сказал Адам. – Потерпи еще неделю, а через неделю я решу, как с ней быть.

– Обещаешь?

– Да, обещаю.

– Что ж, хотя бы так. Я через Алекса передам его жене, а уж она разнесет по всему городу. Господи, до чего же хорошо будет, когда мы снова останемся вдвоем. А память к ней небось так и не вернулась?

– Нет.

Пять дней спустя, когда Карл уехал закупить корм для телят, Адам подогнал бричку к крыльцу кухни. Он помог Кати усесться, укутал ей ноги одеялом и еще одно одеяло набросил ей на плечи. Приехав в окружной центр, они пошли к мировому судье, и тот их поженил.

Карл к их возвращению был уже дома. Когда они вошли в кухню, взгляд его помрачнел.

– Я думал, ты отвез ее на станцию и посадил в поезд.

– Мы поженились, – просто сказал Адам.

– Поженились?!

– А почему бы нет? Я что, не могу жениться?

Кэти быстро прошла в спальню и закрыла за собой дверь. А Карл уже бушевал:

– Она же дрянь, говорю тебе! Она – шлюха!

– Карл!

– Я тебе говорю, она дешевая шлюха! Да я бы ее на милю к себе не подпустил… сука она, тварь последняя!

– Замолчи! Замолчи сейчас же, слышишь? Не смей распускать свой поганый язык, она – моя жена!

– Жена?! Кошка она подзаборная, а не жена!

– Сдается мне, ты ревнуешь. Карл, – тихо сказал Адам. – Ты, по-моему, и сам бы не прочь на ней жениться.

– Ну ты и. дурак! Чтоб я еще ревновал?! Да я с ней под одной крышей жить не желаю!

– Тебе и не придется, – размеренно сказал Адам. Я уезжаю. Если хочешь, можешь откупить мою долю. Забирай себе всю ферму. Ты же этого хотел. Вот и живи вдесь, в своем дерьме, пока не сдохнешь!

Карл понизил голос:

– Но почему ты не можешь от нее избавиться? Адам, прошу тебя! Выгони ее к чертовой матери! Она же тебе всю жизнь искурочит! Она погубит тебя, Адам, погубит, помяни мое слово!

– Откуда ты про нее столько знаешь?

У Карла потухли глаза.

– Ниоткуда. – И он замолчал.

Адам не спрашивал, выйдет ли Кэти ужинать. Отнес две тарелки в спальню и сел рядом с ней на кровать.

– Мы с тобой уедем отсюда, – сказал он.

– Давай лучше я одна уеду. Отпусти меня, я тебя прошу. Я не хочу, чтобы ты из-за меня возненавидел брата. Но почему он меня так не любит?

– Мне кажется, он ревнует.

Глаза ее сузились.

– Ревнует?

– Да, так мне кажется. Но ты не волнуйся. Мы уезжаем. Поедем в Калифорнию.

– Я не хочу в Калифорнию, – бесстрастно сказала она.

– Чепуха! Там чудесно, круглый год солнце и очень красиво.

– В Калифорнию я не поеду.

– Ты – моя жена, – сказал он мягко. – И я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она замолчала и больше к этому разговору не возвращалась.

Они услышали, как Карл хлопнул дверью.

– Это хорошо, что он в город пошел, – сказал Адам. Пропустит пару стаканов, ему и полегчает.

– Адам, – Кэти потупила глаза, – пока я не поправлюсь, я не смогу быть тебе женой.

– Понимаю, – кивнул он. – Ничего, я подожду.

– Но я хочу, чтобы ты был рядом. Я боюсь Карла. Он так меня ненавидит.

– Я перенесу сюда мою раскладушку. Если тебе вдруг станет страшно, ты мне скажешь. Протянешь руку и разбудишь.

– До чего же ты хороший… Может, сделаешь чаю?

– С удовольствием. Я и сам с тобой попью.

Он принес из кухни две чашки с дымящимся чаем и пошел за сахарницей. Потом сел на стул возле кровати.

– Я заварил покрепче. Тебе не слишком крепко?

– Нет, я люблю крепкий чай.

Он допил свою чашку.

– Какой-то странный вкус. Тебе не показалось?

Кэти растерянно прижала руку ко рту:

– Ой, дай-ка я попробую. – И выпила остатки чая из его чашки.

– Адам! – воскликнула она. – Ты взял не ту чашку-это же моя! Я положила в нее лекарство.

Он облизал губы.

– Наверно, ничего страшного.

– Нет, конечно. – Она тихо засмеялась. – Хорошо бы, не пришлось тебя сегодня будить.

– А что?

– Просто ты выпил мое снотворное. Думаю, тебе не так-то легко будет проснуться.

Опиум уже начал действовать, и, как Адам ни боролся с собой, веки его тяжелели.

– Доктор велел принимать сразу так много? – спросил он заплетающимся языком.

– Это у тебя просто с непривычки.

Карл вернулся в одиннадцать часов. Кэти слышала, как, пьяно пошатываясь, он поднимается на крыльцо. Пройдя в свою комнату, он разделся, побросал вещи на пол и плюхнулся на кровать. Устраиваясь поудобнее, он долго кряхтел и ворочался, – потом вдруг открыл глаза. Возле кровати стояла Кэти.

– Чего тебе?

– Не догадываешься? Ну-ка подвинься.

– А где Адам?

– Он по ошибке выпил мое снотворное. Подвинься же.

Он засопел.

– Я сегодня уже был с одной шлюхой.

– Ничего, ты парень сильный. Подвинься чуть-чуть.

– У тебя же рука сломана.

– Это уж моя забота. Не беспокойся.

Неожиданно Карл расхохотался.

– Ну и не повезло же ему, бедняге! – И откинув одеяло, Карл пустил ее к себе в постель.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Дата добавления: 2015-11-30