Политические причины смены курса.

Как мне представляется, Сталин в начале 50-х годов пришел к выводу, что для долгосрочного будущего СССР и мирового социализма сохранение тоталитаризма в СССР, связано с гораздо большими опасностями, чем либерализация советской системы. Глупо было бы думать, что Сталин не понимал или понимал хуже его критиков ущерб от тоталитаризма. Ему, видимо, казалось, что несвоевременный отказ от тоталитаризма, служившего главным инструментом модернизации СССР, может оказаться смертельно опасным для неокрепшей социальной системы.

В то время, как существование и развитие СССР и его союзников было гарантировано на ближайшие 10-15 лет, при сохранении прежней социальной системы его развитие за пределами этого срока могло казаться Сталину сомнительным, если не сказать, обреченным на провал.

Из тех действий, которые предпринимались по его указанию в начале 50-х годов можно сделать вывод, что теперь Сталин видел главную опасность для социализма в СССР уже не в реальных или потенциальных действиях его врагов внутри страны и за рубежом, а в существовании и могуществе партийной и государственной номенклатуры, особенно партийной. Нельзя сказать, что он открыл негативное влияние номенклатуры на развитие советского общества только теперь. Ее критика и попытка ограничить ее влияние предпринимались и раньше, в том числе и в ходе чисток середины 30-х годов. Показательно, что еще осенью 1941 года при сообщении о создании специальной школы для детей номенклатурных чиновников, эвакуированных в Куйбышев у него вырвалось то, что, видимо, давно зрело: «Ах, вы - каста проклятая» (53).

Опасность номенклатуры в глазах Сталина была многообразной. Он, как и Троцкий в «Преданной революции», мог видеть в ней источник буржуазного переворота, термидора. Многочисленные привилегии, которые он ей создал, действовали разлагающе на ее мировоззрение. Уже та алчность, которую она проявила, во время оккупации Германии и с которой он, без особых успехов пытался бороться, показали ее лицо, как, в значительной части, абсолютно безыдейной и способной ради своего обогащения предать коммунистические идеи.

И внутри страны, и во время войны, и после ее окончания, включая период проведения денежной реформы 1947 года, правоохранительные органы вскрывали многочисленные случаи коррумпированности партийной и государственной верхушки. Хочу напомнить, что «мингрельское дело» началось как раз с жалоб, которые получал Сталин, на взяточничество в Грузии. Коррупция разлагала государственный и партийный аппарат, делал его из орудия осуществления государственной политики, в самодовлеющую силу, обслуживающую свои личные цели. Репрессии и административные замены оказались мало пригодными для борьбы с этим злом, в которое были вовлечены и правоохранительные органы.

Привилегии и бесконтрольность чиновников порождали ненависть к ним простых граждан, которое неизбежно переносилось и на отношение их к власти, социалистической идее.

Сталин, по-видимому, пришел к выводу, что только контроль «снизу», со стороны рядовых членов партии, средств массовой информации, простых граждан можно ограничить всевластие номенклатуры, ее антисоциалистические наклонности.

Сталин понимал, что в созданной им тоталитарной системе не могут выдвинуться политические деятели (а не простые, хотя нередко и очень талантливые, исполнители) со стратегическим мышлением и способные к политической борьбе на международной арене и внутри страны, если она возникнет. Сколь низко он ценил своих соратников в этом отношении, говорит его фраза, сказанная им незадолго перед смертью: «Вы котята. Я умру, и империалисты Вас передушат». Наверняка он вспоминал вождей политических партий России, партийной оппозиции, да и западных стран, с которыми он встречался в разное время к невыгоде для своих соратников. Но для выдвижения таких политических деятелей партия должна была демократизироваться. Только в обстановке, хотя бы внутрипартийной демократии, можно было надеяться на формирование сильных политических лидеров.

Сталин прекрасно знал, насколько советская наука отстает от западной. Прежде всего, естественные науки, от которых, прежде всего, зависела мощь страны. Он, конечно же, понимал, как негативно на ее положении сказывается изолированность ее от мировой науки. Но возобновление международных научных и культурных связей без бегства ученых и деятелей культуры требовало и повышения их уровня жизни, и изменения морального климата в науке.

Нельзя было надеяться и на вечную лояльность советского народа. Преданность большей части населения социализму была основана, как он понимал, во многом, на неосведомленности в отношении уровня жизни и свобод в западных странах, и надеждах на будущие улучшения и в том, и в другом. «Железный занавес», который сооружался, преимущественно, советской стороной препятствовал экономическому и научному прогрессу. Его падение создавало огромную опасность изменения симпатий советских людей под влиянием знакомства с более высоким уровнем жизни и свобод на Западе. Следовало до снятия этого занавеса обеспечить радикальное улучшение жизни советских людей в материальном и духовном отношении.

Он очень опасался того, что в условиях демократизации Коммунистическая партия, давно отвыкшая от политической борьбы, окажется не боеспособной. Сколь низко он оценивал качества Коммунистической партии, свидетельствует рассказ хорошо его знавшего в те годы Ю.А. Жданова, отнюдь не заинтересованного в очернении ни Сталина, ни Коммунистической партии. В ответ на предложение А. Жданова, поддержанного Н.Вознесенским созвать съезд партии для обсуждения «Проблем нашего развития, нашей истории» Сталин, по словам Ю.А. Жданова, ответил: «Партия…Что партия… Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков…Необходим предварительный, глубокий анализ» (54). В этой же беседе, по словам того же Ю. Жданова Сталин сказал: «Война показала, что в стране не было столько внутренних врагов, как нам докладывали и как мы считали. Многие пострадали напрасно. Народ должен был бы нас за это прогнать, коленом под зад. Надо покаяться» (55).

Одним словом, все названые проблемы упирались в одну: тоталитарный характер советского общества.

Может показаться, что попытка изменить характер тоталитарного общества руками его основателя является немыслимой, абсурдной. Наоборот, именно проведенная по инициативе самого авторитетного руководителя страны и им обоснованная она имела наибольшие шансы на успех. Нельзя пройти мимо свидетельства Л. Кагановича, сделанное им в его воспоминаниях, что «если бы Сталин был жив, он бы выступил с самокритичным докладом на следующем съезде партии (56).

Дата добавления: 2015-11-30