В советской политической системе.

Наиболее важным элементов начавшегося процесса изменения (или перестройки) советской системы явилось частично осуществленное, частично и в большей степени намечавшееся Сталиным изменение роли аппарата Коммунистической партии в советской политической системе. Этот аспект политических изменений получил в российской постсоветской литературе наименьшее внимание. Пионером в привлечении внимания к этому аспекту политических изменений по справедливости должен быть назван Юрий Мухин. В своей книге «Убийство Сталина и Берии» он подробно изложил свою версию причин убийства, по его мнению, Берии и Сталина. Они, по мнению Юрия Мухина, хотели отстранить партийную номенклатуру от власти, и она в ответ их убила. Моя аргументация близка к его точке зрения, но я приведу дополнительные, не использованные им источники для подтверждения той точки зрения, что Сталин в последний год жизни вынашивал планы радикального сужения влияния партийной номенклатуры на политическую жизнь СССР.

Начать рассмотрение этого вопроса, однако, надо, видимо, с того, что уже перед войной, в годы войны и в послевоенный период роль партийного аппарата в управлении страной изменилась по сравнению с предшествующим периодом. Многочисленные факты указывают на то, что эта роль существенно сократилась, в частности в области управления экономикой ввиду выявившейся неэффективности дублирования деятельности государственного аппарата (28). Однако, этот процесс был неустойчивым: непосредственно перед войной и в первый период войны роль партийного аппарата снова выросла, в том числе и в управлении экономикой (29). С конца войны и сразу после войны эта роль снова заметно уменьшилась, решающий перелом в этом отношении произошел в 1946 году. В апреле 1946 года были ликвидированы транспортный и сельскохозяйственный отделы ЦК ВКП (б), а из обязанностей секретарей ЦК были устранены функции контроля за отраслевыми экономическими отделами (30). В августе 1946 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление о реорганизации аппарата ЦК ВКП (б), в соответствии, с которым в аппарате ЦКВКП (б) были, как и в 1939 году, оставлены только отделы, ответственные за подбор кадров и идеологию, а также контакты с коммунистическими партиями (31). Таким образом, были ликвидированы отраслевые отделы ЦК ВКП (б), даже отдел сельского хозяйства, который был оставлен в 1939 году. Это поистине революционное решение означало уход партийного аппарата из руководства экономикой и оставление только тех функций, которые присущи, в сущности, любой правящей политической партии. Приписываемая впоследствии Хрущевым Берии идея об оставлении за партией только функции подбора кадров и идеологии была осуществлена самим Сталиным еще в 1946 году. Очевидно, что местные партийные органы с небольшими изменениями копировали организационную структуру ЦК ВКП (б). Правда, в ЦК республиканских компартий оставались посты секретарей ЦК по сельскому хозяйству и заготовкам и промышленностью (32). Однако, в июле 1948 году, как и в конце 1939 году, отраслевые экономические отделы были возвращены в аппарат ЦК ВКП (б) и восстановлены также должности секретарей ЦК по отраслям экономики (33).

Ключевым событием в полном пересмотре роли партийного аппарата в жизни страны и, что не менее важно, в организации внутренней жизни самой Коммунистической партии стал XIX съезд КПСС. Большой заслугой Ю. Мухина является то, что он сумел, кажется первым среди историков (не будучи им, по профессии), оценить значение этого съезда в жизни партии и Советского Союза (34). Но многое и он не сумел заметить, поскольку ограничился только небольшой частью документов этого съезда.

В исторической литературе этому съезду не повезло. Наиболее типичной оценкой этого съезда является оценка Д.Волкогонова: «для политического портрета Сталина XIX съезд дает немного нового» (35) и почти ничего он не пишет о самом съезде в своей двухтомной книге о Сталине. В то же время, Автарханов в своей известной книге об убийстве Сталина утверждал, что созыв съезда был навязан Сталину его соратниками по Политбюро. И в самом деле, с чего это вдруг после того, как уставные сроки созыва съезда неоднократно нарушались, его все же решили созвать?

Ю.И. Мухин, совершенно справедливо, главное значение съезда видит в принятии нового Устава партии. Однако, он обращает, как мне кажется, внимание как на свидетельство поворота в политической системе, связанной с этим Уставом не на самых главных его особенностях, хотя и они, наверное, имели важное значение. Так, он обращает внимание на изменение названия партии, интерпретируя его как превращение ее в собственность советского государства, а не Коминтерна, как было при прежнем Уставе. Замену названия Политбюро на Президиум ЦК он связывает с резким сужением функций этого органа и превращением его из полноправного руководителя советского государства лишь в исполнительный орган Центрального Комитета. Он обращает внимание на то, что в Уставе не упоминалась должность Генерального секретаря, хотя ее не было и в предыдущем Уставе (36).

Прежде, чем высказать свои соображения о действительно принципиальных изменениях в Уставе партии, принятом на XIX съезде хотел бы отметить значение Устава в жизни Коммунистической партии. Наличие Устава является отличительной особенностью именно Коммунистической партии в отличие от всех других политических партий мира. Само название этого документа говорит о принципиальной особенности этой партии, близкой по методам своей деятельности к военной организации. При этом в отличие от программы партии, в которой, как и в программных документах многих других партий мира, был значителен пропагандистский и даже утопический элемент, Устав партии, как и Устав воинской службы, носил чисто прикладной характер и определял, поэтому истинное лицо партии как политической организации. При всей схожести организации Коммунистической партии с военной организацией, связанный с требованиями партийной дисциплины, в Уставе партии принятом даже на XVIII съезде был сильный демократический элемент, предусматривающий, в частности, выборность органов партии сверху донизу, возможность организации партийных референдумов и созыв внеочередного съезда партии, и ряд других положений в рамках демократического централизма. Эти положения сохранились и в новом Уставе, но в нем появились и принципиально новые элементы.

Я проанализирую отличия (кроме тех, о которых писал Ю. Мухин) нового Устава от старого, чего, кажется, еще не делалось в российской исторической литературе.

Наибольшие изменения появились в разделе о правах и обязанностях члена партии. Раздел об обязанностях члена партии был очень значительно расширен. Если в прежнем уставе он занимал буквально несколько небольших пунктов, то в новом ему было посвящено чуть ли не две страницы. Если внимательно проанализировать эти изменения и расширения, то становиться ясно, что они были предназначены для партийной номенклатуры и определяли ее обязанности перед партией и государством.

Вот пункт «ж» этого раздела, отсутствовавший в прежнем уставе: «… член партии обязан развивать самокритику и критику снизу, выявлять недостатки в работе и добиваться их устранения, бороться против парадного благополучия и упоения успехами в работе. Зажим критики является тяжким злом. Тот, кто глушит критику, подменяет ее парадностью и восхвалением, не может находиться в рядах партии» (37). Этот пункт прямо и резко предназначен для партийной и государственной номенклатуры. Ибо кто же еще как не она может глушить критику и самокритику, создавать парадное благополучие и упоение успехами в работе, зажимать критику. За эти повседневные для номенклатуры поступки ей угрожали теперь исключением из партии и объявляли их тяжким злом. Номенклатуре тем самым объявлялась война.

Следующий пункт «д» тоже отсутствовавший в прежнем уставе шел в том же направлении: «Сообщать в руководящие партийные органы, вплоть до Центрального Комитета партии, о недостатках в работе, невзирая на лица... член партии не имеет права скрывать неблагополучное положение дел, проходить мимо неправильных действий, наносящий ущерб интересам партии и государства… Тот, кто мешает членам партии выполнять эту обязанность, должен строго наказываться как нарушитель воли партии» (38). Этот пункт тоже был направлен против номенклатуры, ибо именно она скрывала истинное положение дел (в том числе и само ПБ ЦК, поощрявшее, к примеру, лживую макроэкономическую статистику). И именно ей было предназначено, как и в предыдущем пункте, предупреждение о попытке помешать действиям рядовых членов партии по вскрытию неблагополучия как нарушение воли партии, что ставило их вне партии. Столь же революционный для СССР и КПСС характер имели еще два пункта Устава об обязанностях члена партии.

В пункте «и» говорилось: «…быть честным и правдивым перед партией, не допускать искажения правды. Неправдивость коммуниста перед партией являются тягчайшим злом и несовместимо с пребыванием в партии» (39). Ложь и лицемерие, как минимум, с конца 20-х годов вошли в жизнь коммунистов и рядовых граждан СССР, в особенности, его руководящих работников. Теперь как раз «неправдивость объявлялась величайшим злом». Нет слов, нередко и до того ложная информация наказывалась: приписки в статотчетности, ложные данные командиров частей и соединений о военных потерях. Но никогда еще ложь не объявлялась в качестве национальной опасности. Для этого она должна была неоднократно показать свою колоссальную вредоносность. Но не должны ли были стать жертвами этой статьи Устава, например, руководители ЦСУ СССР с их лживой отчетностью о макроэкономических достижениях советской экономики? И те, кто их контролировал. Так можно было зайти очень далеко.

В пункте «л» говорилось «…на любом посту, порученном партией неуклонно проводить указания партии о правильном подборе кадров по политическим и деловым качествам. Нарушение этих указаний, подбор работников по признакам приятельских отношений, личной преданности, землячества и родства несовместимы с пребыванием в партии». И этот пункт был направлен против государственной и партийной номенклатуры. Кто же еще подбирал кадры? Конечно, лозунг подбора кадров по политическим и деловым качествам являлся традиционным лозунгом в советском политическом лексиконе. Упрек в подборе кадров по приятельским соображениям адресовался многим крупным партийным работникам в период репрессий 1937-1938-х годов, и это был один из немногих вполне реальных их проступков. Но впервые обвинение в неправильном подборе кадров, столь распространенном, в советском обществе и партии объявлялось тягчайшим преступлением.

Суммируя эти новые пункты устава можно сказать, что в них были перечислены многие негативные черты советского общества, ответственность за их существование была возложена на партийную и государственную номенклатуру, ей грозили серьезнейшими карами за их продолжение, а рядовым членам партии вменялось в обязанность разоблачать эти преступления, не опасаясь преследования за критику. Демократическая жизнь в партии выступала, таким образом, в качестве условия ее и советского общества в целом успешного развития.

Права членов партии оставались по новому Уставу неизменными. Но они и без того были достаточно обширными, хотя очень плохо соблюдались. Именно в новых обязанностях членов партии, руководителей и рядовых членов были даны гарантии соблюдения этих прав.

Подлинным обвинительным заключением против номенклатуры, развивавшим и обосновывающим указанные новые положения Устава, явился раздел «Партия» отчетного доклада ЦК ВКП (Б), с которым выступил Г.М. Маленков, но который, конечно, как и Устав партии был продиктован в основных чертах Сталиным. Внимательное чтение этого раздела создает впечатление, что он написан в период перестройки, на ее первом этапе. Ритуальные и очень редкие упоминания о партийной оппозиции 30-х годов и необходимости повышения политической бдительности не могут скрыть ее основного антиноменклатурного (М. Восленский мог бы быть заподозрен в плагиате) и демократического внутрипартийного пафоса.

Приведу наиболее яркие принципиальные новые моменты в этом разделе доклада.

Уже в самом его начале осуждается погоня за количеством членом партии в ущерб качеству, под которым понимается политическая закалка и идейность членов партии. Очевидно, что Сталин был крайне обеспокоен способностью партии в ее нынешнем состоянии вести политическую борьбу, для которой как раз особенно важны именно идейная убежденность, и бороться с антигосударственными устремлениями. В докладе появляется и многократно повторяется мысль о самодеятельном и боевом характере партийных организаций. Сам термин самодеятельность был к этому времени прочно забыт и взят из терминологии периода гражданской войны и начала 20-х годов. Именно отсутствием самодеятельности партийных организаций, критики и особенно критики снизу объясняются в докладе не способность партийных организаций противостоять ведомственным и местническим, и иным антигосударственным устремлениям.

Стремление помешать критике снизу докладчик объяснил деятельностью бюрократов, которых он назвал злейшими врагами партии. Конечно, ритуальные осуждения бюрократии появлялись и раннее, но они всегда сопровождались утверждениями о необходимости укреплять государственный аппарат и авторитет работников этого аппарата. Теперь впервые за послеленинский период из уст, конечно, Сталина бюрократы объявляются злейшими врагами партии. Не политические противники, как раньше, а опора самого режима. В докладе подчеркивалась необходимость повести беспощадную (слово то, какое!) борьбу как со злейшими врагами партии с теми, кто препятствуют развитию критики наших недостатков, глушат критику, допускают преследования и гонение за критику. Вполне в духе перестройки говорится о том, что отсутствие критики приводит к тому, что ошибки и недостатки в работе, болезни и слабости не подвергаются критике, что усиливает настроения благодушия и самодовольства. Одним словом, сделаю вывод, отсутствие демократии внутри партии является основным препятствием для развития самой партии и социалистического общества. Из этого можно сделать, как мне представляется, вывод: Сталин под влиянием известных ему фактов и тенденций увидел именно в бесконтрольной бюрократии главную опасность для дальнейшего развития советского общества и самой Коммунистической партии, силу, тормозящую их развитие и укрепление, и потенциально способную изменить социализму, как об этом предупреждал Троцкий еще в середине 30-х годов в своей книге «Преданная революция».

Дальнейшая часть этого раздела доклада посвящена подробному изложению пороков значительной части государственного и партийного аппарата: сокрытию действительного положения дел и прямому обману о состоянии дел, лени и равнодушии к порученному делу, безответственности и расхлябанности, систематическому нарушению государственной дисциплины. Именно в этой связи осуждается как широко распространенное явление подбор кадров по приятельским и земляческим признакам, удобных и угодных руководителям, опять же вполне в духе Троцкого и Восленского, антибюрократической волне периода перестройки.

В качестве основных задач партийных органов объявляются подбор кадров и проверка исполнения и идеологическое воспитание членов партии. Административно распорядительные элементы в деятельности партии осуждаются как пережитки военного времени.

В связи с необходимостью развертывания идеологической работы и политической учебы не только выражается тревога о возможности проникновения в советское общество чуждых взглядов, но, что еще недавно казалось немыслимым, объявляется о необходимости нового отношения к дискуссиям и инакомыслию в общественных науках. Ввиду важности этого места процитирую его почти целиком: «во многих областях науки были вскрыты чуждые советским людям нравы и традиции, выявлены факты кастовой замкнутости и нетерпимого отношения к критике, разоблачены и разбиты различные проявления буржуазной идеологии и всякого рода вульгаризаторские извращения. Известные дискуссии по философии, биологии, физиологии, языкознанию, политической экономии вскрыли серьезные идеологические прорехи в различных областях науки, дали толчок к развертыванию критики и борьбы мнений… разгромлен «аракчеевский режим», существовавший на многих областях научного фронта. Однако, в ряде отраслей науки еще полностью не ликвидирована монополия отдельных групп ученых, оттирающих растущие свежие силы, ограждающих себя от критики и пытающихся решать научные вопросы административным путем. Ни одна отрасль науки не может развиваться в затхлой атмосфере взаимного восхваления и замалчивания ошибок: попытки утвердить монополию отдельных групп ученых порождают застой и загнивание в науке».

Очевидно, что главный пафос этой части (при ритуальном упоминании о буржуазной идеологии и о всех предыдущих дискуссиях в науке) доклада направлена на разоблачение (вполне актуальном и до сих пор) вредоносности монополии в науке отдельных групп ученых. Необходимость критики и здесь объявляется условием прогресса общества.

Требует переосмысления смыл заключительного выступления Сталина на XIX съезде партии. Оно многих поразило тогда не только своей краткостью, но и содержанием. Сталин говорил преимущественно о важности борьбы коммунистических партий капиталистических стран за сохранение буржуазно-демократических свобод, как будто у партии не было более важных проблем. Я вижу двойной смысл в этом выступлении. Во-первых, отказ от выдвижения коммунистическими партиями несоциалистических стран социалистических целей, во-вторых, реабилитация буржуазно-демократических свобод, которые раньше советской пропагандой клеймились (не без основания) как лживые и фальшивые. И эта вторая часть имела прямое отношение к демократизации советского общества с использованием элементов этих свобод.

Однако, еще более важные изменения в жизни партии и советского государства были произведены уже после XIX съезда партии при формировании исполнительных органов ЦК партии. Они означали, на мой взгляд, решительное изменение места партии в жизни советского общества, частично уже поглядывавшие в документах съезда партии. Главное состояло в том, что в новых исполнительных органах партии исчезли экономические органы, что означало уход партии от вмешательства в экономическую жизнь.

Совершенно новым в практике руководства партией было создание трех постоянных комиссий, обслуживающих Президиум ЦК и Бюро Президиума ЦК со своим аппаратом, приравниваемым по статусу к аппарату и руководству отделов ЦК партии. Были образованы комиссии по внешним делам, по вопросам обороны, и по идеологическим вопросам (40). Обращает на себя внимание, что не было создано ни одной комиссии по хозяйственным вопросам. Уже одно это должно было сигнализировать об уходе партии от непосредственного вмешательства в хозяйственные вопросы. Об этом же говорило и распределение обязанностей между секретарями ЦК партии (41). Ни одному из них не было поручено руководство сохранившимися хозяйственными отделами ЦК партии. Ряд отраслевых отделов ЦК партии, занимавшихся промышленностью и транспортом, было решено объединить в промышленно-транспортный отдел, но заведующий отделом так, и не был назначен и в опубликованных документах нет указания о том, что он вообще был назначен до смерти Сталина. Был назначен руководитель только одного отраслевого отдела - сельскохозяйственного. Планово-финансово-торговый отдел был вообще упразднен (42). Осталось только два экономических отдела при 7 идеологических отделах.

Имеется очень важное свидетельство того, что в 1952 году произошло реальное (а не фиктивное) изменение внутрипартийной жизни. Оно принадлежит долголетнему работнику республиканского, и с 1960 года центрального партийного аппарата Леону Оникову. Леон Оников был последовательным сторонником демократизации партийной жизни и горячим критиком внутрипартийных отношений, сложившихся, как он совершено правильно писал, при Сталине в конце 20-х годов. В очень содержательной книге, вышедшей в 1996 году, Л. Оников подробно показал, как происходила деформация партийной жизни с конца 20-х годов и превращение партии из общественной организации в элемент государственного аппарата. Ограничившись функцией осуждения этого процесса, Л. Оников не попытался выявить его объективные причины, в отличие, скажем, от Ю. Мухина. Вопреки своему замыслу, Л. Оников в двух эпизодах показал, что именно в 1952 году, когда он начал работать в аппарате ЦК Компартии Эстонии, произошли серьезные изменения характера внутрипартийных отношений.

«В 50-х годах мне самому молодому партийному работнику приходилось критиковать первого секретаря ЦК и других секретарей ЦК партии Эстонии… Тогда можно было критиковать любое самое высокое должностное лицо в партии и государстве, кроме членов Политбюро, говоря, конечно, о Сталине. Это держало в узде, и порой жестко, верхушку аппарата. Внутрипартийный беспредел начался позже, начиная с прихода к власти Хрущева» (43). Он же показывает, что «…при выборах партийных органов демократизм формально был действительно высок», что обеспечивалось тайным характером выборов и даже размещением урн для тайного голосования. В результате при выборах делегатов на XIX съезд на Тамбовской партконференции 80% выбранных делегатов, в том числе и из КГБ, получали голоса «против», в то время как при выборах делегатов на XXVII съезд партии, когда порядок выборов был изменен, все делегаты были выбраны «единогласно» (44).

Дата добавления: 2015-11-30