Алхимический взгляд на единство противоположностей

654 Герберт Сильберер справедливо назвал coniunctio "центральной идеей" алхимической процедуры 1. Этот автор правильно понял, что алхимия в основном была символической, в то время, как историк алхимии, Эдуард фон Липпманн, химик, не упомянул термин "coniunctio" даже в своем индексе 2. Любой, кто хотя бы чуть-чуть знаком с алхимической литературой, знает, что адепты были озабочены прежде всего соединением субстанций — какие бы названия не носили эти субстанции. Посредством этого соединения они надеялись достичь цели своей работы: добыть золото или его символический эквивалент. Хотя coniunctio — это, вне всяких сомнений, первичный образ того, что мы сегодня называем химическим соединением, вряд ли возможно с абсолютной точностью доказать, что адепт мыслил так же конкретно как современный химик. Даже, когда он говорил о единении "природ", или об "амальгаме" железа и меди, или о соединении серы и рути, он, в то же самое время, подразумевал и символ: железо было Марсом, а медь — Венерой, и их слияние было также и любовным приключением. Единение "природ", которые "обнимают друг друга" было не физическим и конкретным, ибо то были "небесные природы", которые размножались "по Божьему велению" 3. Когда "красный свинец" поджаривался вместе с золотом, он порождал "дух", то есть соединение становилось "духовным" 4, и из "красного духа" получался "мировой принцип" 5. За соединением серы и ртути следовали "купель" и "смерть" 6. Под соединением меди и aqua permanens, которой как правило, была ртуть, мы понимаем только амальгаму. Но для алхимиков оно означала тайну, "философское" море, поскольку для них aqua permanens была исключительно символом или философским постулатом, который они надеялись обнаружить — или верили, что обнаружили — в различных "жидкостях". Субстанции, которые они стремились соединить, в реальности всегда обладали (в силу своей непознанной природы) сверхъестественным качеством, которое тяготело к иллюзорному воплощению. То были субстанции, которые, подобно живым организмам, "оплодотворяли друг друга и тем самым создавали живое существо [ξώον], искомое Философами" 7. Субстанции представлялись им гермафродитами, и соединение, к которому они стремились, было философской операцией, а именно единством формы и содержания 8. Эта изначальная дуальность объясняет частое дублирование субстанций: две серы, две ртути 9, Venus alba et rubea10, aurum nostrum и aurum vulgi.
655 Стало быть, нет ничего удивительного в том, что адепты, как мы узнали в предыдущих главах, нагромоздили огромное количество синонимов, чтобы выразить таинственную природу субстанций — занятие, которое химику должно представляться совершенно тщетным, но психологу позволяет дать долгожданное объяснение природы проецируемого содержимого. Как и все сверхчувственное содержимое, оно имеет тенденцию к самоусилению, то есть образует ядро для скапливания синонимов. Эти синонимы представляют элементы, которые должны быть объединены в пару противоположностей 11; например: мужчина и женщина, бог и богиня, сын и мать 12, красное и белое 13, активное и пассивное, тело и дух 14, и так далее. Противоположности как правило происходят из quaternio элементов 15, о чем нам прямо говорит трактат "De sulphure", принадлежащий перу неизвестного автора:
Так огонь принялся трудиться над воздухом и создал Серу. Затем воздух принялся трудиться над водой и создал Ртуть. Вода принялась трудиться над землей и создала Соль. Но земле было не над чем трудиться и поэтому она ничего не создала и ее плод остался внутри нее. Стало быть, были созданы только три принципа, а земля стала нянькой и матерью остальных.
Из этих трех принципов было созданы мужское и женское начала; мужское, конечно, — из Серы и Ртути, а женское — из Ртути и Соли16. Вместе они создали "не подверженную разложению Единицу", quinta essentia, "и таким вот образом четырехугольник ответит четырехугольнику" 17.
656 Синтез не подверженной разложению Единицы или квинтэссенции следует за Аксиомой Марии, землей, представляющей "четвертый элемент". Отчужденность враждебных элементов соответствует первоначальному состоянию хаоса и тьмы. Из последующих соединений возникают активный (сера) и пассивный (соль) принципы, а также примиряющий, амбивалентный принцип, Меркурий (ртуть). Затем эта классическая алхимическая троица создает отношения между мужским и женским как высшее и главное противоречие. Огонь возникает в самом начале и не подвергается никакому постороннему воздействию, а возникшая в конце земля ни на что не воздействует. Между огнем и землей нет никакого взаимодействия; поэтому четыре элемента не образуют круг, то есть совокупность. Она порождается только синтезом мужского и женского. Так, квадрат в начале соответствует quaternio элементов, соединившихся в quinta essentia, а в конце — "квадрат ответит квадрату".
657 Алхимическое описание начала с психологической точки зрения соответствует примитивному сознанию, которое постоянно готово разломиться на индивидуальные эмоциональные процессы — так сказать, разлететься на четыре стороны. Поскольку четыре элемента представляют весь физический мир и распад означает растворение в составляющих элементах мира, то есть в исключительно неорганическом и, соответственно, бессознательном состоянии. И наоборот, соединение элементов и окончательный синтез мужского и женского являются достижением искусства и продуктом дерзающего сознания. Поэтому результат синтеза воспринимался адептом как самопознание 18, которое, как и познание Бога, необходимо для приготовления Философского Камня 19. Для работы необходимо благочестие, а оно есть не что иное, как знание самого себя 20. Эта мысль встречается не только в поздней алхимии, но и у греков, например в александрийском трактате Крата (сохраненном арабами), где говорится, что совершенное знание души делает адепта способным понять многие различные имена, которые Философы дали таинственной субстанции 21. В "Liber quartorum" подчеркивается, что занимаясь работой нужно следить как за событиями, так и за самим собой 22. Из этого ясно следует, что химический процесс coniunctio был в то же время психическим синтезом. Дело выглядит так, будто иногда самопознание создавало единство, а иногда достаточно было и химического процесса. Последнее происходило гораздо чаще: coniunctio происходит в реторте 23 или в более неопределенном "естественном сосуде" или матрице 24. Сосуд также называется могилой и "единением в смерти" 25. Это состояние называется "затмением солнца" 26.
658 Coniunctio не всегда принимает форму непосредственного единения, поскольку ему требуется посредник (или среда): "Превращение может произойти только с помощью посредника" 27, и "Меркурий — это среда coniunctio" 28. Меркурий — это душа (анима), которая является "посредником между телом и духом" 29. То же самое относится и к синонимам Меркурия — зеленому льву 30 и aqua permanens или духовной воде 31, которые тоже являются средой coniunctio. В "Consilium coniugii" в качестве связующего элемента упоминается сладкий запах или "густые испарения" 32, что напоминает василидианскую идею о сладком запахе Святого Духа 33. Это явно указывает на "духовную" природу Меркурия, точно так же как духовная вода, называемая также aqua aeris (воздушная вода или вода-воздух), является жизненным принципом и "свахой" для мужчины и женщины 34. Обычным синонимом воды является "море" как место, где празднуется химическая свадьба. В "Tractatus Micreris" упоминаются такие синонимы как "Нил египетский", "Индийское Море" и "Меридианово Море". "Чудесное" свойство этого моря заключается в том, что оно примиряет и соединяет противоположности 35. Стало быть, существенной чертой царственного брака является морское путешествие, как оно описано Христианом Розенкрейцем 36. Этот алхимический мотив был использован Гете во второй части "Фауста", где он ложится в основу смысла Эгейского Праздника. Архетипическое содержимое этого праздника было тщательно рассмотрено Керени в его блестящем дополнительном толковании. Группы нереид на римских саркофагах указывают на "свадебный и похоронный элемент", ибо "в основе античных мистерий... лежит тождественность брака и смерти с одной стороны, и рождения и вечного воскрешения из мертвых с другой" 37.
659 Однако, Меркурий является не просто средой соединения, но также и тем, что должно быть соединено, поскольку он есть суть и "семенная материя" как мужчины, так и женщины. Mercurius masculinus и Mercurius foemineus соединяются в и посредством Mercurius menstrualis, который есть "aqua" 38. В своем труде "Physica Trismegisti" Дорн дает этому "философское" объяснение: В начале Бог создал только один мир (unus mundus) 39. Это мир он разделил на два — небо и землю. "Под поверхностью этого сочетания духовного и материального скрыта третья вещь — священные узы брака. Это и есть "посредник", доселе живущий во всех вещах, связующих оба их полюса, без которых он не смог бы вообще существовать, а они без этого "посредника" не смогли бы быть тем, чем они являются, одной вещью, состоящей из трех" 40. Деление на два было необходимо для того, чтобы вывести "один" мир из состояния потенциальной возможности в реальность. Реальность состоит из множества вещей. Но единица — это не число; первым числом является двойка и с нее и начинаются множество и реальность.
660 Из этого объяснения ясно следует, что неуловимый и всемирный Меркурий — этот мерцающий мириадами форм и цветов Протеус — есть нечто иное, как "unus mundus", первоначальное, не-дифференцированное единство мира или Бытия; άγνωσία гностиков, первичное бессознательное 41. Меркурий алхимиков — это воплощение и конкретизация того, что сегодня мы называем коллективным бессознательным. Хотя концепция unus mundus является метафизической идеей, бессознательное может косвенно ощущаться в ходе ее проявлений. Хотя это всего лишь гипотеза, она, по крайней мере, так же вероятна как и гипотеза атома. Из находящегося в настоящее время в нашем распоряжении эмпирического материала ясно следует, что содержимое бессознательного, в отличие от содержимого сознания, до такой степени перемешано, что отдельные его элементы нельзя отличить друг от друга и поэтому они легко могут меняться местами, наиболее ярким примером чего являются сновидения. Из-за того, что отдельные элементы содержимого нельзя отличить друг от друга, у человека возникает впечатление, что все связано со всем и, стало быть, несмотря на разнообразные формы проявления этих элементов, они, в сущности, являются единством. Только сравнительно ясное содержимое может состоять из мотивов или типов, вокруг которых скапливаются индивидуальные ассоциации. Как показывает история человеческого разума, эти архетипы обладают большой стабильностью и так дифференцированы, что могут себе позволить быть персонифицированными и поименованными, хотя их границы и размыты или нарушены другими архетипами, так что может иметь место взаимообмен определенными качествами. В частности, символизм мандалы указывает на явную тенденцию к концентрации всех архетипов в общем центре, сравнимой со связью всего содержимого сознания с эго. Эта аналогия настолько поразительна, что не знакомый с этим символизмом человек может легко прийти к неверному суждению, будто мандала — это искусственный продукт осознающего разума. Конечно, мандалу можно симитировать, но это не является доказательством того, что все мандалы являются имитациями. Они создаются спонтанно, без внешнего воздействия, даже детьми и взрослыми, которые никогда и не слышали о таких идеях 42. Мандалу, вероятно, можно рассматривать как отражение эгоцентрической природы сознания, хотя эта точка зрения была бы оправданна только в том случае, если бы можно было доказать, что бессознательное является вторичным феноменом. Но бессознательное, вне всякого сомнения, древнее и "изначальнее" сознания, и поэтому можно с таким же успехом назвать эгоцентризм сознания отражением или имитацией "само"-центризма бессознательного.
661 Центральная точка мандалы символизирует абсолютное единство всех архетипов, а также многообразие феноменального мира, и, стало быть, является эмпирическим эквивалентом метафизической концепции unus mundus. Ее алхимическим эквивалентом являются lapis и его синонимы, в особенности Микрокосм 43.
662 Объяснение Дорна весьма полезно, поскольку позволяет нам глубоко заглянуть в алхимические mysterium coniunctionis. Если это есть не что иное, как восстановление первоначального состояния космоса и божественной бессознательности мира, то мы можем понять то невероятное очарование, которое излучает эта загадка. Это есть западный эквивалент фундаментального принципа классической китайской философии, а именно единства ян и инь в дао, и, в то же самое время, предчувствие этого "tertium quid", которое я, основываясь, с одной стороны, на психологических ощущениях, а с другой — на экспериментах Рейна, назвал "синхронистичностью" 44. Если символизм мандалы является психологическим эквивалентом unus mundus, то синхронистичность является его пара-психологическим эквивалентом. Хотя синхронистические феномены происходят во времени и пространстве, они демонстрируют замечательную независимость от обеих этих незаменимых детерминант физического существования и потому не подчиняются закону причинности. Причинное мышление, которое лежит в основе нашего научного взгляда на мир, расчленяет все на индивидуальные процессы, которые оно старательно пытается изолировать от всех остальных аналогичных процессов. Такой подход абсолютно необходим, если мы хотим получить достоверные сведения о мире, но с философской точки зрения у него есть недостаток — он разрывает или скрывает всемирную взаимосвязь событий, в результате чего понимание существования более значительной связи, то есть единства всего мира, становится все более и более трудным делом. Между тем, все, что происходит, происходит в том же самом "одном мире" и является его частью. Поэтому события должны a priori обладать аспектом единства, хотя это трудно установить статистическим методом. В настоящее время ясно только одно — Рейну, похоже, удалось, с помощью своих экспериментов с экстрасенсорным восприятием (ЭСВ), продемонстрировать существование этого единства 45. Независимость событий от времени и пространства приводит к полному смысла совпадению тех из них, которые причинно не связаны друг с другом — феномен, который еще совсем недавно относили к исключительно описательным концепциям телепатии, ясновидения и предчувствия. Эти концепции, естественно, ничего объяснить не могут, потому что каждая из них представляет собой X, которую никак нельзя отличить от X другой концепции. Характерной чертой всех этих феноменов, в том числе и психокинетического эффекта Рейна и других синхронистичных явлений, является "смысловое совпадение" — такое определение я дал принципу синхронистичности. Этот принцип предполагает существование внутренней связи или единства между причинно не связанными друг с другом событиями, которая является проявлением унитарного аспекта бытия, очень хорошо названного unus mundus.
663 Меркурий, как правило, обозначает таинственную субстанцию, синонимами которой являются "панацея" и "алхимическое лекарство". Последнее Дорн отождествляет с бальзамом (46) Пара-цельса, который является близкой аналогией цироу василидианцев. В De vita longa Парацельса, бальзам как elixir vitae, связан с термином "gamonymus", который можно перевести как "взявший фамилию супруга" 47. Дорн думает, что бальзам, который "стоит выше природы", можно найти в человеческом теле, и является он некоей эфирной субстанцией 48. Он говорит, что это самое лучшее лекарство не только для тела, но и для разума (mens). Хотя эта субстанция материальна, она как комбинация духа и души алхимической медицины, по сути своей, духовна 49.
Мы заключаем, что медитативная философия состоит, по большей части, из ментального единства {unio mentalis]. Это первое единство еще не делает человека мудрецом, а делает его только разумным учеником мудрости. Второе единство разума и тела является признаком мудрого человека, с надеждой ожидающего этого благославенного третьего единения с третьим единством [то есть unus mundus, скрытое единство всего мира]. Да сделает Всемогущий Бог всех людей такими и да будет Он один во Всем 50
664 Для всей алхимии большое значение имеет то, что, с точки зрения Дорна, ментальное единство было не кульминационной точкой, а просто первой фазой процедуры. Вторая фаза начиналась тогда, когда ментальное единство, то есть единство духа и души, соединялось с телом. Но пика mysterium coniunctionis можно ожидать только в том случае, когда единство духа, души и тела становится одним целым с первоначальным unus mundus. Эта третья фаза coniunctio изображалась 51 по типу Успения и Коронации Марии, в которых Матерь Божья представляет тело. Успение, на самом деле, является свадебным праздником, христианской версией священного брака, изначально кровосмесительная природа которого играла большую роль в алхимии. Традиционное кровосмешение всегда указывало на то высшее единство противоположностей, выраженное комбинацией вещей, обладающих разной природой. 52 Это может начаться с чисто внутрипсихического unio mentalis интеллекта или мышления с Эросом, представляющим чувство. Подобная внутренняя операция имеет очень большое значение, поскольку она приводит к значительному повышению уровня самопознания, а также личной зрелости, но ее реальность всего лишь потенциальна и реализуется только в результате единения с физическим миром тела. Поэтому алхимики изображали unio mentalis как Отца и Сына, а их единство как голубку (характерную для них обоих "спиральность"), но мир тела они представляли женским или пассивным принципом, а именно Марией. Так, в течение более чем тысячи лет, они подготавливали основу для догмы Успения. Это верно, что глубокий смысл брака отцовского духовного принципа с принципом материи или материнской материальности нельзя разглядеть в этой догме с первого взгляда. Тем не менее, эта догма действительно перебрасывает мостик через вроде бы неизмеримую бездну — внешне непоправимую отчужденность духа от природы и тела. Алхимия проливает яркий свет на основу догмы, ибо новый предмет веры выражает в символической форме именно то, что адепты считали тайной своего coniunctio. Соответствие и в самом деле настолько велико, что старые Мастера могли совершенно законно заявить, что новая догма начертала герметический секрет на небесах. На это можно возразить, что алхимики тайно протащили мистический или теологической брак в свои малопонятные процедуры. Это возражение противоречит тому факту, что алхимический брак не только древнее соответствующей формулировки в литургии и литературе Отцов Церкви, но и основан на классической и дохристианской традиции 53. Алхимическая традиция не может быть связана с апокалиптическим браком Агнца. Сильно дифференцированный символизм последнего (агнец и город) сам является ответвлением от архетипического божественного брака, который является источником алхимической идеи coniunctio.
665 Адепты стремились реализовать свои философские идеи в форме химической субстанции, которая, как им казалось, была наделена всевозможными магическими способностями. В этом заключается буквальный смысл объединения ими unio mentalis с телом. Нам, разумеется, не так просто включить нравственные и философские размышления в эту амальгамму, как это с легкостью делали алхимики. Во-первых, мы слишком много знаем об истинной природе химического соединения, а во-вторых, наша концепция разума слишком абстрактна, чтобы мы могли понять, каким образом "истина" может быть скрыта в материи, или на что может быть похож столь эффективный "бальзам". В силу средневекового невежества как в области химии, так и в области психологии, и в силу отсутствия какой бы то ни было гносеологической критики, эти две концепции могли легко перемешаться, так что вещи, которые нам представляются совершенно не связанными друг с другом, могли вступить во взаимные отношения.
666 Догма Успения и алхимические mysterium coniunctionis выражают одну и ту же фундаментальную мысль, хотя символизм их очень разный. Если Христос настаивал на буквальном вознесении физического тела в небо, то алхимики верили в возможность существования (или даже в реальное существование) своего камня или философского золота. В обоих случаях вера заменяла отсутствующую эмпирическую реальность. Даже несмотря на то, что алхимия в своих процедурах была гораздо материалистичные догмы, обе они оставались на второй, связанной с ожиданием, стадии coniunctio, стадии единства unio mentalis с телом. Даже Дорн не рискнул предположить, что кто-либо из адептов в своей жизни достиг третьей стадии — совершенства. Разумеется, всегда было полно аферистов и обманщиков, утверждавших, что они нашли lapis или золотой раствор, или что они способны их изготовить. Но более честные алхимики с готовностью признавали, что они еще не добрались до главной разгадки.
667 Но нас не должна отпугивать физическая невозможность догмы или coniunctio, ибо они представляют собой символы, по отношению к которым обманчивая прелесть рационализма представляется совершенно неуместной. Если символы вообще хоть что-нибудь значат, то они являются тенденциями, которые ведут к определенной, но пока еще непонятной цели, и, соответственно, могут выразить себя только в аналогиях. В этой неопределенной ситуации человек должен оставить вещи такими, какие они есть, и удовлетвориться этим, отказавшись от попыток узнать, что скрывается за символом. В случае с догмой, подобный отказ подкрепляется страхом нарушить святость религиозной идеи, а что касается алхимии, то вплоть до самого недавнего времени считалось, что не стоит тратить время и умственные силы на средневековые глупости. Сегодня, вооруженные психологическим пониманием, мы можем проникнуть в смысл даже самых невразумительных алхимических символов, и нет никаких оснований для того, чтобы мы не могли применить подобный метод к догме. В конце концов, никто не может отрицать, что она состоит из идей, которые рождены мышлением и воображением человека. Психологическое исследование нисколько не повредит (не говоря уже о том, чтобы оказать на него решающее влияние) вопросу о том, до какой степени это самое мышление было вдохновлено Святым Духом; не отрицается и возможность его метафизической основы. Психология не может высказываться ни за, ни против объективной ценности любой метафизической точки зрения. Я повторял это заявление во многих местах, для того, чтобы развеять упрямое и смешное представление, будто психологическое объяснение должно обязательно быть либо психологизмом, либо его противоположностью, а именно, метафизическим утверждением. Психика сама по себе является феноменальным миром, который нельзя свести ни к мозгу, ни к метафизике.
668 Я уже сказал, что символы — это тенденции, цель которых пока что остается неизвестной 54. Мы можем предположить, что те же самые фундаментальные правила верны как для истории человеческого разума, так и для психологии индивида. В психотерапии часто бывает так, что определенные тенденции бессознательного, задолго до того как они достигнут сознания, выдают свое присутствие символами, которые чаще всего возникают в сновидениях, но также находят свое выражение и в фантазиях, и символических действиях. Зачастую у нас складывается впечатление, что бессознательное пытается вторгнуться в сознание с помощью всевозможных аллюзий и аналогий, или что оно делает более-менее игривые попытки привлечь к себе внимание. Этот феномен очень легко заметить в сериях сновидений. Те серии, о которых я говорю в Психологии и алхимии, являются хорошим тому примером 55. Идеи вырастают из зерен и мы не знаем, какие именно идеи и из каких именно зерен выросли в ходе истории. Например, об Успении Девы ничего не говорится ни в Священном Писании, ни в течение первых пяти столетий существования христианской церкви. На протяжении долгого времени оно даже официально отрицалось, но потом, при молчаливом согласии всей средневековой и современной церкви, оно постепенно развилось в "благочестивую точку зрения" и обрело такие силу и влияние, что, в конце концов, сумело отодвинуть в сторону необходимость быть подтвежденным священным писанием и традицией, восходящей к примитивным временам; ему также удалось обрести определение, несмотря на то, что само содержимое догмы определению не поддается 56. Заявление папы сделало реальностью то, что в течение долгого времени замалчивалось. Этот решительный выход из рамок исторического христианства является самым сильным доказательством автономности архетипических образов.

Дата добавления: 2015-11-30