Далекое и близкое

Многие жалуются на то, что Бог удалился от нас и пребывает от нас в отдалении. Им не хватает его близости — например, в церкви и даже в Библии. Некоторые ощущают эту удаленность так силь­но, что опасаются, что бог мертв для них или вообще мертв. Од­нако мертвым может быть только один из богов. Только он может быть далеким и близким, подобно тому, как люди близки друг-другу или далеки друг от друга. Если этот Бог мертв, он больше не стоит на пути, что сосредотачивает нас глубочайшим образом.

Что же сосредотачивает нас глубочайшим образом? Человечес­кое, одобрение человеческого таким, какое оно есть, и одобрение каждого человека таким, какой он есть. В этом случае Бог больше не становится между людьми, избирая или отвергая их по собс­твенному произволу.

Внезапно мы замечаем, как другой человек занимает опустев­шее место Бога, вынуждая нас начать новую жизнь, признав его равным нам, как бы он от нас ни отличался. И тогда место дале­кого Бога занимает близкий человек, не менее таинственный, чем бог, который отныне мертв.

Допуская эту близость, мы, как бы странно это не показалось поначалу, становимся открытыми для целого, которое не является ни далеким, ни близким, а просто присутствует. Что может быть больше и религиознее этого?

БЕЗДНА

На бездну мы взираем сверху, стоя на ее краю. Над бездной мы замираем и смотрим вниз.

Бездна глубока, глубока, как бездна. Перед нашим внутренним взором ее дно так глубоко, что мы не можем его себе представить. Поэтому она и называется «бездна» — для нас она «без дна». Одна­ко нас влечет к себе ее глубина.

Этот образ обозначает прежде всего великие тайны. Для нас они глубоки, как бездна, то есть неизмеримо глубоки. Их глубина влечет нас к себе, и перед ней мы замираем. Ибо всего лишь один лишний шаг — и мы упадем в бездну.

Итак, бездна и ее глубина одновременно привлекают нас и в то же время отталкивают. На краю этой бездны мы должны остано­виться, хотя она и влечет нас к себе.

Это замирание перед чем-то недостижимым, это отступление, не взирая на притяжение, это пребывание в состоянии неподвиж­ности, которое не может идти ни вперед, ни назад и сосредоточен­но остается на месте, есть благоговение, или благочестивое разду­мье. Оно как требуется, так и даруется перед лицом бездны.

«БОЖЬЕГО ГЛАСА, КОНЕЧНО, ТЫ НЕ СНЕСЕШЬ»'

' Рильке. Дуинские.элегаи. Элегия первая. (В переводе В. Микушевича).

СВОБОДА

Свобода означает, с одной стороны», «быть свободным от», а с другой — «быть свободным для».

«Быть свободным от» означает обычно «свободным от чего-то, что стесняло, ограничивало и сдерживало нас», так что теперь, после того, как мы освободились от него, перед нами открылись новые возможности. Чем дальше мы развиваемся и раскрываемся, как люди, тем от большего мы освобождаемся, в том числе и в пла­не того, что мы можем оставить его за собой.

Поначалу эта свобода не является достижением. Нередко она является следствием обстоятельств, времени и того, что она поз­воляет нам сама по себе. Так, взрослый просто благодаря тому, что он стал взрослым, освобождается от многого из того, что было ему запрещено, когда он был ребенком или подростком.

Но мы также освобождаемся благодаря опыту и труду, благо­даря тому, что мы больше знаем и большему научились. Знание и опыт и связанное с этим упражнение открывают перед нами пути, благодаря которым мы можем благодаря собственным навыкам и знаниям выбираться из ограничивающих нас ситуаций в направ­лении больших возможностей, чем прежде.

Но мы несвободны и связаны, прежде всего, в эмоциональном отношении, например, в отношении наших родителей и нашего происхождения, так что любовь к ним и верность им удерживает нас от иного, хотя мы, благодаря нашим знаниям и навыкам, мог­ли бы легко освободиться и отделиться от них. Стать свободными в этом плане, как правило, удается только благодаря новым жиз­ненным обстоятельствам, которые вынуждают нас к иному или открывают перед нами новые возможности, в отношении которых мы прежде были слепы.

Эмоциональное освобождение, или отделение, возможно, од­нако, и вследствие озарения. Однако, в данном случае, речь, кро­ме «свободы от», шла бы еще и о «свободе для».

Но каким же именно образом обстоит дело с этой свободой для чего-то? Действительно ли мы знаем, когда решаемся на что-либо, толкают ли нас на это наши собственные соображения и наше сво­бодное решение, которые продумали и учли все «за» и «против» и обдумали и учли также все последствия, так что мы, таким обра­зом, нашли правильное решение и свободно избрали его? Или же мы, возможно, следуем импульсу, овладевшему нами и который мы оправдываем — задним числом — при помощи размышлений, как если бы мы были все-таки свободными? Например, чувствуя свою персональную ответственность за результат и приписываем его себе — либо как заслугу, либо как вину? Но кому же мы долж­ны приписать его на самом деле, если мы — задним числом — уз­наем, что нечто, рассматривавшееся нами в качестве нашей за­слуги, позднее оказалось вредным и злополучным для нас и для других? И наоборот, если нечто, за что мы упрекали себя и из-за чего мы испытывали чувство вины, оказалось целительным и ос­вобождающим для нас и для других?

Возможно, мы почувствуем себя лучше, если мы в значитель­ной степени откажемся от представления о «свободе для». Это удастся нам тем легче, чем больше мы будем руководствоваться, пребывая в созвучности с нашим окружением и с другими людьми, импульсами и указаниями, исходящими от этой созвучности. В этой созвучности мы увидим себя одновременно действующими и не действующими, «свободными от» и «свободными для» в одном и том же движении, оставляющими и в то же время берущими.

В христианстве мы находим широко распространенное пред­ставление, согласно которому мы — якобы — свободны по отно­шению к Богу, можем и должны, например, свободно принимать решение в пользу Него или против Него, а Он — якобы — в соот­ветствии с нашим свободным решением будет отвечать или реа­гировать на него тем или иным образом. Точнее говоря, это озна­чало бы, что мы, путем нашего свободного решения влияли бы на Его поведение, так что, в конце концов, мы были бы свободны по отношению к Нему, а Он был бы не свободным по отношению к нам.

Я не хочу сейчас продолжать эти рассуждения. Мне хотелось лишь указать на то, к каким странным выводам могут привести представления о нашей свободе по отношению к Богу.

Разумеется, мы ничего не знаем о Боге — не знаем даже, сущес­твует ли Он. Поэтому мои рассуждения на эту тему также совер­шенно излишни. Тем не менее, те или иные представления оказы­вают различное воздействие на нашу душу. Меня в данном случае интересовало только это, и каждый может свободно принимать свое решение. В самом деле?

ДУХ

Мы отличаем дух от материи или же, возможно, забываем о нем при взгляде на материю. Это странно, ибо все, что поддержива­ет материю в состоянии движения, управляется силой, которая не может исходить от материи как материя, и которая делает материю возможной. Это таинственная сила. Правда, мы можем рассчитать ее, поскольку она проявляется в своих действиях, однако от нас ос­тается скрытым, откуда она исходит и что поддерживает ее в состо­янии движения, но, прежде всего — куда она направляет свой ход.

Кроме того, мы познаем, что вся материя упорядочена и под­чинена законам и порядкам, которые сами не являются материей, но всего лишь проявляются в ней, в качестве чего-то, господству­ющего над материей. Сказанное в еще большей степени относится к оживленной материи во всем ее многообразии.

Что же является в ней управляющей и движущей силой? Сила, которая упорядочивает и сводит воедино, создает симбиозы, от ко­торых мы снова и снова приходим в изумление, и которые не могут быть объяснены и поняты лишь случайностью или адаптацией. В оживленной материи это душа. Она одушевляет, что одновременно подчинено и неорганическим законам, и приводит нас изнутри в со­стояние движения, без того, чтобы ее подталкивало или притягивало что-либо извне. При этом, прежде всего, можно наблюдать, что жи­вые существа управляются, направляются и приводятся в движение не только изнутри и не только относящейся лишь к ним душой, но также и душой, которая приводит в соответствие друг с другом не­сколько различных живых существ и поддерживает их вместе, в ка­честве живого сообщества, подобно членам чего-то большего, обще­го для них, устанавливает и поддерживает отношения между ними.

Но и эта душа, как в более узком, так и в более всеобъемлющем смысле, следует законам и порядкам, которые не могут находиться внутри нее, ибо иначе ей не нужно было бы следовать им.

Итак, что же это за сила, стоящая над душой? Что же это за сила, стоящая над порядками, определяющая их и сама не подчи­ненная им? Для меня эта сила есть дух.

Здесь мы можем задаться еще одним вопросом. Дух — это пос­леднее? Может быть, это и так. Но мы этого не знаем. Если бы мы это знали, мы были бы выше него или, по крайней мере, равными ему. Мы знаем его широту и его пронизывающую и формирующую все сущность лишь в ограниченной степени. Но есть нечто, являю­щееся его первостепенной отличительной чертой. Возможно, имен­но это самым глубоким образом определяет для нас его сущность.

Мы воспринимаем дух как дух неисчерпаемо творческий.

Дата добавления: 2015-11-30