Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Теоряй и практика

Читайте также:
  1. Бхаджана-крия - практика преданного служения
  2. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КАК ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА
  3. Вопрос 46. Практика обучения, воспитания и помощи лицам с выраженной интеллектуальной недостаточностью
  4. Когда практика изменяет восприятие в состоянии бодрствования, это изменение затрагивает и сновидения. В состоянии сновидений возникает осознанность.
  5. Культово-обрядова практика
  6. Набуття навичок у здійснені попередніх операцій. Практика заповнення та використання попереднього повідомлення та попередньої митної декларації.
  7. О работе студента-практиканта

 

Что касается письма левой рукой, я продвигался семимильными шагами. Держать в ней перо оказалось для меня совершенно естественным, а я десятилетиями это подавлял. Теперь слова лились на бумагу прямо из головы, не запинаясь и спотыкаясь, как часто случалось раньше. Я понял, что писчая рука для писателя все равно что фехтовальная у фехтовальщика или ударная у боксера. Правильной рукой я и правда писал лучше, ритм мыслей совпал с движениями тела, необходимыми, чтобы перенести их на бумагу. Когда пишешь, бывают мгновения, когда тебя подхватывает поток, у которого ничто не должно стоять на пути,' а получается так, лишь когда пользуешься верной рукой.Уроки Тень-Короля не имели отношения к обычным вещам, какие усваиваешь при классическом литературном образовании (а их я уже получил от Данцелота), нет, их основой был крайне нетрадиционный, можно даже сказать, несерьезный материал, которым владел и который преподать, вероятно, мог только он.

– Сегодня я расскажу тебе кое-что про газовую лирику, – говорил, например, Гомунколосс, а потом часами разглагольствовал о поэтах с некой отдаленной планеты, которые состоят из светящегося газа, и про их сложную технику крайне мимолетных газовых стихов. По его собственным словам, он постоянно переговаривался со всеми творцами, в том числе и с ныне уже покойными, во всех точках вселенной и посредством Орма дискутировал о темах и построении сюжета.

Разумеется, это была полная чушь, но он нес ее так талантливо и правдоподобно, что я мог лишь восхищаться его неистощимой фантазией. Такова была странная смесь скромности и мании величия, неортодоксальная манера преподавания, которой он старался передать мне свои огромные знания и мастерство: просто утверждая, что подглядел их у кого-то другого. А ведь на самом деле он сам владел всем этим и не уставал день за днем, урок за уроком выдумывать новые нелепицы, лишь бы воспламенить мое воображение.

Этот учебный материал без стройной системы и серьезной основы исключительно способствовал тому, чтобы подтолкнуть мою мысль и развить письмо. И тем он напоминал мне тривиальную литературу моей юности – она бередит мысль, которая не обрывается, когда закрываешь дочитанную книгу. У Плачущих теней было емкое слово для подобной беспечной и взбалмошной теории литературы – теоряй.

Но невзирая на разработанную левую руку, на расширившийся словарный запас и необычные методы с помощью, которых Гомунколосс натаскивал мое воображение… – невзирая на все это я не создал ничего сколько-нибудь значительного. Писал-то я постоянно, безупречно с точки зрения грамматики и стиля, но настолько бессодержательно, что, перечитав, сразу бросал в камин. Разве это не напрасный труд? Может, я все же отношусь к тем, кому никогда не подняться над посредственностью? Однаж-ды я настолько отчаялся, что поделился своими мрачными мыслями с Гомунколоссом.

Он задумался, и по его лицу я понял, что решение, которое он явно взвешивал, далось ему нелегко.

– Пришло время перейти к практической части твоего образования, – твердо сказал он наконец. – Принудить Орм невозможно, но тот, кто хочет что-то писать, должен что-то пережить. По части последнего, в Тенерохе шансов на это больше, чем в любом другом здании Замонии.

– Это я уже заметил.

– Да что ты знаешь! Ничего!

– А я думал, что обошел весь замок.

– Ха! – хмыкнул Гомунколосс. – А ты никогда не задумывался, что на самом деле представляет собой замок Тенерох?

– Конечно. Постоянно ломаю голову.

– И к какому выводу ты пришел? Я пожал плечами.

– Это здание? – спросил Гомунколосс. – Ловушка? Машина? Живое существо? Как насчет того, чтобы вместе узнать?

– Согласен.

– Это небезопасно. Но, полагаю, могу гарантировать, что тогда у тебя будет первая большая история, которую ты сможешь перенести на бумагу новой пишущей рукой и новым словарным запасом.

– Тогда в путь!

– Повторяю, приключение может стать опасным. Очень опасным.

– Да что может случиться? У меня же в телохранителях сам Тень-Король!

– В катакомбах живут существа поопаснее Тень-Короля.

– И в Тенерохе тоже?

– Пожалуй, да. В той части замка, куда мы идем.

– Гм… ну надо же. И куда же мы пойдем?

– В подвал.

– В замке есть подвал?

– Конечно, – отозвался Гомунколосс. – В любом страшном замке есть подвал.

 

 

В подвале

 

Не знаю, как долго мы спускались по лестнице в подвал замка Тенерох, но уж точно не один час. Про «лестницу» я сказал для простоты: в забытом словарном запасе Плачущих теней для проделанного нами пути имелось другое название «Шахтощеле-спуск», иными словами «все, что ведет глубоко под землю».

Сперва мы сбежали по вырубленным в скале ступеням, потом настал черед кованых железных скоб, покрытых светящейся ржавчиной (вероятно, еще одно произведение ржавых гномов). Иногда приходилось даже спускаться по канату или сползать по трубам. Наконец мы очутились в сталактитовой пещере. Трудно было поверить, что и она тоже часть замка Тенерох, о чем я и сказал моему провожатому.

– Раз пещеры находятся под замком, значит, это подвалы, – сварливо возразил Гомунколосс.

При себе у него был факел с медузосветом, который лишь скудно озарял просторный грот. Здесь было холодно и влажно, пахло плесенью и дохлой рыбой, и довольно скоро я затосковал по хорошо отапливаемым залам наверху.

Подняв повыше факел, Гомунколосс двинулся вперед. Повсюду как грибы из земли вырастали янтарные кристаллы. И нигде никаких признаков цивилизации, ничего, над чем потрудились бы умелые руки, никаких окаменелых книг, ни единого нацарапанного или вырубленного символа. Я снова оказался в той части катакомб, куда лишь изредка и случайно забредало мыслящее существо.

– Ты, конечно, слышал про исполинские книги? – продолжал, быстро шагая впереди, Гомунколосс. – Книги высотой с ворота сарая, такие тяжелые, что унести их не смог бы десяток охотников.

– Да. В книге Дождесвета что-то об этом говорилось. Бабушкины сказки, и сочиняют их сами охотники. Наверное, нарочнораспускают слухи, лишь бы нагнать на людей страху, чтобы они в катакомбы не совались. Ведь там, где есть исполинские книги, должны быть и исполины.

– Легенды о великанах в катакомбах существовали, когда охотников еще не было и в помине. Их называли многовысокими, гунолюдьми или шоготами. Считается, что они были первыми обитателями этого подземного мира. Давно вымершая раса. Слишком крупная для нашего тесного мирка.

– Гигантский череп, в котором жил Хоггно, вполне мог принадлежать какому-нибудь великану.

– Это был череп зверя. Очень большого зверя, но не великана.

Гомунколосс спустился в шахту, и я полез следом. Шахта привела в большую темную пещеру, где факел отбрасывал лишь маленькое пятно света на пол. Пол был гладким и ровным, возможно, даже отполированным. На меня повеяло запахом антикварных книг, таким сильным, что я словно почувствовал их вкус.

– Где мы? – спросил я. – Тут где-то есть книги?

– Осторожно! – сказал Гомунколосс. – Тому, что я делаю теперь, я научился у книжнецов, когда тайком за ними подглядывал.

– Ты подглядывал за книжнецами? Значит, ты со всеми так поступаешь? А как же неприкосновенность частной жизни?

Гомунколосс усмехнулся.

– Как-то я подбросил на порог Кожаного грота письмо Дан-целота ко мне. Так они привели меня в свою Палату чудес. Я знаю пути, которые больше никому не известны.

– Это ты принес письмо Данцелота книжнецам?

– Кто же еще? Сдается, ты его читал? Я кивнул.

– Похоже, ты так поступаешь со всеми чужими письмами, какие попадают тебе в руки. А как же неприкосновенность частной жизни?

Я было пристыженно понурился, но тут же снова вскинул голову, так как Гомунколосс вдруг подбросил факел в черноту.

В синем свете кувыркающегося факела я увидел, что потолок пещеры невероятно высокий, метров тридцать по меньшей мере. И что по стенам до самого потолка тянутся книжные полки. Содной стороны, в этом не было ничего неожиданного: в катакомбах я видел шкафы и повыше. Однако поражало то, что книги на полках были высотой с ворота сарая.

Ловко поймав факел, Гомунколосс тут же опять его подбросил.

Гигантские книги, стоявшие длинными рядами корешок к корешку, пробудили во мне странное чувство превыше всякого уважения. Для такого состояния у Плачущих теней было выражение «Благореспа», означавшее уважение, граничащее со страхом. В таком состоянии трудно подавить в себе порыв пасть ниц и молить о пощаде.

Гомунколосс снова поймал факел.

– Тут есть книги размером с дом, – сказал он.

– Но конечно, хозяева этих мест давным-давно вымерли, да? – простонал я.

– Да, давным-давно, – согласился Гомунколосс.

Я вздохнул с облегчением: передо мной лишь артефакты вымершей расы гигантов.

– За исключением одного.

– На такой глубине есть что-то живое? – испугался я.

– Да. К сожалению.

– И что же?

– Трудно сказать. Нечто очень большое. Чудище.

– В твоем подвале живет чудище?

– В любом подвале живет чудище.

– Значит, великан и чудище разом? – У меня подкосились ноги.

– Да. Я не знаю, как еще его описать. Оно не только ужасных размеров. Дело обстоит много хуже: я подозреваю, что это каннибал.

Чудище, великан и каннибал. Час от часу не легче. Надеюсь, Гомунколосс просто хочет распалить мое воображение.

– А теперь скажу тебе еще кое-что, но ты, скорее всего, не поверишь, – продолжал Гомунколосс, точно прочел мои мысли. – Этот великан – ученый. Или что-то вроде алхимика. Он читает. Читает все эти исполинские книги, которые ты тут видишь. Он проводит эксперименты в гигантской лаборатории неподалеку отсюда. Трупы своих предков он складировал в гиганте-кой ледяной пещере. Думаю, он потому прожил так долго, что поедал их одного за другим. Их мертвая плоть поддерживает его жизнь.

М-да, как раз такие истории рассказывают в детстве друзьям, когда спускаются с ними в подвал. Наверное, Тень-Король хочет сделать из меня автора в жанре ужасов.

– И хочешь скажу, что я еще думаю? – спросил Гомунколосс.

– Жду не дождусь.

Заговорщицки ко мне наклонившись, Гомунколосс понизил голос до хриплого шепота:

– Я думаю, что этот великан не в себе! Больной на голову! – Он покрутил пальцем у виска. – Хотя головы-то у него нет.

– Нет головы?

– Никакой. Во всяком случае того, что мы бы так назвали. И рта у него, по сути, нет, но однажды я видел, как он пожирает труп. И поверь мне, это самое неаппетитное, что я когда-либо…

– Да перестань же! – воскликнул я. – Тебе меня не напугать. Скажи наконец что мы тут ищем?

– Я же тебе объяснил. Мы хотим разгадать тайну замка Тене-рох. Последнюю загадку катакомб.

– Никакого чудища тут нет. Ты просто хочешь меня испытать.

– Ну, если ты такой бесстрашный, иди впереди.

– Вот и пойду.

– Вот и пойди.

Пройдя мимо Тень-Короля, я сделал несколько нерешительных шагов в темноту.

– Ты, наверное, тоже не в себе, раз без нужды лезешь во владения опасного чудища, – сказал я.

– Я-то ничего такого не делаю, – отозвался Гомунколосс. – Это ты туда лезешь.

– Ты о чем? – переспросил я и обернулся. Но он уже исчез. Только факел с медузосветом лежал на полу.

 

 


Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)