|
Читайте также: |
– Кажется, я влюблен, – признается он.
– Влюблен? – отзываюсь я эхом. В животе урчит. Черт, вот бы очередь двигалась побыстрее и нас уже обслужили!
– Сначала я думал, мы просто переспим, но, кажется, это нечто большее…
Немолодая дама перед нами фыркает и оборачивается, багровая как свекла.
– Можно вести свои грязные разговорчики в другом месте? Некоторые собирались здесь пообедать! – Она смотрит на нас с омерзением. – Кэрол, Луиза, пойдемте! – И вместе с двумя спутницами демонстративно выходит из очереди. Мы оказываемся первыми.
Мария, степенная, респектабельная хозяйка кафе, похоже, готова смыться из‑за прилавка вслед за этой троицей.
– Э‑э… панини с курицей и соусом «песто» и поджаренную чиабатту с моцареллой и помидорами. Пожалуйста… – бормочу я скороговоркой. Замечательно, что не надо больше ждать, но исполнение желаний, оказывается, – далеко не всегда доставляет удовольствие.
Хорошо хоть обслуживают нас быстро. Уже через пару минут Мария протягивает сэндвичи, а Брайан ей – десятку.
– Не хотел ничего говорить из‑за твоей ситуации. – Шеф намекает на мой разрыв с Джеймсом, о котором я в подробностях поведала ему чуть раньше. – Но мне просто необходимо с кем‑то поделиться. – Он опускает сдачу в коробочку для чаевых и добавляет тихо, чтобы на этот раз точно никто не подслушал: – Тыщу лет такого не испытывал.
– Но это же здорово! – Я забираю сэндвичи. В маленьком кафе меня мучает клаустрофобия, и, с извинениями протиснувшись мимо очереди, которая заканчивается на тротуаре, я с облегчением выхожу под солнце. – Речь ведь про Нила, верно?
– Откуда ты знаешь?
Мы переходим улицу и идем в сторону офиса.
– Догадалась. Пришлось напрячь мозги. Ты ж не лопал орешки, это при аллергии‑то, ни с кем не менялся местами на мюзикле, не опаздывал потом на работу и засосом не щеголял… – Брайан краснеет, и я быстро заверяю: – По‑моему, он очень милый. Держи свой сэндвич с курицей.
– Милый – не то слово! – Брайан как будто сам не в силах поверить своему счастью. Развернув панини, он откусывает и начинает задумчиво жевать. – Но вот проблема разницы в возрасте…
– Сколько ему? – Я надеваю солнечные очки.
– Тридцать два. В два раза меньше, чем мне.
– О, такой молоденький!
– Именно. Боюсь, люди будут смеяться.
– Не будут. Как же Майкл Дуглас и Кэтрин Зета‑Джонс.
– Вот и я о чем, – мрачно ответствует Брайан. – Он ей в отцы годится.
– Или даже в дедушки! – Умница, Хизер. В своем репертуаре. – Да ладно, хватит переживать. Ты прекрасно выглядишь для своего возраста. Особенно ноги. Особенно в чулках. – И я игриво подталкиваю его локтем.
Он с хохотом вгрызается в сэндвич, я надкусываю свой. Обычно в обед я хожу в «Маркс и Спенсер». Правда, раньше мои любимые сэндвичи часто заканчивались у меня перед носом, теперь же они достаются мне каждый день и, признаться, надоели до смерти. Вот почему сегодня я сделала выбор в пользу местного итальянского кафе.
Некоторое время мы идем молча, под аккомпанемент собственных шагов, – пока не раздается приглушенное треньканье. Свободной рукой выудив мобильник из сумки, я смотрю на экран. Номер не определен. Возможно, это Джесс из отеля в Кейптауне. Нажимаю зеленую кнопочку.
– Алло, это Хизер?
Нет, не Джесс. А рот у меня, как назло, набит хлебом, горячим сыром и помидорами.
– Это Ивонн, «Санди геральд».
Я торможу и срочно переключаюсь из режима «ни к чему не обязывающий треп с подружкой» в режим «судьбоносный разговор, в котором невероятно важно каждое слово».
– Виктор сегодня уехал в Шотландию порыбачить, но просил меня позвонить вам. – Ивонн настолько торопится, что даже не замечает, что я до сих пор не издала ни звука. – На собеседовании вы произвели на него большое впечатление.
Она делает паузу, и я понимаю, что сейчас моя очередь. Но говорить я не могу – я жую. Эта треклятая чиабатта разбухает во рту, как губка.
– Он хочет предложить вам должность штатного фотографа.
Я давлюсь. И выкашливаю с надрывом:
– Правда? – Брайан протягивает мне свою бутылку воды, я делаю огромный глоток.
– Спасибо.
– Не за что, – хором отзываются Ивонн и Брайан. После секундной паузы она продолжает:
– Отдел по работе с персоналом вышлет вам официальное подтверждение по почте. Как обычно: договор, расписание отпусков, сведения о зарплате. Кстати, а вы с ним обсуждали зарплату?
– Кажется, нет… – Покосившись на Брайана, который шагает рядом, разглядывая витрины магазинов, я чувствую себя предательницей.
– Здесь написано – тридцать пять тысяч в год.
Господи.
– Серьезно? – Тридцать пять тысяч! Это ж почти в… это… короче, это в разы больше, чем я сейчас зарабатываю.
– Пересмотр через полгода.
– Хм‑м…
Якобы обдумываю ее слова, но в воображении уже кружусь с полными пакетами дизайнерского шмотья в руках – ни дать ни взять Джулия Робертс в «Красотке». С ума сойти! Я смогу поехать в отпуск куда захочу, куплю кучу новых нарядов и то изумительное серебряное колье с гранатовыми подвесками, которое приметила в витрине ювелирного по дороге в спортзал…
В мои грезы вторгается голос Ивонн:
– Вот только одна загвоздка… Виктор хочет, чтобы вы приступили к работе в понедельник. Вас устраивает?
Знаете фильмы о природе, когда за десять секунд показывают, как яблоко вырастает на ветке, падает и мгновенно скукоживается? То же самое происходит с моим восторгом – с той же скоростью. Понедельник? Бросаю взгляд на своего нынешнего шефа. Брайан зажег сигарету и затягивается с мечтательным видом, наслаждаясь солнцем и новой влюбленностью. Ну не могу я взять и заявить, что покидаю его через два дня. Хотя заказов у нас практически нет…
Свадьба леди Шарлотты. В следующие выходные.
Решено. Придется отказать «Санди геральд»…
– Ну… видите ли…
– Отлично, – перебивает Ивонн. – Я знала, что проблем не будет. Если Виктору Максфилду что‑то нужно – он это получает, так? – Саркастический хохоток. – С этим разобрались, увидимся в понедельник. Часов в десять пойдет? – Прежде чем мне удается вставить хоть слово, она вешает трубку.
– Хорошие новости? – Брайан поднимает брови.
Все произошло так быстро, что я совершенно растеряна.
– Э‑э… да… неплохие. – Ну как я ему скажу? – Видишь ли, в чем дело…
А дальше? Наспех продумываю несколько вариантов и отметаю все. Ясно одно: легко не будет.
Мы уже на пороге офиса. Брайан отпирает дверь, я вхожу вслед за ним, и мне в голову приходит неожиданная мысль: мечтать о престижной работе и получить ее – абсолютно разные вещи.
– Мне предложили работу. В «Санди геральд». Хотят, чтобы я приступила в понедельник, – выкладываю разом.
Лицо Брайана искажается, но он мгновенно берет себя в руки. Если бы я моргнула в этот момент, вообще ничего не заметила бы.
– Отличная новость, Хизер! – Он старательно улыбается. – Ты молодчина! Я тобой горжусь.
– А как же леди Шарлотта?
– Ой, да ладно. – Брайан корчит гримаску. – Найду какого‑нибудь помощника. В конце концов, это всего лишь очередная свадьба.
Какой же он все‑таки… замечательный!
– Но я не могу вот так тебя бросить. Я не предупредила заранее. И мы столько готовились… Может, попробовать объяснить в редакции? По‑хорошему, я должна у тебя еще месяц отработать. – Теперь, когда мне на самом деле предстоит расставание с Брайаном, выясняется, что я не так уж этого хочу.
– Я тебя умоляю, Хизер. Что еще за чушь про обработку? Я, конечно, твой начальник… но первым делом я твой друг. И вот что я тебе скажу: ты свободна. Отдохни остаток недели. Начнешь работать в газете – еще спасибо мне скажешь.
– Точно?.. – Я все еще колеблюсь.
– Послушай, я пережил свой звездный час. Теперь твоя очередь. Беги в «Санди геральд», нащелкай потрясающих снимков, ни на одном из которых не будет конфетти! Девочка моя, о такой работе можно только мечтать!
Он прав. Я окидываю взглядом родные стены – фотографии новобрачных в рамочках, часы с принцем Чарлзом и леди Ди, черно‑белый портрет Брайана в зените славы… И понимаю: я была так увлечена фантазиями о карьерном взлете, что ни разу даже не задумалась о том, насколько дорого мне все это.
– Я в курсе, что большинство людей, уходя с работы, получают золотые часы…
Вернувшись в реальность, я вижу, что Брайан выдвигает ящик стола.
– Это ж когда на пенсию выходят?
Но Брайан в полете и меня не слышит.
– Но эта вещь тебе наверняка больше придется по душе. – Он протягивает мне компакт‑диск.
– Что это?
Неужели?
– Пустячок на память…
Поворачиваю пластиковую коробочку лицевой стороной. Эндрю Ллойд Уэббер, «Призрак оперы». К глазам подступают слезы.
– С автографом! – Брайан с нескрываемой гордостью указывает на выведенные маркером каракули: «Майкл Кроуфорд».
Я тронута. Я‑то знаю, какое это для него сокровище.
– Буду беречь. – Я целую своего старшего друга в щеку.
– Уж надеюсь. Я тогда два часа под дождем проторчал, чтобы получить подпись. – Его голос дрожит от избытка чувств.
– Что ж… Пойду собираться?
– Да‑да‑да. – Брайан берет газету и делает вид, что погружается в чтение.
В горле комок, в глазах туман. Вот уж не ожидала от себя. Я ухожу в чуланчик, смаргивая слезы, открываю ящик стола со своим барахлом и начинаю перекладывать вещи в пакет. Если именно этого я хотела всю жизнь, почему мне так паршиво?
Глава 38
В шесть вечера мы с Брайаном прощаемся окончательно. Оба натянуто шутим, обещаем не терять связь. И вот пора уходить. Весь день я собирала хлам, накопившийся за шесть лет, и набила два огромных пакета. Но от предложения Брайана подвезти отказываюсь, говоря, что помощь мне не нужна, пакеты легкие, к тому же я встречаюсь с Джесс – отпраздновать свой успех.
Все вранье.
Кое‑как выбравшись из метро, плетусь по главной улице в направлении дома; пакеты бьют по лодыжкам. Час пик в самом разгаре, вокруг бурлит людской поток, выхлопные газы мешаются с сигаретным дымом, а я это едва замечаю. В голове, словно закольцованный видеоролик, крутятся воспоминания: обрывки разговора с Ивонн, изумление Брайана, беседа с Виктором Максфилдом, самые яркие моменты моей шестилетней службы в фирме «Вместе навсегда»…
Я слышала, что люди впадают в шок после автокатастроф и других трагических событий, но – шок от исполнения заветной мечты? Размышляя об этом, обнаруживаю, что уже дошла до поворота на свою улицу. В витрине магазинчика миссис Пател ловлю отражение: несчастная поникшая фигурка. Я.
Застываю посреди тротуара. Хизер, да что с тобой? Откуда эта постная мина? У тебя вид такой, будто ты потеряла работу. В твоей ситуации полагается прыгать от радости. Полагается бежать домой, звонить Лайонелу и Эду, сообщать фантастическую новость. Хлестать шампанское до бесчувствия и заплетающимся языком признаваться в любви всем подряд…
Ладно, допустим, последний пункт можно исключить.
Приосанившись, вымучиваю улыбку человека перед объективом, когда фотограф медлит и никак не нажмет на затвор. Ну же, Хизер. Представь. Больше не придется слышать презрительное хмыканье, когда на вечеринке кто‑нибудь спросит тебя о работе. Не будешь чувствовать себя полным ничтожеством, просматривая сайты поиска одноклассников и изучая успехи ровесников. И, глядя в видоискатель, ты не будешь больше мечтать о том, чтобы там оказался кто угодно – только не сияющая невеста в кремовых кружевах. Есть! Ты это сделала! Ты добилась успеха!
Рассматриваю свое отражение на фоне «товара недели» – пирамиды супов быстрого приготовления. Странно, но мне всегда казалось, что успешные люди выглядят несколько по‑другому.
Притащившись домой, сваливаю пакеты на кухне. Пожалуй, лучший способ отпраздновать – это снять телефонную трубку и начать набирать номера один за другим. В течение следующих тридцати минут я, захлебываясь, излагаю радостное известие Лайонелу, голосовой почте Джесс, а также Лу: мой брат в Лас‑Вегасе на конференции стоматологов, где ему «самое место, потому что, пока он был дома, мы только и делали, что собачились из‑за футбола», сердито фыркает его жена. Всех обзвонив, выслушав поздравления и пожелания «выпить и от моего имени тоже», вешаю трубку и тупо оглядываю кухню.
Что теперь?
Барабаня пальцами по столу, бросаю взгляд на микроволновку: 19.03. Хм. Интересно, где Гейб. Позвонить ему я не могу – здесь он не пользуется мобильником. А мне не терпится поделиться с ним новостью. Он точно будет в восторге – это была его идея как‑никак.
Открываю холодильник. Бутылка шампанского, которую я купила на новоселье Гейба, все еще ждет своего часа. Что ж, полагаю, он настал. Ставлю бутылку на стол и вынимаю из шкафчика два узких бокала.
У меня слюнки текут. Шампанское холодное как лед, и темное стекло мгновенно покрывается капельками. Несколько секунд я рассматриваю бутылку – оцениваю, будто парня в баре. Нет, все‑таки надо дождаться Гейба.
19.07. Он будет с минуты на минуту. Пока суть да дело, я придумываю себе занятия: кормлю Билли Смита, протираю плиту, выстраиваю в линию магниты на холодильнике.
Пожалуй, один бокальчик не повредит.
Хизер, шампанское не пьют в одиночестве. Его пьют с кем‑то. Рассеянно беру мандарин и принимаюсь чистить, тщательно снимая с каждой дольки длинные белые полоски, прежде чем забросить ее в рот и насладиться маленьким взрывом сладкого сока.
Все это занимает примерно минуты три.
Даже капельку нельзя? Капелюшечку?
С вожделением гляжу на бутылку, чувствуя, как тает моя решимость. В конце концов, кто сказал, что шампанское нельзя пить одной? Почему общество диктует нам какие‑то дурацкие правила? Не торопясь, обдираю золотистую фольгу. Я ведь не собираюсь все выпивать. Продегустирую – и только. Пробка выпуливает с громким хлопком. Схватив бокал, ловко подставляю его под пенистую струю.
Три бокала спустя ощущаю, что порядком захмелела. Напялив атласные босоножки, выделываю на кухне пируэты, во все горло подпевая Майклу Кроуфорду. Когда ария приближается к кульминации, зажмуриваюсь, раскинув руки. Я абсолютно счастлива. Жизнь бьет ключом. Меня переполняет восторг. Набрав в грудь побольше воздуха и запрокинув голову, заливаюсь соловьем. По‑моему, у меня талант. Я прирожденная певица. Мне бы концерты давать. А если еще чуточку позаниматься, из меня и танцовщица получится. Взгляните хоть на Кэтрин Зету‑Джонс. Всего‑то и нужно – немного практики и сетчатые чулки. И бедрам на пользу, если буду много и часто задирать ноги…
Вот так! Выбрасываю ногу в воздух, шампанское выплескивается из бокала. А‑а‑а! Каблук скользит на мокром линолеуме, и я приземляюсь на пятую точку. Ой. Что ж, по всей видимости, нужно больше тренироваться.
Кое‑как поднимаюсь и ковыляю к табуретке. Наливаю еще бокал – в медицинских целях. Морщась, пью. Все бы сейчас отдала, чтобы разок затянуться сигаретой. Сбегать в магазинчик на углу за «Мальборо»? Щиколотка откликается острой болью. Ладно, плохая была идея. В утешение делаю еще глоток.
Но это не помогает.
Вот бы в доме оказались сигареты.
Эврика! Гейб же курит.
Воодушевленно хромаю по коридору к его комнате. Уверена, он не рассердится – ни один нормальный курильщик не оставит собрата в беде. Уже собираясь толкнуть дверь, замечаю зеленый огонек автоответчика – моргает из‑за вазы с увядшими красными розами. Моргает – значит, кто‑то звонил. Столько всего случилось, что я даже забыла прослушать сообщения, когда пришла.
Так‑с, посмотрим. Три звонка. Жму на кнопку. Жду. Раздается писк: «Добрый день, не вешайте, пожалуйста, трубку. Это Ай‑Пи‑Си Финанс, и мы поможем вам сэкономить не одну тыся…» До свидания. Свирепо жму «удалить». Снова писк. «Дорогая, это я. Валяюсь у бассейна…»
Джесс! Настроение тут же улучшается. Она трещит как сорока: в Кейптауне здорово и весело, она решила на время завязать с мужиками. Слышу, как она затягивается сигаретой, и в организме просыпается прежняя тяга. Открываю дверь комнаты Гейба.
«…Ну я и сказала себе: что было, то было, Джесс…»
Под ее чириканье выискиваю глазами красно‑белую пачку. Взгляд падает на книжную полку в углу. Ага. Коршуном пикирую на «Мальборо» и победоносно извлекаю сигарету.
«… Ты права, лучше полюбить и потерять, чем…» Би‑ип.
Автоответчик обрывает ее на полуслове. Джесс такая. Не помню, чтобы она хоть раз оставила сжатое сообщение строго по делу. Зато следующий звонящий сухо рубит фразы. На поезд опаздывает, что ли?
«Здравствуй, Гейб…»
Какое огорчение. Я‑то надеялась, что это будет Гейб собственной персоной.
«Это твой дядя…»
Ага, тот самый престарелый дядюшка, про которого Гейб мне все уши прожужжал. Прихватив зажигалку, собираюсь уходить. Можно было догадаться. У него американский акцент, но не такой резкий, как у Гейба. Забавная штука, но он говорит совсем как…
«Виктор…»
Максфилд, завершает голос у меня в голове.
Холодею. Виктор Максфилд – дядя Гейба? Мой жилец – племянник моего нового начальника? Стою совершенно опешив. А потом беспощадная истина сшибает меня с ног, как десятитонный грузовик.
Вот почему я получила работу.
Сообщение продолжается – что‑то про новое место встречи сегодня вечером, другой ресторан, но я почти не слушаю. Я падаю, падаю – и падению нет конца. Так вот почему Гейб предложил написать в «Санди геральд». Вот почему меня пригласили на собеседование. Вот почему после шести лет безуспешных попыток… Мне становится дурно. Колени подгибаются, и, прижав ладонь к губам, я опускаюсь на пол.
Мать вашу…
– Эй, что с тобой?
Не знаю, сколько времени просидела на ковре, оглушенная грохотом, с которым башня моей мечты разлеталась в пыль. Подняв голову, вижу перед собой Гейба в мотоциклетной куртке.
– Что с тобой?
За те секунды, что я смотрю ему в глаза, шок и обида перерождаются в ярость.
– Сукин ты сын!
Глава 39
Гейб бледнеет.
– Что такое?
– Отлично знаешь, – огрызаюсь я, пытаясь подняться.
Картинка собирается из отдельных фрагментов, будто чудовищная головоломка: Гейб диктует письмо, излучая оптимизм, Виктор Максфилд принимает меня с энтузиазмом… Вспоминаю, как показывала ему свои фотографии и какую ощущала гордость, когда он их хвалил.
– Господи, какая же я дура… – В жизни, кажется, не испытывала такой злости.
– Ну‑ну, успокойся… – начинает он меня увещевать, будто капризного ребенка.
– Успокоиться?! – Сама знаю, что ору, но не могу сдержаться. Во мне пульсирует алкоголь вперемешку с адреналином и яростью. Убийственное сочетание. – Да как ты смеешь мне такое говорить после всего, что сделал?
– Да что я сделал‑то? – растерянно бормочет Гейб и ждет ответа, запустив пятерню в волосы. Наконец отворачивается со вздохом, бросает шлем на кровать. – Нормально, да? – ворчит он, снимая очки и устало потирая переносицу. – Я прихожу, а ты с порога материшь меня и даже не желаешь ничего объяснять.
В ответ я говорю только два слова:
– Виктор Максфилд.
Спина у него напрягается, он медлит секунду, затем поворачивается и смотрит мне в глаза:
– И что?
А взгляд виноватый.
– Хватит врать!
– Когда это я врал?
Ей‑богу, я сейчас расплавлюсь от бешенства.
– Он твой дядя, – произношу без выражения и по его глазам понимаю – он понял, что разоблачен. – Я услышала на автоответчике его сообщение. Игра окончена. – Сказала как отрезала.
– Я не играл… – Он еще пытается защищаться, но его решимость слабеет.
– В самом деле? Сделал вид, что тебе пришла в голову гениальная мысль, изобразил восторг, когда меня пригласили на собеседование… Тебе бы в кино сниматься. Пари держу, что твоя Миа тебе в подметки не годится… – Шампанское обострило эмоции и развязало язык. Я готова к полномасштабной ссоре.
Но Гейб отказывает мне в этом удовольствии. Стиснув зубы, он смотрит прямо перед собой и качает головой, будто отрицая все, что слышит.
И еще сильнее бесит меня этим своим молчанием.
– Нечего сказать?
– Слушай, Хизер… Я понимаю, что тебя это могло слегка задеть, но, честно, ты уж очень раздуваешь…
Каково! Он еще и улыбается. Да он не воспринимает меня всерьез!
– Хватит обращаться со мной как с ребенком! – кричу я, смаргивая слезы отчаяния. – Раздуваю, говоришь? Для меня это все очень важно!
– Не волнуйся ты так… – делает он очередную попытку меня урезонить.
– Что я слышу! Да ты кем себя вообразил? Почему тебе взбрело в голову, что ты можешь распоряжаться моей жизнью? Господь Бог выискался! Это была моя мечта!
– Да знаю я! – Гейб тоже заводится. – Потому так и поступил. Ты ведь всегда этого хотела.
– Ноя не хотела так! Ты не понимаешь? Я хотела сама это заслужить. Хотела, чтобы Виктор Максфилд взял меня на работу, потому что посчитал отличным фотографом…
– Ты и есть отличный фотограф…
Пауза.
– Я не хотел, чтобы ты узнала, – тихо говорит он.
– Почему? Потому что знал, какая будет реакция? – Я уже охрипла.
– Нет. – Гейб внешне спокоен, но я вижу, чего ему стоит это спокойствие. – Ты действительно очень талантлива, Хизер. Ты показывала мне свои снимки, и я видел, что тебе просто нужен шанс… потому что нам всем нужен шанс. – Он запинается, кадык так и ходит вверх‑вниз. – А потом ты сказала, что с детства мечтаешь работать в «Санди геральд», а мой дядя там главный редактор, я подумал – вот так совпадение. Ну ты представь – какова вероятность вообще? Это судьба.
– Судьба? Это не судьба! Это подстава!
Гейб сереет на глазах.
– Ты даже продиктовал мне то дурацкое письмо. Это у тебя шутки такие? – Жестокость с моей стороны, но мне уже все равно. – Так вот знай, если это розыгрыш, он ни фига не смешной!
Гейб каменеет; атмосфера между нами неуловимо меняется.
– Да уж конечно! – Его голос звенит от обиды. – У меня вообще несмешные шутки. Как ты сказала тогда на пляже? Я дрянной комик?
Неужели я и вправду так сказала? Я ежусь от собственной грубости.
– Неправда, я такого не говорила…
Он перебивает:
– Говорила. Так кто из нас двоих врун, Хизер?
Я молчу. На щеках у Гейба пламенеют два алых пятна.
– Ну и отлично. Поеду в Эдинбург, провалюсь там с треском, и пошло все…
Разговор изменил направление и грозит окончательно вырваться из‑под контроля – как река, вышедшая из берегов.
– Это не так, я…
Он не слушает, а меня вдруг начинает тошнить. И голова кружится. Как мы до такого докатились? Сердце чуть не выпрыгивает из груди, и я со страхом гляжу на Гейба. Его голубые глаза смотрят сердито и огорченно, и больше всего на свете я хочу это прекратить. Перемотать назад. Вернуться к началу.
– Не только у тебя есть мечты, Хизер. – Он упорно тянет меня туда, куда мне совсем‑совсем не хочется.
– Знаю… – шепчу я.
Боже, какой кошмар. Зачем я прослушала то сообщение? Зачем, как дура, накачалась шампанским? Я едва справляюсь с очередной волной дурноты.
– Ладно. Я ухожу, – мрачно говорит Гейб, и у меня сжимается сердце.
– В смысле?
– Соберу вещи. Я все равно хотел в следующие выходные съезжать.
Секунду колеблюсь. Если прямо сейчас попрошу прощения, то, наверное, смогу уговорить его остаться, а если он уедет, буду бесконечно об этом жалеть. Если не скажу что‑нибудь тотчас же, Гейб исчезнет из моей жизни и я больше никогда его не увижу.
– Скатертью дорога.
– Отлично. Уеду рано утром.
Наши взгляды встречаются, но мы больше не видим друг друга.
Пошатываясь, встаю на ноги и тащусь к двери.
– Ты права…
Оборачиваюсь.
Гейб смотрит мне вслед, однако печаль на его лице сменилась чувством, которое очень напоминает презрение, и это страшно.
– Я совершил большую ошибку. – Голос у него тихий, но твердый, и я знаю – речь не про собеседование.
Собственная гордость встает мне поперек горла, но я проталкиваю ее внутрь. Нельзя допустить, чтобы он увидел, как я расстроена.
– Я тоже, – говорю с вызовом и, собрав остатки решимости, на негнущихся ногах выхожу вон.
Глава 40
Невыносимо яркий луч солнца, просочившись сквозь щель в жалюзи, кнутом хлещет по сомкнутым векам.
– М‑м‑м… – жалобно мычу я.
Билли Смит, мяукнув, спрыгивает с одеяла.
Не помню, когда у меня последний раз было такое похмелье. Что ж это я пила? Затуманенный мозг кое‑как пытается соображать. Минуту спустя ответы выпадают передо мной, как три одинаковые картинки в окошечках «однорукого бандита». Шампанское. Шампанское. Шампанское.
О черт. Гейб.
Вспомнив нашу ссору, сажусь на кровати, отчего комната начинает кружиться, потом неуверенно выбираюсь из постели. Ноги путаются в одежде, беспорядочно разбросанной по полу, я тянусь к халату. В зеркале гардероба отражается бледная перемазанная физиономия. Вот и верь после этого в водостойкую тушь.
Память безжалостно возвращает меня в предыдущий вечер. Сообщение на автоответчике… Виктор Максфилд – дядя Гейба… Я бросаю Гейбу в лицо оскорбления… Страдальчески морщась от тупой головной боли, шлепаю босиком в кухню.
Как ты сказала тогда на пляже? Я дрянной комик… Дверь его спальни приоткрыта, и, внутренне сжавшись, я толкаю ее.
Уеду рано утром.
Пятно солнечного света расползается по ковру в коридоре. Без движения я стою на пороге комнаты, и мои худшие опасения подтверждаются. Здесь пусто. Полки, еще вчера заваленные сборниками анекдотов, теперь абсолютно голые. Из пробковой доски над деревянным столиком, которая до сих пор была увешана фотографиями, торчит лишь несколько канцелярских кнопок. Гитары в углу больше нет. Я столько раз слышала, как он играл. Плохо играл… Перед глазами встает картина: Гейб сидит в саду и неумело подбирает аккорды «Жизни на Марсе» Боуи.
Постельное белье снято и аккуратно сложено на кровати. Присев на краешек матраца, подтягиваю колени к груди, обхватываю руками и мысленно принимаюсь перебирать разные дурацкие мелочи, которых мне будет теперь не хватать. Как входила по утрам в кухню и видела Гейба, нависшего над тостером. Как делала вид, что не слушаю, когда он зачитывал мне гороскоп. Как с риском для жизни неслась в Корнуолл на его мотоцикле.
Вспоминая тот наш совместный уик‑энд, тяжело вздыхаю. Господи, я уже соскучилась. Он въехал всего несколько недель назад, но сейчас квартира кажется такой пустой без него. Без его энергетики. Спохватываюсь. Я даже подцепила его манеру говорить: энергетика – это так по‑американски. Но по‑другому не скажешь – от него действительно исходила позитивная энергия, и, как новый мощный объектив, она заставила меня взглянуть на жизнь под другим углом. Сделала ее ярче и интереснее.
А теперь он уехал.
За приоткрытой дверью мелькает что‑то рыжее – неслышно ступая, в спальню протекает Билли Смит. Потянув носом, глядит на меня и мяукает с обвинительной интонацией. Будто я и так себя не казню. В довершение всего мой кот предъявляет мне претензии: я выгнала славного парня, у которого на коленях было так уютно и который мог часами щекотать его за ушками.
Тянусь погладить кота, он не дается, переворачивает ведро для бумаг, вспрыгивает на подоконник и исчезает в садике. Ему противно рядом со мной. Кажется, это общая тенденция? Сначала Дэниэл, потом Гейб, теперь вот Билли Смит…
Опускаюсь на четвереньки собрать рассыпавшийся по ковру мусор. Смятые сигаретные пачки, старая газета. «Трофеи»…
Номер примерно месячной давности – с моим объявлением о сдаче комнаты. Но не это заставляет меня обмереть, а маленькое сердечко, нарисованное вокруг объявления черной пастой. Моей рукой.
Я совсем забыла, но сейчас все вспомнилось так ясно: вот я еду домой на метро, вот выскакиваю из поезда в спешке, роняю газету и впопыхах пытаюсь собрать разлетевшиеся страницы… Видимо, Гейб подобрал те, что остались на полу, заметил сердечко вокруг объявления и позвонил. Совпадение за совпадением… Или нет?
Вспоминаю, как в вагонной давке смотрела в черноту туннеля, думая, что в моей жизни нет ни любви, ни денег, ни радости, – и отчаянно желала, чтобы все мои проблемы разом решились.
Другая картина: бегу домой под ливнем и встречаю цыганку с вереском, которая обещает, что теперь мне будет сопутствовать удача и все желаемое свершится.
А потом… будто фея‑крестная, на крыльце возникает Гейб. Отваживает кредиторов, заплатив за месяц вперед, вдохновляет меня на занятия фотографией, помогает устроиться на работу, умолчав о том, что его дядя – главред «Санди геральд»…
По спине пробегают мурашки. Так вот почему я получила эту работу? Не из‑за Гейба, а потому что у меня было такое желание?
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав