|
Читайте также: |
– Приезжай как‑нибудь, сама посмотришь.
У меня, кстати, есть свободная комната.
– Ой, не искушай.
– Придется, конечно, установить правила… – ухмыляется Гейб, и я краснею, вспомнив свою безразмерную инструкцию по пользованию жилплощадью.
– А вот здесь у меня случился первый поцелуй! – Я торжественно указываю на раскидистый дуб в дальнем конце поля. – Мальчика звали Себ Робертс, и мне было тринадцать.
– Потрясное местечко для первого поцелуя. А у меня все случилось дома, и нас застукала мама. Сижу весь из себя взрослый, щупаю лифчик Хопи Смит под футболкой, а тут мама нарисовалась. В жизни так стыдно не было.
Я смеюсь и тут же грустнею.
– Помню, как мне хотелось побежать домой и рассказать маме про Себа, но она умерла за год до того…
Гейб сжимает мою ладонь:
– Эй, прости, я не подумал.
– Все в порядке. Просто иногда – вспомнишь какой‑нибудь пустяк, и нахлынет…
Мы задумчиво рассматриваем дуб, его могучий ствол – шершавый и узловатый. Он здесь уже много лет и простоит еще долго.
– К счастью, со мной был отец. Он стал для меня второй мамой. Когда я была девчонкой, у меня не было от него секретов, я все ему рассказывала. Да и сейчас тоже. Мы очень близки.
– Отсюда и проблемы с мачехой?
Мы спускаемся по склону холма.
– В смысле?
– Ну, третий лишний, все такое.
– Не в этом дело. Она сама по себе противная. Холодная, надменная. Мы никогда не ладили.
– Но отцу‑то она нравится.
– Видимо, да. Не знаю почему. Мама была такой жизнерадостной, все время смеялась, шутила. А Розмари зануда, вечно пилит его: сделай то, сделай это… Меня это бесит.
– Может быть, так она выражает свою любовь?
– Оригинальный способ, – ворчу я. – Ладно, сменим тему. – Мы останавливаемся перед пабом «Герб барсука». – Ты как, нагулял аппетит?
– Что за вопрос? Да я бы слона съел.
– Ну, слонов здесь вряд ли подают, – смеюсь я. – Но могу предложить «обед пахаря»[60].
– Что еще за фигня?
Я тяну за ручку и придерживаю дверь, чтобы Гейб мог войти.
– Сейчас сам узнаешь.
Сделав заказ, мы выносим две кружки сидра в садик, где за деревянным столом в полном составе уже обедает моя семья.
– А мы‑то гадали, где вас носит, – рокочет Лайонел, не отрываясь от сыра и маринованных овощей.
– Мы встали пораньше, Гейб хотел испробовать здешнюю волну. – Я ставлю свою кружку на стол и чмокаю Лайонела в щеку.
– Ну и как прилив по сравнению с Калифорнией? – Голова Эда выныривает из‑за спортивного раздела «Санди таймс». Судя по заголовку, раздел целиком посвящен английской сборной.
– Потрясный.
– Хорошая волна? – встревает Майлз с видом эксперта, хотя я‑то знаю, что он в серфинге полный ноль. Аннабел сидит рядом с мужем, у каждого в руках по близнецу на детских «вожжах», и выглядят счастливые родители, как всегда, замученно.
– Ну‑ка, подвинулись! – командует Лайонел, заметив, что мы мнемся в нерешительности.
– Ничего, можно и там присесть, – киваю я на соседний столик, из‑за которого как раз поднимается парочка.
– Вот еще! Семья должна обедать вместе.
Все послушно сдвигаются, освобождая место… рядом с Розмари. Черта с два я с ней сяду! С кем угодно – только не с ней. К счастью, Гейб первым опускается на скамью.
– Пора нам обнародовать наши отношения! – прикалывается он, а моя мачеха краснеет, промокая салфеточкой матово‑розовые губки.
– Два «обеда пахаря» с сыром чеддер! – В садик, держа на весу два огромных блюда, выходит официантка с обветренным лицом. Мы машем ей, и она ставит блюда перед нами.
Гейб таращит глаза и поддевает вилкой маринованную луковицу:
– Это что?!
– Попробуй. Тебе понравится.
Он с храбрым видом откусывает, и все за столом замолкают. Громкий хруст, а затем:
– О‑о‑о! Вы это ради удовольствия едите… или в качестве наказания?
Взрыв хохота. Видели бы вы его лицо – такое зрелище ни за какие деньги не купишь. Я так смеюсь, что на глазах выступают слезы. Тянусь за салфеткой и вздрагиваю, услышав:
– Хизер?
Кто это?
– Джеймс!
Смех застревает у меня в горле. Наконец удается выдавить:
– Что ты здесь делаешь? Ты разве не в Париже? – добавляю быстренько.
– Удалось вернуться пораньше.
– Но как…
– У меня был адрес, и я поехал прямо к вашему дому. Там никого, и я решил, что вы в пабе: воскресенье, время обеда, все такое…
За столом воцаряется тишина, но я кожей чувствую, что мои родные переглядываются, и представляю себе всю картину: я, Гейб и остальные – шутим, болтаем, смеемся в тесном семейном кругу… Что ж ты сидишь как приклеенная, Хизер? Надо подпрыгнуть и броситься Джеймсу на шею. Мне полагается быть в восторге: ведь он приложил столько усилий, ради меня преодолел такой путь.
Вскочив на ноги, обнимаю его.
– Позвольте представить: Джеймс, мой молодой человек.
В этот момент я встречаюсь взглядом с Гейбом и почему‑то спешно отвожу глаза.
Со всех сторон слышится «очень приятно» и «рады знакомству», но, надо сказать, не чувствуется и доли того энтузиазма, с которым встречали Гейба. Даже Розмари настолько очарована моим жильцом, что едва обращает внимание на Джеймса, – а я‑то ожидала, что она засыплет его вопросами.
– Что тебе заказать? – пытаюсь я загладить неловкость.
Джеймс качает головой:
– Спасибо, я поел. Возьму что‑нибудь выпить. Кому что принести?
– Бокальчик мерло! – радостно откликается Лайонел.
– Давай пойду с тобой, – предлагаю я.
– Все нормально, обедай. – В его словах нет и тени сарказма, но он оскорблен, я знаю.
– Уверен?
– Абсолютно. – Джеймс разворачивается, как робот ступает по траве и скрывается внутри паба.
– Почему же ты не предупредил, что приедешь? – Придерживая волосы от ветра, я оборачиваюсь к Джеймсу.
Родня осталась в пабе, а мы, держась за руки, гуляем по каменному обрыву, нависающему над пляжем. Тем самым пляжем, где всего несколько часов назад я была с Гейбом.
– Хотел сделать тебе сюрприз.
И тебе это удалось.
– Стыдно было, что бросил тебя в последнюю минуту.
– Ничего. Не переживай. Гейб меня подвез.
– Я понял, – произносит он ровным голосом, но по выражению лица ясно: Джеймс отнюдь не в восторге от того, что я прибыла сюда на мотоцикле своего жильца.
– Я подумала – парень из Калифорнии, наверняка скучает по серфингу, да и в Корнуолле никогда не бывал… – оправдываюсь я. – Хотя на мотоцикле было страшновато.
– Могу себе представить. – Его лицо смягчается. – Не волнуйся, возвращаться будешь на «ренджровере». Сиденья с подогревом, все как положено.
А жаль… На шоссе я чуть не умерла от страха, но и удовольствие получила непередаваемое.
– Я привез кое‑какие брошюры о виллах в Тоскане – полистаешь по дороге домой. Ты как‑то обмолвилась, что хотела бы иметь такую. Понимаю, это не то же самое, но можно ведь арендовать виллу на лето…
С ума сойти – какой он внимательный! Я не помню, чтобы вообще говорила о своем желании, но, видимо, было дело. Джеймс притягивает меня к себе и заключает в объятия.
– Я сделал предварительный заказ на один дом во Флоренции – думаю, тебе понравится…
Понимаю, он хотел как лучше, но… Похоже, мои фантазии о том, как я буду наслаждаться жизнью на тосканской вилле, больше мне не принадлежат. Их присвоил Джеймс со своими брошюрами.
– Ты не против, если мы уедем сегодня вечером? – меняю я тему. – Утром у меня переговоры с леди Шарлоттой, так что надо вернуться. Эта свадьба – сущий кошмар.
– У меня тоже работа. Я просто хотел познакомиться с твоей семьей.
– Но мне страшно неудобно, что тебе пришлось тащиться в такую даль.
– Я же обещал. И вообще, я соскучился. – Джеймс закрывает мне рот поцелуем.
Только теперь, услышав эти слова, понимаю, что совсем по нему не скучала. Больше того – пока он не свалился как снег на голову, я о нем даже не думала. Но лишь потому, что была занята общением с семьей, с Гейбом и… ну, всякими делами, твердо говорю я себе. Отогнав сомнения, целую его в ответ.
– Я тоже соскучилась.
– Уже уезжаешь? – Дело к вечеру, мы стоим на газончике перед домом, и Лайонел обнимает меня на прощанье. – Не можешь остаться? Точно? Сегодня в «Форрестере» викторина. Завалимся туда и обдерем их как липку, что скажешь? – с надеждой спрашивает он.
Я висну у папы на шее, виновато улыбаюсь.
– Звучит заманчиво, но мне надо возвращаться. Работа! – корчу я гримасу.
– Рад был познакомиться, мистер Хэмилтон. – Джеймс подчеркнуто корректно протягивает руку.
Лайонел и бровью не ведет в его сторону.
– Есть вкуснейший зрелый бри, и я припас бутылочку отменного красного. – Он вроде как пропустил мои слова мимо ушей. Папа всегда так делает, когда люди говорят то, что ему не хочется слышать. Например, когда Эд донимает его нотациями о диете и физкультуре. – Можно потом распить, отметить победу.
– Лайонел, – вмешивается Розмари, кладя костлявую ладонь на рукав его фланелевого пиджака. – Ты не слышал, что сказала Хизер? Ей завтра работать. Люди не перестанут жениться оттого, что у тебя есть вкуснейший бри.
С улыбкой она пожимает руку Джеймсу:
– Как приятно с вами познакомиться! А мы‑то уже начали подозревать, что вы – плод богатого воображения Хизер.
Я скриплю зубами, но Джеймс спокоен.
– Я жду тебя в машине, – говорит он и шагает по гравию к своему «ренджроверу».
Зато Гейб, укладывающий вещи в отделение под сиденьем мотоцикла, поднимает голову и бросает на меня сочувственный взгляд.
– Собственно, завтра мы на свадьбе не работаем, но через две недели будет большое светское мероприятие, – гордо сообщаю я Розмари. Предполагается, что это секрет, но я не в силах молчать: – Дочь герцога и герцогини Херли выходит замуж!
– Леди Шарлотта?! – ахает мачеха. – На прошлой неделе у нее была модная фотосессия в «ОК»…
– Ты хотела сказать – в «Леди»? – свирепо уточняет Аннабел.
– Да‑да, конечно, милая.
– Ладно, ребята, рад был познакомиться.
Гейб уже натянул перчатки и по очереди обнимает всех – даже Эда. Наконец доходит очередь до меня.
– Увидимся в берлоге.
– В квартире. – Я его обнимаю.
– В берлоге, – упорствует он.
Гейб идет к мотоциклу, а я поворачиваюсь к Лайонелу:
– Пойду. Джеймс ждет. – Обнимаю его еще раз и целую в щеку. – До встречи.
Папа улыбается, но глаза подозрительно блестят.
Подъезжает Джеймс, я забираюсь на пассажирское сиденье и опускаю стекло. После смерти мамы отец поклялся нам с Эдом, что слов прощания мы от него никогда не услышим. Поэтому он, как всегда, машет рукой и мягко произносит:
– До скорого…
– Увидимся, – отвечаю я, как всегда.
Пристегиваюсь, и в облаке пыли и выхлопных газов мы уносимся прочь. Я машу Лайонелу изо всех сил, пока не начинает ныть запястье.
Глава 30
– Ни в коем случае не снимать ваши подмышки… то есть лодыжки, – повторяю я снова. – Да‑да… это мы гарантируем.
Раннее утро понедельника. Я на работе, общаюсь по телефону с леди Шарлоттой. Звонок раздался в тот самый момент, когда я открывала дверь в офис. По утрам Брайан обычно сам берет трубку, а я разбираю почту и делаю кофе. Но сегодня он первым метнулся в кухню, радушно чирикая: «Кофе будешь?» По‑моему, это называется «переводить стрелки».
Точнее, переводить звонок. На меня.
Открыв большой ежедневник в кожаной обложке, перелистываю, пока не дохожу до даты великосветской свадьбы. Там уже полно всяких пометок. Конечно, такие заказы для нас – подарок судьбы, но сама по себе эта красотка – чистое наказание. Кто ж это захотел на ней жениться? Небось какой‑нибудь юный аристократ, никчемный шалопай и повеса, из тех, с которыми ее вечно подлавливают папарацци.
– Не беспокойтесь, ваши… э‑э… лодыжки точно останутся за кадром, – говорю я, но она продолжает трындеть. – О да, конечно… Вместо этого надо привлечь внимание к вашим… (Боже, она действительно это сказала? Правда?) Простите, не могли бы вы повторить?
Выйдя из кухни, Брайан заглядывает поверх моего плеча – что я там написала?
– Сиськи?! – в голос читает он.
Я жестом велю ему заткнуться и напрягаю слух. Разобрать, что вещает леди Шарлотта, непросто: голосок у нее тоненький и гнусавый.
– Мамуля и папуля сто‑о‑олько выложили за мой бюст… Это их сва‑а‑адебный подарок. Я Дэниэлу так и сказала: тебе что больше понра‑а‑авится? Какой‑нибудь сервиз столетней давности или супер‑пупер‑сиськи?
– Дэниэлу? – вырывается у меня. Пусть прошло порядочно времени, но от этого имени у меня по‑прежнему мурашки по коже.
– Да‑а‑а. Дэниэл Дабровски. Скульптор.
Меня складывает пополам, я хватаю ртом воздух.
– Он из России, – продолжает она.
– Из Польши. – Держать язык за зубами? Это выше моих сил. Таких совпадений не бывает. Не может быть двух скульпторов по имени Дэниэл Дабровски. – Родился в Кракове.
– Что?
Ее восклицание – как пощечина. Я беру себя в руки. Я не имею права сорвать эту свадьбу.
– Я как‑то была на его выставке… – сочиняю на ходу дрожащим голосом. – И кое‑что о нем читала…
Не могу же я сказать ей, что он мой бывший парень и я знаю всю его подноготную? Точнее, мне казалось, что знаю…
Невеста пищит, что явилась ее маникюрша, и по‑хамски обрывает разговор.
Теперь‑то я понимаю – ничегошеньки я о Дэниэле не знала.
– Ну? – Брайан снова возникает из кухни, с двумя дымящимися кружками растворимого кофе и парой пончиков с ягодным джемом – из кондитерской за углом. Обожаю эти пончики… да только аппетит что‑то пропал. – Чего желает наша невеста‑вампиресса?
Для начала я делаю глоток кофе и передаю ему ежедневник:
– Тут все записано.
Я в ступоре. Дэниэл? Женится? И не на ком‑нибудь, а на богатой наследнице, стервозе двадцати одного года от роду?
– Да что ж это будет? Свадьба или съемки для глянцевого журнала? – ворчит Брайан, отщипывая кусочек пончика.
Не могу поверить. Я мечтала о чуде, которое спасет наш бизнес от разорения. Но уж никак не предполагала, что этим чудом станет свадьба моего бывшего…
– Хизер? Все нормально? Ты слегка позеленела.
– Все в порядке.
Усилием воли возвращаю себя в реальность, но это дается мне ох как нелегко.
– Я говорю – что она еще выдумает?
– Еще? Куда уж еще?
А не отказаться ли мне от работы на этой свадьбе? Вот так просто взять и заявить Брайану, что я не могу… Взгляд падает на стопку конвертов – счета, счета и снова счета. Я перекладываю их со стола в лоток, и без того переполненный. Нельзя отказываться. Мне придется через это пройти.
– Да запросто! С нее станется. – Задрав голову, Брайан глядит на настенные часы – сувенир в честь свадьбы принца Чарлза и леди Ди. На циферблате – тщательно выписанный портрет молодых и фраза «Любовь как в сказке». – Я бы сказал, и часа не пройдет.
– Она оставила два сообщения на автоответчике еще до того, как вы пришли! – Из кухни, размахивая своим любимым ручным пылесосом, выплывает Морин в клетчатом комбинезоне. Ловко щелкнув выключателем, она принимается елозить щеткой по подоконнику. – Судя по голосу, девица та еще заноза в заднице – если хотите знать мое мнение.
– Твое мнение никого не интересует, Морин, – бурчит Брайан, уткнувшись в кружку.
К счастью, за шумом пылесоса уборщица его не слышит.
– Тогда желаю удачи. Теперь твоя очередь отвечать на звонки. А я в лабораторию. Осталось еще штук десять пленок с тюдоровского венчания, надо проявить. – Я направляюсь к двери. Нужно немного побыть одной, привести в порядок мысли.
– Мне бы выскочить ненадолго…
– Выскочить?!
– Всего на полчасика! Подготовить костюм к вечеру.
Ну конечно. Сегодня же «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Напрочь вылетело из головы. Чего не скажешь о Брайане – он уже несколько месяцев предвкушает выход в свет.
– Ты же знаешь, как это бывает. Совершенно нечего надеть!
– Ты глянь на него, – фыркает Морин, пихнув меня острым локтем.
– Некоторые, представь себе, следят за своей внешностью, – огрызается Брайан – и отпрыгивает: Морин бросается на него с пылесосом наперевес. Маневр Брайана произведен недостаточно быстро, насадка присасывается к пиджаку; следует молчаливая, но ожесточенная схватка.
– Брайан…
Он не слышит моей мольбы. Кое‑как вызволив позолоченные пуговицы из пасти бытового прибора, опрометью кидается к выходу:
– Не переживай, вернусь – и глазом моргнуть не успеешь.
Наглая ложь. Я знаю Брайана. Пока его ждешь – обморгаешься. Любое решение по поводу одежды он принимает лишь после многочасовых метаний из стороны в сторону.
– Ладно, я включу автоответчик. Перезвонишь ей, когда вернешься.
Уроки «перевода стрелок» даром не прошли. Довольная собой, опираюсь на стеллаж.
– Я разве тебе не сказал? Я дал ей номер твоего мобильника – на всякий случай.
Я швыряю в Брайана недоеденный пончик, босс пригибается, но я меткая. Пончик впечатывается точнехонько ему в затылок, и Брайан с хохотом вылетает за дверь.
Прошло несколько минут. Я уже в лаборатории. Комнатку заливает красное сияние. Плюхаюсь на табуретку, чтобы переварить наконец известие о женитьбе Дэниэла на леди Шарлотте.
Ну, допустим, он женится. И что такого, в самом‑то деле? Если он прямо сейчас войдет, упадет на одно колено и попросит стать его супругой, ты согласишься, Хизер? Нет. А почему? Потому что он лжец и предатель, потому что у тебя прекрасный новый парень по имени Джеймс и потому что…
В общем, потому что потому. Я поднимаюсь и начинаю рыться в лабораторной картотеке, где, как всегда, царит полный бардак. Дэниэла выбрасываю из головы. Черт, куда же подевались пленки?
Минут через пятнадцать интенсивных поисков все же откапываю рабочие материалы и включаю проигрыватель. На сей раз мой слух услаждают «Шахматы»[61]. Я рада любому поводу отвлечься и, пока готовлю кюветы для проявки, с удовольствием мурлычу в такт музыке. Мюзиклы мне уже почти нравятся. Звучит вступление к дуэту Элейн Пейдж и Барбары Диксон[62], тянусь прибавить громкость – и слышу писк мобильника.
Сердце падает. Леди Шарлотта? Уже?
Смотрю на экран. «Номер не определен». Обычно я на такие звонки не отвечаю: либо банк требует денег по кредиту, либо видеопрокат жаждет узнать, куда унесло «Унесенных». Но платеж в этом месяце я совершила, а видеокассета с фильмом загадочным образом возникла на телевизоре несколько дней назад, так что видеопрокат тоже успокоен.
Хотя – почему «загадочным образом»? Никаких загадок. В последнее время я потихоньку привыкаю к разным чудесам.
– Алло?
Интересно, что там еще приспичило леди Шарлотте? Клочок бумаги есть, а где ручка?
– Могу я поговорить с Хизер Хэмилтон?
Мужской голос. Причем, кажется, не очень молодой, с аристократическим выговором. Дворецкий, что ли?
– Слушаю. – Выдвигаю ящик тумбочки и роюсь в нем в поисках ручки. И вот в этом хаосе мне предлагается что‑то найти?
– Добрый день, мисс Хэмилтон. Это…
– Извините. Секундочку. Подождите, пожалуйста. – Присев возле тумбочки, запускаю руку внутрь, так что ребро ящика упирается в подмышку, и на ощупь перебираю разный хлам. Господи, ну хоть что‑нибудь пишущее здесь должно быть?!
– Если сейчас неудачный момент…
Краешком сознания понимаю, что из трубки по‑прежнему доносится голос.
Да пропади оно все! Сдаюсь. Придется использовать карандаш для глаз.
– … я могу перезвонить позже.
Вытащив руку из ящика, на миг замираю в удивлении. Он сказал позже? Ага! У меня рождается коварный план. Если на то пошло, сейчас очередь Брайана. Может, попросить дворецкого перезвонить через полчасика прямо в офис? Нет, Хизер, будь благоразумна. Леди Шарлотта – конечно, заноза в заднице и вдобавок захомутала твоего бывшего парня, но ее свадьба должна стать для «Вместе навсегда» спасательным кругом в море финансовых неудач. И кстати, помочь тебе сохранить работу.
– Нет‑нет, все хорошо. Так что там хочет… извините, что предлагает Шарлотта?
– Шарлотта? – довольно резко переспрашивает мужчина.
– Ох, простите, леди Шарлотта, – исправляюсь я. Честное слово, просто смешно, как они носятся с этими титулами. Вспоминаю Гейба с его «леди на мопеде». Умора!
– Хм… Должно быть, произошла какая‑то ошибка…
Уловив в мужском голосе следы американского произношения, я начинаю сомневаться. Может, это вовсе никакой не дворецкий? Тогда, значит, звонят насчет кредитки.
Например, из «Американ Экспресс».
Боже, совсем забыла. Уверена, причиной всему – гора кружевных трусиков, которую я приволокла домой на прошлой неделе.
– Извините, вы насчет тех трехсот фунтов, что я потратила на нижнее белье?
– Нет! – Мой собеседник определенно теряет терпение. – Я насчет работы.
– В «Американ Экспресс»? – тупо уточняю я. Ничего не понимаю. Какая‑то безумная промоакция, что ли?
– Нет, в «Санди геральд».
До меня доходит не сразу.
– Вы сказали – «Санди геральд»?..
– Именно.
В груди становится тесно, словно все пуговицы на моем кардигане сами собой застегнулись.
– А вы?..
– Виктор Максфилд, главный редактор.
Господи, это правда. Это в самом деле происходит. Я говорю с главным редактором «Санди геральд». Прямо сейчас, в эту секунду. По мобильнику. Вот‑вот хлопнусь в обморок от недостатка кислорода, потому что совершенно перестала дышать.
– Ох, я такого не ожидала. Приняла вас за другого, извините.
– Я так и понял. – Виктор Максфилд, готова поклясться, ухмыляется. – Я решил позвонить сейчас, потому что начиная со среды меня не будет в офисе. Каждый год в это время я езжу порыбачить в Шотландию, в местечко под названием Лох‑Куллох…
Мне хочется себя ущипнуть – не сон ли?
– Вы бывали в Шотландии, мисс Хэмилтон?
– Н‑н‑нет… – заикаюсь я.
– Очень советую, дорогая моя. Восхитительный край. Я американец, и в Штатах, конечно, есть живописные уголки, но, прожив на вашем острове больше двадцати лет, должен сказать, что в мире нет ничего прекраснее Шотландии с ее горами и пустошами, где буйно разросся ваш тезка…
– Что, извините?
– Вереск! Вересковые пустоши. Представьте, кругом лиловый и белый вереск – сколько хватает глаз…
Его глубокий голос эхом отдается у меня в ушах, и по спине вдруг бегут мурашки. Вереск. Счастливый вереск. Мой счастливый вереск. В голове все плывет, будто я долго‑долго кружилась, а потом резко остановилась и открыла глаза. Вцепившись в табуретку, чтобы не грохнуться на пол, чувствую, как бухает сердце, в ушах звенит. Я взволнована до полуобморока, но за этими ощущениями кроется нечто большее. Словно мои мечты потоком прокатываются по телу, через кончики пальцев вливаются в телефонную трубку и попадают прямо к Виктору Максфилду, человеку, способному сделать их явью.
– Вы можете завтра утром прийти на собеседование? Понимаю, что даю вам мало времени на подготовку, но надо ловить момент, согласны?
– Конечно!
– Замечательно. Жду вас в девять. Я так понимаю, наш адрес вы знаете?
– Да‑да, спасибо…
А то. Он впечатан в мой мозг.
Виктор Максфилд отключается. Собеседование. В «Санди геральд». Именно так, как обещал Гейб. И так, как я загадала.
– Хизер?
В дверь настойчиво барабанят. Я аж подпрыгиваю. Быстро же Брайан вернулся.
– Минутку!
Поспешно запихиваю телефон в сумку. Меня мучает совесть из‑за разговора с Виктором Максфилдом – будто изменила Брайану, хотя, между прочим, он всегда убеждает меня воплощать мечты в жизнь.
Повозившись с замком, нажимаю на ручку двери. Если подумать, надо бы поступить честно и рассказать ему про собеседование прямо сейчас. Не хочу от него ничего скрывать, к тому же он наверняка за меня порадуется.
– Представляешь, Брайан…
– А вот и я!
У меня отнимается язык.
– Что скажешь?
В дверном проеме – существо в сетчатых чулках с подвязками и черном кудрявом парике.
– Я тр‑р‑р‑ранссексуал из Трансильвании! – Надув губы, Брайан угрожающе бьет ножкой.
Кстати, должна признать, ноги у Брайана очень даже ничего. Выйдя из роли, он робко улыбается:
– Извини, увлекся. Что ты говорила?
– Так, ерунда. – Кажется, сейчас не самый подходящий момент для разговоров о работе. Протянув руку, щелкаю его подвязкой по ляжке. – В другой раз расскажу.
Глава 31
Проезжающий мимо белый фургон громко сигналит, водитель высовывается из окна и орет нечто неразборчивое. Впрочем, если учесть, какие загогулины он выделывает языком, я и не хочу ничего разбирать.
Пробираясь сквозь серые цементные джунгли Хаммерсмита, я упорно смотрю себе под ноги, лишь бы не видеть, как на нас с Брайаном глазеют. Началось, едва мы вышли из офиса: пенсионеры разевали рот, подростки улюлюкали, поддатые бизнесмены за расписным окном «Крысы и попугая» цепенели с кружками пива на полпути ко рту. А пару минут назад японские туристы попросили разрешения с нами сфотографироваться. Будто никто никогда не видел мужчину за шестьдесят в корсете, чулках с подвязками и на десятисантиметровых шпильках.
Сейчас начало восьмого, и мы с Брайаном направляемся в театр «Аполло» на «Шоу ужасов Рокки Хоррора».
– Наверное, надо было взять такси, – жалуется Брайан, в очередной раз застревая посреди тротуара, чтобы подтянуть чулок. – Господи, до чего ж нелегко вам, пташкам, приходится!
– Пташки – это которые с перышками, – отвечаю я с каменным лицом. – У женщин перышек нет.
Ловлю свое отражение в витрине кофейни. Помимо розовой кофточки на мне розовая плиссированная юбка, темно‑оранжевые колготки и высокие шнурованные ботинки, которые я купила, когда мне было семнадцать и по субботам я подрабатывала в обувном.
За клоунский наряд надо благодарить Джесс. Она обожает «Шоу ужасов», видела его, должно быть, раз сто и знает наизусть все па «Петли времени». Именно она организовала этот культпоход, заранее, еще несколько месяцев назад, заказала билеты и всучила мне свой маскарадный костюм, возбужденно тараторя, что из меня получится «идеальная Дженет»[63]. Поначалу я даже немного возгордилась – энтузиазм моей подруги заразителен. Но с Джесс есть одна проблема: она совсем не знает меры. С сомнением рассматриваю себя, неузнаваемую, – этакая Дорис Дэй в говнодавах.
Не хочу показаться занудой, но когда говорят, что переодевания – это весело, то кто веселиться‑то должен?
Мы подходим к театру, уже смеркается. На фасаде ослепительным белым светом сияет надпись «Шоу ужасов Рокки Хоррора» – особенно яркая на фоне лиловато‑серой массы облаков цвета фингала под глазом. У входа толкутся зрители в самых безумных костюмах – репетируют «Петлю времени» и оценивают наряды друг друга. Вертя головой в поисках Джеймса (мы договорились здесь встретиться) и Джесс, которая должна прийти в сопровождении коллег‑стюардов, я протискиваюсь мимо татуированного детины в черных сетчатых чулках с подвязками, точно как у Брайана. С непривычки подобное зрелище может выбить из колеи, но я потихоньку адаптируюсь. Здесь на всех – подчеркиваю, на всех – пресловутые чулки в сеточку.
Мы с Брайаном проходим в фойе, и по ушам бьют раскаты грудного смеха. Этот голос можно узнать из тысячи.
– Джесс! – ору я и только потом вижу ее в окружении накачанных молодых людей. Похоже, те самые стюарды.
Подруга раскрывает объятия.
– Выглядишь фантастически! – выдыхаю я.
– Ты находишь?
Она вертится передо мной. Разумеется, на ней корсет, чулки в сеточку и головокружительные шпильки, но главное то, что бикрам‑йога дает реальный эффект. В следующий раз надо и мне честно поприветствовать солнце, а не валяться в «позе ребенка», вроде как выискивая внутреннюю гармонию.
– Ты тоже отлично выглядишь… – Она хмурится. – Эй, все нормально?
Умница Джесс. Только настоящая подруга сумела бы заметить, что я чем‑то обеспокоена. Но может, промолчать? Нет, я всегда рассказываю Джесс абсолютно все.
– Узнала тут, что Дэниэл женится, – бросаю небрежно.
Она тащит меня в угол.
– Как женится?! На ком?
– Ты в жизни не поверишь…
– Ну?
– На леди Шарлотте.
У Джесс отвисает челюсть.
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда.
– Черт побери, Хизер.
– Причем это еще не самое ужасное…
– То есть? – С точки зрения Джесс, ничего страшнее произойти не может. Для нее создание семьи – своего рода гонка, и надо непременно прийти к финишу раньше своего бывшего. Если вышло наоборот – стыд и срам.
– Нам с Брайаном заказали фотосъемку.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав