Автоматизация и человек

АЛ. ЛЕОНТЬЕВ. АВТОМАТИЗАЦИЯ И ЧЕЛОВЕК // Хрестоматия по инженерной психологии: Учебное пособие/Сост. Б.А. Душков и др. -М., 1991.

АВТОМАТИЗАЦИЯ И ЧЕЛОВЕК

Всякая система необходимо состоит из двух принципиально разных подсистем: подсистемы, включающей технические звенья (назовем ее "машина"), и подсистемы, которая представлена человеком-оператором (назовем ее просто "человек"). Представим себе теперь, что подсистему "человек" мы заменили техническим устройством. Но в этом случае, чтобы сохранить управляемость данной системы в целом, мы должны будем прев­ращать ее в подсистему новой системы более высокого уровня, которая в качестве своей второй принципиальной подсистемы будет снова включать в себя подсистему "человек", и так будет происходить на каждом новом этапе автоматизации¹.

Итак, развитие автоматизации не устраняет человека. Человек остается.

Вместе с тем развитие автоматизации меняет не только мир техниче­ских объектов, который окружает человека, но и функции, выполняемые им в производстве.

Уже первые успехи автоматизации привели к радикальной трансформа­ции трудовых функций. Если в условиях прежней техники главное содер­жание трудовых процессов составляло выполнение двигательных операций и от рабочего требовалось прежде всего владение необходимыми ручными навыками, то введение автоматики переместило основные трудовые опера­ции на новый уровень - на уровень внутренних процессов. Человек-опера­тор автоматических технических систем должен воспринимать, перераба­тывать и удерживать большое количество информации, принимать решения и передавать команды машинам.

Легко понять, что это резко повысило роль человеческого фактора, который теперь выступил прежде всего как фактор психологический. Если неточное, ошибочное движение рабочего-станочника приводит лишь к мало­существенным следствиям, скажем к браку детали, то ошибка, допущен­ная, например, диспетчером современного аэропорта, грозит настоящей катастрофой.

Поэтому если когда-то проблема "человек - машина" решалась на основе простейших антропологических, физиологических и гигиенических данных или просто по здравому смыслу, то сейчас ее решение требует про­ведения сложных лабораторных экспериментально-психологических иссле­дований. Это породило такие научные дисциплины, как технопсихология, инженерная психология, человеческая инженерия. Инженеры, конструиру­ющие автоматические системы, уже не могут сейчас обходиться без учета данных этих ветвей психологии. Техника, если так можно выразиться, начала все более психологизироваться.

От человека-оператора автоматических систем требуется высокая надежность работы, высокая помехоустойчивость и это - на уровне психи­ческой деятельности. Возникли такие новые проблемы, как проблема активного сбора информации, проблема формирования у оператора на основе получаемой им в условной форме информации так называемых "информационных моделей", т.е. представлений о соответствующей реаль­ности, проблема бдительности, проблема положительных и отрицательных эффектов эмоциональной и оперативной напряженности и множество других сложных психологических проблем.

Но что скрывается за этими проблемами, которые настойчиво ставятся развитием автоматизации? Чрезвычайное усложнение трудовой деятель­ности, ее интеллектуализация.

Хотя на первый взгляд кажется, что автоматизация упрощает работу человека-оператора, в действительности же она становится более тонкой.

Правда, на известном этапе развития автоматизации (который во мно­гих областях сохраняется и в наши дни) большинство операторов автома­тизированных систем было занято относительно простыми операциями, выполняемыми по строгому алгоритму. С этой стороны они напоминали операции, выполняемые рабочими на конвейере. Однако именно потому, что эти операции могут быть алгоритмизированы, их выполнение стало все более передаваться автоматическим устройствам. Особенно важным фак­тором явилось здесь введение в контуры управления электронных вычислительных машин. В результате между информацией получаемой операто­ром и передаваемой им командой возникло еще одно звено: запрос, адресо­ванный вычислительной машине.

Легко понять революционизирующее влияние этого фактора. В большой перспективе широкое распространение счетных и логических машин обозна­чает освобождение человека от исполнительских интеллектуальных функций, в том числе таких, которые сам человек реализовать практически не может.

В этой перспективе трудовые процессы человека трансформируются еще раз: происходит не только их дальнейшая интеллектуализация, но и их эврологизация.

Что мы понимаем в данном случае под этим термином? Это производ­ное от слова эврология. Эврология отличается от таких понятий, как поня­тия "эвристика", "эвристические программы", которые обычно употребля­ются сейчас в значении операций, сокращающих поиск решения проблем. Иначе говоря, мы описываем термином "эврологизация" приобретение интеллектуальными процессами творческого характера.

Здесь мы подходим к пункту, который возвращает нас к еще не решенному вопросу о мышлении человека и мышлении машин.

В связи с этим я должен сделать небольшое теоретическое отступление.

Научный анализ человеческого поведения позволяет выделить некото­рые специфические его единицы.

В целой человеческой деятельности, протекающей то во внешней фор­ме, то в форме внутренней, интериоризованной, мы прежде всего выделяем отдельные конкретные деятельности. Эти "единицы" представляют собой объединение процессов, подчиненных одному и тому же мотиву, в котором конкретизируется ("опредмечивается") та или иная потребность субъек­та — материальная или духовная, например познавательная. Мотив не только побуждает деятельность и создает ее направленность, но что очень важно — мотив вместе с тем придает деятельности (и всем реализующим ее процессам) определенный личностный смысл (можно сказать также — субъективную ценность).

Дальнейший анализ показывает, что осуществление сколько-нибудь сложной деятельности требует выполнения ряда действий. Мы называем так относительно самостоятельные процессы, признаком которых является их направленность на достижение сознательной цели. В отличие от собствен­но деятельности действия не имеют самостоятельного мотива, а подчиня­ются мотиву той деятельности, содержание которой они образуют. Относи­тельная же самостоятельность действия выражается в том, что одно и то же действие может входить в состав разных деятельностей. Сохраняя при этом свою прямую цель, оно меняется лишь по своей мотивации и, соответствен­но, по своему смыслу для субъекта, а значит и по своей напряженности, эмоциональной окраске и т.д.

Итак, вторая единица, которую мы выделяем, есть действие — безраз­лично внешнее, практическое или внутреннее, умственное.

Наконец, третья единица, которая должна быть выделена, есть способ, каким выполняется действие — то, что мы называем операцией. Операции определяются не самой целью, а теми условиями, в которых дана цель¹.

Операции тоже обладают самостоятельностью: одни и те же операции могут выполнять разные действия; наоборот, одно и то же действие может быть выполнено посредством разных операций. Они также могут протекать как в форме внешних, так и в форме внутренних, умственных процессов (например, логические операции).

Особенно нужно подчеркнуть, что операции представляют собой как бы чисто "технический" состав действий, который всегда может быть форма­лизован, экстериоризован и, следовательно, передан машине.

Выделенные мной процессы назовем разными "единицами" человече­ской деятельности. И это потому, что они представляют собой не просто отдельные части (компоненты), из суммы которых состоит деятельность. Попробуйте, например, мысленно вычесть из действия все операции, посред­ством которых оно реализуется; очевидно, что в результате от действия ничего не останется. Останется лишь цель и мотив, побуждающий к ее достижению. Так же обстоит дело в отношении деятельности и осуществля­ющих ее действий.

Главные отношения, которые связывают между собой выделенные нами единицы деятельности, это — отношения генетические, отношения переходов одних единиц в другие в ходе развития деятельности. Из самого процесса не видно, например, действие это или операция. Когда ребенок начинает обучаться арифметике, то для него арифметическая операция есть действие: он должен осознать его цель и выделить, как мы говорим, его "ориентировочную основу". Лишь затем оно может трансформировать­ся в операцию. Теперь мы знаем, в чем состоит главное условие и общие механизмы трансформации.

Для того чтобы действие трансформировалось в операцию, оно должно включиться в некоторое другое действие более высокого уровня в каче­стве обслуживающего его.

Так, если ребенок переходит от действия сложения или вычитания (сколько будет 5 + 7 или 9 - 4) к решению задач, требующих сложения или вычитания (например, "сколько всего было яблок?"), то процессы сложе­ния или вычитания становятся лишь способами, с помощью которых ре­шается задача, т.е. операциями. Собственно же действие ребенка (дости­жение цели, поставленной в задаче) состоит теперь в том, чтобы найти необ­ходимую операцию, отвечающую указанному в задаче условию.

Известны и те общие механизмы, которые участвуют в этом. Обобще­ние исходного действия поэтапная его интериоризация, его специфическая редукция и, наконец, наступающая его автоматизация, в основе которой нежит формирование соответствующей функциональной системы или, гово­ря словами Ухтомского, соответствующего "подвижного органа мозга".

Формирование операций - это патетическая история умирания живых человеческих действий с образующими их личностный смысл мотивами и осознанием его целей. Но это и новое их порождение: умирая, они освобож­даются от субъективной пристрастности живого действия; они теперь отра­жают лишь объективные межпредметные отношения, которые, конечно, отнюдь не являются психологическими. Соответственно и сами операции лишаются психологического содержания: они принадлежат технологии, логике, математике. Вот почему они могут выполняться орудием, маши­ной; на одном уровне это может быть арифмометр, на другом - вычисли­тельная машина или программа, называемая машиной "логик-теоретик" (Ньюэлл).

Но какими бы ни были эти машины, их создание есть процесс овеществ­ления преобразованных человеческих функций. С этой точки зрения маши­ны - это, по выражению Маркса, "созданные человеческой рукой органы человеческого мозга", которым человек поручает выполнение реализирующих его действия операций - операций, которые выходят по своей сово­купности, по требуемым им затратам энергии или по необходимому быст­родействию за пределы его возможностей.

Итак, машины выполняют только операции, только системы операций. Они лишены субъективных мотивов, и то, что они делают, не имеет для них смысла. Они не целеполагают и не могут осознавать целей. Они способны только следовать условиям, а это и значит - выполнять операции¹.

В этом и лежит ключ к решению проблем мышления человека и "мыш­ления" машины. Поставим эту проблему так: может ли человек передать машине выполнение любых процессов мышления? Из сказанного выше вытекает двоякий ответ: нет и да.

Нет, потому что машине могут быть переданы только операции, т.е. как бы "отслаивающиеся" из живой субъективной и пристрастной мысли­тельной деятельности человека процессы, отражающие объективные связи и отношения, которые сами становятся предметом анализа и формализации.

Да, потому что это "отслаивание" есть процесс, происходящий посто­янно, безгранично. То, что сегодня есть открытие, творческое решение, завтра становится способом реализации новых решений. Интегральное исчисление для Ньютона и Лейбница было открытием, высотой их матема­тического творчества, потом оно стало одной из математических опера­ций, которые мы используем для решения разнообразных задач. Однако для этого необходимо, чтобы произошло дальнейшее развитие математи­ческого мышления.

Сегодня процессы, недоступные для машины, завтра могут быть форма­лизованы и поручены машине. Но это завтра приносит человеческому мыш­лению и что-то новое: мышление делает дальнейший шаг в своем развитии.

Ошибка, которая заводит в тупик споры на эту тему, состоит в том, что в то время как успехи в развитии математических и логических машин экстраполируются с завидной смелостью, возможности человеческого мышления рассматриваются как остановившиеся в своем развитии, остаю­щиеся такими, какими они являются сегодня.

Мы подходим здесь к другой стороне проблемы "автоматизация и чело­век". Передавая машине выполнение операций, человек не только разгружа­ет свой мозг. Этим он и вооружает его и поэтому приобретает все новые и новые возможности. Используя, например, вычислительные машины, он становится способным решать такие задачи, которые без участия машины оставались бы для него недоступными. Более того: чем более объективи­руется и автоматизируется в машинных процессах деятельность человека, тем более повышается ее психический уровень, тем более человек может проявить в ней свою субъективность, свои творческие силы и способности.

До сих пор я рассматривал проблему "автоматизация и человек" в узких границах проблемы "человек — машина". В действительности это гораздо более широкая проблема.

Автоматизация есть выражение происходящей научно-технической революции, одно из важнейших ее выражений. Поэтому ее нельзя рассмат­ривать вне контекста тех более широких изменений, которые произошли и происходят сейчас в том, что Вернадский называл "техносферой".

Насыщение техникой всех областей человеческой жизни — возрастание числа машин и механизмов, развитие автомобильного и воздушного тран­спорта, телефона, радио, телевидения, повышение концентрации населения в центрах обитания, приводящее к умножению прямых общений, происхо­дит все возрастающими темпами. Все это ведет к резкому возрастанию информации, врывающейся в мозг. Но дело не только в усиленном, так сказать, "информационном питании", получаемым человеком, ребенком. Меняются сами источники информации и мера ее абстрактности. Достаточ­но сослаться, например, на отличие в этом отношении речи, передаваемой посредством технических средств (радио и т.п.), от речи живого собесед­ника или на неизмеримо большую абстрактность представлений, необходи­мых для практической ориентировки даже в простейших явлениях, порож­денных проникновением современной техники в быт.

Что же является неизбежным следствием этого для человека, для его умственного развития?

Как в сфере физического развития, в сфере умственного развития сейчас наблюдается явление акселерации. Иначе говоря, новейшая техника, невиданные прежде темпы технического прогресса "подхлестывают" психи­ческое развитие человека.

Мы снова стоим перед острым вопросом: что это несет человеку? Его дальнейшее возвышение, триумф или может быть угрозу?

Это зависит от обстоятельств.

Чтобы пояснить свою мысль, я попытаюсь проанализировать одну из конкретных проблем - проблему профессиональной подготовки человека жизни, его образования. Одно из явлений, порожденных ускорением темпов научно-техниче­ского прогресса, состоит в том, что происходит все большее укорочение "продолжительности жизни" профессиональных знаний и умений. Так, еще в начале нашего столетия полученные молодым человеком профессиональ­ные знания и умения могли служить ему, не требуя существенной пере­стройки, на протяжении десятка и более лет. Иначе обстоит дело в совре­менных условиях. "Моральный износ" знаний начинается сразу же после завершения образования и происходит чрезвычайно быстро; меняется даже номенклатура самих профессий; одни профессии начинают исчезать, зато рождаются другие. Вместе с тем непрерывное массовое переобучение прак­тически становится все менее осуществимым — и с экономической точки зрения, и организационно.

Очевидно, что единственный выход состоит здесь в том, чтобы изменить самый тип профессиональной подготовки, т.е. сделать процесс обучения — на всех уровнях образования от средней школы до высшей - обеспечива­ющим такое усвоение знаний и умений, которое дает не только возмож­ность применять их, но также формирует способность самостоятельно осва­ивать новые достижения, способность двигаться вместе с ускоряющимся научно-техническим прогрессом.

Разрешима ли эта проблема? Да, хотя ее решение потребует серьезной реформы обучения и отказа от многих педагогических догм. Ведь задача состоит в том, чтобы изменить самый характер умственной деятельности учащихся, формирующейся в процессе усвоения знаний и умений.

Проблема профессиональной подготовки человека представляет собой хотя и важную, но все же только одну из многих проблем, которые порож­даются ускорением технического прогресса, развитием новой техники, раз­витием автоматизации. На примере этой проблемы было показано два разных и противоположных подхода к перспективам человека перед лицом техники будущего.

В основе одного из них лежит идея, что автоматизация приводит к тому, что субъектом производства становится машина, адаптирующаяся к слабости и несовершенству человека. Подход этот, порождая заботу о развитии ма­шин, относится к человеку лишь как к обслуживающему мир машин. При таком подходе отвлекаются от влияния технического прогресса на умствен­ное развитие человека и снимается необходимость готовить человека так, чтобы он мог "двигаться вместе с ускоряющимся прогрессом"; если этот вопрос и возникает, то только в отношении необходимости формирования малой группы создателей новых технических идей - технической элиты.

Мы думаем иначе, потому что объективная тенденция развития техни­ки производства, которая неизбежно проложит себе путь через иногда скрывающие ее преходящие исторические условия, заключается в освобож­дении человеческого труда, в устранении его отчуждения.

Машина, разгружающая человека от исполнительских операций, призва­на не подавлять человека, а вооружать и возвышать его.

Вышеизложенное - отнюдь не только отвлеченные философские и социологические размышления. Из сказанного вытекает и конкретная стратегия технической мысли, стратегия проектирования автоматизирован­ных систем.

Чтобы пояснить эту мысль, приведу один пример. Как правило, процесс проектирования идет от предполагаемых технических возможностей систе­мы; исходя из этого далее определяются место и функции человека-опера­тора (или группы операторов); при этом учитывается преимущественно ограниченность возможностей человека (относительно небольшое количе­ство информации, которую он может переработать в единицу времени, медленность реакции, недостаточная сопротивляемость помехам и т.д.). Сейчас мы думаем о возможности другого пути. Этот путь состоит в том, чтобы в разработке технического задания исходить из идеи обслуживания деятельности человека автоматами и, соответственно, учитывать прежде всего позитивные возможности человека как действительного субъекта труда, т.е. то, что составляет не его недостатки, а его преимущества по сравнению с машиной.

В проблеме "автоматизация и человек" приходят сейчас в столкно­вение две позиции, два подхода. Один из них отделяет проблему развития человека и утверждает подчинение человека машине. Даже когда говорят о "приспособлении машины к человеку", то имеют в виду лишь частный вопрос, не отменяющий идеи подчиненности человека машине. С какими особенностями человека должна считаться машина, чтобы человек смог обслуживать ее? - таков, в конечном счете, смысл этого вопроса.

Такой подход можно назвать фетишизирующим машины и видящим в человеке придаток к машине.

В основе другого подхода лежит та простая идея, что единственно у существенным субъектом труда и творчества был, остается и всегда будет человек.

Что, напротив, машина - какой бы совершенной и "разумной" она ни была - лишь опосредствует деятельность человека, преобразующего природу, и в этом смысле в принципе ничем не отличается от орудия.

Этот подход, таким образом, не отделяет проблемы развития автома­тизации от проблемы развития человека, его творческих сил и способ­ностей.

Вместе с тем он не отделяет решения проблемы "автоматизация и чело­век" и от социальных условий и социальных следствий технического про­гресса.

Но это уже другая тема, которая требует особого рассмотрения.

Психологические исследования. М., 1972. Вып. 2. С. 3-12.

Дата добавления: 2015-11-30