Глава девятнадцатая. Второй акт комедии - и третий

Но мы помним, что мы живы! Радуйтесь, друзья мои. Я прошу Вас! Я был когда-то таким же, как вы! Петроний Арбитр, "Пир у Тримальхиона" Этот злосчастный подсудимый Высокого суда Венеции ходит и ездит везде, чувствуя себя в безопасности, он высоко держит голову, он отлично снабжен. Он принят во многих хороших домах... Этому человеку самое большее сорок лет, он высокого роста, блестяще выглядит, силен, у него смуглая кожа и живые глаза. Он носит короткий парик каштанового цвета. Говорят, что у него мужественный и ценный характер. Он много говорит о своем поведении, показывает образованность и мудрость. Бандьера, венецианский резидент в Анконе, на Совете Десяти, 2.Х.1772, когда Казанове было 47 лет Каждого характеризует его сердце, гений и желудок. Князь Шарль де Линь Казанове Матери местечка жаловались, что Казанова на всех их маленьких девочек наводит помрачение. Мемуары Шарля де Линя Tota Europa scit me scire scribere. Вся Европа знает, что я умею писать. Казанова, латинское письмо неизвестному, 1792. Как и во многих комедиях мировой литературы, первый акт былсамым лучшим. Казанова с блестящим разумом и экстравагантныммужеством исследующий самого себя, точно понял и недвусмысленновыразил, что тот Казанова, которого он сотворил своимсуществованием и своим сочинением, что тот Казанова, который сталлегендой, тот молодой, тот единственный или по меньшей мерепервый, великий Казанова на самом деле утонул тогда в Лондоне уВестминстерского моста, но не в Темзе и ее "совсем особеннойводе", а скорее в море времени, чтобы таким сияющим вынырнутьснова в меняющихся волнах будущего. Человек, выглядевший господином, когда нагой шевалье танцевалпод музыку слепцов с двумя нагими девушками, был в свои 38 лет нестарым, а еще вполне боеспособным, но это был уже другой человек. Любящим и влюбленным он оставался всю жизнь. Авантюристом оностался даже в замке Дукс, когда десять или тринадцать часовподряд писал историю своих приключений. Старым этот неистощимыйисточник жизни не был никогда, даже когда он стал немощным,подагрическим, не покидающим постели. Но он точно знал и недвусмысленно выразил: очарованиеизменило ему уже тогда в Лондоне на Вестминстерском мосту. Егопокинула уверенность всегдашнего победителя. Банкротствоследовало за банкротством. Все обманывали его, который вмолодости обманывал всех. Тот, кто менял профессии в шутку и всвоем расцвете не имел ни одной, стал приживалой и выпрашивалместо, пока в старости не нашел видимость места. Неудачи большене кончались. Где же его знаменитое счастье? Что сделалось ссудьбой, за которой он следовал? Боги забыли его. Болезни, отказымолодых женщин, аресты учащались. Деньги не катились больше такцарски и наконец совершенно иссякли. Карты слушались плохо илисовсем не слушались цепенеющим пальцам. Шпага еще сверкала, но назнаменитую дуэль с Браницким он должен был хорошо уговорить себя,и когда ее счастливо выдержал, то двадцать месяцев подряд носилруку на перевязи, знак дуэли, свидетельство славы. Женщин теперь надо будет покупать, теряя в качестве. И всечаще он рассказывает сказки. Лишь слово еще слушается его, и пероповинуется ему все лучше и быстрее, неистощимое, как слово. Революция внутри человека чаще всего не дает видимых следов.Он был другим Казановой после проигранной войны с Шарпийон, но онбыл и тем же самым Казановой. Все стало другим, все было какпрежде. Он был счастлив, он был несчастен, он смеялся, он плакал,женщины и игра, приключения и литература, та же рутина, тот жепоток слов и совершенно другое ощущение жизни, новое чувствосамого себя. Казанова купил попугая и с большим терпением научил егоговорить: "Шарпийон еще большая шлюха, чем мать". Негр Жарбо вседни предлагал птицу на бирже за пятьдесят луидоров. Пол-Лондонасмеялось над умной местью, пока любовник Шарпийон не подарил ейптицу. В театре он встретил красивую Сару де Муральт с отцом иматерью. Она еще помнила шутку в постели Дюбуа. Ее отец, Луи деМуральт, швейцарский резидент в Лондоне, был в долгах, и менялжилище каждый день. Казанова заплатил судебному исполнителю, взялвсе семейство в свой дом, предложил кредит на поездку, и сорвалпять минут любви с семнадцатилетней Сарой в комнате, которую отецпокинул на пять минут. Он просил ее руки и был отвергнут. Пассанооклеветал его де Муральту. Он хотел любить Сару авансом, но былотвергнут. Неужели у него больше нет успеха у молодых женщин:после Марианны Шарпийон - Сара де Муральт? "Я пришел к выводу,что мои ласки не нравятся им больше." Он начинает презирать себя,потому что его любовью пренебрегают, и пишет с обнаженнойяростью: "Мы, люди, не значим друг для друга ничего". Какоепризнание знаменитого любовника! Одна немецкая графиня, которая искала в Лондоне возмещениявоенных убытков своего ганноверского имущества, возникших попричине британской армии, и впала в долги, не только самаулеглась в постель, но разослала пять прелестных молодых дочерейза деньгами к кавалерам, невзирая на то, что девушкам придетсяуплатить пагубную цену. Казанова купил девушек по двадцать пятьгиней за штуку, а когда мать посадили в долговую тюрьму,освободил ее, взял семейство в свой дом, спал со всеми пятью,истощив свое состояние и себя. Через месяц у него не было большеденег, не было украшений, не было кредита, а было 400 гинейдолгов. Он не платил ни за стол, ни за виноторговцу, для экономииобманывал своего негра Жарбо, продал свой орденский крест, чтобысмочь уплыть морем в Лиссабон, отказался от своего дома, взялкомнатку подешевле и к несчастью взял фальшивый вексельфальшивого барона по имени Стенау, от любовницы которого онполучил венерическую болезнь. Банкир Ли объяснил ему, что вексельфальшив, и дал ему 24 часа для защиты. Стенау убежал наконтинент. Казанова должен был бежать в тот же день, ему грозилависелица. Он взял вексель на Альгаротти в Венецию, написалДандоло, что он должен уплатить деньги Альгаротти, инкассировалвексель у какого-то еврея, продал портному золотое шитье отнового костюма, за десять фунтов освободил из долговой тюрьмыканатного плясуна по имени Датури и взял его в слуги на местообманутого Жарбе. Датури был его крестный сын, может быть сыннастоящий, он лишь с трудом вспоминал мать Датури, вероятно у нихбыла связь 21 год назад, вероятно она была "одной из тысячи моихвозлюбленных." Он шел по улице и упал, врач сделал емукровопускание, и он бежал на континент. В Дюнкерке он встретилТерезу де ла Мер с шестилетним мальчиком, очевидно это был егосын. "Я смеялся над собой, что нахожу своих детей рассеянными повсей Европе." В Турне он в последний раз видел графа деСен-Жермена. Граф обещал излечить его от скверной болезнипятнадцатью пилюлями за три дня; Казанова предпочел обратиться кхирургу в Везале, которому потребовалось четыре недели. Едваизлечившись, он наконец заполучил в постель Редегонду, красивуюпармезанку. В Вольфенбюффеле он провел "в третьей по счету библиотекеЕвропы" восемь дней, "которые причисляют к счастливейшим вжизни". Добродетель всегда имела для него большуюпривлекательность, чем грех. Он занимался переводом "Илиады". В Берлине маршал Кейт посоветовал ему написать королюФридриху II прошение на должность. Король назначил Казановевстречу в парке Сан-Суси в четыре часа, пришел с чтецом и борзойсобакой, не снял шляпу перед Казановой, назвал его по имени ирезко спросил, чего он желает. Пораженный грубым приемом, он немог вымолвить ни слова. "Говорите! Разве вы мне не писали?" -"Да, сир. Но я все забыл в присутствии Вашего величества. ЛордКейт должен был меня предупредить." - "Он знает вас? Но о чем выхотите говорить со мной? Что вы скажете о моем парке?" Фридрих IIначал расспрашивать, не давая Казанове времени на ответ: оВерсале и проблемах гидравлики, о венецианском флоте и теориилотерей Казальбиги, о боге, уравнениях вероятности и налоговыхпроблемах. Дуэль двух спорщиков или парад двух дилетантов?Внезапно Фридрих II остановился и смерил Казанову взглядом с ногдо головы. "Знаете, вы очень красивый мужчина!" Три дня спустяКейт сказал, что он понравился королю. Через шесть недель Казанове предложили место воспитателя вновой кадетской школе для померанских юнкеров, с шестьюстамиталеров и свободным коштом. Пять воспитателей на пятнадцатьюнкеров должны всегда сопровождать их и появляться при дворе вкостюме с галунами. Казанова пришел в заведение в элегантномкостюме из тафты с украшениями. Кадеты были грязнымидвенадцатилетними мальчишками, воспитатели выглядели как слуги.Неожиданно пришел король с Квинтусом Ицилиусом и, какунтерофицер, начал бурчать над полным ночным горшком. Казанова поехал в Курляндию с новым слугой, изолгавшимсялотарингцем по имени Ламберт, который лишь едва понималматематику, и с двадцатью дукатами, из которых половину онпроиграл в Данциге. Когда в четверке он прибыл в Митау, у него вкармане еще оставались три дуката. На другое утро в салоне графаГермана Каузерлинга вследствие внезапной мысли он дал их красивойгорничной как чаевые за чашку шоколада, так как никогда не могпротивостоять своим причудам. Когда герцогиня курляндская пригласила его на ужин имаскарад, он не знал как быть дальше. Но тут пришел меняла ипредложил ему две сотни ранддукатов, если Казанова согласенвернуть их в Санкт-Петербурге в рублях. Казанова очень серьезнопосмотрел на него и возразил, что ему нужно только сто, каковыеменяла ему тут же отсчитал, причем Казанова написал ему переводна петербургского банкира, которому едва ли кто дал на негорекомендацию. Меняла благодарил, а хозяин рассказал слугеКазановы, что все уже знают, как его хозяин дает горничным по тридуката чаевых. Таково было решение загадки. У герцога Курляндии Бирона Казанова воодушевленно говорил огорных промыслах, тем более безудержно, так как специалистом небыл. По просьбам восхищенного герцога Казанова обещал произвестичетырнадцатидневную инспекционную поездку по пяти медным ижелезоделательным заводам в Курляндии. Он рекомендовалэкономические реформы, строительство каналов, осушение долин, иполучил двести дукатов плюс рекомендацию к сыну герцога,генерал-майору русской службы Карлу Бирону, которому Казановапонравился и который предложил ему свой стол, конюшню,развлечения, общество, кошелек и советы. В Риге Казанова узнал,что барон Стенау казнен в Лиссабоне. 15 декабря 1764 года на шестерке лошадей впятнадцатиградусный мороз Казанова въехал в Санкт-Петербург."Язык общения там, особенно среди обычных людей, бел немецкий."На маскараде при дворе для пяти тысяч гостей он увидел царицуЕкатерину II и продавщицу чулок из Парижа Барет. Он купил укрестьянина его четырнадцатилетнюю дочь как крепостную, одел ее,любил ее, бил ее "по русскому обычаю" и позднее оставилсемидесятилетнему итальянскому архитектору. Ему было сорок лет ион чувствовал себя прекрасно, хотя уже опускался. В мае 1765 года он поехал в Москву и за восемь дней увиделвсе: фабрики, церкви, памятники, музеи, библиотеки - и страдал отгеморроя. Он ездил в Царское Село, Петергоф и Кронштадт, "потомучто в чужой стране надо видеть все". В Летнем Саду онразговаривал с царицей Екатериной II. Граф Григорий Орлов шелперед ней. За ней следовали две гоф-дамы. Она, смеясь, спросилаего, нравятся ли ему статуи в парке. (Статуя молодой женщины былаподписана "Сократ", старика - "Сафо".) Казанова хвалил ФридрихаII, но порицал его за то, что он не дает никому говорить.Казанова сказал, что не любит музыку, так как слышал, что процарицу говорили, что она ее не любит. Граф Панин посоветовал ему искать новых встреч с царицей, оней понравился, может быть он найдет службу. Казанова не знал, кчему он лучше пригоден. Его второй разговор с царицей шел оконных праздниках, Венеции, ее климате, о календарях и ПетреВеликом. На третьем разговоре царица, а на четвертом - Казанова,демонстрировали свои знания календарных проблем, причем онаупрекала венецианцев в склонности к азартным играм. С актрисой Вальвиль Казанова доехал до Кенигсберга, где онавзяла себе его слугу-армянина, которому Казанова задолжал стодукатов. Для этого Казанова одолжил ей пятьдесят дукатов. В Варшаву он приехал в конце октября 1765 года и посещалвоевод и князей. У князя Адама Чарторыйского Казанова встретилкороля Станислава-Августа Понятовского, который в Париже былдругом мадам Жоффрен, освободившей его из долговой тюрьмыФорт-л'Эвек, а в Санкт-Петербурге стал любовником Екатерины,посадившей его на польский трон. Так как у Казановы больше не было денег на театральныхкрасавиц и игру, он пошел в библиотеку епископа киевского иштудировал польскую историю; документы были на латыни. Несмотряна большую экономию через три месяца он был в долгах. Из Венециион получал ежемесячно пятнадцать дукатов. Коляска, жилье, слуги,хорошая одежда, Заира и die Bapet требовали больше. Он был внужде, но не хотел никому открываться. Удача должна самапозаботиться о нем, удача была его единственным качеством. Он обедал у мадам Шмидт,подруги короля, который приходилпоговорить о Горации. Казанова пишет следующее: "Тот, кто прикороле молчит о своей бедности, получает больше того, кто говорито ней." На следующий день на мессе король дал ему сверток сдвумястами дукатов и сказал: "Благодарите Горация!" Бинетти танцевала в Варшаве. Один из поклонников, КсавьерБраницкий, друг короля, великий маршал Польши, пришел втеатральный гардероб, когда Казанова был у нее. Казановапоклонился и пошел к Касаччи. Браницкий пошел за ним и назвалтрусом. Казанова гордо посмотрел и схватился за рукоятку шпаги.Несколько офицеров были свидетелями. Едва он повернулся, как засобой услышал, что он - венецианский трус. Перед театром,возразил он, венецианский трус может убить храброго поляка. Оннапрасно ждал четверть часа. Он написал вызов, который кронмаршалпринял. Браницкий и Казанова выстрелили одновременно. Пуля заделаживот Казановы и вышла через левую ладонь. Казанова поразилБраницкого между ребер. Спутники Браницкого хотели убитьКазанову, если бы Браницкий не отозвал их. Казанова скрылся вмонастырь (Rekollektenkloster). Три польских врача хотели вначалеампутировать кисть, а потом и всю руку, грозила гангрена.Казанова прогнал хирургов. Когда противники вылечились ипомирились, Казанова ходил из салона в салон и ездил по всейПольше до Лемберга, Подолии и Волыни, рассказывая, наконец,вместо "Бегства из-под Свинцовых Крыш" новое героическое деяние"Дуэль с кронмаршалом". Это вызвало в Европе сенсацию,напечатанную во многих газетах, в "Фоссише Цайтунг" в Берлине, в"Винер Диариум", в "Паблик Эдвертизер", в "Кельнише Цайтунг", вофранцузских и итальянских листках, и стало темой писемсовременников. До написания мемуаров Казанова изобразил дуэль сБраницким в "Opuscoli Miscellanei" 1780 года. (Джуз. Поллиоперепечатал сообщение: "Il Duello, episodio autografico"; нафранцузском: книга II, "Pages Casanoviennes"). Но когда Казанова возвратился в Варшаву, король приказалпокинуть город в восемь дней. Мадам Жоффрен прибыла в Варшаву ирассказывала каждому, что в Париже Казанова повешен in effigie,что он убежал с кассой лотереи Военной Школы и путешествует поИталии со странствующей труппой. Казанова написал всем друзьямсрочные письма о деньгах и поехал с красивой женщиной черезБреслау до Дрездена, где выпросил ей место гувернантки у какой-тобаронессы, которую Казанова посетил первый раз в жизни. Не хотители стать моей гувернанткой, говорил Казанова, вначале в шутку,потом серьезно, и отвязался от Матон в Дрездене, когда открыл,что она заразила его постыдной болезнью. "Я жил тогда", пишет он, "не меняя свои привычки, и намеренноне думая над тем, что я уже больше не молод и на любовь с первоговзгляда, которая так часто выпадала мне на долю, больше нельзярассчитывать... Я хотел быть любимым, это было моей идеей фикс." В Дрездене он занял весь первый этаж отеля "Сакас". Онпосетил свою мать, брата Джованни с женой-римлянкой ТерезойРоланд, и сестру - жену Петера Августа. Матон, с которой он жил вотеле, заражала офицеров дюжинами. Тогда он поехал на Лейпцигскуюярмарку и к неудовольствию всего семейства привез возлюбленнуюКастельбажака в отель в Дрезден. Кастельбажак тотчас призналась,что она заразилась и он должен вначале ее вылечить, прежде чемлечь с нею. Он хотел в Португалию, он всегда хотел в Португалию, вЛондоне и Варшаве, в Дрездене, Вене и Париже. Но до сих пор он невидел Лиссабона. С Кастельбажак он поехал в Вену. Полиция императрицыМарии-Терезии выслала вначале Кастельбажак, которая уехала насвою родину в Монпелье, а потом и самого Казанову, за шулерство,говорит венский полицай-президент граф Шраттенбах, из-затринадцатилетней "дочери" Поччини, говорит Казанова. Милаямалышка пришла однажды в его дом, читала уместные и неуместныелатинские стихи и дала свой адрес. Несмотря на свои сорок двагода и жизненный опыт, он пошел туда и застал Поччини с двумяславонскими разбойниками, которые отняли у него кошелек. Казановапошел домой и лег в постель в отчаяньи. Его вызвали в полицию.Казанова записал свое злое приключение. Шраттенбах смеялся ему влицо. Известно, почему он выслан из Варшавы. Его знают. Он играетв фараон краплеными картами и мечет обоими руками: при этом еголевая рука все еще была на повязке. Однако графиня Сальмур ужеговорила ему без обиняков, что девять месяцев после дуэли все ещеносить руку на повязке это шарлатанство. Домой Казанова шелпораженный. "Ограбленный, обруганный негодяями всех сортов, не всостоянии уничтожить ни того, ни другого, подозреваемый юстициейв преступлениях... Моя левая рука затекала без повязки. Толькочерез двадцать месяцев после дуэли она зажила полностью." Но в Аугсбурге, пишет он, он жил игрой, и "я думал так же надтем, как мне добыть возлюбленную; что за жизнь без любви?" Дваждыили трижды в неделю он обедал с графом Ламбергом. Из Спа он написал принцу Карлу Курляндскому и обещал за стодукатов безошибочный рецепт, как получить камень мудрости иделать золото. Когда принца посадили в Бастилию, это письмовместе с другими бумагами попало в ее архив и после разрушенияБастилии было напечатано вместе с другими редкостными документами("Memoires historiques et authetiques sur la Bastille") ипереведено на немецкий и английский. Опиц пишет в 1790 годуЛамбергу, что "Journal de Paris" говорит при этом "о знаменитомавантюристе Казанове". 1 января 1798 года, как пишет Казанова, онрешил включить в свои мемуары это компрометирующее письмо. Казанова поехал в Мангейм и напрасно хлопотал о должности. Онпоехал в Кельн и посетил бургомистершу, Милли отказала ему всватовстве. Он пришел в редакцию "Кельнише Цайтунг", сказал: "Я -авантюрист Казанова!" и побил редактора Жакмота, который в газетеназвал его авантюристом. В его гостиницу въехали маркиз дон Антонио де ла Кроче сженой, камеристкой, двумя секретарями и двумя лакеями. Это былстарый шулер Кроче. Он похитил Шарлотту де Ламотт из монастыря вБрюсселе, она была на шестом месяце, блондинка семнадцати лет спрекрасными манерами. Казанова пылко влюбился в беременнуюШарлотту, как он уже влюблялся в беременную Джустиниану Вини. Онне понимал, что видели столь многие прелестные молодые женщины вгрубом мошеннике Кроче, который не был ни красив, ни умен. Крочепотерял в игре свои последние деньги, всю одежду, драгоценности иукрашения Шарлотты, которая продолжала любить его как ангела.Когда у него больше ничего не осталось, он вышел с Казановой загородские ворота Спа. Он пойдет пешком в Варшаву и оставит емусвою жену. Казанова ведь молится на нее, он должен позаботиться оней и уехать с ней в Париж. У него только три луи серебром. Иобливаясь слезами, Кроче ушел без плаща, в одной рубашке, вшелковых чулках, в красивом бархатном костюме цвета зеленогояблока, с тросточкой в руках. Казанова любил Шарлотту как отец. Кроче часто рассказывал ейо женщине из Марселя, которую Казанова увел и чье счастье онустроил. Но Шарлотта говорила, что если Кроче жив, она любиттолько его. Часами Казанова держал ее в своих объятьях, но лишьцеловал ее глаза. Их отношения обладали чистотой первой любви. В Париже он остановился с ней в отеле "Монморенси". Париж былсловно новый мир: новые улицы, новые знакомства, новые связи,новые вкусы, новые актрисы. 17 октября 1767 года Шарлотта родиламальчика, которого отдали кормилице Ламарр в воспитательный дом,где он умер через тринадцать дней. 26 октября на руках Казановыумерла Шарлотта. Даже в старости он плачет, когда описывает этусцену. Едва ее предали земле, он получает от Дандоло сообщение осмерти Брагадино. Двойная потеря жестоко поражает его. Три дня оностается в доме брата Франческо. Историю этих двух покинутыхвозлюбленных Кроче долго считали сказкой, одной из новеллКазановы. Но Эдуард Мейналь нашел записи о рождениях и смертях в83 регистре подкидышей Парижа с именами отца, матери, кормилицы иточными датами, которые полностью совпадают с именами и датамиКазановы. На пути в Португалию он хотел побывать в Испании и вооружилсямножеством наилучших рекомендаций. Но вдруг на концерте онуслышал позади как молодой человек говорит: "Казанова стоил мнепо меньшей мере миллион, который он украл у моей тетки д'Урфе."Казанова обругал его, вышел и долго ждал напрасно, что молодойчеловек ответит на вызов. Когда два дня спустя он обедал у брата Франческо, пришелпосланник короля и дал Казанове бумагу с подписью "Луи", где емупредписывалось покинуть Париж в двадцать четыре часа и Франциючерез три недели. Это было знаменитое леттр-де-каше. Друзьяплемянника д'Урфе предотвратили таким способом его дуэль сКазановой. 20 октября 1767 года при лунном свете он покидалпрекраснейший город Париж. Европа становилась тесной. "Янаслаждался полным здоровьем, но мое жизнеощущение былосовершенно иным... Я потерял все свои источники помощи; смертьсделала меня одиноким; я был уже в своих собственных глазахгосподином определенно пожилым. В этом возрасте уже мало думают осчастье, а о женщинах и того меньше." В Испании ему так сильно не понравилась война всюдуприсутствующей Святой Инквизиции против свободного разума, противкниг и против штанов с разрезами, что он объявил испанскуюреволюцию необходимой. Перед Мадридом таможенники конфисковалидве его книги: "Илиаду" и Горация. Министр Аранда сказал: "Что жевы хотите в Испании?" В сорок три года он выучил фанданго,"сладострастнейший танец мира", и начал любовную связь с доньейИгнасией, дочерью настоящего благородного холодного сапожника. Ночью он посетил другую прекрасную соседку, которая нежнообняла его, откинула полог постели, там лежал труп ее неверноголюбовника, которого она убила. В залог любви Казанова должен былспровадить этот труп. (Эта история стоит лишь в издании Бузони.) Из-за того что он прятал оружие в своей комнате и был выданслугой инквизиции, полицейские чиновники вытащили его из домадворцового художника и кавалера Рафаэля Менгса, чтобы привести вгнусную тюрьму Буэн Ретиро, куда обычно бросали только галерныхкаторжников. Казанова написал Аранде и некоторым другим грандамнеистовые огненные письма и был выпущен. Согласно своим привычкамон оставлял копии своих писем, эти копии можно во множестве найтив Дуксе. Его судьба так же редкостна, как он сам. Кавалер Менгспригласил его жить в своем доме. Министр принимает его, то жеделают и гранды. Что других разбивает, то для Казановы становитсятропой удачи. Он затевает бойкую фабрикацию прожектов. Дляколонистов из Швейцарии он подыскивает Сьерру Морену - родину донКихота! Казанова набрасывает программу поднятия их духа и морали.Он приносит министру готовый план табачной фабрики в Мадриде. ВИспании слишком много праздношатающихся, цыган, гитаристов инищенствующих монахов? У Казановы есть план внутреннейколонизации. Между делом он пишет текст оперы, посещает Толедо ибой быков, порывает с Менгсом, спит с доньей Игнасией, сам выдаетВеликому Инквизитору свои фривольные крайности, чтобы не бытьвыданным кем-то еще, общается с шулерами и смертельно оскорбляетсвоего лучшего друга в Испании, секретаря посольства Венеции вМадриде графа Мануцци, любимчика посла и сына шпиона инквизицииДжам Батиста Мануцци, того самого, который своими уловками сгадальными книгами Казановы выдал его в лапы инквизиции и привелпод Свинцовые Крыши. Казанова разболтал все тайны своего друга Мануцци какому-тошулеру, что Мануцци мнимый граф, что посол является женойМануцци, и т.п. Шулер за сто цехинов доказал Мануцци, что егобудто-бы друг Казанова является его врагом. А Казанова стыдилсязнакомства с Мануцци, и еще больше самого себя за гнусноепредательство, неблагодарность и болтовню. Мануцци "посоветовал"ему исчезнуть из Испании. Кроме того, у Казановы больше не былони монетки. В Португалию он не хотел, "так как не получал большеписем". Он уже хотел продать часы и табакерку, когдакниготорговец из Генуи занял ему семнадцать сотен франков,которые Казанова не вернул. Он собирался в Константинополь, чтобысделать там свое счастье, без того чтобы стать мусульманином. В Валенсии он встретил танцовщицу из Венеции Нину Бергонци,"красивую, как Венера, испорченную, как Сатана", котораясодержалась графом Рикла, генерал-капитаном Каталонии, и болееили менее открыто терпела Казанову. Она пригласила его вБарселону, он приходил к ней каждый вечер после десяти, когдауходил ее любовник. 14 ноября 1768 года он пришел к Нине и нашелтам мужчину, продающего ей миниатюры - это был Пассано. Казановавелел ему убираться. Пассано сказал: "Ты будешь раскаиваться". Когда на следующий вечер около полуночи Казанова выходил отНины, на него во тьме напали двое, он закричал: "Убийцы!", ранилодного, потерял шляпу и с окровавленной шпагой пришел к своемушвейцарскому хозяину, который посоветовал немедленно бежать.Казанова улегся в постель и на рассвете, несмотря напредъявленный паспорт, был заключен в цитадель, а через четыредня - в подземную тюрьму, нору, где он не получал ни бумаги скарандашом, ни лампы, ни приличной еды. Находясь сорок два дня вэтой норе без книг и источников, как он хочет заставить поверитьчитателей, он пишет книгу в защиту венецианских порядков"Confutazione..." против работы Амелота де ла Уссе, сатиры наВенецию, которой Уссе каялся, сидя в Бастилии. Позднее Казановасам создал еще более острую сатиру на республику Венецию в своем"Иксомероне". Кроме нападок на Уссе, "Confutazione" содержитаналогичные нападки на Вольтера и сотни отступлений от темы;мастер отступлений в жизни, в любви и в литературе любилотступление от основного пути почти так же сильно, как ираспутство. 28 декабря 1768 года Казанова был освобожден с приказом втечении трех дней покинуть Каталонию. Не поэтому ли он не могбольше мечтать о Константинополе? Не чудо, что от таких душевныхпотрясений он получил в Аи воспаление легких, которое привело егона край могилы. Он излечился благодаря заботам женщины, которуюни он, ни хозяин, ни врач не звали, и которую не знал никто. В гостинице он встретил паломника, около двадцати пяти лет,небольшого и хорошо сложенного, и красивую паломницу с распятиемв шесть дюймов в руках. Паломника звали Бальзамо. Десять летспустя Казанова видел его в Венеции; его звали Калиостро или графПеллегрини и красивая женщина все еще была с ним. Казановапосоветовал ему ехать в Рим, где его заключили в тюрьму, а егожену заперли в монастырь. Казанова описал Калиостро в памфлете"Soliloque d'un penseur" ("Одинокие размышления мудреца"), Прага,1786. Маркиз д'Аргенс, друг Фридриха II, подарил Казанове своисочинения и не советовал ему писать мемуары. Правду нельзявысказать. Казанова знал, что правда - это центральная проблемамемуаристов, да, вероятно, и всей литературы. На пути в Марсель он въехал в замок Анриетты и узнал, что онауже шесть месяцев находится в Аи и ей он обязан сиделкой, которуюузнал в замке. Он написал ей, она ответила, обещала писать иобъяснила, что он ее видел и не узнал, потому что она располнела.Она потребовала, чтобы он письменно рассказал свою жизнь, онасделала то же, он получил от нее сорок писем. В Дуксе не найденони одного. Анриетта, "племянница" в Марселе, граф де ла Перуз, Рамбертив Турине - все говорили ему, что он постарел. Ему было сорок пятьлет. В Турине он собрал подписчиков на свои "Confutazione",получил три тысячи франков подписных сборов и велел отпечататьэто сочинение в Лугано у доктора Аньели тиражом в 1200экземпляров, работая над корректурой по десять часов ежедневно;он хотел не столько получить деньги за книгу, сколько с еепомощью завоевать прощение инквизиторов Венеции. У него былатоска по дому, как у швейцарца, он устал от Европы. Везде егопреследовали полиция и кредиторы. Отовсюду он бывал выслан ивезде был заключен. Он тосковал по родине, по венецианскойлагуне, по чувственным девушкам, по остроумным господам. Он виделв Венеции земной рай. После четырнадцатилетней ссылки он хотелмилости. Он должен был ждать еще пять лет - и терпеть нужду. Сего большими успехами было покончено, покончено с его блеском,покончено с его счастьем. Даже с лошади он упал, раныкровоточили, с той поры он больше не ездил верхом. Везде онвстречал мошенников, которые брали его в кассу и надували(kujonieren). Всю жизнь Казанова был любимцем трехинтернациональных групп: танцовщиц, высшей аристократии имошенников. С помощью Берлендиса, венецианского резидента вТурине, Казанова официально послал свое сочинение в инквизицию.Она приказала Берлендису строго следить за Казановой. В Турине унего не было больше ни одной любовной связи. Он читал. Он читал,не любя. Он опускался все ниже. Он поехал в Ливорно с "фантастическойидеей". Он хотел помочь завоевать Константинополь флоту русскогоадмирала графа Орлова, "тогда он, вообще говоря, не знал, чемдолжен жить", как два года спустя он написал князю Любомирскому.И баронесса Ролль, которую он встретил в Лугано, уверяла его,чтоон стареет; ужаснувшись, он подавил всякое желание к ней. Он былобречен идти от разочарования к разочарованию. Граф Марулли игосподин да Лолио, когда-то друг Дзанетты, оклеветали его передОрловым, и адмирал не захотел больше знать о нем. В Неаполе одинангличанин вызвал его на соревнование в плавании. Он проиграл. Онвыпрашивал у князя Любомирского какую-нибудь должность в Польше,но словно говорил с глухим. Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно. Онхотел в покое заниматься литературой. Но пришел молодой Морозинииз Венеции, заплатил за старого господина и вовлек его вводоворот удовольствий. Потом пришли Зановиц, Дзен и Медини,молодые и старые плуты, обобрали лорда Линкольна на двенадцатьтысяч стерлингов и все четверо были высланы из Флоренции:Зановиц, Дзен, Медини и Казанова. Казанова кричал, особенно вмемуарах, что с ним поступили несправедливо. Он начал повсюду занимать небольшие суммы и все меньшиесуммы. У нищенствующего актера, который был парикмахером и звалсяграфом де л'Этуаль, он увел женщину, легендарную англичанкуБетти, школьную подругу Софи Корнелис. В Неаполе Он сталподыгрывать шулерам Гудару и Медини, с которыми рассорился,причем с Медини он дрался на дуэли дважды и трижды. От Агаты онполучил назад серьги, которыми когда-то отплатил ей за еепреданность. Агата устроила ему возлюбленную - Каллиену. Он самотмечает повторение реальности или сюжетных поворотов. "Это былочетвертое приключение такого вида." Его сексуальные страданиябыли непереносимы. "Мне было сорок пять лет, я все еще любилпрекрасный пол, хотя с меньшим огнем, у меня было больше опыта именьше мужества к дерзким предприятиям; так как я все большевыглядел как папа, чем как юноша, то считал себя имеющим всеменьше прав и выдвигал притязания все незначительней." В 1771 году он покинул Рим, еще раз решив начать новую жизнь.После тридцати лет бешеной радости он устал от удовольствий. Унего больше не было денег. Его старый друг и покровитель Барбаротоже умер. Он отказался от всякой роскоши. Это был злой счет отжизни. Тем не менее он никогда не был профессиональнымсоблазнителем. Этим он чванился. Но как странен и какотвратителен его сексуальный порыв, желания стареющего плута. ВНеаполе или Салерно он встретил свою настоящую дочь Леониду; онабыла замужем за импотентом после импотента-друга, герцога деМонталонна, который уже умер. Маркиза хотела ребенка: Казановалюбил свою дочь раз, второй, третий, она родила мальчика, онпозже видел его, это был красивый юноша. В Риме он посетил Бернис и ее подругу, княгиню Сан-Кроче, вкоторую Казанова влюбился; он однако не решился сказать ей этоили показать, в то время как княгиня одевалась и раздеваласьперед ним, как перед слугой, и, вероятно, у него был шанс. И в конце своих мемуаров, почти в пятьдесят лет, он сновавстретил в Триесте Ирену, дочь графа Ринальди, которую онкогда-то лишил девственности; у нее была дочь девяти лет, котораяочень ему нравилась и позволяла ласкать себя; девятилетнююдевочку у него увидел также другой любитель детишек, баронПиттони, и тоже выпросил себе посещение малышки и ее матери. Имемуары Казановы кончаются стилистически выдержанно: "Иренапокинула Триест с труппой, три года спустя я снова нашел ее вПадуе с дочерью, которая стала прелестной и с которой явозобновил нежные отношения". Но и отвратительный, опускающийся,стареющий развратник - тоже Казанова и тоже принадлежит картине.Он тоже подданный Эроса. Эти последние годы перед возвращением в Венецию и годы послевторого бегства из Венеции были каруселью страданий, мук,разочарований, унижений и литературных попыток. В Пизе емупришлось продать крест ордена Золотой Шпоры. В Риме он сталчленом академии "Неплодовитых". В Болонье он издал памфлет противдвух памфлетов болонских профессоров, из которых один называлuterus животным, а другой ему оппонировал. Он напечатал это в1772 году, речь шла о психофизических проблемах дам. Во Флоренциион перевел "Илиаду" итальянскими стихами. Другая брошюра, котораяутеряна, стала причиной двадцатишестилетней переписки с ПьетроДзагури и является основным источником сведений о последних годахжизни Казановы. Дзагури два года подряд добивался помилованияКазановы. По его совету Казанова приехал в Триест, чтобы бытьсовсем близко к Венеции. Там он исполнял определенную агентурнуюслужбу для венецианского правительства и работал над польскойисторией: "Istoria delle turbulente della Polonia della mocte diElisabetta Petrowna fino alla pace fra la Rusia el a PortaOttomana...", Герц, 1774, 3 тома. Сочинение должно было состоятьиз семи томов, но другие тома из-за разногласий между автором ииздательством не вышли. Из переписки Казановы (изданнойМальменти) следует, что он окончил труд еще в 1771 году. В Триесте Казанова жил экономно, у него не было денег, толькопятнадцать цехинов дохода из Венеции от двух его друзей.Венецианский консул в Триесте поддерживал усилия больногоностальгией Казановы. Наконец Казанова получает охранное письмоот 3 сентября 1774 года, которое разрешает ему свободноевозвращение в Венецию. 14 сентября он сходит на берег в Венеции.На этом столь интересном месте Казанова прерывает своивоспоминания в двенадцатом томе. Его радость была чудовищной, как и его разочарование. Самымхудшим было то, что на родине ему было гораздо тяжелее добыватьсвой ежедневный хлеб, чем на чужбине. От Барбаро он унаследовалмесячную ренту в шесть цехинов. Равным образом шесть цехинов онполучал от Дандоло. Снова он искал службу, маленькое место,крошечную безопасность. Это была нагая бедность. Это былапечальная жизнь. Конечно у него были друзья, он наслаждалсяродным языком, родным воздухом, родным небом. У него быликофейни, отечественные комедии, он мог, как всегда и везде,говорить обо всех великих князьях и лордах, своих старых друзьях.Он цитировал Дюбарри, царицу Екатерину II, Людовика XV, герцогинюНортумберлендскую, своего друга, короля Польши. Он вернулся домой, но слишком поздно, в пятьдесят лет,"старик". Но у этого старого человека его лучшее время, его величие,было впереди. Пятидесятилетний начал, наконец, свою настоящуюкарьеру - литературную. Для женщин наслаждением был наверноедвадцатилетний, тридцатилетний. Для мужчин он стал приятен толькотеперь, человек зрелый, человек мудрый, знаток мира, "философ",великолепный рассказчик. В "Истории моего побега" Казанова рассказывает, как онначинал этим наслаждаться, что показал себя целому городу, ставразговором целого города. Он посетил каждого инквизитора, каждыйприглашал его к столу, чтобы услышать истории его побега и егодуэли в Польше. Он посетил патрициев, которые его особенноподдерживали: Дандоло, Гримальди, Дзагури, Моросини. Возвращениена родину доставило ему несколько счастливейших часов... Но далеекаждый ожидал, что службу ему даст Венеция. Девять лет подряд онутруждался напрасно. Тогда он сказал себе: "Либо я не создан дляВенеции, либо Венеция не для меня. Придется провести новуюсхватку, заново покинуть родину, как покидают приятный дом, гдеесть злой сосед." В 1776 году Казанова становится специальным тайным агентомсуда инквизиции, который оплачивается в зависимости от важностисвоих сообщений. А с 1780 года в пятьдесят пять лет он становитсяплатным шпионом той самой инквизиции, которая когда-то приказалазаточить его под Свинцовые Крыши. Он служит инквизиции запятнадцать дукатов в месяц. Его задачей было доносить инквизициио проступках против религии и добрых нравов. Он жаловалсяофициально, чаще всего тайно, на частоту разводов, на упражненияпальцев молодых людей в темных ложах театров, на обнаженныемодели художественных школ. Он доносил на своих друзей, которыечитали Вольтера или Руссо, Шаррона, Пиррона или Баффо, Ламеттриили Гельвеция. Он подписывал шпионские сообщения "АнтониоПратолини". В конце января 1781 года он теряет и эту службу. И Казановапишет униженное письмо государственным инквизиторам из-за парыдукатов, суммы, которую он когда-то давал нищему или слуге. Онпишет: "Полный смущения, скорби и раскаянья, я сознаю, чтоабсолютно недостоин составлять своей продажной рукой письмоВашему превосходительству, и сознаю, что при всех обстоятельствахя упустил свой долг, но все же я, Джакомо Казанова, взываю наколенях к милости моих князей, я умоляю из сострадания и милостипредоставить мне то, в чем не может отказать справедливость ипревосходство. Я умоляю о княжеской щедрости, что придет мне напомощь, чтобы я мог существовать и крепко посвятить себя вбудущем службе, в которую я введен. По этой почтительнейшейпросьбе мудрость Вашего превосходительства может судить, каковорасположение моего духа и каковы мои намерения." Благодаря этомуписьму он получил еще одно месячное содержание. В Венеции он также нашел одну постоянную подругу, ФранческуБусчини, маленькую портниху, считавшую Казанову великимчеловеком, у которого есть сердце, дух и мужество. В Венеции в 1775-1778 годах Казанова опубликовал перевод"Илиады" рифмованными восьмистрочными стансами, но только тритома, которые кончаются смертью Патрокла. Первый том посвященгенуэзскому маркизу Карло Спиноле, у которого Казанова короткоевремя был секретарем; второй - графу Тилне; третий - Стратико; вархиве Дукса сохранилась рукопись четвертого тома. Этот архив былпозже переведен в замок Хиршберг. Кроме того там находятсяпереводы отдельных песен "Илиады" на венецианском диалекте. В1779 году Казанова новый памфлет против Вольтера: "Scrutino dellibro Eloges de M. de Voltair par differents auteurs", Венеция,1789. ("Избранное из книг похвалы Вольтеру различных авторов"). В1780 году появляются "Opuscoli Miscellanei" и театральный журнал"Le Messeger de Thalie" ("Вестник Талии"), в 1782 году "DiAnedotti Viniziani" ("Венецианские анекдоты") и памфлет "Ne amorine donne ovvero la Stalla repulita". В нем Казанова нападает наКарло Гримани и других патрициев. В споре и диспуте между некимКарлетти и Казановой Гримани признает Казанову неправым и велитмолчать. Памфлет чрезвычайно остр. После него Казанова можетпокинуть Венецию. Он излечился от своей тоски по родине. "Мне пятьдесят восемь лет, я больше не могу путешествоватьпешком, а теперь идет зима, и как только я подумаю начать сновамою жизнь авантюриста, то смеюсь, посмотрев в зеркало." В январе 1783 года он едет в Вену. Он был беден и вызывалподозрение. У него была слава политического эмигранта имошенника. Он бродяжничал по Австрии, Голландии, Парижу. Всплылистарые большие прожекты: он хотел основать газету, построитьканал между Байоной и Нарбонном, устроить путешествие наМадагаскар, он интересовался братьями Монгольфье. В Париже онпробыл два месяца. В Вене он стал секретарем венецианского послаФоскарини. Он снова ходил на балы, на праздники, в хорошееобщество. В шестьдесят лет он танцевал как юноша и хотел женитьсяна молодой девушке. Но тут Фоскарини умер. Казанова в бедностисидел в Теплице, когда о нем узнал молодой и очень богатый графВальдштайн, племянник князя Шарля де Линя. Оба знали Казанову поПарижу. Вальдштайн сочувствовал Казанове и предложил ему постбиблиотекаря в своем богемском замке Дукс (Духов), с тысячейгульденов в год, коляской и обслуживанием. Благодаря ему старый авантюрист получил сострадание иудовольствия; должно быть молодой граф был его породы, фривольныйи двусмысленный, кавалер и игрок, грубый и изящный, полныйбравурности и безумства. Граф Ламберг с полным правом поздравилКазанову письмом в марте 1784 года с таким меценатом - такомуграфу подходил такой библиотекарь. Мать Вальдштайна сердилась,что в тридцать лет ее сын все еще не был серьезным человеком.Лоренцо да Понте, друг, земляк и критик Казановы, сообщает ему вмарте 1793 года: "Граф Вальдштайн ведет в Лондоне весьма темноесуществование: плохо живет, плохо одевается, плохо обслуживается;всегда в пивных, всегда в борделях, всегда в кофейнях, сбездельниками, с ленивцами, с... Но не забудем другое: у негосердце ангела, превосходный характер, но нрав еще бешенее, чемнаш." (Архив Дукса) Библиотека Дукса составляла сорок тысяч томов. Замок былроскошен. Старый шестидесятилетний итальянец, оставивший позадидюжину жизней, дореволюционный революционер, шагавший по жизни вменуэте, суперромантик с канувшими в бездну (и мнимыми)придворными манерами, с отблеском всей высшей аристократииЕвропы, из всей Европы высланный, с колоссальнымсловоизвержением, с гротескной для невежд начитанностью,цитировавший Горация и Ариосто, королей и Вольтера, не подходил кнемецко-богемским душам гайдуков и характерам камердинеров. Егопретензии не подходили к его должности, его должность неподходила ему. Он был похож на заколдованное существо из сказки,но того воскресшего героя, который раз в неделю, в месяц, в годстановится принцем, но выглядит чудовищем. Колдовство начиналось,когда Вальдштайн был в замке, тогда для пиров, охоты, салонныхразговоров в замок собирались князья, графы, музыканты,литераторы, иностранцы. Тогда старый авантюрист блистал, почтишести футов ростом, костистый итальянец с широкими жестами,длинной шпагой, поддельными украшениями, элегантными манерамиТальми, навсегда пропавшей в мире любезностью и французскойпридворной речью, в одеждах с истлевшей элегантностью, с умом,лучащимся, как и у большинства гостей, с остроумием, равнымостроумию лучших гостей, например, дяди Вальдштайна,блистательного князя Шарля де Линя, который принадлежал кумнейшим людям и писателям этого остроумного столетия. С персоналом замка Вальдштайна Казанова был в состоянииперманентной войны, ведущейся на нервах и шедшей весьма пошло,как только и могут эти насекомые души. Среди графского обслуживающего персонала неопределеннаядолжность Казановы ставила его посередине между слугами игосподами. И слуги, и господа рассматривали его как равного. Онжаловался богу и миру на домоправителя Лезера, управляющегоФельткирхнера, врача О'Рейли, курьера Видерхольта, прачкуКаролину, на кучера и камердинера, на служанок и графов. МатьВальдштайна писала ему: "Я сожалею, монсиньор, что Вы вынужденыжить с таким сбродом, в таком плохом обществе, но мой сын незабыл, чем он Вам обязан, и я уверена, что он даст Вам тоудовлетворение, лишь стоит Вам его потребовать." Казанова писал: Дукс для многих мог бы быть раем, но не длянего. Однако, то что стало в конечном счете экстазом егостарости, было независимым от его жилища. "Когда я не сплю, ямечтаю, а когда устаю от мечтаний, я черню бумагу, читаю иотвергаю большую часть того, что набросало мое перо." Полный сострадания к себе, полный тоски по своей молодости,полный подозрения к новому наступающему девятнадцатому столетию ивспыхнувшей буржуазной революции, полный злобы на своюимпотенцию, на разрушения, производимые временем, наневозвратность удовольствий жизни, полный ненависти к смерти,этот сильный, красноречивый, пышущий жизнью старик был всостоянии этой жизнью, остатком этой жизни насладиться стократно,с чудовищным аппетитом к бытию и прекрасным аппетитом за столом,хотя у него и были зубы из фарфора, парик и подагра в костях. Онбыл гурманом, влюбленным во всех красивых женщин, во всехостроумных мужчин, влюбленным в книги всех времен, влюбленным вбольшой свет и малый, в королей и герцогов, в шулеров ишарлатанов. Княжеская роскошь, сверкающие столы и сияющее общество - этобыло его миром. Экстравагантность Вальдштайна - это был его вкус.И когда этот библиотекарь в кругу князей становился центральнымпунктом, когда весь свет с полным правом прислушивался к егознаменитым в семи станах анекдотическим случаям, к егоувлекательным рассказам со всего света, к его богатым и глубококомическим воспоминаниям, к его покалывающим все чувствасексуальным приключениям, тогда старик наслаждался своимпервородством со всей могучей суетностью своей натуры. У когобыло так много шарма, такая пронзительная память, такиеразносторонние и всегда свежие знания, как не у этогопопутешествовавшего старца, героя всех приключений, знакомоговсех современников, постельного друга многих красавиц столетия! В жизни прожорливый читатель, он в конечном счете сделал изэтого свое счастье - читать, изучать и, более всего, писать обовсем на свете, даже похоронную речь на смерть любимой собачкиМелампиги (Чернозадки). Неустанно он вел громадную переписку с Ламбергом и де Линем,с подругами последних лет графиней Сесилией Роггендорф и Элизойфон дер Рекке, со своим венецианским постельным сокровищемпортнихой Франческой Бусчини, с Опицем и Да Понте, с княгинейКлари и княгиней Лобковиц, с Дзагури и графом Кенигом. Онпринимал своих друзей и посетителей графа Вальдштайна, ипосетителей знаменитой библиотеки, к которым принадлежали кромепрочих Шиллер и Гете. На богемских водах и в Праге он встречалвесь мир. Очевидно временами великий прототип путешественников большене выдерживал. Вечный беглец внезапно срывался из Дукса: он искалудовольствий и приключений, женщин и новых людей, новые города иновую работу - в Праге, Гамбурге, Дрездене. Но никто не хотелсделать его директором театра, никто - библиотекарем большогогорода. Герцог Ваймара совсем не был восхищен, когда некий старыйитальянец болтал о Гете и Шиллере. Никто не дарил ему кошельков сдукатами. Бедным и погасшим возвращался он в свою богемскуюссылку и снова писал письма и брошюры, дьявол-отшельник. Что удавалось ему не полностью и лишь на короткие периоды вего блестящие годы, то удалось теперь: он завоевал уважение иизумление лучших людей своего времени. Шарль де Линь причисляетего к пяти-шести интереснейшим людям, с которыми он познакомилсяза долгую жизнь. Опиц нашел в нем одного из тех благословенных философов, чьейродиной является вся земля и которые в королях ценят лишь людей.Граф Ламберг называет его "человеком известным в литературе,человеком полным глубоких знаний". Казанова стал гроссмейстеромписательской клики, человеком элиты, тихим гением с мировойславой в самом малом, но в самом лучшем круге. Он даже начинает любовную переписку или лучше сказатьлюбовную связь по переписке, которая трогательна в старомразвратнике и рисует его как доброго человека, как бескорыстногодруга, как благодетеля, каковым он достаточно часто представлялсебя в мемуарах и во что ему не всегда и далеко не безоговорочнохотели верить. Как-то в феврале 1797 года Казанова получил письмо из Кашауот молодой девушки двадцати одного года, которое растрогало егодо слез. Письмо было от Сесилии, графини фон Роггендорф. Он зналее отца по Вене. Он знал ее брата Эрнста фон Роггендорфа,веселого бездельника и парасита в замке Дукс, которому Казановаиногда читал моральные проповеди. Этот братец имел легкомыслиевосторгаться Казановой перед сестрой. Пока Сесилия просила облагосклонности "переписки". Она сирота, бедная и преследуемая,три месяца как потерявшая жениха, лейтенанта барона ЙоханнаВегеи, павшего в битве под Бассано. Казанова стал ее моральнымсоветчиком, ее эпистолярным любовником, защитником, духовнымопекуном, протектором, поощрителем и меценатом, ее учителем идругом. Он рекомендовал ее дочери своего старого друга Шарля деЛиня княгине Клари. Он рекомендовал ее своему старому другу князюКарлу Курляндскому. Он стал "ее единственным другом, ееединственной любовью". Она писала ему: "Наша любовь такпрелестна, мой друг, и так дорога мне". Он звал ее Зенобией,королевой Пальмиры. Она звала его Лонгином, мудрым и верным досмерти советником. Как придворную даму он поместил ее к князюКурляндскому. На пути она хотела посетить его, чтобы впервыеувидеться, "чтобы рассказать Вам о моих чувствах и станцевать сВами маленький менуэт", как писала она в одном из тридцати трехписем, хранящихся в Дуксе. При курляндском дворе она пробыла годи вышла замуж за графа Батьяни-Штретмана, имела от него четырехдетей и умерла в 1814 году. Уже давно Казанова страдал от подагры. В конце 1797 года онвдобавок получил воспаление простаты, болезнь стариков. Он почуялопасность и написал друзьям. Дзагури, Элиза фон дер Рекке,Сесилия фон Роггендорф, графиня Монбуасье, дочь Малетерба идругие друзья откликнулись, советовали медикаменты и посылалистарому обжоре самые неподходящие деликатесы. Князь Шарль де Линь рассказывает в блестящем портрете своегостарого друга Казановы, что тот сказал незадолго до смерти: "Яжил как философ и умираю как Христос", - эти апокрифическиепоследние слова фавнообразного сверхнасмешника были бы хорошейпоследней шуткой, если он их в самом деле произнес. Джакомо Казанова умер 4 июня 1798 года. Вероятно он погребенна кладбище в Дуксе, его могила исчезла. Очень скоро он канул взабвение и остался лишь в памяти нескольких старых друзей инескольких странных литераторов, да в сердцах нескольких подруг,чья любовь пережила его. Потом появились воспоминания. И он стал всемирно известен иживет после смерти дольше, чем большинство современников илитераторов, всю жизнь презиравших и осмеивавших его. Конечно онведет лишь ненадежную жизнь тени и имеет лишь ненадежную зыбкуюславу литературного бытия. Люди, не прочитавшие ни одной книги,произносят его имя и знают - этот венецианец восемнадцатого векабыл мужчиной, который любил женщин и наслаждался ими, это былсоблазнитель, казанова. Он писал свои воспоминания с 1791 по 1798 год, междушестьдесят шестым и семьдесят третьим годом жизни. Это былосчастьем его старости, наслаждением его сердца, мечтой его вечноюной души. Всю свою жизнь он готовился к этой работе, живя илюбя, читая и собирая. Для этого всю свою жизнь он хранилматериалы: женские письма, письма врагов и друзей, квитанцииотелей и старые долговые расписка, фальшивые векселя и настоящиелоконы, любовные записки и воспоминания. С наслаждение и страстьюон писал свои мемуары, в которых еще раз прожил жизнь, толькопламеннее, романтичнее, правдивее. Это было его воскрешением, какговорит Жозеф Ле Грас. Часто он хотел сжечь эти воспоминания, каксоветовал ему маркиз д'Аргенс, который свои мемуары сжег. В комнате замка Дукс эта беспокойная душа проделалапутешествие сквозь всю свою жизнь, совершила поиск потерянноговремени и при этом нашла и правду, и всемирную славу. Потому чтопосреди своей постыдной развращенности он хранил чувство квеликим идеалам жизни и литературы, стремление к человечеству, вособенности к отдельной половине человечества, радость к правде ик полноте жизни, удовольствие от удовольствий. Он работал по тринадцать часов в день. Он работал одержимо,корректировал и писал заново, в поиске совершенства, красоты ипрежде всего правды, потому что правда была идеалом старогошулера, усталого мошенника и сиятельного шарлатана. Он имел ввиде литературную правду, так как эта правда гораздо серьезнеечем большинство добродетелей. Что сказал бы этот всю жизньнеудачливый венецианский литератор Казанова, восстав во плоти,как он возродился в духе, и увидев прорву литературы о Казанове,или, лучше, прочитав ее со своим неистощимым любопытством? Чтобыон сказал при этом, он, который не мог пристроить свои книги,принужденный издавать их по подписке и за собственный счет,крошечными тиражами, оставшимися в основном нераспроданными, еслибы мог увидеть многочисленные биографии, сотни специальныхтрактатов, бесчисленные новые издания своих мемуаров? Он был тем не менее достаточно самоуверен и предсказывал, чтов будущем его мемуары будут читать на многих языках. Вероятно, онне был бы столь удивлен, как мы, этим поздним чудом. Вероятно,этот дерзкий и гордый венецианец сказал бы: Какое чудо? Разве яне великий писатель и даже гораздо больше - благодетельчеловечества? Благодетели человечества отнюдь не всегдаморалисты. Оцивилизовывание сексуального влечения задает основусемьи, государства, общества и нашей цивилизации. Но эксцессыэтого величественного развития ведут от упорядочения природноговлечения к его осуждению и выматывающей нервы борьбе фанатиковпротив человеческой природы, против чувственных удовольствий ирадости жизни, и к войне против земной любви, даже разрешеннойзаконами, и тем более против любви свободной. Она ведет кистериям, к сексуальному безумию и всяческим извращениям, кзелотизму, религиозному помрачению и отчаянью перед жизнью, конанизму в буквальном и переносном смысле. И если сегодня выснова живете в условиях определенной сексуальной свободы, то моимемуары принадлежат к великим освободителям и реформаторам, и ясам, венецианец Джакомо Казанова. Разве не помог я расширитьзнания сексуальных обычаев и сексуальной жизни моего столетия?Разве я не способствовал расширению знаний людей своимисомнительными, многими поносимыми и многих изумляющимивоспоминаниями? Разве не был я со всей своей ложью ифальсификациями, со всеми пародиями и подражаниями верным другом,слугой, поощрителем правды? И Казанова вероятно сказал бы эти илидругие похожие слова, но конечно с большим смехом, потому чтоэтот остроумный писатель полон изысканности, комической игры слови ума. Конечно и я писал эти строки со смехом. Это ведь хорошаяшутка причислить Джакомо Казанову, циника и шарлатана,бесстыдного литератора и бесстыдного соблазнителя, к благодетелямчеловечества, как было дерзким и комичным, когда он называл себяблагодетелем женщин. Но иногда в шутке приоткрывается правда.

К О Н Е Ц

Дата добавления: 2015-11-30