Скоморох и крест 6 страница

Вокруг росли сосны и ели, ни одного развесистого дуба или ясеня не попадалось. Радим уже начал подумывать о шалаше, благо нож есть и нарубить веток будет не сложно. Но тут он увидел сосну с раздвоенным стволом. Там, где дерево раздваивалось, было удобное место, чтобы свить гнездышко на одну ночь. Радим прикинул высоту ствола до первой ветки и понял, что так просто ему не взобраться. Мысль работала четко. Скоморох скинул кафтан и привязал к одному из рукавов «зуб». Размахнувшись, Радим кинул импровизированную «кошку» в развилку. Первая попытка была неудачной — зацепиться не удалось. Во второй раз бросок был сильнее и точнее. Кафтан повис на расстоянии в пару локтей от вытянутой руки скомороха. Радим довольно улыбнулся. Все пока складывалось удачно.

Подпрыгнув и разодрав кору быстрыми движениями ног, Радим дотянулся до кафтана и пополз по нему на дерево. Под весом скомороха одежда затрещала, но выдержала. Вскоре кафтан снова согревал Радима.

Сон никак не шел. День выдался очень насыщенным на события, а потому внутри Радима все клокотало. Голову распирали разные мысли — и о загадочной ведьме, и об охоте, и даже о Коло скоморохов, которое ныне представляло совсем ничтожную опасность. Уверенность в том, что виновницей убийств была старуха, выросла настолько, что Радим начал обдумывать, как утром найти дорогу к ее избушке. Разумеется, возвращаться он собирался не один. Сначала надо достигнуть Ладоги и рассказать все Параскеве. Потом вместе с вооруженной стражей отправиться в лес.

Сквозь полудрему Радим различил треск веток. Он открыл глаза и присмотрелся. Волки? Бояться нечего, хотя все равно неприятно. Громкий пронзительный лай опроверг догадку. Это были собаки. А значит, где-то за ними шли люди.

Радим догадался, что попался, и ему стало плохо. Внизу кружили разъяренные псы, учуявшие добычу. Спрыгнуть вниз, надеть лыжи и бежать представлялось невозможным. С другой стороны, сидеть на дереве было столь же самоубийственно. Когда здесь появятся люди, спастись станет практически невозможно.

Скоморох обнажил оружие и приготовился к прыжку. Надо завалить одного пса сразу, тогда второй испугается и некоторое время будет держаться в стороне. Недавно скомороху уже удалось проделать это с волками, должно получиться и на этот раз.

Планы нарушили охотники. Их было двое, один высокий, другой совсем коротышка, в руках у каждого — зажженный факел. Они появились у дерева в тот самый миг, когда Радим готовился к прыжку.

— Что у нас тут, песики? — спросил коротышка, и Радим понял, что пропал. Голос принадлежал Лешему.

— Смотри! В развилке! Меж стволов! — указал рукой на скомороха второй охотник. В нем Радим без труда узнал Великана.

— Точно! Радим! Уж не ты ли, старая скотина? Спускайся, мы с тебя шкуру спустим! — Голос Лешего скрежетал и был пропитан издевательскими нот-ками.

Радим промолчал, судорожно соображая, как ему выбраться из создавшегося положения. Ничего умного в голову не приходило, с двумя вооруженными людьми, да еще с собаками, скоморох вряд ли бы справился.

— Слазь, вонючка! — Леший закрепил факел на соседнем дереве, так чтобы свет падал на добычу, медленно вынул из колчана стрелу и положил ее на тетиву. — Аль поиграть охота? Это запросто!

Великан хохотнул и оперся на рогатину, ожидая представления. Леший натянул лук. Радим вовремя отпрянул за ствол. Стрела просвистела около уха и, сорвав кору, умчалась в темноту.

— Вот незадача! — выругавшись, Леший снова выстрелил. В лесной тишине щелчок тетивы прозвучал звонко, как удар по билу. Радим уклонился от смертоносного наконечника в самый последний миг. Охотник начал нервничать.

— Болотная крыса, вертлявая скотина! — выругался Леший. — Но это тебя не спасет. Великан, гони-ка его с той стороны рогатиной. Нечего ему прятаться!

Великан кивнул и двинулся в обход дерева. Рост позволил ему дотянуться до ноги Радима. Затрещали порты. Еще немного, и пролилась бы кровь.

— Э-э! Давайте договоримся! — Как ни было противно Радиму, но он сознавал, что теперь у него вообще не осталось шансов. Приходилось постоянно уворачиваться от рогатины да следить за стрелком.

— С бесами в Хеле договоришься!

Стрела мелькнула в свете факелов. Только чудом она не пронзила Радима, воткнувшись в дерево в каком-то вершке от его головы. Смерть дохнула в лицо скомороха.

С «зубом», привязанным к ладони правой руки, и вырванной из ствола стрелой в левой, Радим спрыгнул с сосны, почти на головы собакам. Внезапность дала ему преимущество и смутила противников. Один из псов, ушибленный сильным ударом, с визгом помчался в кусты, второй получил стрелу в шею. Он заскулил и стал кататься по снегу, пытаясь избавиться от костяного наконечника. Леший увидел несущегося к нему с «зубом» Радима и почел за лучшее ретироваться. Благо охотник был в лыжах, а напавший — без них. Великан не сразу сообразил, что происходит, но когда увидел улепетывающего товарища, принял важное решение. Он бросился на Радима со спины. Рогатина прошла рядом с плечом гонимого, порвав и без того драный тулуп. Радим рухнул в сугроб, спасаясь от разящего оружия. Великан ударил несколько раз, целя в грудь противника. Однако проворный скоморох откатился в сторону и свалил соперника подсечкой. В ближнем бою рогатина стала бесполезна. Радим взмахнул «зубом», пытаясь ранить врага в руку. Железо лязгнуло о железо. Великан прикрылся длинным кинжалом греческой работы. Сцепившись, противники кубарем покатились в темноту ночи.

— Прекратить! А ну, разнимите их! — раздался властный голос. Послышались голоса людей, от множества внезапно вспыхнувших факелов стало ясно, почти как днем.

Радима схватили и силой оттащили от Великана. Из порезанной кисти на снег капала кровь. Великан тоже был ранен, «зуб» отсек ему левое ухо. Преисполненного жажды мести силача держали в два раза больше людей, чем его противника.

Радим увидел, как из мрака с перекошенным от злобы лицом выбежал Леший. Он держал наперевес Рогатину и явно намеревался вогнать ее в живот врага. Радим беспомощно забился в руках охотников.

— Леший! Стоять! — Властный голос ударил как гром.

Леший продолжал бежать, но уже не так уверенно. Что-то мелькнуло в темноте, рассекая воздух. Леший отлетел в сторону, как будто его сдуло ветром. Радим увидел на снегу большой круглый щит и понял, что он спас ему жизнь. Скоморох медленно поднял взгляд на предводителя охотников. Сначала в поле зрения оказались ярко-белые сапожки с золотым змеем, опутывающим хвостом голенище. Потом скоморох разглядел парчовый, отороченный горностаем кафтан и драгоценный франкский меч на поясе. Когда Радим посмотрел в лицо спасителя, он уже знал, что увидит, — перед ним стоял светловолосый боярин — Остромир.

— В следующий раз, Леший, будешь послушнее — или сгинешь навсегда, — Остромир говорил ровно и складно.

— Он сильно обидел нас, господин, — простонал державшийся за ушибленное плечо Леший.

— Не важно. Смерды должны делать то, что я сказал. Он бросился на вас почти с голыми руками, значит, он никакой не шептун. Был бы ведуном, сейчас тут волшбой бы воняло.

— Господин! Может, он и не шептун, но к потраве имеет явное отношение! Ежели и не сам сготовил, то всяко подложил он!

— Это я уже слышал. — Остромир сделал пару шагов в сторону Радима. — Почто Яна Творимирыча и Свирида извел?

— Не делал я такого, — выдавил Радим. — Богами клянусь!

— Клятвы твоим богам малого стоят. Скажи тогда, пошто пса травил? Это я собственными глазами видел, отпираться смысла нет.

— Проверял. Блин проверял. Правду ли им боярина потравили.

— Блин? Откуда он у тебя взялся?

— Был грех, в терем воеводин забрался, чтоб дело сие распутать.

— Тать! — заголосил Леший.

— Тихо! — оборвал его Остромир. — Значит, тебе тоже стало интересно, кто яд кладет? Не много ли ты на себя взял, смерд?

— Не моя вина. Боярыня велела…

— Параскева? — Остромир был удивлен. — Она тут при чем?

— Не ведаю, клянусь Сварогом! У меня должок перед ней, вот и велела его искупить.

— Темнишь ты, смерд. Однако это сейчас не важно. Ты окажешь мне услугу — и останешься жив. Не правда ли, ты хочешь жить?

— Ежели б я хотел умереть, то разве бился бы с этими уродами? — Радим показал на Лешего. Тот в бессильной ярости оскалился.

— Вот и ладно. Свяжите ему руки и ведите за мной. Возвращаемся в Ладогу!

Радим тяжело вздохнул. Ему очень не нравилось, как все обернулось. Дело давно мучило загадками, теперь тайн прибавилось.

Глава 17

В светлице Остромира было тепло и сухо. Радима переодели в новую рубаху и угостили вишняком. Когда он утер усы и довольно крякнул, боярин велел слугам удалиться и остался со скоморохом один на один. Радим сразу понял, что беседа будет нелегкой.

— Ты должен пойти к воеводе и при дружине обвинить его в отравлении Яна Творимирыча. Потребуй суда, обещай честно поведать, как пособничал.

— Я?!

— Расскажешь про ту старуху, о которой ты мне давеча поведал. Яд, скажи, от нее брал и Луньке носил. А тот по указу воеводы его в блины сыпал.

— Помилуй, господин! Меня ж повесят!

— Слушай дальше. Эйлив вспылит, может, и меч обнажит. Начинай кричать. Во всю глотку, чтоб стены у терема затряслись. Тут появлюсь я со своими воями. Мы спасем тебя и спросим, отчего воевода пошел на смертоубийство. Ты повторишь обвинения. Задаем вопрос воеводе: что ж он без суда решил расправу учинить по такому важному делу? Дальше не твоя забота.

— Не нравится это мне, господин…

— Ежели откажешься мне помогать, отравителем будешь ты. Думаю, уже к вечеру варяги посекут тебе ноги и руки, а к рассвету повесят.

— Ох, господин, помилуй…

— Думать над моим предложением тебе особо некогда. Соглашайся сейчас или готовься к смерти.

— Пожалуй, я соглашусь.

— Молодец! Ежели не подведешь, я в долгу не останусь. Пошли.

Радим допил из чарки вишняк и медленно поднялся. Ох, как не хотелось никуда идти, кто бы знал! Однако судьба толкала его все ближе и ближе к обрыву. Остромир затеял какую-то интригу, и Радим должен был сыграть в ней роль. Судя по отношению боярина к смердам, рассчитывать на глубокую благодарность не стоило. Пожалуй, можно было даже опасаться, что после всего боярин велит тихо прикончить скомороха.

В сопровождении Остромира Радим дошел до палат воеводы. Там их уже ждал невзрачный холоп, при приближении боярина согнувшийся в поклоне. Одним взглядом, без слов, Остромир велел слуге действовать. Тот снова поклонился и быстро исчез за дверью. Боярин ободряюще хлопнул Радима по плечу. Когда дверь открылась, Остромир толкнул скомороха внутрь.

В хозяйской одрине находились все лучшие люди Ладоги. Воевода Эйлив стоял у стола и перебирал рассыпанную выпечку. Блины и пироги были надломлены и зеленели ядовитой начинкой. Мрачные мужи боярские переминались с ноги на ногу, ожидая неминуемой грозы. Грим держался чуть в стороне, готовый к решительным действиям по первому зову господина. На сиденье, выложенном подушками, восседала Параскева. Судя по ее лицу, она была страшно разгневана. Тут же, потупив взор, стояла Любава. Ее глаза были опущены долу, а весь вид выражал бесконечное смирение.

— Вот зверь и в клетке! — сказал Эйлив, направляясь к скомороху.

— Радим, это правда, что ты отравил блины? — задала вопрос Параскева.

— Нет, матушка боярыня! Вы же все знаете…

— Похоже, она знает не все, — Эйлив грубо схватил скомороха за руку и подтащил к столу. — Часть пирогов нашли в людской, в твоих вещах. Отвечай, как они там появились?

— Не ведаю, господин воевода. Сами знаете, я в лесу бродил…

— Не отпирайся! В лес я тебя только вчера услал. До этого у тебя было время по сусекам поскрести, тать!

— Погоди, — вступилась Параскева. — Пусть он расскажет, что знает. И про Любаву тоже.

— Она тут ни при чем! — яростно обрушился на жену Эйлив. — Или тебе мало, что бедняжка лишилась любимого дядюшки?

— А грамоты? Ты забыл, что они писаны Зоряной, которая поклялась отомстить тебе за Улеба? Скоморох нашел их у Любавы.

— Ты веришь татю? Ты веришь гнусному смерду? Я знаю, откуда зло идет! Я знаю, кто тебя, тать, подослал! Остромир! Он — жалкий изменник и хитрец. Узнал, что сродственница моя, княгиня великая Ингигерд, скончалась, но промолчал. И всем эту весть нести заказал. А Яну Творимирычу и Свириду потравой рот заткнул. Так ведь, тать? Хотел, чтоб не успел я приготовиться к жизни без заступницы. Желал волость у меня забрать нежданно-негаданно. Опростоволосился твой Остромир, тать! Я давно знал о хвори княгини, давно дружину готовил. Теперь решил негодяй отравой извести меня и боярыню, так? Для того тебя, поганого, нанял. Сознавайся, тать!

Радим стоял, пораженный услышанным. Он не знал, что сказать. Действовать как велел Остромир? Очень уж не хотелось играть по правилам, навязанным хитрым боярином. Бросит он скомороха в беде, как пить дать, бросит. И тогда веревка с петлей покажется счастьем. Подсказка пришла внезапно. Девушка на миг подняла взгляд, и скоморох увидел ее глаза. Они сочились чернотой. Так же, как глаза старухи в лесной чаще. Потом скоморох пригляделся к зеленому плащу, и все встало на свои места.

— Это она всех отравила, — Радим показал на Любаву пальцем. — Она мне и пироги подкинула. Ведьма. Оборотень.

— Что? — Эйлив был в ярости. Его рука опустилась на рукоять меча.

— Я видел ее в лесу. Тогда она была в облике старухи. Ее же я видел в людской, когда готовили пищу. Потом она отравила молоко для боярыни. Однако Свирид перехватил служанку и выпил потраву. Я узнал ее глаза и одежду.

— Пусть он замолчит! — взмолилась девушка. По ее щекам покатились самые настоящие слезы.

Долго упрашивать разъяренного боярина оказалось не надо. Остро наточенная сталь покинула кожаные ножны.

— А докажет мою правоту вот это! — оттолкнув руку с обнаженным мечом, Радим подбежал к Любаве и дернул за золотую фибулу. Девушка вскрикнула, попыталась остановить скомороха, но опоздала. Фибула оказалась в руках Радима, плащ сполз на пол.

— Негодяй! — Эйлив бросился на обидчика.

В это время в комнату с шумом ворвались Остромир и его люди.

— Стоять! Именем князя!

Любава закрыла лицо руками, изображая страшное горе.

— Смотрите! Смотрите на нее! — уворачиваясь от меча, крикнул Радим.

Фигура девушки сгорбилась, ее руки покрылись морщинами. Эйлив от неожиданности замер с занесенным над головой мечом. Ведьма поняла, что разоблачена, и открыла лицо. Безобразнее лика никто из присутствующих никогда в жизни не видел.

— Любавушка, лапушка… — выдохнул Эйлив, и Радим сразу узнал голос, подслушанный вчера.

— Нет, подлая тварь! Мое настоящее имя — Зоряна. Ты убил моего мужа много лет назад, выгнал меня в одной рубашке в лес, привел в свою постель эту потаскушку! Думал, что преступление сошло тебе с рук? Нет! Я хорошо приготовилась и вернулась отомстить!

— А твой дядюшка…

— Ян был падок до молодой и красивой плоти, так же как вы все, мерзкие негодяи! Мне не составило труда его соблазнить и уговорить взять с собою под видом племянницы. Вот то, что умер он один, — это несправедливость. Яд должен был убить вас всех, змей подколодных. Но я исправлюсь…

— Убейте ее! — первой пришла в себя Параскева.

Однако никто из мужчин в тот миг на решительные действия способен не был. Эйлив стоял, пораженный переменой, случившейся прямо на глазах. Остромир и его дружина-находились в растерянности, пытаясь осознать, как сюда попала ведьма. Радим предусмотрительно отступил за спину боярыни.

— У них будет такая возможность! Но позже, — проскрипела старуха. — Сначала я расправлюсь с тобою, Параскева. Доделаю то, что не удалось моему яду. Хотелось отплатить тебе той же монетой, что ты заплатила несчастному Улебу. Не судьба. Что ж, ты будешь растерзана на мелкие клочки.

Ведьма вытянула руки в сторону боярыни. На длинных крючковатых пальцах в мгновение ока выросли острые когти. Старуха с криком взвилась в воздух и бросилась на Параскеву.

От пожилой боярыни нельзя было ожидать той прыти, что она проявила. Параскева скатилась с сиденья, и ведьма пролетела мимо, прямо в объятия скомороха. Радим почти уклонился от неожиданно напавшей старухи, но все же она зацепила одной рукой его кафтан. Когти с треском вспороли ткань. Ведьма повернулась к скомороху, второй рукой мешая ему вырваться.

— Что ж, ежели так, ты будешь первым! — Беззубый рот изогнулся в ухмылке.

Ведьма занесла смертоносные когти, пытаясь ударить Радима по шее.

— Не выйдет! — закричал он и перехватил руку. Скоморох плотно прижал к себе старуху, чтобы не дать ей снова размахнуться.

Ведьма захрипела и изо всех сил оттолкнулась ногами, желая повалить противника. Радим не устоял, шагнул назад. Старуха усилила натиск. Скоморох отпустил руки, собираясь ловко вывернуться, но не тут-то было. Теперь ведьма сжимала Радима.

— Тебе ведь понравилось меня обнимать? — Скрипучий смех заставил Радима задрожать. — Как себя чувствуешь, никчемный человечишка, в объятиях смерти?

Ответить скоморох ничего не мог. От железной хватки у него сперло дыхание.

— Бейте ее! — снова закричала Параскева, и на этот раз ее слова подействовали. Одновременно Эйлив и Остромир бросились к ведьме с мечами наперевес.

Старуха повернулась и, выставив перед собой скомороха, помчалась к выходу. Радим пригнул голову, чтобы ее не снесло косяком. По спине больно ударило распахивающейся дверью.

— Рази! — крикнул своим людям Остромир, но было поздно.

Ведьма вырвалась из сруба в дощатый пристрой. От нее с ужасом шарахнулись слуги, прибежавшие на крики. Разогнавшись, ведьма швырнула скомороха в стену. Удар был настолько силен, что доски с треском лопнули, щепками брызнув наружу. Будто снаряд, выпущенный из пращи, Радим пролетел на уровне второго яруса добрый десяток саженей и обрушился на крышу конюшни. Кровля не выдержала, и он упал прямо на круп какого-то жеребца, откуда со стоном скатился на пол.

Следом за скоморохом в образовавшуюся дыру выпрыгнула ведьма. Похоже, она сочла силы неравными и решила ретироваться.

— Ага, ты здесь… — в полумраке конюшни сгорбленный силуэт выглядел еще более зловеще, чем в светлице. — И ты еще жив.

Радим попробовал подняться, но тело не слушалось его. Он застонал.

— Больно? Сейчас будет еще больнее!

Вдруг ведьма заметила что-то внизу и склонилась к земле. Она подняла переметные сумки с вышитым золотистым изображением Ярило.

— Мои травки… — обрадовалась ведьма. Она запустила в сумку руку и отправила щепотку травы в рот. — Я чувствую силу!

Старуха стояла над распростертым Радимом, с аппетитом жуя сушеную траву. Скомороху каждое движение давалось с трудом, язык онемел, глаза затуманил страх, но он судорожно прикидывал, как избежать обещанной участи. Ничего толкового на ум не шло.

— Не надо… — выговорил Радим сквозь ссохшиеся губы.

Ведьма на миг замерла, выпрямила спину, широко раскрыла ужасный рот… И вдруг согнулась пополам и завопила истошным голосом. Чернота потоком хлынула из ее нутра.

Радим замер, боясь даже вздохнуть. Такого поворота событий он вовсе не ожидал. А ведьма тем временем умирала. Она упала на колени, потом на живот. Некоторое время ее тело дергалось, потом затихло. Скоморох лежал сам не свой.

Первыми в конюшню прибежали Богдан и Антипка. За ними еще какая-то челядь с дрынами и косами.

— Ты как? — Богдан участливо склонился над Радимом. Тот что-то промычал в ответ. — Жить будешь. А чем ее сумел уложить?

Холопы боялись приближаться к мертвой ведьме, и первым, кто ее коснулся, был Богдан.

— Ого! А она полыни слопала… — Он извлек из сжатого кулака старухи щепотку травы. — Смертельная травка для всякой волшбы. Зачем она только ее в рот потащила?

Радим вспомнил, как давеча рассыпал седельные сумки и на скору руку собрал в них сено из кормушек. Вот тогда, должно быть, в ведьмину травку и попала полынь. Однако ничего говорить скоморох не стал. Ему было не до того, чтобы пускаться в объяснения.

— Встать можешь? — Богдан помог скомороху подняться. — Вот молодец! А ходить? Тоже приемлемо. Понимаешь, Радим, тебе, похоже, лучше покинуть град как можно скорее. Тут такое затевается. Я тоже уйду, как только Антипку сумею уговорить.

Богдан подмигнул мрачному бородачу с топором.

— Да, надо уходить… — проговорил Радим.

— Под шумок самое оно. Пока бояре не набежали. Идем.

Богдан вывел Радима на свежий воздух. Пробежавшие им навстречу дружинники во главе с Гримом не обратили на товарищей никакого внимания.

— Вон ворота. Открыты, так что все в порядке. Ступай. Держи мой тулуп, — Богдан быстро разделся. — Твой кафтан теперь только на заплаты. Давай, двигай. Я тебя, может, догоню.

Суета во дворе явно способствовала бесследному исчезновению Радима. Не долго думая, он воспользовался советом Богдана. Вскоре шум Ладоги затих за спиной.

Глава 18

Радим неспешно брел по тропе, идущей по руслу какого-то ручья, и думал о смерти. Зачем он крутился, вертелся, сопротивлялся? Чтобы вот так, без резани в кармане, даже без заплечного мешка, забытого в Ладоге, идти куда глаза глядят? Есть в этом смысл? В нынешнем состоянии скомороху предстояло жить либо подаянием, либо разбоем. Первое было противно, ибо ставило на одну ступень с сирыми и убогими, второе — рискованно. Один и без оружия Радим мало чего стоил. Оставалась возможность наняться в батраки. Однако это шло вразрез с жизненными убеждениями скомороха. Ничто он не ценил так высоко, как свободу. Лучше уж холодная могила.

Ближе к вечеру, хорошенько проголодавшись, скоморох понял, что неплохо бы узнать, куда он идет. В появившейся вскоре деревеньке его долго не привечали. Народ заперся по избам и делал вид, что не замечает громкого стука и хриплого крика. Наконец Радиму открыла сердобольная старушка, жившая на выселках. Она и путь указала, и теплым хлебом угостила. Дорога, по которой брел скоморох, вела в Новгород. Идти в руки Остромира не хотелось, а потому Радим стал выведывать, как отсюда на Белоозеро или Плесков добраться. Оказалось, для этого надо либо об-Ратно к Ладоге топать, либо Новгород миновать. Ни за какие коврижки скоморох не повернул бы назад, еще свежи были воспоминания о суровых приключениях, злобной ведьме и хитрых боярах. Получалось, надо поторапливаться, из Новгородчины выбираться, пока Остромир сторожей по дорогам не разослал. Радим поблагодарил добрую старушку и тронулся в путь.

Сгустились сумерки, и на скомороха напала оторопь. Мало того, что жизнь не сложилась, так и дальше удачи не видно. Вот доберется он до Новгорода, и что? Обессиленный, нищий, терзаемый страхом перед боярами, кому он нужен? Хотя можно выбрать путь полегче. Вон сугроб, белый, мягкий. Пора уже и передохнуть…

Скоморох закрыл глаза. Призрачный свет замаячил в глубине его сознания.

— Эй, живой, что ли? — кто-то пошевелил Радима. Реальность возвращалась неохотно, рука об руку с ней шла боль старых ран.

— Живой! Ну, Радим, ты меня напужал! Богдан помог товарищу подняться и стряхнуть снег.

— Это у нас теперь обычай будет тебя из суметов вызволять? Завязывай! А то, гляди, пройду мимо, не примечу.

— Ох, даже не знаю, что сказать. Жить не хочется.

— Что так? Ты ж выкрутился славно! Какую ведьму одолел! Тебя теперь в Ладоге долго вспоминать будут. Прославился, считай!

— Толку от этой славы… Ежели снова в Ладогу приду, думаешь, в колодки не отправят?

— Ну, в этом ты прав. Эйлив может и сгубить. Давняя история, как он потравил брата, всплыла благодаря тебе. Да и Остромир не лучше. Ты ж не знаешь, он против воеводы давно замышлял, желал того с доходной волости сковырнуть. Теперь в Ладоге только то и обсуждают, удастся ему Эйлива очернить, чтоб того из града князья погнали, или нет. Похоже, твоего языка Остромиру ой как не хватает. Искал тебя, но ты уж утек.

— Вот как… Что ж выгоды ему во мне?

— Он бы сказал, что это воевода тебя порешить хотел за правду о грехе великом. Раздул бы историю, как искру в пожарище. А ты б все подтвердил, и перед князем, и перед бискупом. Сейчас что есть? Слухи да тело никому не ведомой старухи. Эйливу легко защищаться. Хотя с народом в мире жить ему стало тяжеловато. Параскеву чуть не святой считали. А тут сразу много нехорошего проявилось. Как она потраву для Улеба готовила, как Зоряну на потеху дружине отдала, а потом в чащу погнала. Даже Грим отказался долее воеводе служить. Собирает викингов и в поход уходит. Хотя тут, молвят, без Остромирова серебра не обошлось. Хитрец-боярин Эйлива всякой поддержки лишить хочет. Тяжелое сейчас времечко в Ладоге настало. Но не печалуйся! По земле градцов много. Добудешь ты себе сытый обед, не сомневайся!

— Ох, мне б твою уверенность… Я ж почти нагой остался. Вот тулуп — и тот твой.

— Дарю. Видишь, у меня обнова? Боярыня доху за верную службу дала. Твое ж добро я тоже прихватил. Не дурак, чай. Держи свой мешок!

У Радима сразу потеплело на душе.

— Вот это да! Не забыл про меня! Спасибо!

— И еще кое-что, — улыбнулся в ответ парубок, доставая берестяную бутыль. — Она твоя. Пей за мое здоровье и ни о чем не кручинься!

— А это просто чудо! — Радим откупорил бутыль и присосался к горлышку.

— Ну-ну! Не переусердствуй! Тебе путь не близкий, упьешься раньше времени, упадешь в снег, а меня рядом уж нет.

— Мы разве не вместе? Как та гривна кун, которую я должен?

— Отработал ты ее сполна. Такое представление показал, что я сам заплатить готов. Увы, дальше наши Дорожки расходятся. Я б, конечно, не прочь еще скоморошьей жизнью проникнуться, но дела зовут. Мне в Киев надо.

— Я, собственно, тоже на полдень собирался. После Ладоги никакое Коло Скоморохов меня не испугает. Пойдем в Киев, я Туровиду лично выскажу все, что о нем думаю.

— Пробрало тебя винцо! — засмеялся Богдан. — Туровид будет в ужасе!

— А пусть боится! Он волшбу ворожит, а мы ту волшбу изводим! Ладожская ведьма получила по заслугам, получит и Туровид.

— Не зазнавайся, Радим! Не так уж плох Туровид, как ты его представляешь. Он о благе скоморохов печется.

— Ты почем знаешь? Сам же в скоморохах без году неделя.

Богдан на миг задумался, потом взял Радима за плечи и произнес:

— Извини. Наверное, мне следует признаться. Я водил тебя за нос. Жизнь скоморошью я в самом деле до недавних пор представлял слабо, но вот с Коло Скоморохов дело имел. Можно сказать, я его и породил.

— Это как? — Удивлению Радима не было предела.

— Только не падай. Мое настоящее имя не Богдан. И о возрасте моем по лицу не суди. Зовут меня Туровид Волхв, я — великий заводила Коло Скоморохов.

— Вот это да! — только и смог выговорить Радим.

— Отправился я в дальний путь, чтобы лучше узнать тех, кого боги мне поручили. Признаюсь, путешествие пошло на пользу. Иначе видится скоморошья жизнь из стольного града. Не так я все себе представлял. Теперь буду иначе дела вершить. Вот, к примеру, твой случай. Отныне Коло можешь не бояться. Никто тебе ничего сделать не посмеет, указывать, куда идти, не станет. Более того, ежели потребуется какая помощь, обращайся в Коло. Мы теперь друзья. И всем тем, кто еще не в Коло, скажи, им мы тоже друзья. Надеюсь, рано или поздно вы примете наши правды и обряды, но насильно гнать к себе никого не будем. Бестолково это.

— Вот это да! Не ожидал, что волхв у меня в учениках ходить будет…

— Ну, пора прощаться, — внезапно на тропе нарисовалась развилка. — Мне налево, тебе направо. Не поминай лихом! Удачи!

— Постой! А может, мне с тобой?…

Богдан отрицательно покачал головой, махнул на прощание рукой и потопал по левой дороге.

— Счастливо! — запоздало произнес Радим.

Чуть подумав, скоморох бросился следом за волхвом. Надо ж хоть поблагодарить человека, извиниться за сказанное в запале. За первым же поворотом тропинка пропала, цепочка следов оборвалась. Богдан исчез, будто испарившись. Радим от досады сплюнул и, тяжело вздохнув, повернул к развилке. Нелегка скоморошья доля.

СКОМОРОХ И КРЕСТ

Глава 1

Меж облаков ярко светило солнце, даря земле редкое для велесеня тепло. Золотистые листья берез трепетали на слабом ветерке. Трава еще не пожухла: зеленый ковер, местами расцвеченный розовым клевером, плотно устилал широкое поле.

Радим вышел на раменье шагом путника, привыкшего к дальним странствиям. Внешность его соответствовала походке: мешок плотно притянут к спине холщовыми лямками, ноги обуты в добрые кожаные боты, в левой руке — резной дорожный посошок. По веретьяной рубахе и портам, местами выправленным заплатами, можно было с уверенностью сказать, что Радим — муж не зажиточный. Однако взгляд живых, хотя и грустных глаз выдавал в нем человека, способного добыть хлеб насущный.

Тропа была хорошо утоптана. Хоть и не вела она в великий град, но шла через богатые новгородские села, в которые не гнушались заходить иноземные купцы и княжьи вирники. На дальнем конце поля нарисовались темные силуэты изб. Неказистые строения, сооруженные из толстых бревен, врытые в землю так, что наружу торчала только соломенная крыша, были уютными жилищами. Об этом Радим ведал не понаслышке. Ему часто приходилось ночевать у гостеприимных селян, ведь вот уже пятнадцать лет, как его ноги не ведали покоя.

Радим родился сыном скомороха и, когда остался сиротой, не нашел ничего лучшего, чем продолжить дело отца. Ловкость и силу родителя отрок унаследовал, даже превзошел. Беда таилась в том, что в душе юноша вовсе не был весельчаком и затейником, стремящимся развлечь добрый люд, Радим всего лишь хотел не умереть с голоду. Пока это ему удавалось. Были у него и счастливые полосы жизни, и не очень. Случалось, он даже получал искреннее наслаждение от собственных представлений. Однако чаще скомороший труд Радима не радовал. Уж сколько раз он обещал себе завязать с ним, освоить какое-никакое ремесло, остепениться…

Дата добавления: 2015-11-30