Она сидела на земле, одна,

Как если б воз, который Зверь двучастный

Связал с растеньем, стерегла она.

Окрест нее смыкали круг прекрасный

Семь нимф, держа огней священный строй,

Над коим Австр и Аквилон не властны.

Quot;Ты здесь на краткий срок в сени лесной,

Дабы затем навек, средь граждан Рима,

Где римлянин - Христос, пребыть со мной.

Для пользы мира, где добро гонимо,

Смотри на колесницу и потом

Все опиши, что взору было зримо".

Так Беатриче; я же, весь во всем

К стопам ее велений преклоненный,

Воззрел послушно взором и умом.

Не падает столь быстро устремленный

Огонь из тучи плотной, чьи пласты

Скопились в сфере самой отдаленной,

Как птица Дия пала с высоты

Вдоль дерева, кору его терзая,

А не одну лишь зелень и цветы,

И, в колесницу мощно ударяя,

Ее качнула; так, с боков хлеща,

Раскачивает судно зыбь морская.

Потом я видел, как, вскочить ища,

Кралась лиса к повозке величавой,

Без доброй снеди до костей тоща.

Но, услыхав, какой постыдной славой

Ее моя корила госпожа,

Она умчала остов худощавый.

Потом, я видел, прежний путь держа,

Орел спустился к колеснице снова

И оперил ее, над ней кружа.

Как бы из сердца, горестью больного,

С небес нисшедший голос произнес:

"О челн мой, полный бремени дурного!"

Потом земля разверзлась меж колес,

И видел я, как вышел из провала

Дракон, хвостом пронзая снизу воз;

Он, как оса, вбирающая жало,

Согнул зловредный хвост и за собой

Увлек часть днища, утоленный мало.

Остаток, словно тучный луг - травой,

Оделся перьями, во имя цели,

Быть может, даже здравой и благой,

Подаренными, и они одели

И дышло, и колеса по бокам,

Так, что уста вздохнуть бы не успели.

Преображенный так, священный храм

Явил семь глав над опереньем птичьим:

Вдоль дышла - три, четыре - по углам.

Три первые уподоблялись бычьим,

У прочих был единый рог в челе;

В мир не являлся зверь, странней обличьем.

Уверенно, как башня на скале,

На нем блудница наглая сидела,

Кругом глазами рыща по земле;

С ней рядом стал гигант, чтобы не смела

Ничья рука похитить этот клад;

И оба целовались то и дело.

Едва она живой и жадный взгляд

Ко мне метнула, друг ее сердитый

Ее стегнул от головы до пят.

Потом, исполнен злобы ядовитой,

Он отвязал чудовище ив лес

Его повлек, где, как щитом укрытый,

С блудницей зверь невиданный исчез.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1 Deus, venerunt gentes", - то четыре,

То три жены, та череда и та,

Сквозь слезы стали петь стихи Псалтири.

И Беатриче, скорбью повита,

Внимала им, подобная в печали,

Быть может, лишь Марии у креста.

Когда же те простор для речи дали,

Сказала, вспыхнув, как огонь во тьме,

И встав, и так слова ее звучали:

Дата добавления: 2015-11-30