Четыре отрасли - двумя руками,

А бедра, ноги, и живот, и грудь

Невиданными сделались частями.

Все бывшее в одну смесилось муть;

И жуткий образ медленной походкой,

Ничто и двое, продолжал свой путь.

Как ящерица под широкой плеткой

Палящих дней, меняя тын, мелькнет

Через дорогу молнией короткой,

Так, двум другим кидаясь на живот,

Мелькнул змееныш лютый, желто-черный,

Как шарик перца; и туда, где плод

Еще в утробе влагой жизнетворной

Питается, ужалил одного;

Потом скользнул к его ногам, проворный.

Пронзенный не промолвил ничего

И лишь зевнул, как бы от сна совея

Иль словно лихорадило его.

Змей смотрит на него, а он - на змея;

Тот - язвой, этот - ртом пускают дым,

И дым смыкает гада и злодея.

Лукан да смолкнет там, где назван им

Злосчастливый Сабелл или Насидий,

И да внимает замыслам моим.

Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий

И этого - змеей, а ту - ручьем

Измыслил обратить, - я не в обиде:

Два естества, вот так, к лицу лицом,

Друг в друга он не претворял телесно,

Заставив их меняться веществом.

103 у этих превращенье шло совместно:

Змееныш хвост, как вилку, расколол,

А раненый стопы содвинул тесно.

Он голени и бедра плотно свел,

И, самый след сращенья уничтожа,

Они сомкнулись в нераздельный ствол.

У змея вилка делалась похожа

На гибнущее там, и здесь мягка,

А там корява становилась кожа.

Суставы рук вошли до кулака

Под мышки, между тем как удлинялись

Коротенькие лапки у зверька.

Две задние конечности смотались

В тот член, который человек таит,

А у бедняги два образовались.

Покамест дымом каждый был повит

И новым цветом начал облекаться,

Тут - облысев, там - волосом покрыт, -

Один успел упасть, другой - подняться,

Но луч бесчестных глаз был так же прям,

И в нем их морды начали меняться.

Стоявший растянул лицо к вискам,

И то, что лишнего туда наплыло,

Пошло от щек на вещество ушам.

А то, что не сползло назад, застыло

Комком, откуда ноздри отросли

И вздулись губы, сколько надо было.

Лежавший рыло вытянул в пыли,

А уши, убывая еле зримо,

Как рожки у улитки, внутрь ушли.

Язык, когда-то росший неделимо

И бойкий, треснул надвое, а тот,

Двойной, стянулся, - и не стало дыма.

Душа в обличье гадины ползет

И с шипом удаляется в лощину,

А тот вдогонку, говоря, плюет.

Он, повернув к ней новенькую спину,

Сказал другому: "Пусть теперь ничком,

Как я, Буозо оползет долину".

Так, видел я, менялась естеством

Седьмая свалка; и притом так странно,

Что я, быть может, прегрешил пером.

Хотя уж видеть начали туманно

Мои глаза и самый дух блуждал,

Те не могли укрыться столь нежданно,

Чтоб я хромого Пуччо не узнал;

Из всех троих он был один нетронут

С тех пор, как подошел к подножью скал;

Дата добавления: 2015-11-30