Семья и религия

В общественных науках преобладает убеждение в том, что унаследованные из прошлого социальные институты не соответствуют индустриальному развитию и обречены на исчезновение. Религия и семья, как полагают модернисты, являются самыми архаичными институтами, якобы несовместимыми с экономическими и техническими переменами. Уильям Д'Антонио, бывший президент Общества научного изучения религии, обратил внимание на конфликт между <доминирующими ценностями> в американском индустриальном обществе (успех, деловые способности, продвижение, вера в науку, материальное благополучие, равенство, свобода) и религиозными добродетелями (ценность человеческой жизни, сексуальная умеренность, патриархальность, преданность семье и любовь к ближнему). Сегодня индустриальные ценности имеют безусловное преимущество над традиционными[243]. Но есть и другая точка зрения - многие американцы остались верными религиозной морали в своем повседневном поведении. Социолог Роберт Нисбет считает, что ни наука, ни технология, ни городской образ жизни по сути своей несовместимы с таким качеством нравственных ценностей и социальных отношений, которое могло бы для современного человека значить то же самое, что расширенная семья, церковь и деревня значили для людей предшествующих эпох[244].

В рамках христианства каждая из общин в США - протестантская, католическая, а также мормонов - придерживается своего особого учения о семейных отношениях. Но в историческом плане можно выделить общие для взаимосвязи религии и семьи этапы: установление догмата семьи в XIX в., появление признаков нарушения религиозных норм в семейном поведении в начале ХХ в., явное возрождение в середине столетия религиозного фамилизма, а после 1960 г. - возникновение тревожных знаков того, что сама по себе вера может оказаться недостаточной для противостояния модернизму и для поддержки семьи.

Каждая из крупных религиозных групп в Америке отличается своеобразием отношения к семье. Несмотря на свое маргинальное положение вплоть до 1900 г., иудейская раввинская традиция характеризовалась позитивными установками к семейной жизни. Иудеи рассматривали божественное наставление <Плодитесь и размножайтесь> как утверждение mitzvah, или обязательства жениться и производить на свет детей. Среди великих мировых религий иудаизм практически единственный оценивал отрицательно отказ от нормальной половой жизни, брака и детей. Даже среди хасидских аскетов огромное значение придавалось созданию нормальной и требующей ответственного отношения супружеской жизни. Согласно раввинской интерпретации тот, кто не способствует продлению рода, <подобен пролившему кровь и унизившему образ Бога>. Любой мужчина, <у которого нет жены, является неполноценным>. Даже изучение Торы откладывается до вступления в брак: <мужчина вначале женится, а затем учится>. Когда человек предстанет перед Богом в Судный день, он прежде всего должен ответить на вопрос:<Выполнен ли мной долг обзаведения семьей и детьми?>.

Относительно половой жизни, у иудеев две обязанности: pruu'rvu - произведение на свет потомства, и onah - сексуальное удовольствие. Так как последнее касалось только мужчин, иудейским женщинам надлежало контролировать рождаемость и размер семьи. Как сказал раввин Мозес Шрайбер в 1821 г.: <Она не должна заставлять себя страдать, чтобы покориться своему мужу>, и <не должна разрушать себя для того, чтобы населить мир>. В то же время, в соответствии с законами niddah, половой контакт пары происходил в тот период менструального цикла женщины, когда возможность зачатия максимальна, что имело направленность на рождаемость[245].

Христианское богословское понимание семьи, возникшее в противостоянии иудаизму и восходящее к Ветхому и Новому Завету, приняло многообразные формы в водовороте протестантской Реформации ХVI в. Реформатор Мартин Лютер обратился к Ветхому Завету, критикуя монашеские порядки как небиблейские, осуждая клерикальные идеалы целомудрия и безбрачия за косвенное поощрение аморальности и социальной безответственности. Брак не вторичен, скорее, это высшее из состояний, <истинно религиозное устройство жизни на земле>, учрежденное божественной волей и <угодное Богу>. Более того, воспроизводство не было свободным волеизъявлением. Точнее, слова Господа плодитесь и размножайтесь - это <повеление свыше, и нам не надлежит противиться этому>. Лютер одобрял высокую рождаемость древних израильтян и писал, что <женщина создана не для того, чтобы быть девственной, а чтобы зачать и произвести на свет детей> для христианского воспитания. Он призывал их рано выходить замуж и иметь как можно больше детей, поскольку <это та самая цель, ради которой они созданы>[246].

По мере того, как протестантизм входил в фазу наивысшего развития, возникла непротиворечивая и четко сформулированная теология брака и семьи. Благословение брака сделало возможным для человека знать, любить и слушаться Господа; это подчинило страсть естественным и легитимным целям; сделало людей более верными и обеспечило гражданский мир; это, наконец, обеспечивало новые поколения ценностями, благодаря которым достигался социальный порядок. Хотя реформаторы исключили брак из числа христианских таинств, они видели в нем духовные узы, превосходящие все другие из естественных отношений, и они надеялись, что законодатели будут влиять на брак через ветхозаветные принципы, наказывая тех, кто нарушит христианскую мораль.

Подобная <семье-центристская> религия, эта <школа веры>, называемая семьей, появилась в Северной Америке в XVII в. среди колонистов Джеймстауна и Массачусетса. Ежедневная семейная молитва, чтение Библии и религиозное воспитание детей и слуг были основными занятиями в семье, где отец выполнял роль домашнего священника. Некоторое ослабление этой семейной религии имело место во времена американской войны за независимость[247], тем не менее начало ХIХ в. ознаменовалось возрождением протестантской семейной жизни. Внешним выражением этого явилась архитектура. В работе А. Пьюджина <Истинные принципы готической, или христианской архитектуры> (1841) показано духовное и нравственное воздействие готики[248]. Применение цветного стекла в интерьерах и появление протестантской иконописи, а также комнатного органа и прочих предметов обихода, с помощью религиозной символики позволяет наделить американский дом собственно протестантским смыслом. Институт протестантского дома приобретает все большую значимость в сельской местности и пригородах, свободных в равной мере как от загрязнения окружающей среды в городах, так и от возможного морального загрязнения.

Протестантские теологи различают два варианта семейной религиозности. <Отцовский протестантизм> отводит отцу роль короля, пророка и священника. Семья является как бы <империей в миниатюре>, где муж и отец правит по предписанию свыше. В одном из трактатов 1871 г. провозглашается, что отцовское служение - быть <священником семьи>, посредником Господа, который обращает молитвы семьи к небу и становится <коронованной славой домашней добродетели и набожности>. В качестве религиозного проповедника отец комментирует библейские тексты, ожидая послушания от членов своей семьи[249].

<Материнский протестантизм> нашел свое наивысшее воплощение в сочинениях Кэтрин Бичер. В то время как мужчины безвозвратно оторваны от семьи и вовлечены в дела конкурентного индустриального мира, христианская мать служит Богу, занимаясь религиозным воспитанием детей. Чтение Библии, пение церковных гимнов, молитва и начальное домашнее образование становятся материнским долгом в новом мире, где работа и семья полностью разделены[250].

Все протестантские авторы согласны в том, что первичной причиной <конституирования семьи> являлось <преумножение человеческого рода> и <защита и обеспечение благополучия наших детей>. Они верили, что <счастливые семьи составляют счастливое государство> и чтобы <сохранить национальное благоденствие: нужно добиться благоденствия семей>[251]. Иногда подобная ориентация возвышало семью над личностью, ибо семья оказывалась посредником спасения. В Судный день <целостные семьи> будут стоять вместе по правую руку от Господа как христианские очаги счастья, достойные <братства рая>[252]

Потрясенный протестантским реформаторством римский католицизм пересмотрел некоторые каноны относительно семьи, особенно положение о <таинстве брака>, ставшее объектом частого злоупотребления[253]. Богословские события ХIX в. усилили интерес католицизма к семье. Стали появляться папские энциклики, посвященные роли семьи в общественной жизни. Папа Лев XIII неразрывно связал здоровье семьи с безопасностью мира. Было определено <естественное и первозданное право брака> и <сообщество домохозяйства> в качестве истинных оснований социальной и экономической жизни в индустриальную эру[254]. И хотя церковь не учреждала наилучший размер семьи, многодетность трактовалась как угодная Богу. Напротив малодетные семьи и бездетность воспринимались как знаки несовершенства, несчастья и трагизма.

В середине XIX в. католические писатели именовали семью <колыбелью нации> и источником добродетельности граждан, ибо дом был образцом <радостей Небес>, <место, где ангелы находят отдохновение>. Католическая мать становилась <домашней героиней>, <жрицей домашнего храма>, <возделывающей религию в собственной семье>. Некоторые католики выходили за границы общепринятого и, возвышая традиционность, поставили семью над церковью, рассматривая первую как проводника спасения, а последнюю как структуру, изначально созданную для защиты <существования, чести и счастья каждого дома>[255].

Мормонизм, возникший в 1830-х гг. в Америке по пророчествам Джозефа Смита, противоречил основным протестантским и католическим верованиям. Принятие мормонами полигамии скрыло существенные аспекты семейной доктрины мормонов: осуждение сексуальных отношений вне брака; одобрение всеобщей и ранней брачности; поощрение высокой рождаемости; признание лидерства мужчины в церкви и в доме по образцу патриархов Ветхого Завета; возвышение роли матери и хранительницы домашнего очага; поддержка семьи как центра экономической деятельности, осуждение развода.

Теология мормонов - просемейная, женщины и мужчины достигают наивысшей формы спасения через <вечный брак> в следующей жизни, если они будут верны своей вере. Как и протестанты, мормоны придавали особое значение словам плодитесь и размножайтесь, однако в ином контексте: Бога следует рассматривать буквально как непреложного отца, однажды принявшего смертную сущность, женившегося и породившего духовных детей. Все живущие являлись потомками Господа, которые обрели на земле плоть. Более того, мормоны верили в то, что <человек может уподобиться Богу>; что эта жизнь была временем подготовки и перед встречей с Богом и к перевоплощению в Бога, воспроизводящего духовных детей. Таким образом, в мормонизме делается <чрезвычайный акцент на рождаемости>[256]. В конце XIX в. полигамия противопоставила мормонов правительству США, так как церковные лидеры рассматривали нападки на полигамный брак как критику основных догматов относительно брака и родительства. После официального отказа от полигамии в 90-х гг. XIX в. нуклеарная и моногамная семья утвердилась в своих правах. Но ориентация на высокую рождаемость сохранилась.

В XIX-XX вв. наступило время невзгод для защитников семьи в Америке. Нарастающие тенденции урбанизации, индустриализации и этнической ассимиляции, а также философское оправдание этих процессов в феминизме, дарвинизме, научном социализме и неомальтузианстве, казалось, поколебали основания веры и семейного поведения, которое эта вера поддерживала. Среди американских иудеев руководящие раввинские принципы существенно не изменились, однако поведение стало другим. После 1900 г. возникла устойчивая тенденция к эрозии рождаемости, причем среди всех американских религиозных групп у иудеев была самая низкая рождаемость. Более того, и их установки к числу детей оказались ниже, чем у католиков и протестантов. Это коррелирует с более высоким уровнем образования иудейских женщин, идентифицирующих себя больше с карьерой, чем с браком. Среди них также больше радикальных феминисток. Контраст с женщинами, живущими в Израиле был поразительным. К примеру в 1975 г. израильтянки в возрасте до 45 лет имели 2,83 ребенка, по сравнению с 1,86 в Америке. Наименее набожные израильские женщины имели в среднем 1,39 детей; умеренно религиозные - 2,62; а наиболее религиозно активные - 4,48. Причем, использование контрацепции не играло никакой роли: различия в практике контрацепции среди этих религиозных категорий были незначительными[257].

В Израиле размер семьи расценивался в качестве признака национального и религиозного своеобразия. Однако подобные установки были редки и не смогли оставить статистический след в Америке, где демографический спад все сильнее заявлял о себе. В 1980-е гг. стали распространяться статьи о депопуляции иудеев в Америке, что наряду с многочисленными проповедями о рождаемости в синагогах явилось признанием демографической беды[258].

Для американских протестантов распространение либеральной идеологии предвещало упадок семейного набожности. Критика Библии и сомнения в значимости религиозных доктрин стали популярными в семинариях. Религиозные писатели стремились примирить модернистские убеждения со старыми воззрениями. В 1930-е гг. главным символическим событием, свидетельствовавшим об отступлении от протестантской доктрины, явилась Лэмбетская конференция, на которой Англиканская церковь признала возможность применения контрацепции.

В социальных науках христианская семья не рассматривалась в качестве абсолютного блага - даже <разлучение супругов оценивалось позитивно для каждого из них>. Доказывалось, что человеческие потребности не могут быть удовлетворены в наши дни через древние функции семьи[259]. Пастырские трактаты о христианской семье демонстрировали очевидные знаки упадка в эту эпоху. Активное одобрение семейного состояния и брачного статуса уступило более осторожным описаниям семьи как наставника личности. Одновременно высказывалось предостережение о том, что наиболее одобряемый тип семьи не должен навязываться тем христианам, которые этого не желают[260].

Тем не менее, <бэби-бум> после Второй мировой войны заставил протестантские церкви обратить внимание на успех христианской семьи. Списки членов церкви резко увеличились, а дошкольные учреждения и воскресные школы были переполнены детьми. Федеральный Совет Церквей с воодушевлением разъяснял в 1946 г., что <для отдельной семьи нет ничего более подходящего (даже если это связано с настоящей жертвенностью), чем иметь, по меньшей мере, троих-четверых детей>[261].

В 1950-е гг. было засвидетельствовано очевидное оживление протестантской семейной веры. Однако, эта вера опиралась на непрочную основу. Подвергая критике возобновленный семьецентризм в протестантизме, социолог Питер Бергер утверждал, что классовые, экономические и исторические факторы определили изменения семьи, но вовсе не религиозное возрождение. Одно из исследований мотивов приобщения к церкви выявило, что сельские жители, становившиеся членами церковной общины, редко испытывали обновление религиозных чувств. Более того, <для большинства из них это решение диктовалось, скорее, самим фактом наличия детей в семье>, так как принадлежность к в церковной общине являлась для американского среднего класса обычным шагом в конструировании <привычного мира>[262].

К началу 1960-х гг. протестантские лидеры заняли непримиримую позицию по отношению к христианской нуклеарной семье. Они говорили, что брак и семейная жизнь имели, в лучшем случае, второстепенное значение в Новом Завете. Патриархальная семья сошла с исторической сцены, превратившись в урну с пеплом. Христианский акцент на семье - это, по их словам, <новое идолопоклонство>. Ошибочно понимать слова Иисуса о семье как закон. Протестантское сомнение в семье оказывалось <признаком здоровья>[263].

Всемирный Совет Церквей обратил особое внимание на вовлеченность матерей во внесемейную деятельность, признав <социальные перемены>, <значимость личной жизни> и <личностное развитие> в качестве нравственных императивов. Церкви должны стать активными посредниками изменений, способствуя новому распределению гендерных ролей по скандинавской модели эгалитаризма[264].

Национальный Совет Христианских Церквей в пренебрежении историческим опытом христианства продвинулся намного дальше, сознательно уклоняясь от библейских семейных норм и вверяя себя современной сексологии и терапевтической психологии. Необходимо особо отметить опубликованные Советом в 1961 г. <Основания семейной политики христианства>, свидетельствующие о полном крахе протестантской семейной этики - литература по семье здесь именуется <тоскливо пошлой>, <несомненно скучной> и вызывающей сожаление своей <проштампованной добродетельностью>. Объединение представителей христианства со специалистами в области социальных и медицинских наук объявляется <значимым признаком готовности церквей:обосновывать свой политический курс объективными, проверенными данными>.

В книге предоставлено слово знаменитостям - антирелигиозным интеллектуалам. По мнению Лестера Кёркендола, Америка <вступила в эру изобилия> и в сексуальном отношении - настал период неограниченного экспериментирования в области чувственных наслаждений, когда традиционное целомудрие становится неуместным. Уордел Помрой потребовал отказа от нравственного порицания сексологии как науки, сделав особый акцент на том, что <представление о нормальности и ненормальности является никуда не годным, препятствующим научному познанию>. Психолог Эвелин Хукер подчеркнула здоровую и социально-адаптивную жизнь большинства гомосексуалистов и <естественность> их сексуальных отношений. На заключительных страницах книги <свобода, данная нам во Христе>, используется для оправдания новой морали. Христианская этика сексуального поведения должна развиваться в контексте научных открытий. <Нравоучения>, не подкрепленные научными данными, должны быть отвергнуты, а <культ> брака следует разоблачить[265].

Более поздние теологические экскурсы протестантизма в проблематику семьи были в том же духе. <Изолированная нуклеарная современная семья> трактовалась как <почти беспомощная>, а церковь не должна стремиться сохранять стандарты, давно отклонившиеся от практики. <Приватизация семьи может привести только к эмоциональному инцесту>, поскольку нуклеарная семья пребывает в <моральном банкротстве>. Христианская этика предполагает <творческую свободу>, когда <вторжение новой эпохи в старую:ознаменовано фактом всепроникающего сомнения>, особенно в необходимости брака[266].

Официальные заявления конфессий двигались в том же направлении, поэтому признание равных прав и в т.ч. права на искусственный аборт стало всеобщим. В 1977 г. Объединенная Христианская церковь проявила благосклонность к <нетрадиционным> стилям жизни. В 1980 г. Объединенная Методистская церковь заявила о том, что семья должна пониматься шире того содержания, которое подразумевается под нуклеарной семьей. Лютеранская церковь в Америке в 1970 г. подчеркнула, что <семье не следует концентрироваться на самой себе> и признала <право> не иметь детей. И наконец, Унитарно-универсалистская ассоциация убеждала прихожан создавать структуры отношений, способные <заменить семейные единицы>[267].

Поведение американских католиков в период 1900-1940 гг. всё более походило на поведение их протестантских соседей, по крайней мере, в отношении рождаемости. Масса фактов говорила о сближении уровней рождаемости среди протестантов и католиков в Америке, что явилось победой социального и экономического воздействия над влиянием веры. Однако на уровне доктрины существовал резкий контраст с заявлениями протестантов - католическая теократия старалась укрепить ортодоксальность в вопросах, связанных с семьей. Папа Пий XI в 1933 г. издал Энциклику Casti connubii, где подтверждались принципы католического учения: воспроизведение потомства и воспитание детей в качестве основополагающего назначения брака; брак как нерушимое таинство; ограничение размера семьи только по допустимым причинам; периодическая абстиненция как единственное законное средство регулирования рождаемости; полное воздержание от половой жизни как правило для неженатых; и служение замужней женщины в доме в качестве жены и матери.

Внимание католиков к семейной жизни усилилось после второй мировой войны, а большая по размеру католическая семья явно укрепилась в теологии. Как заявил Папа Пий XII: <Большие семьи благословляются Богом и особо любимы и почитаемы церковью как ее самые драгоценные сокровища>[268].

Эпоха 1945-1965 гг. породила необычный, действительно <героический> расцвет католической семейной жизни в Америке. Хотя рождаемость возросла во всех религиозных группах за этот период, она возросла быстрее всего среди католиков. Через десять лет, всё же, рождаемость вновь стала падать, что породило целый поток статей о <конце католической семейности>. Почти нет сомнений в том, что потоки идей, воздействующих на католицизм- на традиционную практику и католические элиты - со стороны феминизма и неомальтузианства прежде всего - отчасти являются причиной такой перемены. Отступление от взглядов церкви стало легитимным, а зыбкость доктрины увеличилась. В 1970-е гг. семейно-брачные установки католиков уже нельзя было отличить от установок протестантов.

У мормонов не проявлялось масштабных отклонений в семейном поведении между 1900 и 1970 годами. В целом, они придерживались тех же принципов, что и американские протестанты: уровень рождаемости снижался в 1900-1945 гг., возрастал между 1945 и 1960 гг. и снижался после 1960 г., при этом разница между мормонами и немормонами постоянно уменьшалась. У <Святых Последнего Дня> отсутствовала официальная позиция по <регулирования рождаемости>, поэтому практика контрацепции в середине века оказалась массовой. Были все основания полагать, что ассимиляция мормонов в американском обществе, приведет к выравниванию рождаемости[269].

Однако, в 1970-1980-е гг. отношения между семьей и религией усложнились. Хотя рождаемость среди белого населения в США продолжала сокращаться, начиная с 60-х гг., рождаемость в штате достигла уровня почти в два раза большего, чем в целом по стране. Частота присутствия на церковных службах, осуществление ежедневной деятельности в семье и частота совершения домашней молитвы непосредственно соотносились с размером семьи мормонов. Основанные на доктрине взгляды относительно сексуальности до брака имели поразительное влияние на сексуальное поведение молодежи. Исследование 1978 г. выявило, что 88% мужской части и 91% женской части мормонов - учащихся колледжей - не одобряли сексуальные отношения до брака, по сравнению с 20% среди мужского населения и 38% женского населения среди немормонов. В ряде исследований было показано, что подъем рождаемости у мормонов определялся твердостью догматов - вера имела значение. Как сказал социолог Джеймс Смит: <Мормоны построили храмоцентричную культуру в современном обществе, культуру, в которой все виды деятельности интерпретируются в контексте наивысшей цели мормонов - обеспечить семье бессмертие>.

Впечатляло также то особое значение, которое мормоны придавали самообеспеченности и домашнему производству(включая годовые запасы провизии в каждом доме)[270]. Тем не менее, 1980-е гг. вернули к отрезвляющей реальности - в штате Юта общий коэффициент рождаемости, с 25,5% в 1970 г. (на 39% выше, чем в среднем по стране) поднялся до 28,6% в 1980 г.(на 80% выше национального уровня), снизился до 21,0% в 1987 г.(только на 34% выше среднего показателя). Поскольку 30% населения штата не являются мормонами, показатели по штату Юта в целом не позволяют оценивать репродуктивное поведение мормонов, хотя и дают о нем общее представление.

Рассматривая столетие в целом с точки зрения религиозных возможностей укрепления семьи, можно сделать три вывода. Во-первых, современная религиозная вера имеет значительную, хотя и ограниченную, способность стимулировать заключение брака и рождение детей. За исключением либеральных иудеев, верующие американцы имели и продолжают иметь в какой-то степени более стабильные семьи и с большим числом детей, чем соответствующие нерелигиозные группы[271]. Во-вторых, в разные периоды отдельные религиозные конфессии смогли пережить <героический> процесс укрепления семьи: католики с 1945 по 1967 гг.; мормоны - в 70-х. Все же эти процессы были ограничены во времени и, в конечном счете, вернулись снова в исходное состояние медленного упадка семейности. В-третьих, активные силы, низвергающие просемейное религиозное поведение, стремятся к компромиссу религиозных доктрин с современностью, ищущей экономические стимулы для полного завершения индустриализации семейной экономики и вовлечения женщин в систему наемного труда.

Дата добавления: 2015-11-30