Сельская социология как научная основа естественной семьи

Американские ученые начала XX в. пришли к выводу, что часть населения, живущая на фермах, наиболее благоприятно относится к семейной жизни и рождению детей. Новая дисциплина <сельская социология>, подробнейшим образом разработанная Карлом Циммерманом в 1920-1960 гг., стала научной основой социальной поддержки естественной семьи. С упадком социологии села в наши дни и как раз в то самое время, когда семейная жизнь обнаружила признаки быстрой дезинтеграции, отдельные эпизоды кризиса социологического изучения сельско-семейного уклада весьма поучительны для современных защитников семьи.

К. Циммерман родился в 1897 г. в округе Касс, штат Миссури, в лютеранской семье. Его родители были выходцами из Германии. Он рос в деревушке с населением в 300 человек, где впервые осознал различие между немецкой и американской сельскими общинами, равно как и различие между католическим и лютеранским укладом жизни, закрепившимся и до сих пор преобладающим в речных долинах верхнего течения Миссисипи. Именно тогда Циммерман усвоил и полюбил тот сельский образ жизни, в котором коренились вековые европейские традиции и идеалы добродетели[1]. Циммерман особо интересовался европейской социологией. Большое влияние на него оказала тесная дружба с русским социологом Питиримом Сорокиным.

П. Сорокин родился в 1889 г. в селе Турья Яренского уезда Вологодской губернии. К 1917 г. он становится лидером крестьянского политического движения, которое формировалось в те годы в России. Революционер, он занимает пост в правительстве А.Ф. Керенского, но в 1918 г. победившие большевики заключают его в тюрьму. Выйдя на свободу, он, тем не менее, написал статью, в которой обвинил коммунистический режим в смертях миллионов крестьян во время голода 1920-21 годов. После повторного ареста под угрозой смертной казни П. Сорокин вынужден покинуть страну[2]. В конечном итоге эмигрант попадает в Соединенные Штаты, где надеется <изучать американских крестьян> - их ведь в 1920 г. насчитывалось более 30 млн. человек. В 1924 г. в университете штата Миннесота он объединяется с молодым преподавателем Карлом Циммерманом, чтобы провести курс семинаров по сельской социологии. Вскоре они становятся друзьями и продолжают вместе сотрудничать, сначала в Миннесоте, а затем в Гарварде, где Сорокину поручили создать социологический факультет[3].

Благодаря Сорокину, Циммерман утвердился в понимании общей природы фермерства и крестьянства. Он воспринял точку зрения П. Сорокина, что на самом деле очень мало различий между независимым американским фермером и русским общинным крестьянином. Как позже они напишут в своей совместной работе <Принципы социологии села и города>, для них - выходцев из класса фермеров-крестьян - действительно важным социальным различием является граница между городским и сельским укладом, ибо социальное окружение земледельца отличается от микросреды горожанина. Селянин живет все время на ферме и постоянно находится на лоне природы, как и крестьянин в маленькой деревушке - лишь тонкие стены дома отделяют их от природы[4].

Циммерман считал прямым показателем здоровья жителей сельской Америки высокую рождаемость кельтов-горцев, которые некогда обосновались в Аппалачах, а также (после 1840 г.) еще и <иммигрантов - католиков и лютеран>. Он приветствовал положительные эффекты, возникающие как следствие иммиграции и приводящие в итоге к укреплению семьи[5]. Рассматривая приметы крестьянского уклада жизни, Циммерман говорил о семейной ферме как об <организации сельского хозяйства, где воедино соединены на основе родства и преемственности поколений работа, земля и семья. Он отметает страхи американцев в связи с распространением среди крестьянства мелких землевладений, призывая к <осмысленным капиталовложениям в частичный аграрианизм как способ жизни для большинства американцев, живущих в сельской местности, но не занимающихся фермерством, хотя многообещающей могла бы стать практика так называемых коммерческих ферм>[6].

Циммерман был сильно увлечен взглядами выдающегося французского социолога Фредерика Ле Пле, а именно сосредоточенностью на детальном изучении факта и его теоретическом осмыслении в контексте <корневой семьи> и домашнего производства. Он воспринял дуалистическое понимание семейного стандарта жизни: <повседневно материального>, называемого Ле Пле <хлебом насущным>, и нематериального канона - <десяти заповедей>, или <морального кодекса>[7]. Это позволило сделать вывод о ценности для семейной жизни безденежного <домашнего производства> и о влиянии моральных устоев на экономические и социальные изменения. Чтобы объяснить необычную рождаемость кельтских семей в американских Аппалачах, Циммерман использовал концепцию <корневой семьи>, которая станет главной опорой для его книги <Семья и общество>. Заслуживают упоминания и две другие темы в работах Циммермана. С середины 1920-х и вплоть до середины 1950-х гг. ученый был сторонником антиурбанизма. <Принимая во внимание все признаки>, - писал он, - <можно сказать, что городская семья умирает; и явление это связано с процессом урбанизации>. Непрочные браки и чудовищное увеличение разводов, уменьшение размеров семьи, распространение сексуальной свободы, <эмансипация женщин>, а также дезорганизация семьи как социальной, религиозной, экономической и воспитательной общности явились результатом городской жизни и ее <умственной моральной и физической патологией>[8].

Циммерман был обеспокоен падением уровня рождаемости. Он считал, что <основополагающие функции семьи заключаются в рождении детей и воспроизводстве населения> - все остальные функции, включая собственно брак, подчинены этим целям[9]. Фамилистические общества не просто благоприятствуют семье, они суть те, в которых уровень рождаемости высок. И, наоборот, падение уровня рождаемости нагляднее всего обнаруживает упадок семьи как общественного института. Важно, что <основные изменения в семье функционально связаны с изменениями рождаемости>. На фермах увеличение размера семьи сопровождалось увеличением площади обрабатываемых земель и меньшей вовлеченностью во внесемейную жизнь. Так было не только в фермерской Америке, но и в крестьянской Европе, и это верно применительно ко всем семейным системам[10]. Такие функции семьи, как кормление, образование и воспитание, <тесно увязаны> с уровнем рождаемости, и в конечном счете, выполнение семейных функций <по своей сути определяется состоянием отношений между родителями и детьми>[11].

Уровень рождаемости в браке стал для Циммермана интегральным показателем здоровья семьи. Вопросы <семьи> и вопросы <населения>, по мнению ученого, в большинстве своих аспектов совпадают. В своей книге <Семья и общество> (1935 г.) Циммерман четко определил <население, стабильно уменьшающееся,... недопустимым для выживания нации>. В книге <Семья и цивилизация> (1947 г.) приведена дефиниция фамилизма, в которой, помимо верности и долга <нерушимого единства> (исключающего развод), указано рождение детей. Он был убежден, что будущее зависит от того, станут ли <семьецентризм и рождение детей первейшим долгом любого гражданина>[12]. Увлечение Циммермана сельской жизнью и <аграрианизмом> в значительной мере опиралось на высокую ценность рождаемости, свойственную деревенскому быту: <маленькие семейные фермы питают пласты культуры точно так же, как снежные высокогорья рождают ручьи, которые в свою очередь вливаются в огромные реки семейной жизни>[13]. Или вот что он писал в другом месте: <Если в Америке будет когда-либо проводиться политика повышения рождаемости в целях прироста населения, то наиболее эффективной она окажется в сельских районах>[14]. Однако, к середине 1950-х гг. Циммерман приходит к выводу, что американская сельская жизнь находится в непреодолимом кризисе и упадке, тогда как, напротив, урбанизированные ареалы нашли способ <саморегенерации>. Иными словами, он отрекается от своей точки зрения на перспективы сельского образа жизни и, косвенным образом, от своих ранних работ.

Такой итог не мог предвидеть никто из читателей <Принципов социологии села и города>, написанной в соавторстве с Сорокиным и вышедшей в свет в 1929 г. Несмотря на то, что книга претендовала на чистую <научность> и на беспристрастное описание, в действительности она оказалась фундаментальным и многословным философским трактатом, обзором огромного количества доказательств и фактов, собранных с целью продемонстрировать целебную силу и ценность фермерского стиля жизни, а также разрушающее действие городов. Сорокин и Циммерман определяли границы понятия <сельский> довольно строго, подразумевая под этим людей, <активно занимающихся сельскохозяйственными работами, такими, как выращивание различных сельскохозяйственных культур, сбор урожая, разведение животных>. При этом подразумеваются также дети сельчан, сельская преемственность поколений. Акцент на том, чем занят человек, кроме всего прочего, подкреплен и другими ключевыми различиями между сельскими и городскими жителями. Земледелец, живущий в деревне, работает вне дома, он знает всё о погоде, <дышит гораздо более свежим воздухом и получает больше солнечного света>. Сельское общество более однородно и в экономическом, и в религиозном, и во многих других планах. Более того, фермеры - довольно <закрытый класс>: дверь сюда настежь распахнута для их детей, но для всех остальных - наглухо закрыта. Всё это превратило фермерство в нечто наследуемое, заслуживающее общественного признания и защиты.

Однажды исчезнув, крестьянство не может быть легко воссоздано. Сельская жизнь отличается меньшей мобильностью. Если город можно представить, как <реку с многоструйным быстрым течением>, то сельская жизнь - это <запруда с медлительными приливами и отливами>. В сравнении с городской жизнью сельский мир был также <оплотом права на собственность>, где <класс фермеров-крестьян>- класс собственников parexcellence. В то время как городской человек проживает жизнь, занимаясь <бросающимся в глаза расточительным потреблением всего и вся>, жители сел сохраняют и преумножают <блага природы>. Семейная жизнь и работа - фактически <неразделимые понятия>, и это органическое единство находит свое воплощение в ферме - единственной локализации домашней экономики[15].

Итак, во всевозможных аспектах сельская жизнь обладала неоспоримыми преимуществами. Повсеместно здоровье и общее состояние призываемых в армию деревенских парней было лучше, чем городских. Аналогичная ситуация наблюдалась и по большинству других показателей здоровья: у людей, живущих в деревне, гораздо реже встречались туберкулез, венерические заболевания, алкоголизм и наркомания, сумасшествие, сердечная недостаточность, атеросклероз и рак. Коэффициент интеллекта сельского населения достаточно высок - весьма стабилен в начальной школе и увеличивается в средней школе и в колледжах. Статистика самоубийств показывает, что в сельской местности наблюдается действительно <воля к жизни, жизненная энергия и любовь к... жизни>. Сорокин и Циммерман объясняли это осознанием сельским человеком своей принадлежности к людской общности, вере и обычаям. <Человек, рожденный и воспитанный в сельском окружении, привязан к своим соседям тысячами социальных нитей гораздо сильнее, чем человек города со своими случайными постельными партнерами>.

Авторы придавали исключительное знание особым семейным ценностям сельской жизни. <Сельские жители имеют лучшие жизненные показатели нежели горожане>, поскольку города не воспроизводят себя. Поэтому <сегодняшнее сельское население обречено формировать городское население завтрашнего дня>. Причем имелось ввиду рождение детей в браке - незаконнорожденные дети редко встречались в сельской местности. Объясняя достоинства сельской жизни, социологи прежде всего подчеркивали влияние религии. В Америке библейская догма плодитесь, размножайтесь оказывала свое реальное воздействие, тогда как <культ семьи> у других наций находил выражение в поклонении предкам и домашним богам. Далее, в сельских районах незначительно число <агентств по найму женщин>, т.к. женщины выходят замуж в раннем возрасте и немедленно становятся существенной частью процесса фермерского домохозяйства. Дети рано обнаруживают свою экономическую ценность в сельских районах, в связи с этим распространение контроля за рождаемостью, равно как и реклама контрацептивных средств - прерогатива городов[16].

Не является простой случайностью и тот факт, что браки в сельской местности намного крепче. В брак вступают раньше, он длится дольше и гораздо плодотворней. Более раннее начало рождения детей и их большое количество являются частичными объяснениями этого феномена. К тому же, сама суть сельского хозяйства дает семье возможность процветать. <На каждой ферме есть специфическая работа как для женщин, так и для мужчин>, и это означает, что брак в этих условиях оказывается <экономически выгодным союзом для обеих сторон>. В отличие от городов, в сельской местности брак позволял людям экономически <продвинуться вперед>, улучшить свое материальное положение. Авторы подчеркивали, что эта особенность делала сельских мужчин и женщин <партнерами в лучшем смысле этого слова>, с <идентичными экономическими интересами. Совместное сосуществование на протяжении 24 часов в сутки создает <общность чувств, верований, радостей, страданий и помыслов>, гораздо более крепкую, чем в городах. Проведя обширный анализ сельских верований и поведения в отношении <равенства полов>, Сорокин и Циммерман установили, что в сельской местности гендерное равноправие наблюдается чуть ли не чаще, чем в городах. Более того, <сельская семья демонстрирует сплоченность и устойчивость на основе взаимной привязанности, совмещения личностей супругов в цельное 'единство души и тела', тогда как городская семья отличается отчуждением и разобщенностью>.

Однако анализ сельской жизни привел к проблеме вторжения городских взглядов и привычек в сельскую местность. Этот негативный процесс <урбанизации> связан с <ослаблением различий между селом и городом>, причем деревня оказалась весьма податливой к этим переменам. <Механизация сельского хозяйства пытается втиснуть сознание фермера-крестьянина в те рамки, в которых находится сознание городского человека>: оно становится материалистичным и рациональным. Чтобы выжить в <огромном океане экономики мировых денег>, фермер-предприниматель должен всё планировать, отрекаться от <путей своих предков>, вступать в <непрерывный процесс модификации, совершенствования>, в т.ч. в сфере финансовых манипуляций. Социальные последствия урбанизации включают в себя понижение уровня рождаемости, сокращение экономических функций семьи, ослабление <общности совместного проживания> и разводы.

Тем не менее, социологи не считали этот процесс неминуемым или необратимым. <Принципы социологии села и города> явились заветом неодолимой жизненности и уникальности сельской жизни как своеобразного инкубатора семьи. Думая, что налицо все признаки сельского возрождения, Циммерман в конце 1920-х гг. исполнился оптимизма и даже, несмотря на все тяжелые последствия Великой Депрессии, он воспринял её как нечто, возвращавшее дом и семью в разряд истинных идеалов. И в самом деле, городская жизнь казалась скученной, перегруженной уличным движением и постоянно ползущими вверх ценами, а далеко зашедшее разделение труда в продолжающемся процессе всё более сложной дифференциации способствовало социальной изоляции или аномии. В 1930-е гг. казалось, что <высшая стадия капитализма не работает>, и ученый пришел к заключению, что Америка <стоит на пороге циклического изменения, когда недостаток стабильности индустриальной системы будет компенсирован поворотом к сельскому хозяйству и сельской жизни>. Сельская модель экономики воспринималась как более простая, но предоставляющая наибольшие гарантии, а также <увеличивающая процент людей, занятых хотя бы частично сельским фермерством>[17].

Циммерман в соавторстве с Фрэмптоном в 1935 г. написал книгу <Семья и Общество>, имевшую подзаголовок <Основы социологии реконструирования> и содержавшую обзор теории и методов, близких к тем, которые использовал Ле Пле при изучении <социальных фактов>. Ученые пытались применить эту методологию к проблемам реорганизации, с которыми Америка столкнулась в настоящее время. Большую часть социальной дезорганизации авторы приписали влиянию коррупции, возникшей на почве материального благополучия. <Когда люди добиваются богатства, они становятся беззаботными>. Рост правительственных программ по улучшению благосостояния и подъем налогов для их оплаты способствовали появлению <нового типа> людей, чье существование зависит от социальных служб. В качестве контрпримера Циммерман и Фрэмптон ссылаются на фермера, который сталкиваясь с <грозными силами природы>, способен сам себя сохранить на минимальном уровне существования и избежать, таким образом, зависимости от кого-либо[18].

Циммерман черпал вдохновение из леплеевской концепции <корневой семьи> (famille-souche), где семья в качестве фундаментальной социоединицы <по удивительной воле провидения внутри себя имеет наилучшие свойства индивидов и их объединений>. Ле Пле выделил три типа семьи: патриархальную, нестабильную и корневую, но только последняя вела в современных условиях к разумному порядку, подлинному прогрессу и настоящему процветанию. Корневая семья представляла собой родительское домохозяйство, в котором помимо женатого сына имеются младшие дети в <состоянии некой зависимости>. Будучи <домо-центрированной>, корневая семья может поддерживать разумно высокий уровень рождаемости. Согласно Ле Пле и Циммерману, семья объединяет <полезные традиции предков> со <строгой привычкой к работе>, коллективные потребности семьи с разумным индивидуализмом, а свободу - с необходимыми ограничениями. Циммерман верил, что корневая семья существовала и будет существовать всегда, развиваясь <среди людей, которые соединяют выгоды агрокультуры, индустрии и сельского быта с защитой приватного мира семьи от доминирования законодателей, вмешательства бюрократов и от последствий мануфактурного режима>.

Циммерман подчеркивал, что усилия, прилагаемые к восстановлению частичной занятости фермерством. вполне в духе Ле Пле. В селениях, равно как и на окраинах городов. корневая семья могла бы заниматься огородами и фруктовыми садами, содержать строения для домашних животных, а также помещения (мастерские) для ремесленничества.

Циммерман и Фрэмптон использовали в 1932 г. методы Ле Пле для изучения <благополучных стабильных семей высокогорий Озарка>. Соавторы дают монографическое описание семьи с 9 детьми, где отец был самым успешным фермером в селении с изрядными способностями к <деланию> и накоплению денег. Члены семьи регулярно посещали церковь и воскресную школу, а также все деревенские сходки, они любили вместе петь молитвенные песни. <Большая часть домашнего обучения осуществлялась отцом, любившим рассказывать поучительные истории о людях, сбившихся с истинного пути. По вечерам центром домашнего очага становилась классная комната, дополнявшая учебу в школе, но так, что образование детей оставалось <домоцентрированным>. Все члены семьи работали на ферме, имея свои собственные отличительные обязанности. Циммерман и Фрэмптон пришли к выводу, что изученные ими семьи сходны с описанными Ле Пле в Западной Европе. У них достаточно было одежды и еды, но по коммерческим стандартам у них слишком мало денег и, следовательно, приобретенных товаров. Однако члены семьи тесно взаимосвязаны и сильно привержены общим ценностям. Дом и семейный очаг - это действительный центр всех их действий. И хотя они не получают денег из фондов округа, штата или от федеральных агентств, тем не менее семья всегда готова придти на помощь своим, в т.ч. отсутствующим членам. Подробное описание этой семьи должно было служить примером для подражания. Авторы завершили книгу призывом к восстановлению Зеленых садов в <севших на мель индустриальных городах>, что представляло часть их вклада в <проект оживления фермерства>[19].

В книге <Изменяющаяся община> (1938 г.) Циммерман пребывает в состоянии эйфории в связи с возможностью восстановления семейной солидарности и повышением рождаемости через <рерурализацию> (возврат к сельскому образу жизни). Тщательное исследование одного сельского региона, названного <Милквиль>, показало, что <с исчезновением индустриально мыслящего населения семейная солидарность увеличилась>. В условиях 1930-х гг. жизнь на ферме стала <доминантой в семейной организации>, той связью, которая <окрепла с момента понижения цен на продукты фермерства и уменьшения доходов фермы>. Циммерман даже предсказал, что <в ближайшем будущем возможности города не смогут переломить сегодняшнее удовлетворение семейной жизнью на ферме>[20].

Однако не прошло и десяти лет, как Циммерман окончательно потерял веру в сельское возрождение. На ситуацию в селе, по мнению ученого, повлияли последствия второй мировой войны: резкое уменьшение числа фермеров и работающих на фермах, увеличение применения в фермерстве техники, объединение ферм в более крупные хозяйства и т.п. Война далеко отбросила благоприятные предпосылки 1930-х гг. и ускорила процесс социальных и экономических изменений в деревне.

Датируемый 1947 г. magnum opus <Семья и Цивилизация> переполнен чувствами тихого пессимизма. Используя схемы Сорокина и Ле Пле, он создает собственную типологию семьи: 1) попечительская семья (соответствующая леплеевской патриархальной семье), где клан имел на своих членов значительное социальное, экономическое и политическое влияние. Ей присуща аура бессмертия; 2) атомистическая семья (соответствующая леплеевской <нестабильной семье), где брачные узы слабели, сводясь к контракту партнеров, а <индивидуальность была священна>, где незаконнорожденных детей не существовало как понятия и усиливался антагонизм между женами и мужьями, а также родителями и детьми; 3) домашняя семья, где отмирали принципы расширенной семьи, но где еще сохранялся баланс сил между супружеской семьей и другими социальными силами, где старая религия удерживала моральный порядок, а в семьях было по 3 ребенка, необходимых для воспроизводства нации.

В отношении американского аграризма Циммерман заявил, что <наши фермерские и сельские семьи представляют большей частью семьи домашнего типа>. Но это его мало утешало. Хотя <фамилистические рудименты> могут еще оказывать свое влияние или <стать средством повторения семьецентризма>, но не было видно, чтобы это происходило. Он соглашался как с Вестремарком, рассматривавшем вероятность <исчезновения брака>, так и с Сорокиным, убежденным, что далее главные функции семьи <будут уменьшаться, пока семья не станет случайным сожительством мужчины и женщины, а дом окажется ночной <парковкой> ради сексуальных встреч. Ученый наблюдал всё усиливающиеся изменения, и <семья была уже настолько атомизирована, что не представляла собой какого-либо стабильного социального объединения>. С грустью глядя на сельскую Америку, он заключил, что <нет строгой системы социальной веры>. Семейное <не могу и не хочу> усиливается по мере того, как семья будет двигаться по направлению к атомизму[21].

Тот же пессимизм превалирует и в других работах 1940-х гг., в т.ч. в книге <Семья завтра: культурный кризис и выход из него> - своеобразной реакции на первый <Доклад Кинси> о сексуальности мужчин, подтвердивший сразу все худшие страхи и побудивший ученого к действиям. Циммерман признал полное разрушение своих надежд на сельскую Америку: <Нет более никакой возможности подпитывать нашу социальную систему из постоянно возобновляющегося источника <честных и трудолюбивых крестьян>. У нас нет теперь неиспорченных лютеран, а также католиков-европейцев, которыми могли бы пополняться наши города с их шумной и дымной индустрией>. Даже обожаемые им <корневые семьи> жителей горных районов потерпели крах: <Наш апалаче-озаркский народ,: наполнявший <родной> кровью страну благодаря высокой рождаемости,: скоро не будет иметь семейной системы, чем-либо отличающейся от господствующей в Соединенных Штатах>.

В одной из пространных тирад Циммерман ополчился против <зажиточных фермеров>, имевших высокие доходы, но не заводившие детей. <Всем известно>, - разочарованно писал он, - <что в самых состоятельных кукурузных округах США - лучшей аграрной земле мира - наибольший процент благополучных фермерских хозяйств продается с аукциона>, поскольку их владельцы не имеют наследников[22]. К великому сожалению Циммермана, крестьянство не вело себя более, как крестьянство. И вся эта ситуация была <угрозой уровню жизни>, но ученый не видел из неё никакого выхода. Исключением было одно наблюдение, связанное с понятием <рурбанизированного> населения, которое ранее имело негативную окраску, поскольку было признаком урбанизации сельских жителей. Но в 1949 г. ученый обозначал этим термином людей, которые разрывались между городом и селом и <поглощались фамилистичным сегментом сельских людей>, неосознанно создавая <новый социальный класс>. Для Циммермана это был некий знак, <подающий надежду>[23]. <Внешне всё вроде бы прекрасно>, - говорил он, имея в виду послевоенный бум рождаемости, однако нельзя было не замечать рост моды на семью с одним или двумя детьми. <Рано или поздно специфическая 'широта жизни', вызвавшая небывалый подъем послевоенных браков и рождений, будет исчерпана>[24].

Только несколько лет спустя последователи Циммермана стали подозревать, что происходило нечто более важное: они - свидетели появления <нового типа городской семьи>, которая <может поддерживать достаточную рождаемость и стабильность, адекватно функционируя в городской среде>. В 1949 г. <впервые> демографическая ситуация в США обнаружила, что рождаемость была выше в <сельских, но не фермерских> областях, выше, чем собственно в городских или в сугубо фермерских регионах. Семья, живущая в пригороде, стала новой хранительницей семейных ценностей и, что особенно важно, рождаемости[25].

Позднее Циммерман с явным облегчением присоединился к празднованию возрождения семьи. В книге <Успешные американские семьи> (1960 г.) он торжествовал: <Наше исследование показало, что выход из существующей социальной ситуации найден>. Прогрессивное движение американцев вперед к возрождению расширенной семьи происходит в пригороде. Этому чуду Циммерман придавал большое значение: <Двадцатый век: создал совершенно новый класс людей, не сельский, равно как и не городской. Они живут в сельской местности, но не занимаются земледелием: Они представляют собой новый класс: они - не крестьяне, не рабочие и не капиталисты>. Они - субурабниты (люди, живущие в пригороде). <Никогда ранее в истории свободный городской народ положительно не влиял на уровень рождаемости. Но нынешнее поколение американцев смогло это сделать>[26].

В конце 1960-х гг. Циммерман всё ещё придерживался мнения, что <городское население биологически воспроизводится>. Старая доктрина <город - всем плох, сельская местность - всем хороша> была забыта. Доля горожан была преобладающей, и <они не чувствовали себя менее добродетельными, чем сельские жители>[27].

Если посмотреть на это с точки зрения молитвы за упокой сельской социологии, то для этого были веские причины, - наука вступила в период кризиса. Министерство сельского хозяйства США, собравшее в 1940-е гг. под своей крышей множество социологов, в течение двух последующих десятилетий свернуло программу своей деятельности. Удовлетворившись <бэби-бумом> пригородов, оказавшимся к тому же призрачным, ученые - защитники сельской Америки - покинули сцену[28].

В заключении книги <Семья и Цивилизация> Циммерман предполагает, что Соединенные Штаты и <другие страны Западного Христианства> достигнут заключительной фазы Великого семейного кризиса между 1947 и 2000 гг., поскольку этот кризис аналогичен тем, что испытали Греция и Рим в начале нашей эры. Результаты этого кризиса ощутимее всего будут в США как в самой неопытной части западной цивилизации. США воспримут первую <настоящую> болезнь цивилизации в наибольшей степени[29]. В свете сегодняшних данных о крахе рождаемости в браке и повсеместном распространении разводов первоначальное видение Циммерманом положения семьи кажется теперь намного более весомым.

Дата добавления: 2015-11-30