By Sarah Rees Brennan

Наследие Линбернов — 0.5

Оригинальное название: The Summer Before I Met You

By Sarah Rees Brennan

Сара Риз Бреннан «Летом, до нашей встречи»

Серия: Наследие Линбернов — 0.5

Перевод: Виктория vikaz Салосина

Редактура: Ана sadako999 Овсянникова

Вычитка: Елена Брежнева

Обложка: Катерина Маренич

Дорогами мечты неустанно иду я к вам.

Оно-но Комати [1]

Первое, что пришло на ум Лиз при виде них: «Эти девчонки будто сошли с экрана телевизора».

Лиз сама изъявила желание стать тренером по крикету в лагере. Она много лет играла в крикет в школе и в колледже, была ассистенткой тренера и старостой общежития колледжа. И вот, пришло время завязать с колледжем и принять решение о том, какой будет её жизнь. Но прямо сейчас ей не хотелось участвовать в мамином бизнесе. Физерстоунхафсы были друзьями семьи. Друзья — не друзья, однако никто из семьи их, вообще-то, не жаловал.

Новость о том, что они подыскивали хорошую, ответственную девушку на должность тренера по крикету для тридцати детей в лагерь, расположенный недалеко от симпатичного, небольшого городка в Котсуолде, показалась знаком свыше. Или, по крайней мере, прекрасной возможностью отложить принятие любых решений на последнее, долгое лето.

Лиз были обещаны два местных помощника; поэтому, когда она приехала туда и увидела лес Разочарованного дола — пышный, зеленый и тянущийся на мили вокруг, манивший обещанием затерянных озер и лавандовых полей, она разрешила себе стать эгоисткой и взвалить как можно больше ответственности на плечи девочек, а сама отправилась в поход.

Это было до того, как Кларисса Физерстоунхафс сообщила ей, что девочки прибудут только вечером и ей придется весь день самой управляться с детьми.

Сидя на ступеньках одного из детских домиков тем вечером, Лиз, словно испуганный кролик, слушала, как бы кто из мелких кошмариков не издал и звука, и думала, что вот теперь она знает, на что похожа война. Когда подъехала машина, ей пришлось сдержаться, чтобы не броситься на капот и не закричать:

— Спасена! Я спасена! Мои избавители!

Но как только из машины вышла первая девушка, желание броситься им в объятия померкло.

Девушка оказалась бесспорно и пугающе красива: волосы, как мерцающая черная завеса, шарф, как алая дорожка, которая терялась в её черных, как смоль, локонах. На ней были солнечные очки, и она прислонилась к машине так, будто сочла открывшуюся панораму утомительной.

Лиз знала, что на одной машине должны приехать две девочки, но она ожидала, что с ними будет кто-нибудь из семей. Вместо этого, спустя мгновение недоумения, она осознала, что первая девочка, красавица, была одна. Все прибывшие были семьей второй девочки: пожилая азиатка с глубокими морщинами и суровым выражением лица; азиат и красавица с бронзовыми волосами, которые, как подумала Лиз, и были родителями; и два маленьких мальчика: один из них черноволосый, волосы же другого были бронзовыми. При виде них Лиз напряглась; детьми она была сыта по горло.

Вторая девочка выбралась вместе с первой, но после начала исполнять с каждым из членов семьи сложный прощальный танец.

Когда обе девочки стояли рядом, они и в самом деле выглядели так, будто сошли с экрана телевизора. Вторая девочка походила на глуповатого подельника: низенькая и полноватая, более пестро одетая и менее горделивая, нежели её подруга. На ней была шляпа, похожая на маргаритку: желтая макушка и белые пластиковые лепестки вместо полей, и желтая юбка в ромашках.

Лиз поднялась и представилась, как Элизабет Уотсон, пожав руки взрослым. Она старалась выглядеть не слишком молодой или ошеломленной.

— Я — Джон Глэсс, — сказал азиат, который выглядел моложе своей дочери-подростка. — Это моя мама Мегуми и жена Клэр.

— Огромное спасибо за то, что привезли девочек, — сказала Лиз. — Жду не дождусь, пока заселю их и расскажу о лагере и детях.

Красотка приспустила свои солнечные очки вниз по идеальному носу и одарила Лиз исключительно равнодушным взглядом.

— Я — Анджела Монтгомери, — растягивая слова, сказала она, едва прикладывая усилия, чтобы разомкнуть губы с безупречно нанесенным на них блеском. — И мне это неинтересно.

Вторая же гонялась за мальчиком с бронзовыми волосами, как у его матери. Цвет был прекрасным: светло-каштановым, смешанным с красновато-каштановым и золотистым тонами, но на Клэр Глэсс он смотрелся лучше, чем на тощем, маленьком ребенке. Как только девочка изловила его, так сразу крепко расцеловала в лицо (судя по звуку, чмокнула раза четыре), пока его очки не съехали на бок.

— Пока, брат, — сказала она, а потом повернулась к Лиз с улыбкой, которая заставила ее оттаять после ледяного знакомства с Анджелой. — Меня зовут Кэми Глэсс.

— Рада знакомству с вами обеими, — сказала Лиз, и Кэми схватила ее за руку, крепко пожав.

— У меня столько идей для лагеря, — сказала она. — Серьезно. Столько идей.

Из-под шляпки-маргаритки выглядывало симпатичное личико, острый подбородок и темные глаза, которые были слегка странными, мечтательными, так что создавалось впечатление, будто они сосредоточены на чем-то другом. Но поверх всего этого выделялось выражение энтузиазма и решимости, что Лиз нашла почти таким же пугающим, как и холодную манеру поведения Анджелы.

— Она станет большим подспорьем, — сказала Клэр Глэсс.

— Плюс, приятно избавиться от одного из них, — добавил Джон Глэсс. — Я боялся, нам придется посадить их в колодец семьи Хоуп, чтобы получить немного мира и покоя.

Мегуми, пожилая женщина, очень крепко, как и Кэми, пожала руку Лиз.

— Я не сомневаюсь, что Кэми будет большим подспорьем, — сказала она. — Но вы должны все время держать с ней ухо востро.

— Obaasan[2]! — возмутилась Кэми.

— Все время, — настаивала бабушка. — Она старается как лучше, но одну её отпускать нельзя.

— Так, все, проваливайте. У меня дела, и мне надоели ваши лица, — объявила Кэми.

Она поймала второго брата с меньшими усилиями, чем потратила на предыдущего; он поднял улыбающееся лицо для поцелуя. Напоследок она приберегла прощание для бабушки, взяв ее за руки.

— Позаботься о себе, пока я не вернусь.

— Кэми, береги свой дух, — сказала Мегуми. — И не сожги лагерь дотла.

Девочки подобрали свои чемоданы, и Джон Глэсс на прощание сжал Анджеле плечо. Лиз была вынуждена восхититься его мужеством. Кэми схватила оба чемодана и направилась в домик, который делила вместе с Лиз и Анджелой. Лиз пошла с ней, и по пути Кэми остановилась.

— Моя Собо преувеличивает, — сказала она искренне. — Пожаров было совсем немного.

* * *

Начало было не самым благоприятным, но прошло несколько дней, и Кэми уже работала за троих помощников, что было замечательно, потому что Анджела вообще отказалась работать.

— Эти четырехчасовые промежутки времени для «физической активности» каждый второй день, — сказала Анджела. — Лично я нахожу эту формулировку подозрительной. Физическая активность, помимо крикета, прогулок на природе и игр? Подозреваю, это заговор «физической активности».

Она лежала на насыпи, с презрением разглядывая летнее поле, полное детей. Анджела выглядела совершенно расслабленной, а её одежда (которая была гораздо дороже одежды Лиз, а Лиз всегда считала, что носит довольно хорошую одежду), похоже, обладала иммунитетом к пятнам, остающимся от травы. Вполне возможно, трава боялась Анджелу.

Лиз испытывала соблазн присоединиться к ней, но было бы грубо, скинуть всю работу на Кэми, которая бегала вокруг с обручами и скакалками, выкрикивая инструкции и то и дело снуя между ними, чтобы присоединяться к разговору.

— Так почему же ты согласилась помогать в крикетном лагере, Анджела? — спросила Лиз, неловко стоя на насыпи.

— Кэми меня заставила, — сказала Анджела. — Проще согласиться с ней и сделать так, как хочет она. Проблем будет меньше.

— А Анджела — самая лучшая подруга и хочет, чтобы я была счастлива, — встряла Кэми, бросая пластиковый обруч на манер лассо.

— А я — её единственная подруга из-за особенности её мозгов, — презрительно сказала Анджела. — И она — единственная моя подруга, потому что я всех ненавижу.

Кэми закусила губу на первой части фразы, но после минутного замешательства она улыбнулась. Лиз подумала, что Анджела даже не обратила внимания на проявление мгновенного смятения. Кэми пришла в норму и, как ни в чем не бывало, стала в два раза напористей.

— Кроме меня, — сказала Кэми.

— Посмотрим, — мрачно заметила Анджела.

Кэми одарила Анджелу улыбкой, особенно наполненной любовью, будто Анджела сказала ей что-то приятное, а потом повернулась к Лиз.

— У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу времени для «физической активности»? — спросила она. — Если у тебя нет никаких предпочтений, то у меня есть несколько предложений. Я подумала, мы могли бы заставить детей вести дневники распорядка дня. Что-то вроде общедоступной записи: ежедневная газета крикетного лагеря, если хотите.

— Звучит неплохо, — с сомнением сказала Лиз.

— Классно! — сказала Кэми.

Анджела прикрыла глаза.

— Кто-нибудь, остановите её, — простонала она. — Разве никто не видит, что она — чудовище?

Кэми наставила на неё пистолет из пальцев.

— Поверить не могу, что ты только что сделала это, — сказала Анджела после паузы. Очевидно, она могла видеть через преграду из солнечных очков и своих собственных рук.

— В пистолете из пальцев нет ничего такого, если этот жест выражает иронию, — заявила Кэми. — А он её и выражал. По крайней мере, на семьдесят процентов. Это математика иронии.

Кое-кто из детей, приехавших из Разочарованного дола, прыгали через скакалку. Они казались довольно дружной группкой. Лиз слышала, как они распевали в такт прыжкам двух девочек.

Лес дремуч, колокол молчит.

Рассказать секрет никто не спешит.

Долина тиха, вода замерла.

Линберны наблюдают с холма.

Яблоки красные, рожь золотая.

Почти все стареют и умирают.

— Чтооооо? — спросила Лиз.

— Лучше так, чем после сотни прыжков каждый будет тянуть за косички Сару Мэннинг, — сказала Кэми. — Большинство детей из Разочарованного дола поют эту песенку.

— Одна из причуд городка, — сказала Анджела. — Как родственные браки.

— Моя бабушка из Японии, — заметила Кэми. — Скорее всего, во мне меньше кровосмешения, чем в тебе. Анджела же считает себя крутой, потому что родилась в Лондоне.

— Я считаю себя крутой по очень многим причинам, — пробормотала Анджела.

— Что за Лидберны? — спросила Лиз.

— Линберны, — сказала Кэми. — Линберны наблюдают с холма.

Городок, к которому лагерь находился ближе всего, Разочарованный дол, лежал в долине. С определенных мест в лагере можно было разглядеть большую часть города. Но, когда Лиз смотрела в указанном Кэми направлении, она видела, что один дом располагался выше остальных. Он стоял на возвышенности и смотрел на долину. Лиз видела только заднюю часть дома, желтый камень и сверкающие окна, но уже по этому виду она могла сказать, что здание было массивным.

— Они были главной семьей в городе. До исчезновения двух сестер Линберн, — удовлетворенно сказала Кэми. — Это загадка. Ауример Хауз пустует на протяжении многих лет.

— Если не считать вламывавшихся туда злоумышленников, — сказала Анджела.

— Анджела, я бы никогда такого не сделала, — воскликнула Кэми. — Я просто проверила несколько дверей и заглянула в несколько окон. Уверена, законом это не запрещено.

Она заметила, что кто-то безнадежно запутался в скакалке, и побежала вызволять девочку.

Порой Кэми говорила тревожные вещи, но она была несомненно деятельна, расторопна и полна энтузиазма. И Лиз начала расслабляться.

Что оказалось ошибкой.

* * *

Прогулки по лесу иногда доходили до Марчтона, городка неподалеку от Разочарованного дола. Если дети вели себя образцово, каждому разрешалось купить себе по конфете.

Приходилось следить более чем за тридцатью детишками. Лиз была достаточно отвлечена, чтобы заметить нечто подозрительное, поэтому даже не заметила возле кассы парня в толстом пальто, пока не услышала крик одного из детей.

Она заглянула в проход между стеллажами с крупами и детскими товарами и увидела, как блеснул нож. Она также увидела Кэми и Анджелу, немедленно оттолкнувших детей назад.

Пока все шло неплохо в этой ужасной ситуации, но затем Лиз увидела Кэми, которая перехватила взгляд Анджелы и приподняла бровь. Она заметила едва уловимый кивок Анджелы в ответ.

Кэми бросилась на парня. Он пошатнулся и налетел на Анджелу, которая внезапно оказалась на коленях, упираясь руками в пол. Он зацепился за нее, словно за натянутую проволоку, и тяжело повалился на спину.

Анджела, из своего положения на полу, положила руку ему на грудь. Кэми приземлила ногу, обутую в розовую туфельку, которая завязывалась на лодыжке черными лентам, на запястье руки с ножом. Затем она наклонилась и забрала его.

— Это не игрушки и никто не должен с этим играть, — сказала Кэми детям. — А теперь, кто быстрее всех добежит до телефона и позвонит в полицию?

Все закончилось благополучно. Но Лиз подумала в ту минуту, что в возрасте двадцати трех лет с ней случится сердечный приступ, прямо перед полками с кукурузными хлопьями.

* * *

— Вы обе должны понимать, что такое не всегда пройдет, — сказала она Анджеле на следующий день. — Вы не можете просто так совершать подобные поступки.

— Я ничего по собственной прихоти не делала, — растягивая слова, сказала Анджела. — Таким образом, не понимаю, почему ты выговариваешь это мне.

Лиз посмотрела на Кэми, которая только что подошла к калитке, и, смеясь, покачивала крикетной битой.

— Эй, — позвала она. Её темные волосы блестели на солнце, а глаза горели вызовом. — Подойди сюда.

— Лучше всего позволить ей действовать по-своему, — сказала Анджела. — А теперь, если позволишь...

Она открыла модный журнал и начала читать. В конце концов, сконцентрированная сила ее игнорирования заставила Лиз встать и помочь Кэми.

Лиз была не единственной, кого напугала маленькая выходка Кэми и Анджелы.

Стоял вечер, и дети записывали наиболее запомнившиеся мгновения, произошедшие с ними за день. Лиз была озадачена потребовавшимся количеством клея с блеском; день в основном прошел неблестяще.

Сара Мэннинг подняла руку.

— А я могу нарисовать своего невидимого друга? — спросила она.

— Гмм, ну... — сказала Лиз.

— Ну, разумеется! — сказала Кэми. — Важная часть твоего дня, я права?

— Понеслась, — пробормотала Анджела, сидя за столом. Она запретила всем детям сидеть рядом с ней, хотя на расстоянии стояла парочка десятилетних мальчишек и с почтительным благоговением поглядывала на неё.

— Не слушай её, — сказала Кэми и провела ладонью, как бы защищая, по косичкам Сары. Взгляд ее мечтательных глаз казался еще более отдаленным, чем обычно. — Если ты за него переживаешь, и он делает твой день лучше, то какая разница, что думают другие?

Сара озадаченно посмотрела на Кэми.

— Минди — девочка, — сказала она. — Кроме того, она — невидимый гигантский дракон, который всегда за мной приглядывает и ждет, когда можно будет извергнуть пламя из своей пасти на всех моих врагов.

— Ну, разумеется, — невозмутимо ответила Кэми. — Похоже, такой друг очень полезен. Не могу понять, почему у меня нет такого. Дракон — это, бесспорно, самый удивительный зверь. Пламя и полет. Два потрясающих ощущения, которые прекрасны в сочетании. Они намного превосходят человека.

— Мне понадобится много оранжевого цвета, — сказала Сара. — Типа, очень много.

Лиз немного переживала, что Сара находится в процессе становления маленькой Анджелой, когда услышала снаружи автомобиль. Она не придала этому значения, потому что у Физерстоунхафсов была странная привычка заезжать, чтобы воспользоваться принтером (похоже, они печатали тонны флаеров). Да вот только Анджела поднялась, выглянула в окно и вышла из комнаты.

Если Анджела делала что-то, хотя бы отдаленно напоминающее активную деятельность, на это стоило обратить внимание. Поэтому Лиз тоже вышла.

Автомобиль снаружи был сильно потрепан (машина не принадлежала ни одному из Физерстоунхафсов), и два парня рядом с ним определенно не были Физерстоунхафсами.

Один был невысоким, одет в футболку с надписью «Че Гевара» и с интересом разглядывал Анджелу. Другой, высокий и очень красивый, обнимал Анджелу за плечи. До сего момента, Лиз думала, что это был самый быстрый способ потерять руку.

Парень был похож на Анджелу, разве что в его темных волосах блестела рыжина, а лицо излучало дружелюбие и общительность.

— Кто эта прекрасная леди? — спросил он и улыбнулся улыбкой, которая заставила колени Лиз подогнуться. — А где Кэмбридж?

— Ржавый, а ты не говорил мне, что у тебя такая обалденная сестра, — сказал парень в футболке с надписью «Че Гевара».

— Ржавый ужасно забывчив, — промурлыкала Анджела. Улыбка превращала ее в тигрицу, разжившуюся каким-то образом помадой. — Бьюсь об заклад, также он забыл упомянуть, что я тычу в глаза булавками всем, кто меня раздражает. В стране слепых одноглазые — это те, кто оказался достаточно умным, чтобы не докучать мне больше одного раза.

— Моя сестра Анджела, мой друг Клод, — сказал Ржавый с довольным выражением лица.

— Мне никогда не нравились твои друзья и не пойму, почему ты продолжаешь их заводить, — объявила Анджела. — Будто с каждым десятком тебе будет выдаваться приз.

— У меня есть ген очарования, — сказал Ржавый.

— А у меня мозги, — отчеканила Анджела.

Ржавый снова ухмыльнулся и поцеловал её в висок.

— А если серьезно, — сказал он, — где Кэмбридж?

— О Господи, Ржавый, — из-за спины Лиз раздался голос Кэми. — Что ты здесь делаешь? Проваливай.

— Кэмбридж, наконец-то, — сказал Ржавый. — Сколько раз мне надо повторять — нельзя нападать на вооруженных преступников с голыми руками, юная леди? Приди же в мои объятия.

Кэми прошагала мимо Лиз, подошла к Ржавому и стукнула того по руке.

— Ты должен был сейчас обживаться в Кингстоне, — сказала она. — Ты не можешь профукать еще один год, Ржавый. Ты не можешь стать отчисленным из колледжа.

— Почему это? — жалобно спросил Ржавый. — Я мог бы найти добрую, умную женщину, которая содержала бы меня в шике, к которому я быстро бы привык.

— Ни одна умная женщина не станет связываться с парнем со сломанным мотоциклом с коляской, которого выперли из колледжа за непомерную лень, — сурово ответила ему Кэми.

— Но если учесть мою красоту и очарование, — заметил Ржавый. — Разве я не великолепный трофей для украшения?

— Могу поспорить, она сможет найти великолепный трофей с аттестатом об окончании колледжа, — сказала Кэми. — Женщины любят образованных.

— Ты в порядке? — спросил Ржавый. — Вы обе в порядке?

— Отлично, у нас все отлично, прекрати ныть по этому поводу. Мы воспользовались приемами самозащиты, которыми ты нас обучил, и кроме того, это случилось еще вчера. Так что оставь прошлое прошлому и хорош переживать. Раз уж ты здесь, поможешь мне со стремянками?

— Ну, не знаю, — сказал Ржавый. — Стремянки тяжелые. А что я получу взамен? Я могу остаться на ужин?

— А для чего тебе стремянки? — с беспокойством спросила Лиз.

— Это сюрприз, — ответила Кэми. — Сюрприз с множеством стремянок. Лиз, тебе понравится.

Она выглядела разочарованной оттого, что остальные не прониклись её идеей.

Клод, который, как заметила Лиз, обратил внимание на появление симпатичной азиатской девушки, которая отнеслась снисходительно к его красивому другу, в этот момент поднял руку.

— Я мог бы помочь с твоими стремянками, — вызвался он. — Если хочешь.

— О, благодарю, — сказала Кэми. — Обладатель столь любимых мною душевных качеств. Кто ты, услужливый незнакомец? Меня зовут Кэми.

— Я — Клод, — представился Клод. — А Ржавый мне не говорил, что у него дома такие симпатичные друзья.

Ржавый с Анджелой, оба, казалось, были возмущены. Кэми, которая не присутствовала во время первой версии этого предложения, сказанного Клодом, и в тот момент, когда его резко отшили, выглядела удивленной и обрадованной. Её щеки зарделись бледно-розовым.

— Я могу помочь тебе со стремянками, — спешно предложил Ржавый.

— Нет, нет, — возразила Кэми. — Теперь у меня есть Клод. Мы с ним справимся. Кому придет в голову беспокоить тебя.

Она потащила Клода за домик.

— Но что ты будешь делать со всеми этими стремянками? — крикнула ей вслед Лиз.

— Я же говорила тебе, что заводить друзей — это плохая идея, — упрекала Анджела Ржавого. — Но разве ты слушал? Нет, конечно.

* * *

В течение последующих недель Ржавый с Клодом приезжали еще несколько раз. Не было похоже, что Ржавый обосновался в колледже, а Клод, по экспертному мнению Лиз, был из тех типов, которые встречались с девушками чуть моложе, с девушками менее опытными, которые купятся на его поведение, в отличие от сверстниц.

Лиз не очень понимала, Клод ли следовал за Ржавым сюда или Ржавый за Клодом, но Клод, по крайней мере, в свои посещения получал внимание Кэми. Единственным положительным моментом для Ржавого были компания его сестры и получение множества коробок с миниатюрными сырными крекерами.

Ржавый был чертовски хорош и моложе Лиз всего лишь на три года, и, если уж быть честной, то попытайся он, Ржавый мог бы заполучить все её внимание. Но, похоже, политика Ржавого заключалась в том, чтобы никогда ни в чем не совершать попыток. Он плыл по течению жизни, как красивое облако, лениво заигрывая и никогда не доводя дело до конца.

Кэми читала книгу, которую дал ей Клод: «Атлант расправил плечи» Айны Рэнд.

– Не уверена в правильности философии безжалостного уничтожения всех бесполезных людей в мире, — вынесла она вердикт. — Но мне понравился пират.

Новый роман не удерживал Кэми, даже слегка, от новых проектов, связанных с детьми. Вот почему Лиз вынуждена была целый день выслушивать отчеты о том, что дети считают новостями, заслуживающим освещения в газете.

— Полагаю, описанное тобой, Сара, — это покушение на убийство, — пришла к выводу Кэми, когда Сара Мэннинг села на место. — Молодец! Удушение скакалкой — это определенно новость. На самом деле, даже думаю, что это главная новость. Однако, ко всему прочему, это еще и преступление. Больше, пожалуйста, так не делай.

Сара была очень довольна собой. Следующим выступать вышел мальчик с рыжими кудряшками, девятилетний, самый маленький в крикетном лагере. Его звали Клайв Грин. Кэми, нисколько не убоявшаяся шестнадцати отчетов, выпрямилась и ободряюще хлопнула в ладоши. Лиз пыталась выглядеть очень заинтересованной. Анджела уже спала на столе, водрузив черную голову на руки.

— Кхм-кхм, — сообщил Клайв. — Прошлой ночью я проснулся и захотел выпить немного воды. Но нам запрещено выходить из домиков и ходить ночью на кухню. Но... мне хотелось пить.

— Дилемма современности, — пробормотала Кэми, делая заметки.

— Вышел я, значит, за водой, — подытожил Клайв. — Я знал, что так нельзя делать, но мне было плевать! Пока я ходил за своей водой (и ну, да, Кэми говорит, что мы должны вдаваться в детали, которые помогли бы представить всю картину, потому, сознаюсь, вдобавок я прихватил еще несколько крекеров), я увидел две машины, подъехавшие к крикетному полю. Из одной вылезла женщина, и ею оказалась миссис Физерстоунхафс. Я подумал, что она хочет напечатать еще флаеров, потому что всегда так делает, так что решил спрятаться. Но она не стала печатать флаеры. Из другой машины вылез мужчина, она протянула ему сверток и сказала: «Эти паспорта выглядят лучше настоящих». Затем он передал ей сверток. Было похоже, будто они играли в очень скучную игру «Передай посылку». Оба они расселись по своим машинам и разъехались, а я вернулся с водой к своей койке. И с крекерами. Я еще прихватил немного печенья. Это история о том, как мне удалось остаться незамеченным, и вы не можете меня наказать, потому что Кэми сказала, что будет относиться к этим отчетам, как к исповеди.

Клайв в ожидании аплодисментов уставился на Кэми.

Кэми выронила ручку. Лиз вцепилась в столешницу. Даже Анджела подняла голову и выглядела слегка ошеломленной.

— Угу, — наконец, выдавила из себя Кэми. — Ребятки, помните ту забавную игру, в которую мы уже играли: кто первый вызовет полицию?

* * *

— Я-то тут при чем? — сказала Кэми. — Не я же изготовитель фальшивых паспортов и использую крикетный клуб как прикрытие.

— А я и не говорила, что ты при чем, хотя это могло пройти мимо нас, — сказала Анджела. — Я сказала: ну, разумеется, это случилось. Потому что вокруг тебя постоянно что-то такое да происходит. Ты у нас как маяк для странностей. Ты как липучка для уродов. Будто над тобой птица кружит, которая постоянно приносит странные известия.

Кэми, в непривычной для Кэми манере, не ответила. Лиз, Кэми, Анджела, Клод и Ржавый сидели за кухонным столом и смотрели по новостям репортаж об аресте Физерстоунхафсов.

Лиз еще никогда в своей жизни не была так сбита с толку. Она всего лишь не хотела пока что становиться специалистом по страховым расчетам. Ей просто хотелось погулять последнее лето. Она не хотела быть замешанной в преступление. Она была такой идиоткой; её мать была права — она не знала, что хорошо для неё, и доказала, что не в состоянии принимать взрослые решения.

И все-таки крикетный лагерь официально пока не закрыли, однако некоторые родители насовсем забрали своих чад.

— Милая, возможно, ты была чуток импульсивна, — сказал Клод, протянув руку, и сжал ладонь Кэми. — В следующий раз мне, что ли, позвони и спроси совета.

— Не надо, — рассеянно сказала Кэми, убрав свою руку, и хмуро поглядела на него.

Ржавый с Анджелой оба исподлобья смотрели в направлении Клода. Кэми, похоже, особо не обратила на это внимания. Её странные глаза были более затуманены и отстранены, чем обычно; она, кажется, была совершенно в другом месте.

Лиз подумала, вот, значит, как это происходит у таких, как Кэми: они либо фонтанируют энергией, либо полностью выпадают из реальной жизни. Лиз была разочарована, но при этом испытывала сожаление.

Но она не собиралась позволять такому ничтожеству, как Клод, заставлять Кэми себя плохо чувствовать, и кроме того, она переживала по поводу Анджелы и её брата, которые уже готовы были совершить убийство.

Она подняла руку и слегка прикоснулась к плечу Кэми.

— Ты все сделала правильно, Кэми.

— Знаю, что правильно, — сказала Кэми рассеянно. — Но нам нужно подумать, как обратить это в свою пользу. Придумать, как сделать эту историю нашей.

По-видимому, под «мы» она подразумевала «я», либо, по крайней мере, не имела в виду никого из них, потому что секунду спустя, её лицо просветлело, и она бросилась вон из помещения.

У Клода было выражение лица человека, который не только откусил больше, чем мог прожевать, но откусил от веточки перечной мяты и теперь переживал, как бы все это не взорвалось.

— Поделом тебе, — сказал ему Ржавый.

Губы Клода принялись выпячиваться. Он собирался надуться.

— Я думал, мы — друзья.

— Ну, — сказал Ржавый. — Похоже, я невзлюбил тебя.

* * *

— Не знаю, Лиз, — сказала Кэми на следующий день, когда Лиз спросила, чем бы она хотела заняться с детьми. — Почему бы тебе не взять это на себя? Чем тебе хочется их занять?

Лиз ухватилась за свою пустую тарелку из-под каши. Анджела прижала кружку с кофе к груди, будто она была её малышом.

Кэми сидела с кружкой кофе и кусочком тоста, намазанным клубничным джемом. На ней был ободок с пластиковыми клубничками и розовая футболка с перевернутой радугой. Большая радужная улыбка почему-то смотрелась пугающе.

— Что ты натворила? — спросила Анджела.

— Не очень понимаю, о чем ты, подруга, — удивилась Кэми.

Они услышали звук подъезжающего автомобиля. Лиз с Анджелой вскочили на ноги и подбежали к окну.

Лиз оглянулась через плечо и увидела счастливо улыбающуюся Кэми, доедающую тост.

Как только Кэми расправилась с завтраком, она вышла на улицу, в хаос, который сама и создала. Лиз сидела в грязи, пытаясь успокоить Сару Мэннинг, которая рыдала и рвала волосы из своих косичек.

— Пожалуйста, не дайте им отобрать у нас крикетный лагерь! — стенала она. — Он и драконы — все, чем я живу!

— А затем Кэми и Анджела схватили преступника, — сказал Фрэнк Фэйрчайлд, взглянув на Кэми для одобрения своих слов. Она в ответ едва заметно кивнула. — Они неутомимы в агонии за справедливостью, — добавил он.

— Погоне, — пробормотала Кэми.

— Именно так я и сказал, — ответил ей Фрэнк.

— Значит, ты и эта другая девушка — Анджела — на самом деле задержали преступника?

— О, да. Анджела, подойди и скажи им!

Анджела подошла, выглядя смертоносно, но при этом, несомненно, фотогенично. Кэми переплела свои пальцы с пальцами Анджелы и улыбнулась.

— Все в полицейском протоколе, — резко ответила Анджела. — Возьмите и почитайте.

— Мы поступили так, как должны были, — серьезно сказала Кэми, размахивая рукой Анджелы. — Мы должны были защитить детишек.

Лиз по-прежнему таращилась на все происходящее с ужасом, когда другой репортер (видимо, не одному писаке анонимный источник намекнул на кое-что интересное) подошел к ней и сказал:

— Некоторые дети описали вас — как наставника и вдохновителя.

— Что? — переспросила Лиз.

Она задумалась, может, они клея нанюхались, но понимала, что не клей во всем виноват, а Кэми.

— Несмотря на темный, полночный час, я почувствовала какое-то движение, а мои инструкторы по крикету и мама учили меня быть храбрым крестоносцем и бороться со злом. Поэтому я вышел и обнаружил, как миссис Физерстоунхафс проворачивает свои темные делишки. Я бы не назвал себя героем. — Клайв Грин выглядел очень благородно. — Но вы могли бы назвать меня героем. Как Бэтмена. Вы могли бы написать это в своей газете, если хотите.

— Ты что, подготовила заявления детей для прессы? — в отчаянии спросила Лиз, когда, по прошествии многих часов, журналисты исчезли. Все валялись группками, за исключением Кэми, которая выглядела так, будто исключительно волшебно провела время и не могла дождаться повторения.

Они сидели на улице, возле домика. Анджела лежала на верхней ступеньке, напоминая то ли изящно упавшую в обморок девушку, то ли красивый труп.

— Я сказала им, чтобы они рассказали прессе правду, — заявила Кэми. — И, возможно, дала несколько маленьких дельных советов о том, как лучше представить эту правду.

— Маленьких? — спросила Лиз.

Кэми свела указательный и большой пальцы, изображая нечто малое, а потом запрокинула голову назад и рассмеялась.

— Правда важна, — сказала она. — Как и её подача.

Пара журналистов уже заговорила об оказании финансовой поддержки крикетному лагерю, чтобы он смог проработать до конца месяца. Лиз выглядела как бы даже героиней, а не облажавшейся.

Ей стало стыдно за то, что она переживает о том, как выглядит в глазах других, когда школьница со всем разобралась.

— Ты всегда в себя веришь, не так ли? — спросила она с небольшой завистью в голосе.

Кэми улыбнулась, её глаза снова казались странными.

— Предположу, что еще кое-кто верит в меня.

— И ничто тебя не остановит.

— Не знаю, почему что-то должно остановить меня, — удивилась Кэми. — Не вижу причин, почему что-то может даже замедлить меня.

* * *

Лиз не было там, когда это случилось. Они были заняты проектом: прикрепляли листья к картону и развешивали по стенам, превращая комнаты в лес. Кэми с Анджелой были ответственными за приклеивание, а обязанностью Лиз стало вождение детей за сбором листьев. В основном это означало ястребом следить за всеми, чтобы дети не принялись лазить по деревьям.

Когда она вернулась в домик, телефонный звонок уже раздался, а Кэми уже повесила трубку.

Первое, что услышала Лиз, когда они с детьми взобрались на ступеньки домика, был голос Кэми, холодный и чуть ли не пронзительный, каким никогда не был прежде...

— Не прикасайся ко мне! — выкрикнула она. — Не приближайся ко мне.

Лиз взлетела по оставшимся ступенькам и распахнула дверь, но в комнате обнаружила только Кэми и Анджелу. Кэми прикрывалась руками, защищаясь, а лицо Анджелы выглядело беспомощным и юным.

Лицо же Кэми казалось маской, застывшей и холодной. Она повернулась к Лиз и детям, и в этой маске Лиз увидела её блестящие глаза, живые и страдающие, но из них не скатилось не единой слезинки.

— Прямо сейчас, я не могу находиться рядом с вами, — сказала она. — Я этого не вынесу. Я хочу побыть... в одиночестве.

Она протолкнулась между Лиз и детьми, хотя едва ли ей приходилось расталкивать их, настолько они были ошеломлены переменой в Кэми. Её влажные глаза, каким-то образом, были пронзающими и отстраненными одновременно, а взгляд их был устремлен куда-то за сотню холодных миль, а не на тебя.

Это выглядело таким нелепым: это была маленькая, милая и слегка абсурдная Кэми, но что-то в ней в этот момент обожгло Лиз холодком, словно призрак прошептал на ухо время ее смерти.

Дверь хлопнула, а Кэми исчезла.

Анджела, бледная и по-прежнему выглядевшая уязвимой, словно только кто-то один из них, либо она, либо Кэми, могли быть настороже, сказала:

— Бабушка Кэми умерла.

Казалось, что Кэми находится совершенно вне зоны своего комфорта. Было абсолютно понятно, что ей никого из них не хочется видеть. Лиз никогда бы не подумала, что в итоге, самой неуверенной себя будет чувствовать именно Анджела, и именно ее захочется обнять.

Но Анджела осталась Анджелой, и мгновение спустя одарила Лиз таким взглядом, который давал понять, что никакие объятия не будут приветствоваться. Она подошла к окну и уставилась на чащу леса, в которой растворилась Кэми.

* * *

Кэми долго не было, так долго, что небо над лесом слегка потемнело, будто кто-то подлил черные чернила в чистый бледно-голубой цвет. Приближались ночь и облака, как и семья Кэми.

Первым появился Ржавый. Он вел машину так, словно торопился, и Лиз видела его таким впервые. Его машина решительно неслась по волнам гравия. Вышел он из неё чуть ли не до того, как та остановилась, и спустя несколько мгновений уже был в домике. Ржавый мог двигаться быстро, когда хотел.

— Я думала, это машина Клода, — отстраненно сказала Анджела, все еще глядя в окно.

— Его, — сказал Ржавый. — Я её реквизировал. Где она?

— Она сказала, что хочет побыть одна, — сказала ему Лиз.

Возможно Кэми и требовалось время, чтобы побыть в одиночестве, но вот-вот приедет её семья, и они сойдут с ума, если не найдут ее. А Лиз была здесь самой взрослой; она несла ответственность за Кэми и Анджелу так же, как и за остальных детей.

— Я схожу за ней, — сказала Лиз и удивилась решительности в своем голосе. Ни Анджела, ни Ржавый не стали спорить с ней, а просто одарили растерянными взглядами, словно радуясь, что она вызвалась.

Разумеется, это означало, что Лиз придется покинуть домик и компанию, чтобы отправиться под темнеющими небесами в лес.

Она десятки раз водила детей на прогулки на природу, но никогда не ходила через этот лес в одиночку и, особенно, когда ночь была так близко. Лиз была скорее городской девушкой, привыкшей к четким линиям мира, выстроенного в определенном порядке, и она обнаружила, что ей неуютно под перешептывающимися тенями деревьев.

Она всегда считала себя любительницей природы. Но было нечто пугающее в лесу, когда свет умирал. Закат заставил темные листья над головой Лиз выглядеть так, будто их окунули в кровь, а в промежутках пространства под кронами деревьев свет стал серо-зеленым. Каждое пустое место казалось сгустком тьмы, словно находилось под водой.

Все, что она могла видеть, все, что давало ей знать, что лес — это не весь мир, был высокий позолоченный Ауример Хауз за деревьями.

Линберны наблюдали с холма.

Она окликнула Кэми несколько раз, но, казалось, листья заглушали её голос, и дальше она пошла молча.

На Кэми она наткнулась почти случайно, с таким же успехом Лиз могла обнаружить цветок или растение, что-то принадлежащее лесу и не ставшее ей отвечать.

Кэми сидела в тени между излучиной карьера и бурлящей рекой. Ее колени были притянуты к груди, а подол длинной белой юбки раскинулся вокруг, скрывая ступни. Она прятала лицо в руках.

Она плакала, но гораздо больше беспокоило то, что она говорила. Сквозь её пальцы просачивались тихие обрывки слов, и Лиз уловила только некоторые из них.

Она разговаривала с кем-то, кто был далеко.

Лиз почувствовала шок, за которым последовала мысль, что это естественно, что это грустно и мило. За этим снова последовало сильное беспокойство, когда она слушала и понимала, что Кэми разговаривает не с бабушкой.

Все, что Кэми говорила в течение последних недель, маленькие оплошности, сложились в голове у Лиз и сформировались в ужасную картину. Лиз подумала о глазах Кэми, о ее слепом взгляде в никуда.

«Слепа для всего настоящего, — подумала она, — оттолкнула людей, чтобы уйти и предаться своему безумию в лесу. Эта храбрая, умная, забавная девушка, которая обрела себя, лишь когда была доведена до крайности».

Кэми заломила руки, склонила голову и говорила с лесом и небом, как будто они были человеком, кем-то, способным предложить ей успокоение, когда больше никто не мог.

Спокойно, едва осмелившись положиться на свой голос, Лиз окликнула её.

Кэми подняла голову с ладоней. Ее глаза все еще выглядели ошеломленными и ослепленными, словно она находилась за тысячу миль отсюда и была там в безопасности, по щекам текли слезы, а вся ситуация открылась перед ней в новом свете: она скорбела и была в лесу одна, юная и дрожащая, не только от шока, но и от боли, девочка.

— Ну же, дорогая, — сказала Лиз. — Твоя семья совсем скоро будет здесь. Они захотят увидеть тебя.

Она ожидала нового взрыва слез, но Кэми снова её удивила. Она сделала короткую паузу, а затем решительно стиснула зубы и поднялась на ноги.

— Ну да, — сказала она. — Ты права. Я им нужна. Так что я должна быть там.

Когда Лиз попыталась обнять проходящую мимо Кэми за плечи, та улыбнулась в ответ, но отстранилась. Идя к домику, она расправила плечи, словно агент на задании.

Машина Глэссов уже стояла возле домика, и Лиз с Кэми ускорили шаг. Кэми оказалась там быстрее Лиз, и к тому времени, как к двери подошла Лиз, она увидела Кэми, нерешительно застывшую посреди комнаты.

Черноволосый мальчик открыто плакал на руках у Клэр Глэсс, а мальчика в очках с волосами, как у мамы, обнимал Джон Глэсс. Оба её родителя смотрели на Кэми, и девушка, очевидно, на мгновение застряла в болезненной нерешительности, будто она не привыкла быть лишней, будто прежде ей всегда было к кому подойти.

Ржавый с Анджелой прислонились к окну. Лицо Ржавого изменилось, когда он увидел Кэми. Он выпрямился.

Но именно Анджела, холодная, недосягаемая Анджела, словно ракета пересекла комнату и практически врезалась в объятия Кэми. Кэми издала спешный, негромкий вскрик удивления, но руки её тут же обвились вокруг Анджелы, а пальцы вцепились в её плечи, обтянутые рубашкой. Длинные, иссиня-черные волосы Анджелы смешались с более короткими, блестящими волосами Кэми, и черный цвет размыл каштановый. Даже смешавшись, настолько легко их было различить, настолько были они разными. Две девочки прилипли друг к другу.

— Эй, Кэми, — сказала Анджела. — Не убегай вот так. Я думала, что ты заблудилась.

— Прости, — ответила Кэми. — Нет. Я никуда не делась.

Спустя минуту Анджела отпустила её, и после объятий Кэми казалась более уравновешенной, как после того безумия в лесу. Это дало Джону и Клэр Глэсс необходимое им время, чтобы высвободиться самим и подвести своих сыновей к Кэми, чтобы они могли собраться вместе.

Кэми подошла к отцу, и, взяв его за воротник рубашки, пригладила его волосы назад. Она больше напоминала мать, чем дитя.

— О, папа, ты в порядке?

— О, Кэми, — сказал её отец тем же самым тоном, который использовала она, подражая печали и нежности. — Не волнуйся обо мне, девочка моя.

Они держались друг за друга мгновение, а между ними стоял мальчик в очках. Рука Кэми обнимала его за худенькие плечи. Потом Кэми подошла к своей маме, пытаясь успокоить и её, пытаясь справиться со всем и ни на мгновение не остаться наедине с каждым родителем.

Поначалу она не заметила Ржавого, а когда это все же произошло, она прищурилась, глядя на него.

— Что ты здесь делаешь?

— В колледже ужасно скучно, — жалобно промямлил Ржавый.

— Ты ведь не притащил с собой Клода, да?

— Не, — сказал Ржавый. — Но я спер у него машину.

— Потрясающе, — сказала Кэми. — Когда тебя выпрут из колледжа, ты сможешь стать преступником.

Она попыталась выдавить полуулыбку, что не особо вышло, и Ржавый ткнул её кулаком в плечо.

— Спасибо, что пришел, — сказала Кэми и повернулась к своей семье. Спустя некоторое время, они уехали. Кэми поблагодарила Лиз и пообещала, что скоро вернется.

— Вообще-то, я официально бросил колледж, — сказал Ржавый своей сестре, когда машина Глэссов уехала. Он сгорбился у окна, за которым занимался закат, играя рыжими бликами в его волосах. Его простая, протяжно произнесенная фраза отозвалась морщинкой между темных бровей. — Все шло не очень гладко. И я чахну, когда представляю, что с тобой и Кэмбридж без меня происходят разные приключения.

* * *

Лиз допускала, что Кэми может не вернуться, но, судя по всему, Кэми всегда держала свое слово и любила быть сильно занятой. Она вернулась спустя всего несколько дней после похорон, которые посетил весь крикетный лагерь, с печалью, которую никоим образом не навязывала Лиз.

Она казалась почти такой же, как прежде, такой же решительной. Разве что её мгновения отстраненности стали более частыми и приносили с собой печаль, омрачавшую лицо. И если бы Лиз не видела Кэми в лесу в момент слабости, то предположила бы, что это ее состояние естественно.

Лиз пыталась придумать способ, как вывести её из этого состояния, но не понимала, как это сделать. На вид с ней все было в порядке. Она немедленно бросилась в подготовку прощальных танцев и очень корила Лиз и Анджелу за то, что те не позаботились о большем количестве фольги, барабанов и мармеладных мишек. Лиз была очень обеспокоена тем, что она напланировала: слова «пиньята из мармеладных мишек» ничуть не успокаивали её страхов.

Несмотря на свои опасения, она держала стремянку для Кэми, когда та прикрепляла пиньяту к потолку.

— Классная юбка, — сказала Лиз, которая упиралась в нее взглядом. Юбка была черной, с оборками, застегивалась на медные пуговицы. — Клод придет?

— Да, думаю, мы могли бы неистово целоваться на танцполе перед детьми, — сказал Кэми. — Извиваясь вокруг друг друга, как угри в любовном угаре. Угри, у которых есть ноги. Круто, а?

— Звучит очень образовательно, — заметила Лиз.

— Нет, — сказала Кэми. — Мы расстались. Он приходил ко мне домой пару раз меня навестить, и наши встречи прошли не очень хорошо, и... мне кажется, что мы расстались. Он перестал мне звонить, а я перестала звонить ему и перестала ждать от него звонка. Все это было несколько разочаровывающим. Я вроде как надеялась, что мое первое расставание будет включать в себя бросание в лицо салфеток и выливание на голову красного вина.

— Когда-нибудь так и будет, — предположила Лиз.

— Думаю, все к лучшему, — сказала Кэми. — Он был лохом, ведь так? И все об этом знали, кроме меня.

Лиз тактично промолчала. Кэми спустилась со стремянки и одарила Лиз лучезарной улыбкой.

— Все хорошо, правда.

— Уверена? — спросила Лиз. — Это нормально, когда тебе нравятся парни, которым, похоже, нравишься ты; это нормально, хотеть быть любимой.

Кэми приподняла брови.

— Мне шестнадцать, — сказала она, — и я не ищу любви.

— О, — сказала Лиз. — Гмм, а чего же ты тогда ищешь?

— В основном, дешевых острых ощущений, — ответила Кэми и рассмеялась, увидев выражение лица Лиз.

Лиз разволновалась, что становится похожей на полоумную тетушку, которая шокирована детскими выходками. Они с Кэми вышли из украшенного домика на поле, где Анджела, как предполагалось, должна была сдерживать детей; Лиз надеялась, что обошлось без жертв.

— Дело в том, что у меня есть любовь, — сказала Кэми. — Наверное, мне хотелось быть... выбранной. Парни из Разочарованного дола считают меня странной. — Кэми, испытывая дискомфорт, подняла плечи. — Даже более чем странной, мне кажется.

Лиз вспомнила, как Кэми сидела в чаще леса и разговаривала с кем-то, кто был не здесь. Она промолчала.

— К тому же присутствие рядом Анджелы сразу же выводит меня из игры, — сказала Кэми. — Моей игры «Прибей всех кавалеров». Но жизнь не так весела без Анджелы, так что ж поделаешь?

— Сделай перерыв от парней где-то на недельку, — посоветовала Лиз. — Мне всегда помогает.

— Ну да, не все отношения так хороши, как говорят, — сказала Кэми. — Все: «Эй, глядите, занятые руки, пикантные места». — Она сделала паузу, чтобы подумать. — Этот Клод такой ханжа.

Кэми выглядела довольной тем, что шокировала Лиз дважды за один разговор, к тому времени, как они дошли до Анджелы и детей.

— Тебе должно быть стыдно за то, что оставила меня с ними больше, чем на двадцать минут, — сказала Анджела.

— Ты кого-нибудь из них потеряла? — спросила Кэми.

— Понятия не имею, — сказала Анджела. — Я приложила все усилия, чтобы не запомнить ни их имен, ни лиц.

— Довольно! — объявила Кэми. — Пора веселиться.

* * *

— Анджела, — обратилась Лиз, — не могла бы ты притвориться, что ты на настоящей вечеринке?

Анжела, которая лежала в тени в солнцезащитных очках и жестоко отвергла уже девять приглашений на танец от двенадцатилетних мальчиков, подняла брови над очками.

— Именно так я себя и веду на настоящих вечеринках.

— Это правда, — призналась Кэми. — Печально, но факт.

Клайв Грин, стоящий в отдалении, рассматривал их с задумчивым видом, а потом, придя к какому-то решению, двинулся к их группе.

— Кэми, — сказал он, — хочешь потанцевать?

Кэми просияла.

— Как правило, мне нравятся мужчины под стать моему банковскому счету — в двузначных цифрах. Но приходится брать, что есть. Так что, ведите, сэр Клайв.

— О нет, началось, — сказала Анджела.

Кэми танцевала точно так же, как делала все остальное: с безграничным энтузиазмом и не особо обращая внимания на правила. Лиз внимательно следила за ней, на случай, если вдруг одной рукой она ненароком ударит ребенка. Анджела поправила солнечные очки на носу и отвернулась.

— О Боже, Кэмбридж танцует, — раздался голос Ржавого у неё за спиной. Лиз едва не подпрыгнула. Теперь, когда он официально бросил колледж и вернулся в Разочарованный дол, то стал приезжать в лагерь еще чаще. Ржавый нежно наблюдал за Кэми, а потом добавил:

— Надеюсь, кто-то здесь защищает ценные вещи. Хочешь потанцевать?

Лиз осознала, что он протянул руку своей сестре, и была этим слегка разочарована. Но они очень мило смотрелись вместе, были хорошими и изящными танцорами, и их танец проистекал куда более вяло, чем танец Кэми. Ржавый схватил Кэми за руку и покружил ее на танцполе. Все дети рассмеялись, включая самих Ржавого, Анджелу и Кэми, а Лиз заметила пару девочек, украдкой подползших к Ржавому. Лиз поставила бы на Сару Мэннинг.

Похоже, у всех все было в порядке. Лиз вышла подышать свежим воздухом, присела на ступеньки и позвонила матери. Если девушка моложе её на шесть лет была уверена в том, чего хотела, то Лиз могла достаточно уверенно высказать то, чего ей не хотелось.

Они немного поговорили о возвращении Лиз домой, о встрече с ее сестрой, а потом Лиз сказала:

— Я думала о том, чтобы попробовать себя на разных работах, раз уж не хочу присоединяться к фирме.

Её мама заколебалась, но тогда, хотя Лиз и ожидала этого, не возразила.

— Если ты этого хочешь, — ответила она, наконец.

— Да, — сказала Лиз. — Хочу.

И больше не было никаких споров. Тема, которую она так боялась поднимать, в мгновение была закрыта раз и навсегда. Лиз сидела на ступеньках, чувствуя себя слегка ошеломленной.

Из-за двери высунулась голова Кэми.

— Привет, — сказала она. — А все гадают, куда ты подевалась. Клайв отбросил меня в сторону, словно испачканную перчатку, и устремился на поиски свежачка. А ты чего здесь делаешь?

— Ничего особенного, — ответила Лиз, улыбаясь ей. — По большей части чувствую, что жить хорошо.

Кэми подняла взгляд на темнеющие небеса. Закат окрасил радужки её странных глаз в алый, и Лиз задумалась, не разговаривает ли она мысленно с тем, кого здесь нет.

Когда Кэми ей улыбнулась, беспокойство Лиз испарилось.

— Я тоже так думаю, — сказала она. — Ржавый привез из Разочарованного дола кое-какие интересные сплетни. Он слышал, что Линберны возвращаются. Не могу дождаться. Бьюсь об заклад, что выйдет история.

Лиз поднялась, отряхивая джинсы, и пошла с Кэми, чтобы вернуться к танцам и смеху.

— Удачи с твоей историей, — сказала она.

[1] Оно-но Комати (825 г. н.э.— 900 г. н.э.) — японская поэтесса, один из шести крупнейших мастеров жанра вака в эпоху Хэйан, входит в Тридцать шесть бессмертных — классический канон японской средневековой поэзии.

[2] Бабушка.

Дата добавления: 2015-11-14