Читайте также: |
|
Касси открыла дверь и увидела, что Эммелина, бледная от страха, сидит, забившись в дальний угол комнаты. Девушка вздрогнула, но, узнав Касси, бросилась к ней, схватила ее за руку и сказала:
– Касси! Как я рада! Я думала, что… Боже мой, если б ты знала, что там делается весь вечер!
– Мне ли не знать! – сухо сказала та. – Я не в первый раз это слышу.
– Касси! Если бы убежать отсюда! Все равно куда: на болота, где змеи, – куда угодно! Неужели нам отрезаны все пути?
– Отсюда только один путь – в могилу, – сказала Касси.
– И ты никогда не пробовала убежать?
– Другие пробовали, а я видела, чем это кончалось.
– Я готова скитаться по болотам, глотать древесную кору. Пусть там змеи! Лучше жить среди змей, чем около этого человека! – волнуясь, говорила Эммелина.
– Многие так думали, – ответила ей Касси. – Но на болотах долго не пробудешь: выследят с собаками, приведут обратно, а потом… потом…
– А что он сделает, если поймает? – Девушка жадно всматривалась ей в лицо, дожидаясь ответа.
– Спроси лучше, чего он не сделает, – сказала Касси. – Этот человек изучил свое подлое ремесло среди пиратов в Вест-Индии. Ты потеряешь сон, если послушаешь, что мне приходилось видеть здесь, и узнаешь, как он похваляется своими подвигами. У меня, бывало, по неделям стояли в ушах вопли его жертв. Ты еще не видела пустырь за поселком, не видела сухое дерево с обуглившимся стволом, а под ним горы золы. Спроси, кого хочешь, что там делалось, и тебе никто не посмеет сказать правду.
– Какую правду?
– И я тебе не скажу. Мне даже вспомнить об этом страшно. А что будет завтра, если Том не покорится ему?
– Боже мой! – прошептала Эммелина, и лицо ее побелело от ужаса. – Что же делать, Касси?
– То, что делаю я: пить! Сначала мне тоже было трудно привыкнуть к этому, а теперь не могу без вина. Надо же иметь какую-то радость в жизни. Выпьешь, и кажется, что не так уж все страшно вокруг.
– Моя мать предостерегала меня: никогда не пей, – сказала Эммелина.
– Мать тебя предостерегала! – с горечью воскликнула Касси. – Кому нужны материнские наставления! Нас покупают, за нас платят деньги, и мы не принадлежим самим себе. Вот так-то! Пей, Эммелина, пей, сколько сможешь, и тебе станет легче.
– Касси, Касси, пожалей меня!
– Пожалеть? А разве я не жалею? Ведь у меня тоже была дочь! Где она? Кто над ней сейчас властвует, одному богу известно. Наверно, пошла по стопам своей матери. И ее детей ждет та же участь. И не будет этому конца, ибо над нами тяготеет вечное проклятие!
– Лучше бы мне не родиться на свет божий! – воскликнула Эммелина.
– Я тоже не раз говорила это и давно наложила бы на себя руки, да вот только решимости не хватает, – сказала Касси, устремив в темноту тяжелый, полный отчаяния взгляд.
– Это большой грех, – прошептала Эммелина.
– А разве не грех жить так, как мы живем?
Эммелина отвернулась от нее и закрыла лицо руками.
Пока обе женщины разговаривали наверху, попойка в гостиной кончилась, и мертвецки пьяный Легри успел заснуть.
Сон у него был неспокойный, полный странных видений. Вот перед ним вдруг выросла женская фигура, закутанная в саван. Холодная рука легко коснулась его лба. Он узнал, кто это, узнал, не видя лица, и задрожал всем телом. Потом все тот же локон обвился вокруг его пальцев, скользнул выше и, словно петлей, сдавил ему шею, не давая дышать. Послышался леденящий кровь шепот. И вдруг перед ним разверзлась бездна, чьи-то руки толкали его туда, он отбивался от них, не помня себя от ужаса, и, оглянувшись, увидел Касси. Она смеялась и тоже протягивала к нему руки, а за ее спиной стоял тот призрак… но уже без савана, и это была его мать. Она медленно отвернулась от своего сына, и он, не удержавшись на краю бездны, полетел вниз под дьявольские визги, крик и хохот.
Ночь миновала. Розовый свет спокойной утренней зари уже проникал в окна. Легри открыл глаза и прежде всего выругался. Разве для него свершалось ежедневное чудо утра, разве для него играли золотом и пурпуром лучи восходящего солнца? Не замечая всего этого, он встал, пошатываясь, со своего ложа, налил себе стакан коньяку и опорожнил его до половины.
– Ну и ночка выдалась! – пожаловался он Касси, которая в эту минуту вошла в гостиную.
– Это не последняя. Таких ночек у тебя еще много будет, – сухо сказала она.
– Почему это?
– Скоро узнаешь почему, – тем же тоном ответила Касси. – А теперь, Саймон Легри, послушайся моего совета.
– Очень они мне нужны, твои советы!
– Послушайся меня и оставь Тома в покое, – продолжала Касси, прибирая комнату.
– А почему ты о нем заботишься?
– Почему? Да я сама не знаю почему. Если тебе ничего не стоит искалечить в самое горячее время работника, за которого уплачено тысяча двести долларов, то меня это и подавно не касается. Я все, что могла, для него сделала.
– Вот как! А кто тебя просит вмешиваться?
– Никто не просит. Я не первый раз выхаживаю твоих невольников, спасаю тебе немалые деньги, и вот какая меня ждет благодарность! Проиграешь ты свое пари, еще как проиграешь!
У Легри, подобно многим из его собратьев, была только одна цель в жизни: снять как можно больше хлопка со своих полей, и он держал пари с другими плантаторами, что у него будет самый богатый урожай в этом году. Таким образом, Касси с чисто женской хитростью затронула в нем самую чувствительную струнку.
– Ну ладно, на сей раз с него хватит, – сказал Легри, – только пусть попросит у меня прощения и даст слово больше не дурить.
– Этого он не сделает, – сказала Касси.
– Не сделает?
– Нет.
– А позвольте узнать почему? – с величайшим презрением спросил Легри.
– Потому что он поступил правильно и прекрасно знает это. Выходит, каяться ему не в чем.
– А какое мне дело, знает он или не знает? Негру как велено, так он и должен говорить, не то…
– …не то этот негр не сможет работать, и ты проиграешь пари.
– Да он живо пойдет на попятный! Что я, негров не знаю? Сегодня же утром будет скулить, как собака.
– Не будет, Саймон. Таких людей ты еще не встречал. Том умрет медленной смертью, а не покается.
– Посмотрим. Где он? – спросил Легри, выходя из гостиной.
– В чулане при мастерской, – ответила Касси.
Легри хоть и хорохорился в присутствии Касси, но ее благоразумные советы, а также кошмар, не дававший ему покоя ночью, возымели на него свое действие. Он решил повидаться с Томом без свидетелей и отложить расправу с ним на более подходящее время в том случае, если этот непокорный негр будет стоять на своем.
Торжественная провозвестница дня – утренняя звезда – заглянула в маленькое оконце чулана, и, подняв на нее глаза, Том спокойно, без дрожи услышал шаги своего мучителя.
– Ну, друг мой любезный, как поживаешь? – начал Легри и ударил Тома ногой. – Хороший урок получил? Небось, не понравилось! Ты будто присмирел со вчерашнего дня! Проповеди бедным грешникам больше читать не будешь?
Том молчал.
– Встань, скотина! – крикнул Легри, снова пиная его ногой.
Трудно было избитому, ослабевшему Тому выполнить это приказание, и, глядя на его тщетные попытки подняться, Легри громко захохотал.
– Что это ты такой вялый? Уж не простудился ли вчера?
Том наконец встал и замер в неподвижности, глядя на хозяина.
– Вот дьявол! Да ты еще держишься на ногах? – Легри смерил его взглядом. – Значит, мало тебе всыпали! Ну, Том, становись на колени и проси у меня прощения за вчерашнее.
Том не шелохнулся.
– На колени, собака! – крикнул Легри, стегнув его плетью.
– Хозяин, – сказал Том, – мне не в чем каяться. Я поступил по совести. И в следующий раз поступлю точно так же, что хотите со мной делайте.
– Ты еще не знаешь, что я могу с тобой сделать, любезнейший. Вчерашнее – пустячки. Это даже в счет не идет. Ну, а что ты, например, скажешь, если тебя привяжут к дереву и будут поджаривать на медленном огне? Приятно, правда?
– Хозяин, – ответил Том, – вы купили меня, и я буду вам верным, работящим слугой. Мои силы, мое время – это все ваше. Но над моей душой вы не властны. Вы можете запороть меня, уморить голодной смертью, сжечь заживо. Ну что ж, мне умирать не страшно!
– Собака! – крикнул Легри, одним ударом сбив его с ног.
Чья-то холодная мягкая ладонь легла на руку Легри. Он оглянулся. Это была Касси. Но ее прикосновение напомнило ему кошмар, мучивший его ночью, и прежние страхи снова овладели им.
– Не строй из себя дурака, – сказала она по-французски. – Что я тебе говорила? Оставь его. Поручи мне уход за ним, и он снова сможет работать.
Легри подумал и решил оставить Тома в покое – на время.
– Ладно, делай, как знаешь, – буркнул он. Потом взглянул на Тома. – А ты запомни: сейчас мне некогда с тобой возиться – рабочие руки нужны, но я ничего не забываю. Когда-нибудь мы с тобой расквитаемся. Я на твоей черной шкуре все вымещу. Так и знай!
Он повернулся и вышел из чулана.
– Подожди, – зловеще бросила ему вслед Касси, – придет и твой час!.. Ну, как ты, бедняга?
– Ангел господень усмирил льва до поры до времени, – ответил Том.
– Да, только до поры до времени, – сказала она. – Но теперь берегись, он злопамятный. Он, как собака, будет преследовать тебя изо дня в день, будет капля по капле пить твою кровь. Я его знаю!
ГЛАВА XXXVII
Свобода
А теперь оставим нашего Тома в руках его мучителей и займемся судьбой Джорджа и Элизы, которых мы видели в последний раз на чистенькой придорожной ферме в штате Огайо.
Том Локкер, если вы помните, стонал, лежа в белоснежной постели, под материнским оком тетушки Доркас, не замедлившей убедиться, что ухаживать за таким пациентом так же легко, как за больным бизоном.
Представьте себе дородную, полную достоинства женщину в белом чепце на серебристых волосах, разделенных пробором и обрамляющих высокий чистый лоб, – это и есть тетушка Доркас. Взгляд ее серых глаз умный, сосредоточенный; на груди крест-накрест повязана белая косынка; коричневое платье уютно шуршит при каждом ее движении.
– Фу ты, черт! – рычит мистер Локкер, сбрасывая с себя простыню.
– Слушай, Томас, очень тебя прошу – не бранись! – говорит ему тетушка Доркас и спокойно оправляет его постель.
– Ладно, бабушка, постараюсь. Только как тут не ругаться – жарко мне, дышать нечем!
– А этот мулат с женой тоже здесь? – сердито спрашивает он после паузы.
– Здесь, здесь, – отвечает тетушка Доркас.
– Им надо скорее добираться до озера, – продолжает Том. – Нечего время терять.
– Они, наверное, так и сделают, – говорит тетушка Доркас и с безмятежным видом принимается за вязанье.
– И слушай, что я тебе скажу, – говорит Том. – Теперь уж мне нечего скрывать. Наши подручные в Сандаски следят за посадкой на пароходы. Надеюсь, что они прозевают этого Гарриса со всей его компанией. И пусть прозевают назло Мэрксу, будь он проклят!
– Томас Локкер! – останавливает его Доркас.
– Э-э, бабушка! Если ты будешь затыкать мне рот, меня разорвет на части, как засмоленную бутылку… А насчет его жены вот что скажу: пусть оденется как-нибудь по-другому, так, чтобы и узнать было нельзя. Ее приметы известны в Сандаски.
– Мы об этом подумаем, – с полной невозмутимостью говорит Доркас.
Прощаясь с Томом Локкером, скажем напоследок, что раны и горячка продержали его в квакерском домике около трех недель, после чего он встал значительно поумневшим и остепенившимся и, бросив охоту на беглых негров, обосновался в одном из отдаленных поселков, где его таланты нашли себе такое прекрасное применение в ловле медведей, волков и других обитателей лесных чащ, что это принесло ему немалую славу.
Предупрежденные Томом об опасности, грозящей им в Сандаски, беглецы решили разделиться. Первыми выехали из поселка Джим со своей старухой матерью, а на третью ночь отправились в Сандаски и Джордж с Элизой и ребенком. Там их приютила одна гостеприимная семья, и они стали готовиться к последнему этапу своего пути – переезду через озеро.
Ночь близилась к концу, утренняя звезда – звезда их свободы – сияла высоко в небе. Свобода! Заветное слово! Что такое свобода для молодого человека, который сидит сейчас, скрестив руки на груди, устремив куда-то вдаль сосредоточенный взгляд горящих глаз? Что такое свобода для Джорджа Гарриса? Свобода для него – это право быть человеком, а не рабочим скотом; право называть любимую женщину своей женой и ограждать ее от насилия и беззакония; право защищать и воспитывать своего ребенка; право жить с ними под одной кровлей, жить по своей воле, независимо от воли другого.
Джордж склонил голову на руку и задумчиво посмотрел на жену, переодевавшуюся в мужское платье, которое должно было изменить ее хрупкую фигурку до неузнаваемости.
– И теперь последнее, – сказала Элиза, глядя на себя в зеркало и распуская свои волнистые иссиня-черные волосы. – Жалко Джордж, правда? – И она подняла на ладони густую шелковистую прядь. – Да, жалко с ними расставаться.
Джордж грустно улыбнулся и ничего не ответил.
Элиза снова повернулась к зеркалу. Ножницы блеснули в ее руке, и тяжелые пряди одна за другой упали на пол.
– Вот и все! – сказала она, берясь за головную щетку. – Теперь я буду прихорашиваться… Ну, как тебе нравится этот молодой человек? – Элиза повернулась к мужу, смеясь и заливаясь румянцем.
– Твоей красоте ничто не страшно, – сказал Джордж.
– Почему ты такой грустный? – Опустившись перед Джорджем на колени, она коснулась его руки. – Еще сутки, и мы будем в Канаде. Один день и одна ночь на пароходе, а потом… потом…
– В том-то и дело, Элиза! – сказал Джордж, обнимая ее. – Теперь все висит на волоске. Подумай только: быть так близко, почти видеть перед собой берега Канады, и вдруг потерять все! Я не перенесу этого!
– Не бойся! – с надеждой в голосе прошептала его жена.
– Да благословит тебя бог, дорогая! – воскликнул Джордж, крепко прижимая ее к груди. – Но неужели эта горькая жизнь скоро кончится? Неужели мы будем свободны?
– Я уверена в этом, Джордж. – Элиза подняла на него глаза, и слезы восторга блеснули на ее длинных темных ресницах.
– Ты меня убедила, Элиза! – Джордж быстро встал с кресла. – Я верю тебе. Идем! Пора собираться!.. А ведь и правда, – сказал он вдруг, отстраняя от себя жену и с восхищением разглядывая ее. – Какой очаровательный юноша! И как к тебе идут эти кудри! Надень шляпу… нет, вот так: немного набекрень. Да ты никогда не была такой красавицей!.. Однако пора посылать за коляской. И надо узнать, как там миссис Смит – успела она переодеть Гарри?
В эту минуту дверь открылась, и в комнату вошла почтенного вида пожилая женщина, ведя за руку маленького Гарри, одетого в платьице.
– Какая из него получилась прелестная девочка! – воскликнула Элиза, осматривая сына со всех сторон. – Мы будем звать его Гарриет – самое подходящее имя!
Ребенок, удивленный странным нарядом матери, поглядывал на нее исподлобья и глубоко вздыхал.
– Гарри не узнал свою маму? – сказала Элиза и протянула к сыну руки.
Он застенчиво прижался к миссис Смит.
– Не надо, Элиза, не приваживай его. Ты же знаешь, что ему нельзя будет даже подойти к тебе на пароходе.
– Да, правда! Но зачем он отворачивается от меня? Каково матери терпеть это! Ну хорошо! Где мой плащ? Вот он! Джордж, покажи мне, как их носят.
– Вот так, – сказал Джордж, набросив плащ себе на плечи.
– Так? – спросила Элиза, подражая ему. – И что еще я должна делать? Ходить большими шагами, топать и дерзко поглядывать на всех?
– Смотри не перестарайся, – усмехнулся Джордж. – Бывают на свете и скромные юноши. Такая роль тебе больше подходит.
– Боже мой, ну и перчатки! Да я в них утону!
– Тем не менее советую тебе не снимать их с рук, – сказал Джордж. – Твои нежные лапки могут выдать нас всех… Итак, миссис Смит, не забудьте: вы тетушка Гарри и едете под нашей охраной.
– Говорят, на пристань приходили какие-то люди и предупредили всех капитанов, что надо выследить мужчину, который путешествует с женой и ребенком, – сказала миссис Смит.
– Вот как! – воскликнул Джордж. – Ну что ж, если они попадутся нам на глаза, мы немедленно сообщим об этом.
К дверям подъехала коляска, и радушные хозяева вышли проститься со своими гостями.
Беглецы послушались советов Тома Локкера и пошли на хитрость, рассчитывая обмануть сыщиков. Миссис Смит, почтенная женщина, возвращавшаяся в тот поселок в Канаде, куда они держали путь, согласилась взять на себя роль тетушки Гарри, и мальчика отдали на ее попечение, чтобы он успел привыкнуть к ней за эти два дня. Ласки, подкрепленные немалым количеством мятных пряников, сделали свое дело, и юный джентльмен всей душой привязался к своей новоявленной родственнице.
Коляска остановилась у пристани. Двое молодых людей поднялись по сходням на пароход. Один из них – это была Элиза – галантно вел под руку миссис Смит, а другой – Джордж – нес вещи.
Подойдя к капитанской каюте за билетами, Джордж услышал разговор двух мужчин, остановившихся сзади него.
– Я присматривался ко всем пассажирам. Ручаюсь, что на нашем пароходе их нет.
Это говорил один из корабельных служащих, а его собеседником был наш давнишний знакомый Мэркс, который со свойственным ему упорством добрался до Сандаски, надеясь изловить здесь свою ускользнувшую добычу.
– Женщину почти не отличишь от белой, – сказал Мэркс, – а мужчина – мулат, тоже совсем светлый, и на руке у него должно быть клеймо.
Рука Джорджа, державшая билеты и сдачу, едва заметно дрогнула, но он спокойно повернулся, равнодушно глянул на говорившего и как ни в чем не бывало пошел в дальний конец палубы, к поджидавшей его там Элизе.
Миссис Смит сразу же удалилась с маленьким Гарри в дамскую каюту, где красота девочки-смуглянки исторгла восхищенные возгласы у всех пассажиров.
Колокол зазвонил в последний раз, Мэркс спустился по сходням на берег, и Джордж вздохнул всей грудью, видя, что расстояние между ним и этим человеком с каждой минутой становится все больше и больше.
День был чудесный. Голубые волны озера Эри плясали и весело искрились в солнечных лучах. С берега веял прохладный ветерок, и величавое судно смело неслось вперед, к берегам Канады. О, сколько неведомого таится в каждом человеческом сердце! Кто, глядя на Джорджа, спокойно разгуливавшего по палубе бок о бок со своим застенчивым спутником, мог угадать, какие чувства жгли ему грудь? Счастье, которое ждало его в недалеком будущем, казалось несбыточным! Оно было слишком прекрасно, слишком сказочно. И Джордж не знал ни минуты покоя, боясь, что какая-нибудь злая сила выхватит это счастье у него из рук.
Но часы бежали, и вот вдали показался маленький канадский городок Амхерстберг. Джордж задыхался от волнения. Глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами, он молча сжал маленькую ручку, дрожавшую в его руке. Зазвонил колокол; пароход остановился. Едва сознавая, что он делает, Джордж разыскал свой багаж, созвал своих спутников, и, сойдя на берег, они, предводительствуемые миссис Смит, сразу же отправились к одному священнику, который принял их как добрых знакомых.
Кто сможет выразить словами всю сладость первого дня на воле? Какое блаженство двигаться, говорить, дышать, ходить куда вздумается, не боясь никого и ничего! А кто передаст радость матери, которая не сводит глаз со своего спящего ребенка, ставшего ей во сто крат дороже после всех невзгод и опасностей! Разве могли они с Джорджем заснуть в эту ночь, потрясенные своим счастьем? А ведь у них, у этих счастливцев, не было ни клочка земли, ни крыши над головой, ни денег… И все-таки радость, наполнявшая их сердца, не давала им сомкнуть глаз до утра.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
История квартеронки | | | ГЛАВА XXXVIII |