Век Антонинов

Начиная с момента вступления на престол Нервы в 96 г. и заканчивая смертью Марка Аврелия в 180 г. Империя пережила восьмидесятичетырёхлетний период мира под властью терпимого, справедливого правительства. В это время шли войны то с парфянами, то с даками, то с бретонцами, но это происходило далеко от Рима, в большинстве случаев бои шли на неприятельской территории и практически не затрагивали римские провинции. Случались и беспорядки, из которых особенно серьезным стало восстание иудеев во время правления Адриана, а иной раз мятежи начинались по вине военачальников, как в том случае, когда способный полководец, командовавший сирийскими легионами, в 175 г. получил фальшивое известие о смерти Марка Аврелия от рук маркоманов и решил объявить себя императором. Все эти восстания были благополучно подавлены и на фоне общего спокойствия оказались не более чем булавочными уколами.

Как бы то ни было, но в XVIII в. английский историк Эдуард Гиббон высказал знаменитое утверждение, что во всей истории человечества никогда ещё много людей в одно и то же время не были так счастливы, как в Римской империи во времена правления династии Антонинов. В какой-то мере он был прав. Если взять в качестве примера исключительно территорию Средиземноморья, то в материальном плане там жилось легче, чем когда-либо за столетия непрерывных континентальных войн, когда одно государство то и дело нападало на другое. Более того, во время правления Антонинов на территории Средиземноморья было лучше, чем в течение многих последующих столетий, когда ее раздирали гражданские войны и терзали нашествия варваров или ещё позже, когда она разделилась на множество мелких соперничающих государств.

Несмотря на то что правление этой династии было отмечено миром и спокойствием, это было спокойствие полного истощения. Средиземноморье истощило себя в постоянных войнах с греками и римлянами, а когда Империя, казалось бы, такая сильная, впоследствии столкнулась с великими потрясениями, то была слишком измучена, чтобы устоять, даже несмотря на то, что ее жители сражались мужественно и не щадили себя. Эпидемия 166 г. была последней каплей, погубившей в обитателях имперских земель остатки воли к жизни. Уровень рождаемости продолжал падать в то время, когда государство и без того обезлюдело после нашествия оспы. Страх, который люди испытали в то время, тоже не прошел для них даром. В финансовых делах государства царил разлад, усиленный затянувшейся германской кампанией, а попытки императора превратить жизнь Рима в один большой праздник и таким образом поднять настроение его граждан продолжали все больше подрывать экономику государства. Сотни тысяч жителей столицы бесплатно получали еду, что ложилось дополнительным бременем на казну, и без того полупустую.

Во времена Антонинов уже каждый третий день считался праздником, который отмечали представлениями, гонками на колесницах, гладиаторскими боями или играми со зверями. Всё это стоило безумных денег, постоянные расходы плохо действовали на экономику, давали лишь кратковременное веселье, которое не стоило затраченных денег и усилий. Вероятно, большинство людей, которое наслаждалось праздностью, не думало о том, чего это будет стоить их потомкам. Впрочем, вполне возможно, что это их вовсе не волновало, точно так же как наше поколение совершенно не беспокоит бездумное загрязнение окружающей среды и уничтожение природных ресурсов. Вся эта бездумность не менее ужасна, и потому мы не имеем морального права укорять римлян за их расточительность. По большому счету, они транжирили всего лишь деньги, в то время как мы уничтожаем не более и не менее как среду обитания собственных потомков.

Упадок, начавшийся во время правления династии Антонинов, отразился на литературе. Единственной значимой фигурой этого периода был Луций Апулей, родившийся в Нумидии около 124 г. Он учился в Афинах и какое-то время прожил в Риме, но большую часть жизни провел в Карфагене.

Наибольшую известность писателю принесла книга, которую обычно называют «Золотой осёл». Это фантастическая история рассказывает о человеке, превращённом в осла, и о его приключениях в этом обличье. Включённая в книгу история под названием «Амур и Психея» — наверняка одна из самых очаровательных сказок, написанных на основе древних мифов.

Наука также клонилась к закату. В связи с веком Антонинов стоит упомянуть всего лишь два имени: Клавдия Птолемея, более известного как просто Птолемей, или Птоломей, и Галена. Первый, грек (или, возможно, египтянин) по происхождению, жил в Египте во время правления Адриана и Антонина. Он вкратце изложил содержание работ греческих астрономов в энциклопедической книге, которая сохранилась до Средних веков, в то время как все источники, на которые он ссылался, были утеряны. В течение пятнадцати столетий работа Птолемея была единственным источником сведений об астрономии, и, поскольку в картине мира, нарисованной этим учёным, Земля находилась в центре, такую модель иногда ещё называют системой Птолемея.

Другим был греческий медик, родившийся в Малой Азии около 130 г. В 164 г. он поселился в Риме и некоторое время занимал пост придворного врача Марка Аврелия. Гален написал много трудов по медицине, также сохранявшихся в течение Средних веков и не потерявших актуальности и в настоящее время.

Бремя управления Империей становилось все тяжелее и все меньше находилось людей, готовых нести его на своих плечах. При таком положении вещей этот груз неизбежно должен был раздавить государство, и так оно впоследствии и вышло. Несмотря на все это, упадок был всего лишь относительным и затронул далеко не все области жизни. В век, когда в умах людей посмертное существование приобретало все большее значение, поднимались дискуссии о природе загробного мира и подобного рода идеи завоевывали все большую популярность. Можно, однако, оспорить утверждение, что именно поглощённость людей новыми интеллектуальными диалогами по вопросам теологии привела к упадку в литературе и науке. Развитие философии, к примеру, никак не повлияло на другие интеллектуальные процессы, поэтому нельзя считать, что теология пошла им во вред. История вполне ясно доказывает, что разные ветви просвещения могут развиваться параллельно и что их взаимосвязь никогда не ведет к деградации.

Дискуссии о религиозных догматах шли не только между иудеями и христианами. Внутри христианских общин появились различные соперничающие группировки. (Когда одна из разновидностей религии одерживает верх над своими соперницами, она становится ортодоксальной, от греческого слова, означающего «правильное учение», в то время как остальные считаются «еретическими», от другого греческого слова, обозначающего «тот, кто выбирает сам».) Таким образом, теологам обоих направлений приходилось сражаться на два фронта: во-первых, против последователей других верований и, во-вторых, против своих же сторонников, несогласных с доктриной в одном или нескольких пунктах. Так зарождались религиозные противоборства, которые достигли пика в период Средневековья. Древний мир не знал войн по религиозным соображениям: они возникли благодаря нетерпимости иудеев и развились с приходом христианства. Впоследствии должно будет пройти очень много времени, пока хотя бы в некоторых местах веротерпимость станет нормой жизни.

В качестве примера можно привести секту гностиков. В первые двести лет христианской эры существовало большое количество «профессиональных» последователей этой религии, которые создали систему мировоззрения, получившую название «гностицизм». Она стала одной из первых ересей. Название этого учения произошло от греческого слова, обозначающего «знание», поскольку гностики считали, что спасения можно достичь только изучив истинную систему мироздания, а достичь этого можно с помощью исследований и божественного откровения. Собственно говоря, гностицизм (в его основных положениях) возник раньше христианства и содержал элементы персидской религии, особенно в той части, которая касалась существования доброго и злого начала, борющихся друг с другом. С приходом христианства многие гностики восприняли элементы нового учения, причем некоторые из них считали Бога воплощением добра, но слишком далеким от людей и недоступным пониманию. Они полагали, что мир создан злым началом, воплощенным в Иегове из Ветхого Завета. Иисус, сын далекого божества, пришел на землю для того, чтобы спасти людей от злого Иеговы. Судя по всему, эти гностики были ярыми антисемитами.

С другой стороны, те, кого мы сейчас считаем ортодоксальными христианами, признавали божественный авторитет Ветхого Завета и считали Иегову богом. Таким образом, мировоззрение людей, которые считали его дьяволом, могло только привести их в ужас. Это был первый (но далеко не последний) конфликт на почве теологии, который повернул христиан против своих же братьев, с которыми они начали сражаться ещё более жестоко, чем с последователями других религий. Все дело, по всей вероятности, в том, что язычники были слишком далеки от представления о едином Создателе, их религия конкурировала с христианской, не затрагивая основ, так что можно было считать, что эти люди просто ошибались и не видели истины. Те же, кто больше походил на христиан, но в то же время по-своему понимал догматы их религии, даже извращал их, выглядели более страшными врагами, чем обычные неверующие.

Отдельные учителя, ссылаясь на некоторые знания или откровения, по примеру Христа проповедовали покаяние и святость. Одним из таких был Монтан, появившийся во время правления Антонина Пия и говоривший, что Господь самолично велел ему сообщить о грядущем конце света и втором пришествии Христа. Это была ещё одна версия мессианства; иудеи из поколения в поколение ждали прихода избавителя, и время от времени какой-нибудь из проповедников начинал предсказывать его скорое рождение, и всегда находились люди, которые в него верили. После того как некоторые иудеи и все возрастающее количество последователей других религий признали Иисуса мессией, начался новый период ожидания его второго пришествия, и снова находились люди, которые верили в это. Опять же, в каждом поколении находились проповедники, которые объявляли о том, что это случится с минуты на минуту (в наше время это проповедуют члены секты свидетели Иеговы).

Монтан создал секту монтанистов, веривших, что, поскольку второе пришествие Христа уже близко, к нему нужно подготовиться, отбросив все бренное, избегая греха и живя добродетельной жизнью. Он проповедовал то, что бы мы сейчас назвали пуританизмом.

Постепенно все больше людей отдавали свою энергию на то, чтобы спорить о загробном мире, вместо того чтобы попытаться обустроить нынешний, который презирали и в лучшем случае находили никчемным, а в худшем — злым. Начало упадка Римской империи совпало с появлением религии, заставлявшей задумываться не о повседневных делах, а о том, что ждёт после смерти.

Коммод

Всё было бы ещё не так плохо, если б Марк Аврелий последовал примеру четырех предыдущих императоров и назначил себе достойного преемника, хорошо показавшего себя на государственной и военной службе. Однако он этого не сделал и тем самым оказал Империи плохую услугу, разрушив все доброе, что было сделано им самим и его предшественниками.

К несчастью для государства, у Марка Аврелия был сын, и он сделал его своим наследником. В 177 г. этот шестнадцатилетний мальчик стал его соправителем.

Опасность людей, рожденных для трона, в том, что они с юных лет испорчены лестью, избытком власти и ошибочно считают случайность рождения признаком высоких достоинств. Так случилось с Калигулой и Нероном, и то же самое повторилось с сыном императора Марка Аврелия, Марком Луцием Элием Аврелием Коммодом Антонином. К тому времени, как он унаследовал престол, молодому человеку было всего лишь девятнадцать лет.

Коммод по природе своей не был воином, поэтому он быстро заключил мир с маркоманами и полностью посвятил себя удовольствиям, переложив тяготы управления на плечи чиновников. Это опасная практика, поскольку люди обычно не склонны обвинять в своих несчастьях лично императора (или короля, или президента), им гораздо проще обвинить во всем случившемся «проклятых фаворитов» (или чиновников, или бюрократов). Коммоду не хватало смелости защищать своих помощников, и он легко приносил их в жертву толпе, как только это начинало казаться самым простым выходом из положения. Таким образом, мало того что делами государства вынуждены были заниматься приближенные правителя, но среди них все меньше оставалось умных и способных людей. Вообще мало кто способен справиться с проблемами такой огромной державы, какой была Римская империя. Даже войти в курс всех дел и то было нелегко, не говоря уже о том, чтобы заниматься восстановлением экономики, изрядно подорванной за последнее время, защищать границы и наблюдать за деятельностью администрации провинций. Для этого нужны были не только разумные люди, нужен был постоянный и внимательный надзор, а в том случае если чиновники на высших государственных должностях менялись слишком быстро, то этого никак не могло произойти. За каждым смещением такого должностного лица следует период растерянности, когда дела переходят в новые руки и, в сущности, все приходит в запустение. В то же время финансовые дела государства требовали бы постоянного внимания даже в том случае, если бы во главе его стоял человек мудрый и экономный, а молодого правителя таковым назвать было нельзя. Он бездумно растрачивал на удовольствия огромные средства, и это ложилось дополнительным бременем на имперскую казну, в то время как следовало бы ввести режим строгой бережливости. С учетом общего упадка экономики налоги поступали хуже, чем хотелось бы, и таким образом финансовое положение державы ухудшалось день ото дня.

Как и большинство слабых правителей, Коммод очень боялся покушений и при этом полагал, что наиболее вероятными участниками заговора могут быть сенаторы. По этой причине завершился длительный период, в течение которого сенат работал рука об руку с императорами, и снова воцарилась власть террора, когда один донос о неосторожно сказанном слове или внезапное, беспочвенное подозрение могло привести к ссылке или казни. Конечно же теперь сенат был уже не тот, что прежде, — даже во времена Августа, не говоря уже о великих днях существования Республики. В нем больше не заседали представители древней римской аристократии: большинство из них погибло в гражданских войнах, которые предшествовали установлению власти императора, а тех, что остались, уничтожили Калигула, Нерон и Домициан. В царствование Антонина сенаторов набирали из нового класса гражданских служащих, и благодаря этому его престиж упал необыкновенно низко. С сенаторами перестали считаться; о положении дел, существовавшем при Антонине, не могло быть и речи. И все же император считал сенаторов достаточно опасными.

Судя по всему, Коммод, как и Нерон, был чудовищно тщеславен и в погоне за славой потворствовал самым низменным страстям. В конечном счете Нерон старался удовлетворить свою гордость, вступая в интеллектуальные поединки, соревнуясь с поэтами, певцами или актерами, а Коммод по натуре своей был прирожденным гладиатором. Ему нравилось убивать зверей на арене (с безопасного расстояния), и полагаю, что он участвовал в настоящих гладиаторских боях. Хотя римляне любили смотреть на то, как мужественные, хорошо вооруженные люди сражаются друг с другом не на жизнь, а на смерть, но все же они понимали, что участники таких боев занимают очень низкое положение в обществе, и таким образом император позорит себя, участвуя в подобных забавах. В римском обществе гладиаторы стояли даже ниже плебеев, которые все же были свободными людьми. На арене же сражались рабы, которых покупали, как зверей, и стравливали друг с другом точно так же, как стравливают зверей. Отношение к ним было соответствующее, так что, поставив себя в один ряд с гладиаторами, Коммод несказанно запятнал своё имя.

Расточительность императора опустошала казну, и государство потрясали экономические катаклизмы. Ситуация требовала пристального внимания компетентных людей, серьезных перемен в финансовой стратегии, а Коммод продолжал забавляться и не обращал ни малейшего внимания на то, что подданные величайшей из Империй живут в нищете.

Вполне естественно, что новый Нерон кончил тем же, что и его предшественник. Неустойчивый характер и склонность к вспышкам неоправданной жестокости оттолкнули от него всех. У императора не было друзей, не было искренних советников. Самые близкие к нему люди больше всего боялись его капризов и потому очень хотели обеспечить себе безопасность, избавившись от них раз и навсегда. В 192 г. (945 г. AUC) любовница Коммода, Марсия, вместе с несколькими дворцовыми чиновниками составила заговор, в результате которого император был задушен профессиональным борцом и умер, можно сказать, как настоящий гладиатор. К тому моменту ему, как и Нерону, был тридцать один год.

Коммод был последним в роду Нервы. Его потомки правили почти столетие и дали Риму семь императоров (если считать соправителя Марка Аврелия, Луция Вера).

Глава 5

Дата добавления: 2015-11-14