I'll kill them all for you

И каждый знает лучше остальных,

Как любую жизнь прожить,

Кроме своей.

Это – история об убийствах, и если тебе надо что-либо иное, то действительно стоит почитать что-либо еще. Здесь нет ничего, кроме убийства.

Я пишу много историй. Я пишу различные истории. Возможно, в какой-нибудь из них ты найдешь что-либо для себя интересное. Но сейчас я спускаю курок, и его мозги разлетаются праздником кровавого фейерверка. Я больше не пишу, я жму на курок, и он падает, и взрывается кровь фестиваля. Он лежит у моих ног, и в нем больше нет жизни. Я назову себя Дэвидом сегодня.

Дэвид закурил сигарету и поднял взгляд к небу. Холодное и серое, оно ничего не принесло и ни о чем не просило. Он стоял, сунув руки в карманы плаща, и молчал. Он чувствовал себя ОЧЕНЬ плохо. Казалось, что-то стучит по черепу изнутри, словно хочет прорваться. И сердце мертво. А было ли оно, сердце? Курт запаздывал.

Он курил сигарету, и больше не было ничего. Он ни о чем не думал. Когда Дэвид сплюнул сигарету, Курт уже ждал его. Смотрел своей ухмылкой.

-Хочешь поиграть в ковбоя, а?

Курт вытянул куру и оттопырил палец.

-БАМ! – сказал он.

Это было очень картинно. Дэвид застрелил его прямо в голову. Курт рухнул на мостовую. Может, он и переживал падение целую вечность, но рухнул за секунду. Достать пистолет было делом тоже секундным. Дэвид улетел первым же рейсом. Билет на самолет давно был куплен.

Ты живешь в Амстердаме? Что ты знаешь о нем?

Он сводил Клэр на какой-то боевик. Много стрельбы, много драк, никакого смысла. Он хотел бы уснуть на ее плече, но не осмелился. Он посмотрел бы и какую-нибудь романтическую чушь, но в кинотеатрах ее не крутили.

Ему было плевать. Он все равно не мог уснуть на ее плече.

А Дэвид не осмеливался придти к Клэр домой. И не мог привести в свои стены. Полные железа, оружейной смазки, табачного дыма, запаха виски и одиночества. Это было ни к чему. У него не было даже телевизора.

Они кружили по городу, как заблудившиеся по жизни. Сбившийся с маршрута автобус.

Утром, он снова улетел. Билет давно лежал в кармане.

В аэропорту Дэвид нашел смешную открытку с кенгуру и выслал Клэр по почте. Арабские надписи не смог прочитать ни он, ни она. Он высылал ей открытки из каждого путешествия.

Но никогда не подписывал и не говорил о них, так что она могла даже не знать, что это он шлет их.

В этот раз цель была трудная. Когда они были простыми? Малейший просчет мог оборвать ему жизнь. Но Дэвид не мог умереть. Он спустил курок, и очередная башка разлетелась ошметками. Как арбуз. Он разбивал и арбузы когда-то.

Все разница в том, что арбузную мякоть можно было съесть. Дэвид забрал деньги из камеры хранения. Они были ему не нужны.

-Ты должен что-то сказать, – сказало ему небо. – Ты должен говорить. Все это бессмысленно, если нет диалога. Только так люди могут общаться.

Дэвид послал Клэр очередную пустую открытку.

Все было пусто.

Он не знал, что говорило внутри его разума. Он вспоминал, как сидел в школе на подоконнике, перед закрытым кабинетом и какой-то парень говорил ему что-то. Дэвид не помнил, что это был за парень и что он говорил. В памяти остался лишь коридор, белый подоконник, мозаичный пол, зеленые стены и бежевая дверь. Школа была пуста, а небо за окном осенним и грязным. Рядом кучками толпились какие-то люди, но они были призраками, все они были мертвы, хоть и не знали об этом. Никто не знал, кто заложил бомбу в тот день.

Дэвид проснулся в 3:33 под Лондонским небом и закурил сигарету. В этот раз он использовал леску, но кошмары не мучили его никогда. Словно ад не ждал его за всех тех, кого он убил. Плеснув виски на два пальца, он долго взбалтывал его в стакане. Смотрел, как оно плещется по кругу и не выливается. Он уехал утренним поездом.

Дэвид хотел позвонить Клэр, но всегда было либо слишком рано, либо слишком поздно. Он знал, что сердце его трепещет. Он даже начал читать книги, чтобы узнать, что это нормально. Он всегда читал только в черных перчатках, чтобы не оставлять следов.

Поезд тронулся. Дэвид читал газету под большими часами и вскочил в вагон перед самым отбытием. Никто не следил. Никто и не будет, пока ты сам следишь за собой. Он прошел на свое место.

Стройная блондинка с ярко-красными губами сидела напротив. Он нашел тысячу способов расправиться с ней еще до того, как она сказала «Привет».

-Вы не очень-то разговорчивы.

Дэвид закурил сигарету. Он молчал, но уже знал про нее больше, чем она сама. Размер груди и обуви, головы, акцент, линию предков, марку одежды и сумочки, склад ума и профессию. Незачем было что-либо говорить. Даже с сигаретами он говорил любезней.

Когда она позвала его в туалет, он убил ее прежде, чем она сняла трусики. Вышел на следующей станции. Деньги ждали в камере хранения, как и было условлено.

Кругом был туман и болотные призраки. Такие дни тоже случаются. Эти суки думали, что заманят его своими огнями, но у Дэвида были сигареты. Он расстрелял шестерых точными выстрелами, прежде чем они поняли, что к нему лезть не стоит.

Он слишком привык к ожиданию. Пока сидел на скамейке в тени леса и ждал. Пока ехал в поезде и ждал. Пока летел в самолете и ждал. Это была простейшая неизбежность. Мир не знал подобного чувства. Заказы он принимал через узкое окошко в исповедальне католических церквей. Маленькие белые бумажки с номером ячейки, указанием места и шифром. В ячейках была фотография, еще один шифр и половина стоимости. Где достать оружие, он знал.

Они сидели в кафе, и Дэвид курил сигарету и смотрел, как Клэр поедает мороженое. Все картины галерей мира не стоили ничего. Клэр поедала мороженное медленно и с наслаждением, отламывая тоненькой ложечкой по маленькому кусочку. Это могло растянуться на целый вечер. Дэвид курил так же медленно, но сигареты быстрее заканчивались. Клэр рассказывала ему о мире.

Рассказывала о том, что происходило в городе, пока его не было. Что случилось в школе. Где она гуляла, что читала, что смотрела, что слушала. Как валялась дома. Как уставала мама, и как поздно возвращался отец. Как они ходили на выходных в зоопарк и смотрели на кенгуру. Смотрели на львов. Пингвинов и кашалотов. Пили шипучую газировку. Как их возили на экскурсию. И все остальное. Он чувствовал песню мира, незримыми волнами исходящую от Клэр и проходящую сквозь него. Он даже не знал, что улыбается. Дэвид закурил еще одну сигарету. Они успели побывать уже почти во всех кафе и ресторанах этого города. Утром он снова улетел.

Их позднее прощание, и всегда сигарета, оставляющая пепел на губах и языке, пока Клэр вбегает в дверь подъезда и исчезает, а он приваливается к стене и еще стоит, не желая верить и не осознавая, что все уже закончилось. Клэр высовывается из окна и машет ему. Дэвид машет в ответ. Поздний стакан виски в пустой комнате, последняя сигарета на сегодня, последняя мысль о Клэр, и Дэвид проваливается в сон без сновидений.

Такси. Аэропорт. Шкафчик. Очередная мишень. Палец на курке. Это даже не жизнь, которую забираешь. Просто падающий на землю мертвый человек. Исчезнуть, исчезнуть отсюда. Затеряться в толпе, стать таким же блуждающим человеком этого мира. Никто не нашел бы его, даже если б хотел. Это было самим движением мира, как ветер, как горы, как солнце, вселенная и звезды. Как если бы копы взяли торговца хот-догами за то, что государство разрешает ему продавать хот-доги на этом месте. Дэвид купил себе хот-дог.

Сан-Франциско. Ты живешь в Сан-Франциско? Что ты знаешь о Сан-Франциско?

Рим. Скотланд-Ярд. Большое Яблоко. Дэвид сидел в тенях уходящего солнца в своем номере и пил неразбавленную водку из бокала. Он был сразу везде и нигде. Его нельзя поймать. Он даже не думал об этом, как не думает солнце о том, что оно солнце, и как светит, как должно светить. Дверь закрылась, и вошедшая девушка начала раздеваться. Дэвид поднялся и достал второй бокал.

-Что будешь пить?

-Может, сразу к делу?

-Не знаю, что тебе сказали, но я плачу только за то, чтобы ты выпила.

У нее было хорошее тело и хорошее личико. За ним должно было что-то скрываться, если и не душа, то хотя бы человечность. Какое-то обещание стиля, или чего-то еще. Дэвид налил ей водки с тоником, пополнил себе и вернулся в кресло. Шлюха села на кровать.

Дэвид закурил сигарету и стал смотреть, как умирает день. На второй сигарете она сказала:

-Ты что, действительно не собираешься даже притронуться ко мне?

Ее бокал бы уже пуст. Он забрал его и наполнил снова.

-Сигарету?

-Не курю.

Он закурил. Солнце ушло, и глубокие тени забрали номер отеля в свое царство.

-Ты ненормальный, да? – сказала шлюха. – Выглядишь, как псих. Ты что, один из тех парней, которые одиноки настолько, что снимают шлюх лишь для того, чтобы побыть в чьем-то обществе?

Дэвид повернулся и увидел, что ее бокал снова пуст. Затушив сигарету, он забрал его и наполнил. Долил в свой. Бутылка опустела, и он швырнул ее урну.

-Может, ты маньяк? – не унималась шлюха. Ее уже развезло.

-В любой профессии есть риск, – сказал Дэвид. – А тебе надо отрабатывать свои деньги. Можешь посмотреть телевизор, если хочешь.

Их бокалы были пусты, и он отправился за новой бутылкой. Она больше не хотела пить. Он вымыл ее бокал и вернул на место. Шлюха обвила его сзади и попыталась поцеловать, но Дэвид убрал ее руки и покачал пальцем.

-Я не привлекаю тебя?

-Привлекаешь, – сказал он, возвращаясь в кресло к своему бокалу.

-Тогда какого черта?! – закричала она. – Ты не можешь обращаться со мной так, черт возьми! Даже если ты платишь, ты, блядь, не можешь так со мной обращаться!

Дэвид сделал глоток. Ее ярость отчетливо пылала даже в этой тьме.

-Не хочу тебя обидеть. Но я действительно плачу тебе. С другой стороны, это очень легкие деньги. Я ничего от тебя не требую, а в номере есть все, что угодно: еда, выпивка, спутниковое телевидение и интернет, мягкая кровать и даже джакузи.

-А как на счет здорового крепкого хуя?

-Не уверен, что видел здесь что-либо подобное. Но ты можешь позвонить швейцару и заказать вибратор. В остальном же чувствуй себя как дома.

Она стояла и смотрела на него. Дэвид закурил сигарету и стал смотреть в окно. Город горел в огнях, а звезды на небе гасли.

-Ты ведь настолько одинокий человек, что отказывается даже самому себе в этом признаться, да? – спросила шлюха. – И ты совершенно не умеешь обращаться с женщинами.

Дэвид даже не слышал ее. Она хмыкнула и отправилась да диван. Включила телевизор, выкрутив громкость на максимум. Когда она проснулась утром, Дэвид все так же сидел в кресле и медленно тянул водку из бокала. Пепельница была забита окурками, а урна – пустыми бутылками. Она ушла, аккуратно притворив за собой дверь.

-Придурок, – донеслось через закрывающиеся створки. В лучах утреннего солнца, сидящий в кресле человек казался ей бледной пустой оболочкой, в которой не было даже пустоты. В Токио и Сан-Диего было так же.

Во всех городах было так же. Люди одни, личности разные. Что имело значение? Временами Дэвид часами ходил по аэропорту, выбирая подходящую открытку. Он всегда невозможно хотел позвонить Клэр, и никогда не смел. В иные моменты, когда вокруг звонили таксофоны или мобильные, ему казалось, что телефонные компании устроили заговор. Попалась настойчивая девчонка. Она пыталась соблазнить его стриптизом. Дэвид признал, что это было неплохо, и закурил очередную сигарету. У нее были черные завивающиеся волосы и сережка с левой стороны носа.

-Ты что, затаил какую-то обиду на женщин, и таким образом мстишь им? – выдохнула она, наконец, устало опустившись на пол. – Или это какая-то аскеза?

-Это действительно выглядит так? – спросил Дэвид.

-Ты так наказываешь себя? За что? – спросила белокурая норвежка. – Или ты просто выблядок, который не уважает женщин?

Они неплохо поговорили. Время приближалось. До намеченного срока оставалось ровно четырнадцать дней. Дэвид держал все у себя в голове. Он мог сказать точное время до секунды в любой момент, в любой точке земного шара. Заказы отменять даже не нужно было. Все уже знали о том, что сейчас его нет. Те, кому нужно было это знать. Дэвид исчез. Звезды знают о работе вселенной не больше, чем ничего, они не знают ни звезд, ни вселенной. Они лишь суть происходящего, и только она. Он взял билет на самолет.

Выслал открытку.

Последние двенадцать дней Дэвид провел с Клэр. Они встречались ближе к вечеру и гуляли по улочкам до самой темноты. Он поражался, как быстро Клэр выросла. И видя свое отражение рядом с ней в зеркалах и витринах, поражался, что сам выглядит все таким же. Хотя, казалось, их разница в летах лишь разрослась больше, внешне этого заметить было невозможно. Счастливое вечернее время заполнило все.

Он впитывал ее смех, ее улыбку, слова, грусть, злость, взгляды, все, что наполняло Клэр и было рядом. Будь Дэвид способен понять, то осознал бы, что познавал этот мир лишь через нее. И все, что он узнал о нем когда-то, только лишь то, что показала Клэр.

Но, даже если этого и не было в словах или мыслях Дэвида, он ощущал, как важна Клэр. Как для других людей воздух, гравитация или земля. Когда счетчик показал единицу, он улетел. Прибыл ровно во время.

В аэропорту он нашел открытку со зверюшкой, которая и сама должно быть не знала, что она за зверь. Открытка заставила его улыбнуться. Это была его последняя улыбка на этой земле. Клэр зверюшка тоже заставила улыбнуться.

Оставив цивилизацию, Дэвид продирался сквозь джунгли, оставляя в сени деревьев одежду, мысли, слова и шелуху. Ни звери, ни птицы, ни воздух и даже земля уже не касались его. Когда дошел до храма, к обеду подали двадцать пять тарелок вместо двадцати четырех. Днями шли тренировки.

Вечером Дэвид сидел под водопадом, полностью голый, скрестив ноги в позе лотоса, закрыв глаза. Потоки воды опускались на тело и проходили через него. Сознание ушло. Рай ассасинов открыл свои двери. Белоснежные ангелы с прекрасными лицами, познать которые он не мог, спускались к нему с совершенными телами. Времени не было. Разум сотрясался в неистовых оргазмах и блаженстве, а тело реагировало, выплескивая потоки спермы, что уносились водой и сами были водой. С приходом лучей солнца Дэвид открывал глаза.

Днем проходили тренировки, сражения жизни и смерти, и Дэвид учился. Он был лучше всех, и это не было даже знанием, просто природой вещей, и потому он учился. Осваивая глупость (глупость себя и глупость других, глупость глупости), внимая и постигая ее, как то, что больше не будет существовать в его движении. Бритые ученики смеялись над ним, бросали объедками и избивали. Мастера скалили зубы. Билет на самолет и одежда пришли с посылкой в последний день.

Последняя ночь перед водопадом. Последняя тренировка. Инь и ян, он раскидал всех этих хуесосов, и учеников и мастеров, словно природа и ветер, и оставил лежать в пыли. Похоти больше нет. Нет страха. Нет смерти. Нет жизни. Нет компромиссов. Дэвид шел через джунгли, и даже воздух не коснулся его. В аэропорту он с наслаждением выкурил первую сигарету и нашел очередную смешную открытку.

Клэр снова выросла. Она прыгнула и повисла на нем в объятиях. Дэвид стоял под солнцем, ни жив, ни мертв, лишь закрыв глаза и стараясь, чтобы сигарета не опалила ее прекрасные волосы. Он хотел обнять ее в ответ, сжать в объятиях, но не смел. Стоял, уставив глаза в небо. Небо расплывалось, ответа в нем не было, ни помощи, ни сочувствия, никогда и ничего.

Они ходили по улочкам, и Клэр рассказывала обо всем, а Дэвид смотрел на нее и не знал, что улыбается. Убийца, ведомый за ручку чистейшим ангелом. Клэр рассказала ему про мальчика, в которого влюбилась и с которым теперь встречается. Дэвид подумал: как же она выросла. Теперь она знает любовь, и поцелуи. Как же она выросла. Внезапно Клэр выхватила у него из губ сигарету и отбежала.

Затянувшись, выдохнула в его сторону долгую струю дыма и засмеялась. Лучи солнца красили ее фигуру. Дэвид не двигался.

Клэр смеялась, докуривая его сигарету, и Дэвид улыбался, закуривая новую, и заходящее солнце делало из нее ангела, а его долгая тень была тенью убийцы. И этот город, нашедший волшебство, и воздух, пронизанный ароматом цветов, что не вызывают аллергию, и сладких булочек, но он все равно не осмеливался дотронуться до нее, но все равно это было чудом, и, казалось, счастье было где-то здесь, прямо внутри, и всегда. Клэр затянулась слишком глубоко и закашлялась. Утром Дэвид улетел.

Билет на самолет был куплен заранее. Фотография жертвы ждала в камере хранения вместе с деньгами. Где достать оружие, он знал.

Дата добавления: 2015-11-16