Наблюдение и оценка причин действий и поступков человека

Этот метод изучения мотивов связан с областью исследований в социальной психологии, названной каузальной атрибуцией (от лат. causa — при­чина и attribuo — придаю, наделяю), что означает интерпретацию субъектом причин, мотивов поведения других людей. Далее, при изложении вопроса о кау­зальной атрибуции мною использована работа Ю. С. Крижанской и В. П. Третья­кова (1990).

Возникновение интереса к процессам каузальной атрибуции обычно связывают с работами выдающегося американского психолога Ф. Хайдера (F. Heider, 1958). Размышляя о том, как происходит «наивный анализ поведения» у любого обычного человека, Ф. Хайдер указал на решающую роль приписывания другому намерения совершить поступок при установлении степени ответственности за него. Он счи­тал, что «наивное» понимание исходит из двух предположений: люди ответственны за свои намерения и усилия, но в меньшей степени за свои способности, и чем боль­ше факторы окружающей среды влияют на действие, тем меньшую ответственность несет за него человек.

В этих положениях Ф. Хайдер отметил два пункта, вокруг которых впоследствии развивалась теория атрибуции: во-первых, это различение намеренных и ненаме­ренных действий, а во-вторых, различение личностных и средовых атрибуций, или вопрос о локализации причины..

Вопрос о намеренности действия включает в себя вопрос о собственно намере­нии и вопрос об осознаваемых или предвидимых результатах. Действительно, в лю­бой ситуации очень важно понимать, поступает ли человек намеренно или случай­но, предполагает ли он возможность появления тех или иных результатов, или они являются для него полнейшей неожиданностью. Это можно заметить во многих при­вычных разговорных формулах. Когда человек говорит: «Я вижу, что вас расстроил, но, поверьте, я совсем не хотел этого», — он объясняет, что его поступок был нена­меренным. Когда же он говорит: «Я знаю, что говорю вам неприятные вещи, но со­всем не хочу вас обидеть и надеюсь, что вы меня поймете правильно», — результат его слов — возможная обида собеседника — им предполагается.

Что касается различения личностных и средовых атрибуций, т. е. приписывания причин действия либо человеку, являющемуся «автором» действия, либо внешним по отношению к нему факторам, то этот вопрос также действителен и актуален для понимания поведения человека. Одно дело сказать, что «он поступил так, как счи­тал нужным», и совсем другое, что «его к этому вынудили обстоятельства», — каж­дый сразу чувствует, что за этими высказываниями должны следовать разные пред-положения о дальнейшем поведении этого человека. По сути дела, различение внут­ренних и внешних причин так или иначе постоянно проявляется при объяснении своих и чужих поступков.

При построении своей модели процесса атрибуции Ф. Хайдер попытался учесть оба этих важных вопроса. Больше всего его волновало, как определяется степень ответственности за поведение, и он предложил «наивный анализ поведения», про-

ведя который человек может решить вопрос о степени личной ответственности в том или другом случае.

В основе его модели каузальной атрибуции лежат следующие предположения. В любой ситуации в поведении человека наблюдатель может выделить две основ­ные компоненты, определяющие действие, — это старание и умение. Старание оп­ределяется как произведение намерений совершить действие и усилий, приложен­ных для осуществления этих намерений. Умение же определяется как разность меж­ду способностями человека к данному действию и «объективными» трудностями, которые надо преодолеть для его совершения, причем на это может еще повлиять какая-либо случайность. Так как намерения, усилия и способности «принадлежат» действующему человеку, а трудности и случайности определяются внешней ситуа­цией, то «наивный наблюдатель», придав основное значение одному из этих пара­метров, припишет ответственность самому человеку (потому, что «он сам такой») или причины действия свяжет с внешней средой (потому, что «так сложились об­стоятельства»). Таким образом, в соответствиии с представлениями Ф. Хайдера, владея информацией только о содержании действия, можно объяснить поступок либо личностными особенностями, либо причинами, локализованными в окружаю­щей среде.

По всей видимости, действительно могут быть использованы все те переменные, которые Ф. Хайдер включил в свою модель, однако она не позволяет учесть и объяс­нить всю совокупность факторов. Решая с помощью этой модели вопрос о локализа­ции причины поступка или действия (в личности или в окружении), наблюдатель не может указать конкретной причины. Он может лишь грубо обозначить область, «где она лежит».

Тем не менее в реальном общении мы обычно не останавливаемся на этом эта­пе, а идем дальше: нам важны именно конкретные причины, определяющие дей­ствия людей. Определить их попытались Джоунс и Дэвис (цит. по: Е. Jones, A. Gerard, 1953) в своей модели (схеме) каузальной атрибуции — модели соот­ветственного вывода «от действий к диспозициям». Результатом рассмотрения причин и следствий по этой схеме была уже не просто локализация причины в личности или в ситуации, а выделение какой-то вполне определенной личностной черты, диспозиции или предпочтения, которые и лежали в основании действия или поступка.

Основное предположение авторов состоит в том, что для атрибуции намерений действие может быть информативно в той степени, в какой оно рассматривается в контексте выбора и отражает выбор одной из Многих альтернатив. Действительно, когда известно, что человек поступал единственно возможным способом, вряд ли можно что-либо сказать о его личностных пристрастиях — неясно, как еще он мог бы себя вести, если бы были другие возможности. В то же время, если у человека был выбор из нескольких вариантов и он остановился на одном из них, то можно пытаться понять основания выбора, которые и будут причиной поступка.

При таком понимании проблемы вывод от действия к диспозиции может быть получен путем оперирования следующей информацией: 1) о количестве необщих 'уникальных) факторов (причин), приводящих к формированию намерения; 2) о со­циальной желательности этих факторов. Роль количества необщих факторов для Понимания причин поведения легче всего продемонстрировать на примере.

Предположим, что некий молодой инженер выбирает себе место работы; у него есть три варианта — заводы А, Б и В. Перечислим возможные причины выбора ме­ста работы: 1) большая зарплата; 2) перспективы быстрого роста; 3) работа с друзь­ями по институту; 4) предоставление жилья; 5) интересная работа, дающая интел­лектуальное удовлетворение. На заводе А у него будет большой оклад (1), возмож­ность быстрого роста (2); на заводе Б — зарплата (1), друзья (3) и жилье (4); на заводе В — друзья (3) и интересная работа (5). Чтобы сделать вывод о причинах выбора того или иного места работы, необходимо выделить необщие факторы:

Завод	А	Б	В
Факторы выбора	1 2
Общие факторы		1 3
Необщие факторы
	(карьера)	(жилье)	(интересная	работа)

Теперь становится ясно, что если инженер выбирает завод А, то он в основном заинтересован в карьере (2), а жилье (4) и интересная работа (5) для него неакту­альны. Если он выбирает завод Б, то он в основном хочет получить жилье (4), а карь­ера (2) и интересная работа (5) не очень важны, а если он выбирает завод В, то глав­ное для него интересная работа (5), зарплата (1), а карьера (2) и жилье (4) неакту­альны. В результате в первом случае мы делаем вывод, что инженер — карьерист, во втором — что он остро нуждается в жилье, и в третьем — что он творческая лич­ность. Но если бы все три завода предоставляли одинаковые условия, то, зная о вы­боре инженера, мы ничего не смогли бы сказать о его причинах.

Таким образом, анализ необщих факторов поступка как будто бы приводит к вы­яснению его причин. Однако, по представлению Джоунса и Дэвиса, необходим еще один шаг — выяснение степени социальной желательности того действия, поступ­ка, которое совершено. Действительно, если поступок социально желателен (на­пример, с точки зрения какой-либо группы), то в таком случае его причиной может быть не какая-то особенность личности, а ситуация, внешние обстоятельства (же­лание соответствовать требованиям группы).

Чем меньше социальная желательность действия, тем увереннее причины пове­дения — те диспозиции, которые за него «ответственны», — приписываются само­му человеку.

Многочисленные исследования показали, что модель «соответственного выво­да» в целом не противоречит реальности, т. е. люди в своей повседневной жизни действительно руководствуются подобными правилами при объяснении поступ­ков и действий других. Существуют и прямые экспериментальные подтверждения ценности основных положений модели. Так, в работе Ж. Нюттена была подтверж­дена зависимость вывода от количества уникальных факторов; в его исследовании показано, что уменьшение числа необщих, уникальных факторов некоторых дей­ствий приводит к более точным, уверенным выводам при толковании причин этих действий.

Анализируя модель Джоунса и Дэвиса, можно заметить ее определенную огра­ниченность. В соответствии с ней конечный вывод связан с конкретной диспозици­ей, лежащей «за» поведением. Это приводит к тому, что если действие не может

быть объяснено личностными причинами, то объяснение действия с точки зрения ситуации остается за рамками модели и нет способов найти его причины.

Например, если некто на наших глазах переходит дорогу в неположенном месте, подвергаясь опасности быть сбитым машиной, то, используя модель соответствен­ного вывода, ничего нельзя сказать о конкретном побуждении, ответственном за это поведение. Этим малосодержательным утверждением и будет исчерпан наш вывод, так как модель не дает возможности обнаружить причины, понять, почему он так делает: потому ли, что спешит, потому ли, что из окна смотрит любимая девушка и он демонстрирует ей свою храбрость, потому ли, что, задумавшись, начал перехо­дить дорогу и теперь не может повернуть назад.

■Еще одним ограничением модели является то, что по ней делается вы вод на осно­вании сведений только об одном поступке человека, т. е. она не позволяет судить о типичности такого поведения. Одно дело, если человек пересекает улицу вне зоны перехода всегда, а другое, если делает это в первый раз в жизни.

Модель каузальной атрибуции, позволяющую найти причину и в личности, и в окружении и При этом учитывать информацию не об одном, а о многих действиях человека, предложил Келли (Н. Kelley, 1971). В его модели информация о поступке оценивается по трем аспектам — согласованности, стабильности и различию.

Согласованность — степень уникальности действия с точки зрения принятых в обществе норм поведения. Низкая согласованность отражает уникальность данно­го действия, а высокая говорит о том, что оно является схожим для большинства людей в данной ситуации. Стабильность подчеркивает степень изменчивости во вре­мени поведения данного человека в подобных ситуациях. Высокая стабильность — когда человек в большинстве случаев ведет себя так же, низкая — свидетельствует о том, что данное действие уникально для человека в подобных обстоятельствах (только сегодня!). Различие определяет степень уникальности данного действия по отношению к данному объекту. Низкое различие предполагает, что человек ведет себя так же и в других подобных ситуациях. Высокое различие предполагает уни­кальность сочетания реакции и ситуации.

Схема Келли «работает» следующим образом. Различные сочетания высоких или низких значений факторов определяют отнесение причины поступка либо к личностным особенностям (личностная атрибуция), либо к особенностям объекта (стимульная атрибуция), либо к особенностям ситуации (обстоятельственная ат­рибуция).

Обратимся снова к примеру с недисциплинированным пешеходом и проведем атрибуцию по модели Келли. С ее помощью можно более или менее точно «локали­зовать» причину либо в личностных особенностях человека, либо в особенностях ситуации, либо — объекта. Так, если мы знаем, что на этой улице люди в основном соблюдают правила дорожного движения и обычно идут по переходу (низкая согла­сованность), если этот конкретный человек всегда пересекает дорогу здесь в непо­ложенном месте (высокая стабильность) и при этом вообще часто нарушает прави­ла движения не только здесь, но и в других местах (низкая степень различия), то мы заключаем, что причина его поведения в нем самом — характерологические особен­ности «заставляют» его переходить улицу именно так. Если же, в другом случае, мы знаем, что очень многие нарушают правила в этом месте, т. е. ведут себя так же, как и наш пешеход (высокая согласованность), если этот пешеход всегда здесь перехо-

дит дорогу именно так, но при этом в других местах соблюдает правила дорожного движения (высокая степень различия), мы можем заключить, что его поведение оп­ределяется особенностями стимула (т. е. здесь переход расположен крайне неудоб­но). Если же, наконец, мы знаем, что здесь правила никто не нарушает (низкая со­гласованность), что наш пешеход тоже обычно переходит эту улицу по правилам (низкая стабильность) и что в других местах он идет тоже по переходу (высокая степень различия), то можем заключить, что его поведение н данном случае объяс­няется особенностями ситуации, например он куда-то сейчас спешит или действи­тельно на него смотрит любимая девушка.

Ошибки атрибуции. Рассмотренные модели предполагают сложный анализ разнообразной информации о действиях человека. Между тем далеко не всегда в нашем распоряжении есть вся необходимая информация и время для ее анализа.

Например, кто-то опаздывает на свидание с приятелями. Один из ожидающих считает, что это связано с плохой работой транспорта, другой предполагает, что опоздание — результат легкомыслия того, кто опаздывает, третий начинает сомне­ваться, не сообщил ли он опаздывающему неверное время встречи, а четвертый счи­тает, что их специально заставляют ждать. Таким образом, у каждого свои предпо­ложения о причине опоздания: первый видит ее в обстоятельствах, второй — в осо­бенностях личности опаздывающего, третий видит причину в себе, а четвертый считает опоздание намеренным и целенаправленным. Причины приписаны совер­шенно разным моментам, причем связано это, вероятно, с тем, что приятели по-раз­ному проводят атрибуцию. Если бы каузальная атрибуция действительно представ­ляла собой ту строгую логическую процедуру, какой она предстает в моделях, то, вероятно, результаты были бы более близкими. Получается, что, с одной стороны, вроде бы нет возможности осуществить правильную атрибуцию причин поведения, а с другой — результаты атрибуции «налицо*, и не только в экспериментах, но и в реальной жизни. По-видимому, в реальных условиях приписывание причин требо^:" ваниям ситуации или внутренним диспозициям происходит, но как-то «неправиль­но». Следовательно, важно установить закономерности этой «неправильной*, но ре­альной атрибуции.

Исследователи каузальной атрибуции предполагают существование двух клас­сов причин, которые приводят к отклонениям реальной каузальной атрибуции от «идеальных» моделей. Во-первых, это различия в имеющейся информации и перс­пективе наблюдения и, во-вторых, это мотивационные различия.

Информационные различия и различия в восприятии ярче всего проявляются при анализе различий в атрибуции причин поведения, которое производится «автором» действия и «сторонним наблюдателем». Действительно, все зависит от точки зре­ния на ситуацию. Любая ситуация «изнутри» выглядит иначе, чем «снаружи», и, более того, можно говорить о разных ситуациях для того, кто действует, и для того, кто наблюдает. Соответственно и приписывание причин требованиям ситуации или внутренним диспозициям у действующего и наблюдающего происходит по-разному.

Е. Джоунс и Р. Нисбет (Е. Jones, R. Nisbett, 1972) описали атрибуцию восприни­мающего и деятеля («автора» действия) соответственно как диспозиционную и си­туационную. Другими словами, они предположили, что люди склонны при объясне­нии своего поведения приписывать причины преимущественно требованиям ситуа­ции и обстоятельствам, а при объяснении чужого поведения — внутренним

условиям — диспозициям. Грубо говоря, если действует другой, то причина в том, что «он сам такой», а если действую я, то — «таковы обстоятельства».

Информационные различия между наблюдателем и деятелем заключаются во владении различной информацией о действии — деятель знает об «истории» дей­ствия больше, чем наблюдатель, он также знает свои желания_у мотивы, ожидания от этого действия, а.у наблюдателя такой информации нет. Различия в восприятии заключаются в том, что для наблюдателя поведение является «фигурой» на фоне ситуации, для деятеля же именно ситуация, внешние условия являются «фигурой», на фоне которой нужно выбрать поведение. В результате наблюдатель склонен по­стоянно переоценивать возможности личности, роль диспозиций в поведении дей­ствующего. Эта «неправильность» получила название «фундаментальной ошибки атрибуции» (Л. Росс [L. Ross, 1977]). Наряду с ней выявлены также и другие ошибки атрибуции, связанные с характером используемой информации.

Это в первую очередь ошибки «иллюзорных корреляций» и «ложного согласия».

Ошибка «иллюзорных корреляций» возникает из-за использования априорной информации о причинных связях. В соответствии со своими представлениями чело­век склонен в ситуации выделять одни моменты и совершенно не замечать других и вместо поиска причин просто «вынимать» из памяти то, что ближе (к примеру, если у кого-то что-то болит, часто говорят «наверное, что-то не то съел»). Интересно в этом отношении обратить внимание на то, как объясняют молодые родители плач своего младенца. Одни склонны «переводить» плач как просьбу о еде и кормят ре­бенка, другие считают, что «ему холодно», и утепляют его, третьи уверены, что «у него что-то болит», и приглашают врача и т. д. и т. п. Поскольку достоверно уста­новить причину плача в каждом случае очень трудно, то очевидно, что при атрибу­ции используются какие-то предварительные представления о том, почему дети пла­чут (и если, в результате, ребенок начинает, например, постоянно переедать, то при­чина не всегда в очень хорошем аппетите, просто родители часто неправильно истолковывали его плач и приучили много есть).

Если рассматривать «механизм» ошибки «иллюзорных корреляций» как влияние ожиданий о причинах тех или иных действий, то очень важен вопрос о происхожде­нии этих ожиданий. Действительно, почему одни родители полагают, что ребенок все время голоден, а другие, что все время болен? Почему одни люди, почувствовав себя плохо, в первую очередь вспоминают, что они ели вчера, а другие — нервнича­ли ли они?

Очевидно", что «иллюзорные корреляции» появляются у человека в силу разных обстоятельств — прошлого опыта, профессиональных и иных стереотипов, получен­ного воспитания, возраста, личностных особенностей и многого другого. И в каж­дом случае иллюзии будут свои, а следовательно, будет и различная атрибуция.

Особенно важно подчеркнуть такую причину тех или иных ожиданий, как инди­видуальные различия в стиле атрибуции. Многочисленные исследования показали, что одни люди склонны больше к личностно-психологическим объяснениям, дру­гие — к ситуационным. Первые — «субъективисты» — чаще объясняют свои и чу­жие действия намерениями, желаниями и усилиями самого человека, а вторые — «ситуационисты» — чаще объясняют все исходя из обстоятельств (X. Хекхаузен). Само же наличие таких «стилей» свидетельствует об обязательном присутствии си­стематических и неустранимых «ошибок» в атрибуции причин поведения.

«Ошибка ложного согласия» состоит в том, что приписывание причин поступка ситуации или внутренним диспозициям всегда происходит с эгоцентрической пози­ции — человек отталкивается от своего поведения, причем переоценивая его обыч­ность и распространенность.

Другой класс причин, вызывающий различия в атрибуции причин поступков и действий. — мотивационная предубежденность: атрибуция каждый раз проводится таким образом, чтобы ее результаты не противоречили представлениям о себе, что­бы подтверждалась самооценка.

Представим себе лектора (докладчика, выступающего), который видит, что кто-то встает и, нисколько не стесняясь, выходит из аудитории. Если лектор молодой, неуверенный в себе, ему будет казаться, что он что-то не то сказал или что вышед­шему стало скучно; уверенный в себе лектор решит, что человек просто невоспи-тан, не умеет себя вести и т. д. Опытный же докладчик знает, что выход из аудито­рии чаще всего никак не связан ни с ним, ни с лекцией — человек вышел в связи со своими обстоятельствами. Как видно, во всех этих атрибуциях явно «просвечивает» мотивация.

Таким образом, исследования показывают, что существует множество ошибок атрибуции, вызванных разными причинами, в силу чего она приводит к различным результатам.

В. С. Мерлин справедливо замечает, что метод наблюдения с использованием каузальной атрибуции дает возможность делать лишь предположения. Так, тот факт, что ученик имеет самые хорошие отметки по географии, может свидетельство­вать о наличии у него интереса к этому предмету, а может — и о том, что требова­ния учителя не очень строгие или что география дается ученику легче, чем матема­тика или языки. Точно так же хорошая успеваемость по всем предметам не говорит об интересе ко всем предметам, хороший табель может быть нужен для того, чтобы при поступлении в институт не сдавать экзамены. Ученик, выступающий на класс­ном собрании и критикующий своего товарища, может руководствоваться при этом разными причинами: желанием проявить принципиальность, выполнить просьбу классного руководителя, отомстить за нанесенную ему обиду, прослыть смелым или переложить свою вину на другого.

Поэтому по, результату деятельности, степени владения умениями или по тому или иному поступку не всегда можно судить, какими мотивами руководствовался" человек. Отсюда — частое непонимание учителями и родителями мотивов поступ­ков детей, приписывание им своих причин и целей и, как следствие, — возникнове­ние конфликтов.

Сказанное можно проиллюстрировать работами ряда авторов.

По данным М. В. Матюхиной (1984), учителя оценивают мотивы обучения школь­ников значительно ниже, чем они сами (это, правда, не относится к престижным мотивам — «привык быть в числе лучших», «не хочу быть худшим» и т. п.).

А. А. Реан (1990) изучал мотивы учащихся ПТУ, причем в одном случае опраши­вались педагоги, а в другом — сами учащиеся. У учащихся на первых местах были две цели — получить диплом и стать высококвалифицированным специалистом. В пятерку ведущих целей входили также: «приобрести глубокие и прочные знания», «не запускать предметы учебного цикла», «успешно учиться». Преподаватели — мастера производственного обучения — среди целей обучающихся на первые два

места поставили те же, что и сами ученики; остальные выдвинутые ими цели не совпали с названными учащимися. Преподаватели общих дисциплин получение дип­лома и высокой квалификации тоже отметили среди пяти ведущих целей, но поста­вили их на 3-4-е место. На первых же местах у них стоят цели, которые учащимися практически не назывались: избежать осуждения и наказания за плохую учебу и постоянно получать стипендию. Таким образом, представления преподавателей об­щего цикла о мотивах учебной деятельности учащихся неадекватны.

Как отмечает А. А. Реан, такое положение чревато многими тактическими ошиб­ками в воздействии педагогов на учащихся. Во-первых, неадекватное познание мо­тивов ведет к неправильным педагогическим методам воздействия. Во-вторых, ори­ентация на «отрицательные» мотивы (избегания, боязни неудачи, страха) всегда менее эффективна, чем на положительные. В-третьих, в этих представлениях педа­гогов отражается их авторитарность, приверженность к «силовым» методам воспи­тания, которые малоэффективны.

Характерно, что чем больше был стаж у преподавателей, тем менее адекватно они представляли мотивы учащихся; молодые педагоги, очевидно, лучше помнят собственные мотивы обучения и успешнее проецируют их на учащихся.

Дата добавления: 2015-07-11