Предтеча

Да… Некогда я любил. А теперь — некогда.

Мне повезло: в области любви я вполне душевно здоров. Никогда не накрывало, не темнело в глазах, с крыш не прыгал, а утопиться шансов не было — в море я, как рыба.

Слышу скептическое, с женской половины: «Да ты просто любить не способен, бревно хреново».

Отвечаю.

1. Любить и дуреть — совсем разные занятия.

2. У кого-то из-за вас крышу рвёт, а вам, пардон, приятно?.. Бросьте, может не стоит так комплексовать?..

…С трёх до пяти у меня была подружка Танька. Старше на целый год — почти, как мама. С тех пор, все Таньки вызывают у меня неизменно тёплые чувства. Это — так, для справки.

Впервые я влюбился в первом классе. Это было сильно. Я боготворил, мечтал и играл на гармошке грустные страдания.

А потом, набрался храбрости и предложил дружить. И был на седьмом небе от счастья, получив строгое согласие. И мы были друзьями. И была только радость. Никакой ревности, тоски и прочей пены. Потом, я уехал жить в Адлер.

Адлер — это 5-й класс. Там была девочка — по ней сохли все Черёмушки. Кстати, Таня. Не красавица, но обаятельная, смелая и самодостаточная.

А я — толстый и неуклюжий. Я любил её безмолвно и безнадёжно, ни хрена ничем не томим, с пятого по десятый класс. Никаких амбиций и эксцессов — зачем?..

Позже оказалось, что мы — довольно родственные души, это меня и привлекало. В те годы комплекс «толстяка» я компенсировал гитарой, начитанностью и добродушием.

Поступив в академию, похудев и став шибко гарным хлопцем (факт!), я не перестал быть мальчишкой, привыкшим что-то значить только в человеческом плане. Это и помогло остаться собой.

Девчонки для меня были — люди в первую очередь. Если ты интересна, искренна, близка по-человечески — то начинаешь казаться и красивой. Если нет — чем фотомодель, тем вообще ноль интереса.

На внешность никогда сильно не западал. Идеалы, видите ли, не те: подавай ум, добродушие и открытость. Я не влюблялся — дружил. Мог привязаться сильно, но к человеку, а не к телу.

Иногда меня пытались колоть девчата, не знавшие поражений — но я не влюблялся, хоть тресни. Так и жил, припеваючи! Пока, уже на четвёртом курсе, мне не раскрыли глаза.

Оказывается, полкурса девчонок смотрит на меня исключительно, как на мужчину! Ё-ё…. Стало, типа, жаль их всех: инстинкты же, «и чувства так непрочны!..» А я, оказывается, очень даже ничего?.. Значит, могут западать. На фиг! — и я ещё крепче окопался в зоне человеческих отношений.

На пятом курсе появилась Таня — воплощение и человеческих, и самых ярких женских качеств. Мы были близки душевно, но, как пара, — день и ночь.

Я оценил и очень привязался, а она была влюблена. Я всерьёз решил быть с ней, а она долго боялась. Я понял: ничего лучшего не найду, и мы поженились. А она долго в это не верила.

Двенадцать лет мы пытались стать по-настоящему близкими людьми. Это значит — понять друг друга так, чтобы ничто не мешало любить. Чтобы никогда не было причин для ссор. И чтобы всегда хотелось быть вместе. Нехилая цель?.. Она оказалась достижимой!

…Впервые я возбух по поводу любви в 23. Ещё студентом был уверен: своими мыслями и чувствами человек должен управлять сам!

Начитавшись в «Студенческом меридиане» плаксивого нытья, типа «я его полюбила, а он меня бро-о-осил!», я разразился рукописным трактатом на 22 страницах.

Сейчас он умещается в две строки: «Вы чё, охренели? Разве может у вас в голове что-то происходить без вашего участия? А вы сами — где?! Хватит валить на другого! Любовь — это ты сам!» Примерно такую пару абзацев тогда и напечатали.

Моя теория была проста: любовь — это абсолютная чистота совести. Отдаёшь всё, что можешь, не обделил, не подвёл, не обманул, не скрыл — будешь чувствовать любовь (как бы, в награду).

Обманул, обделил хоть в чём-то, скрыл хоть крошку — хана, любовь уменьшается (в наказание). Любовь — то есть, к человеку, зверю, вещи, делу — чему угодно.

Отсюда — правило: почувствовал уменьшение любви — ищи, в чём подвёл или ошибся. Исправишь — любовь вернётся.

Эх, как я был близок к истине! Не учитывал только обратной стороны: если партнёру твоя любовь до фени, и тебя в ответ конкретно грохают — не стоит быть грушей для битья. Но, это работало. Тогда, в самое трудное наше время, нас удержала вместе именно эта идея.

Второй трактат о любви — ещё через 10 лет — был уже напечатан на машинке. Момент был ещё тот: гиперинфляция, мы целый год — вдребезги, я уже шабашу на Северах — в общем, почти разбежались.

Но оба понимаем:

а) дети ни в чём не виноваты,

б) у нас просто сорвало и унесло крыши.

Так или иначе, жить надо вместе. И, при любом, раскладе — обязательно в кайф.

Но, как?!? Тут я и нарвался на «Дианетику» — и увидел свой выход. Из Москвы приехал окрылённый: теперь смогу! И всё это — на бумагу, для Тани.

Эссе оказалось не законченным, но читали его с удовольствием и говорили: «ну почему в ЗАГСах это не лежит!?»

Тогда я усвоил: главное для взаимопонимания — общая реальность. Узнать друг о друге всё — до последней нитки, до последнего чужого поцелуя; все скрытые темы, «запретные» чувства и «постыдные» желания.

Увидеть это — единственный шанс принять друг друга настоящими. Или карты на стол — или так и будем чужими. Или быть семьёй — или притворяться. Решили — быть.

Мне было открываться легче — я и так открыт. Тане — труднее. Процесс выздоровления проходил бурно и с осложнениями — но больной выжил!

Пришлось и пореветь белугой, и стенки пободать. Но, в конце концов, пробило. Я увидел, почему мы причиняем друг другу боль. Оказалось — мы не страшные! Мы сами боимся!

И началось всплытие. Дышалось с каждым днём всё легче. Мы научились говорить, договариваться и не оставлять недомолвок.

Вот тут и начался наш реальный медовый месяц — и заканчивать его мы не думаем. Пора делиться опытом, а то дети уже по парам распределяются!

Дата добавления: 2015-07-11