Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Звонок в дверь. Индрек идет открывать. Входит Сиртс.

СИРТС: Привет! Поздравляю, Индрек! (Целует именинника.)

ИНДРЕК: Спасибо. Прошу к столу!

СИРТС: Я принесла тебе бананов. Вместо цветов. Я подумала: к чему тебе цветы, завтра же лететь в Америку, цветы останутся здесь вянуть. А бананы ты съешь.

ТЫНУ: Обрати-ка внимание, Мярт – бананы!

МЯРТ: Да! Белоснежка принесла бананы. Сказка!

ИНДРЕК: Это мои школьные друзья – Тынц и Мярт. А это – Сийри.

МЯРТ: Привет, Белоснежка!

СИРТС: Привет... Только я не Белоснежка.

ТЫНУ: Не бери в голову, для нас сегодня любая женщина – Белоснежка. И не спорь.

СИРТС: Наверно мне самой решать, кто я, не так ли?

ИНДРЕК: О, разумеется. Позволь, я налью тебе вина. (Идет за вином.)

МЯРТ: А я – позволь – водки!

СИРТС: Нет, спасибо. Водку я не пью. И никогда не пила.

МЯРТ: А ты попробуй!

СИРТС: И пробовать не стану. Сами пейте, если хотите. А что означает этот мундир на тебе?

МЯРТ: Это означает, что я милиционер.

ТЫНУ: А я по политической части.

СИРТС: Политик, значит? В какой партии состоишь?

ТЫНУ: Партия у нас одна. Коммунистическая. А служу я в ЧК. Недаром меня прозвали Железным Тыну.

СИРТС: Это у вас такие шутки? Я не врубаюсь.

ТЫНУ: Нам не до шуток, барышня. Борьба с классовым врагом – дело серьезное.

МЯРТ: Да, пора свернуть шею проклятой контрреволюционной гидре. За победу мировой революции, товарищи!

(Мярт и Тыну встают, чокаются и пьют до дна.)

ИНДРЕК (возвращаясь с вином): Не обижайте девушку.

СИРТС: Какие интересные у тебя друзья!

ИНДРЕК: Да, очень интересные. Только не позволяй им делать из тебя дурочку, это они любят!

СИРТС: Из меня никто не сделает дурочку.

ТЫНУ: А вот за это, Белоснежка, не ручайся.

МЯРТ: Зажмем твои тонкие пальчики в слесарные тиски – и ты, Белоснежка, добровольно признаешь себя дурочкой!

СИРТС: Повторяю – никакая я не Белоснежка!

ТЫНУ: Бананы ты принесла? Принесла!

СИРТС: Не сижу связи.

ИНДРЕК: Это они дурака валяют. Не обращай внимания.

СИЙРИ: Я и не обращаю. Ты утром заедешь за мной на такси?

ИНДРЕК: Да, подхвачу тебя – и поедем в аэропорт.

МЯРТ: А оттуда – в Америку! Живут же люди!

СИРТС: Ты бывал в Америке?

МЯРТ: А кто там не бывал? Каждый обязан туда съездить – это ведь страна неограниченных возможностей!

СИРТС: Я тоже так считаю. А всегда чудесно чувствую себя в Нью-Йорке, это – мой город. Знаешь, всякий раз, когда я схожу с самолета в аэропорту Кеннеди, у меня такое чувство, будто я вернулась домой. Мне так хочется жить в Нью-Йорке, его стиль и темп жизни – это то, что мне надо...

МЯРТ: Вот-вот. Послушай, Белоснежка, сядь со мной рядышком. Кстати, Индрек, она у тебя просто очаровашечка!

ТЫНУ (бормочет) Кожа белая, как снег, очи черные как эбеновое дерево, губы красные как кровь..

МЯРТ: Груди как два гномика.

ИНДРЕК: Заткнись!

СИРТС: Свои наблюдения можешь держать при себе!

МЯРТ: Не обижайся. Я имею в виду таких крупных крепких гномиков, таких могучих, которые только и делают, что добывают драгоценные камни. И на колпачках у них такие кнопочки, задорно торчащие вверх. Сядь ко мне...

СИРТС: Мне и здесь хорошо.

ТЫНУ: Послушай, Интс, мы будем пить водку, или ты навек присох к этой винной бутылке? Вылей ее в сортир!

ИНДРЕК: Будем, все будем, сейчас я тебе налью. (Наливает.)

СИРТС: Сколько вы уже выпили?

МЯРТ: Второй литр наполовину осилили.

СИРТС: Второй литр! И как это в вас столько влезает?

МЯРТ: Дело привычки. Послушай, Белоснежка...(Подсаживается к ней поближе.)

СИРТС: Тебе непременно надо сидеть так близко?

МЯРТ: Да, иначе тебе мои речи не слышны. У меня к тебе важный разговор.

СИРТС: Ну и?...

МЯРТ: А как твои дела... Вообще?

СИРТС: Не самый остроумный вопрос.

МЯРТ: Нет, честно... Меня интересует.. Я уже, можно сказать, старик, интересуюсь знать, как живут такие птички Божьи. Такие, каким нравится Нью-Йорк и которые мечтают жить в Америке.

СИРТС: Во-первых, я не птичка. А во-вторых, с чего ты взял, что ты старик? Ты далеко еще не стар!

МЯРТ: Ах, дорогое дитя, я родился в прошлом веке!

СИРТС: Ах ты бедненький! Да мы все родились в прошлом веке. Какое это имеет значение? В Англии, где я училась, люди намного старше тебя поступают в университеты, ходят на лекции и до сих пор выбирают, чем заняться в жизни. Они еще только ищут свой путь, учатся, повышают квалификацию. Они чувствуют себя молодомыми. У них еще все впереди. И скажи кому-нибудь из них: ты старик! – он жестоко обидится.

МЯРТ: Все это оттого, что они кретины. Имбецил тоже вечное дитя и до гроба писает в штанишки. Вечные подростки!

СИРТС: Почему ты так говоришь? Тебе не хочется оставаться молодым?

МЯРТ: Ни за что! Гадость какая!

ТЫНУ: не тожется не хочется. Современная молодежь так глупа.

СИРТС: Ну ну! А вы все, конечно, умники!

ТЫНУ: Да, мы умные. Это ужасно, но так оно и есть. Я-то вижу. Я ведь школьный учитель.

СИРТС: Ну и чему ты учишь?

ТЫНУ: Литературе. Это ужасно, Белоснежка. Большинство современных старшеклассников ничегошеньки не знает!

СИРТС: Не относись к этому так трагически, просто теперь никто не читает столько, сколько прежде. Времена меняются. Я понимаю, что тебя как препода это бесит, но не все ведь обязаны читать каких-то Таммсааре и Достоевских. В мире столько интересного и без них. Есть компы, и то, что прежде приходилось с трудом разыскивать в книгах, ты одним пальчиком выуживаешь из интернета. Мир открыт, можно путешествовать. Люди делают карьеру, много учатся, читают специальную литературу. Понимаешь, сегодня постоянно надо совершенствоваться, чтобы удержаться на плаву и не отстать от поезда. А на всякую там беллетристику просто времени не остается!

ТЫНУ: Во-во! Именно это я слышал и от своих учеников. Слышал – и ушам своим не верил. Знаешь, Белоснежка, в университете я очень хотел стать учителем литературы. Представлял себе, как мы с учениками будем читать хорошие книги, действительно хорошие, а не заплесневелую обязаловку из школьной программы, и как после будем с классом беседовать об этих книгах, делать то, о чем я постоянно мечтал в школе, но тогда это было невозможно, так как литературу нам преподавала стараая дура, которая держалась за программу как утопающий за соломинку и вбивала нам в голову всякое дерьмо. Я хотел стать для моих ребят таким учителем, о котором сам мечтал, но теперь выходит, что не удалось. О таких, как я, уже никто не мечтает! Я опоздал! Скажи, Белоснежка, ты читала «Трех мушкетеров»?

СИРТС: Пробовала когда-то, но бросила. Зато я смотрела американский фильм, это было круто. Один мушкетер, ну тот, главный герой, фамилию не помню, был любовником королевы, ведь так? И какой-то король был его сыном, а у него был брат-близнец, которого держали в темнице?

ТЫНУ: Бога ради, прекрати! А Булгакова ты читала?

СИРТС: А? Фамилия, вроде, знакомая. Что он написал? Это какой-то русский, да?

ТЫНУ: А Кафку читала?

СИРТС: Это что, экзамен? Не читала!

ТЫНУ: Ну «Карлсона» по крайней мере ты читала? В детстве?

СИРТС: Естественно.

ТЫНУ: Как звали воров?

СИРТС: Господи, ну откуда мне помнить? Разве там были воры? Я так давно читала, с какой стати мне все помнить?

ТЫНУ: Мярт, как звали воров?

МЯРТ: Филле и Рулле!

ТЫНУ: Интс, как звали брата и сестру Малыша?

ИНДРЕК: Боссе и Бетан

ТЫНУ: Имя Домомучительницы?

МЯРТ и ИНДРЕК (хором): Хильдур.

МЯРТ: И у нее была сестра Фрида, которая жимла на улице Фрей!

СИРТС: Ну что вы доказали? Что знаете «Карлсона» наизусть?

ТЫНУ: Что мы из другого века! Из старого, закончившегося века. Из другого мира, погибшего, ушедшего под воду мира. Из Атлантиды! У нас с такими как ты ничего общего, разве что нос поперек лица и ниже спины – задница. И все сходство! Кошмар! Я стою перед классом и смотрю на них; я рассказываю им о книгах, в которые был влюблен, о книгах, которые перечитывал трижды, пять раз, десять раз, которые запомнил наизусть. О книгах, которые мне были дороги, к которым я бежал, едва только выпадет свободная минутка, добровольно! Запрети кто мне, я бы все равно читал их! В подвале, под одеялом, где угодно! И я говорю этим долболомам о своих любимых книгах и спрашиваю: «Вы их читали?». Нет, отвечают они. Ну так прочтите! Не желают! А ведь я советовал им хорошие книжки, не какую-то гребаную «Поднятую целину» или «Молодую гвардию». Я советовал им прочесть самые лучшие, самые интересные вещи – но их это не интересует. Они сидят и глядят на меня тупыми рыбьими зенками и спрашивают: «А зачем мы должны читать эту книгу, ведь она такая толстая, какая от этого польза?» Блин, говорю я, ты спрашиваешь, какая тебе будет польза от «Братьев Карамазовых». А такая, ублюдок ты безмозглый, что ты станешь человеком, поймешь, чем живут люди, дорастешь до цивилизованного существа. А они не верят. Они отвечают, что прекрасно обойдутся и без толстенных томов. И они правы. Потому что если все они кретины, то им в своем кретинском кругу просто прекрасно. Бутыль с кетчупом на полке супермаркета не нуждается в Гоголе, ей и так хорошо, к чему ей Гоголь, если она наполнена кетчупом под завязку! Они самодостаточны! Но я все равно лезу вон из кожи, пересказываю им содержание, пытаюсь пробудить интерес – потому что это и в моих интересах. Когда я брожу по городу, мне хочется, чтобы вокруг меня были люди, а не кетчупы. Но все бесполезно. Они не хотят, они не понимают, они не интересуются. И я задумываюсь: а в чем же дело? Неужели книги со временем приходят в негодность, как молоко или колбаса? Но ведь это не так! Просто те люди, те ииндивиды, те существа, которые сидят передо мною в классе, относятся к другому биологическому виду. Собаку не заставишь есть сено, а их не заставишь читать книги. Мне к их мозгам не пробиться, все это только суета сует и унижение духа. Другой вид расплодился как сорная трава.

СИРТС: Ты слишком трагически воспринимаешь жизнь. Будь проще!

ТЫНУ: Порою я ловлю себя на том, что мне убить их хочется. Хожу по улицам, вглядываюсь в лица прохожишь – и замечаю, что мозги их пусты. Они не прочли ни одной из тех книг, что мне дороги, они не видели ни одного из тех фильмов, которые душу мне перевернули; это совершенно чужие существа, пришельцы из иного мира, НЛО какие-то! И во ине срабатывает рефлекс самозащиты. Их надо убивать. Кретины подлежат уничтожению. Дикарей – ликвидировать и сжечь. Потому что они опасны! Сон разума породает чудовищ!

СИРТС: Ты готов убить человека за то, что он не прочел какие-то там книги?

ТЫНУ: Да. Беспощадно. Потому что он НЛО.

МЯРТ: Лапу, дружище! Ты чертовски прав! Я тоже об этом думаю. Блин, сколько идиотов вокруг. Один пулемет решил бы проблему. Длинной очередью от живота – трах-тарарах!

СИРТС: Да вы рехнулись! Если человек не читал писанину какого-то жутко важного старца, еще не повод для расстрела! Я знаю много совершенно замечательных людей, которые, возможно, и в самом деле не читали этого... Достоевского, но при этом их никак не назовшь идиотами! Они в своем деле собаку съели, они хорошие друзья и умеют расслабиться... И мне с ними приятно!

ТЫНУ: Ненавижу таких...Которые умеют расслабляться.

СИРТС: Почему? По-твоему все должны ходить с насупленной мордой и только и делать, что читать «Три мушкетера»?

ТЫНУ: Видишь, Мярт, мы из разных миров.

МЯРТ: Вижу.

СИРТС: Я столько раз бывала в чудесных компаниях с людьми, которые не читали эти ужас какие важные книжки. И представь себе, нам было о чем поговорить. О жизни, о делах, о том, что с кем приключилось... Иной раз мы так хохотали, что... Индрек, помнишь, как мы с моими друзьями ходили на байдарках по озерам Норвегии? Помнишь, как мы заночевали у водопада...Оле начал разводить костер и нечаянно поджег собственный ботинок? Помнишь как мы веселились? Господи, а какие песни пел Сёрен и Лиза! Я от смеха чуть не описалась! А помнишь, как Ханс свалился в реку? Развесил всю одежду на ветвях сушиться, а вместо фигового листка пришпандорил себе на самое интересное место вырванный из газеты портрет Бритни Спирс! И весь день ходил в таком виде. Господи, ну и видок! Признайся, Индрек, разве нам с тобой не было чудесно? Разве люди, не читавшие «Трх мушкетеров», не могут быть славными и веселыми?

ИНДРЕК (пока шел спор, он сидел, обхватив голову руками и боролся с дремотой) Могут...

МЯРТ: Интс, если ты ее трахаешь, еще не значит, что ты обязан во всем идти у ней на поводу!

СИРТС: Что?

ИНДРЕК: Молчать! Всем заткнуться! Лучше послушаем музыку!

(Ставит пластинку с «Молодежной» Дунаевского, начинает танцевать под нее.)

МЯРТ (встает, кланяется Сиртс) Станцуем, Белоснежка?

ТЫНУ (тоже кланяется девушке) Лучше потанцуй со мною.

СИРТС: Нет! На что я вам! Я ведь ничего не читала!

ТЫНУ: Сейчас это не важно. Для танцев сгодишься.

МЯРТ: Если брать тебя просто как женщину...

СИРТС: Отвяжитесь от меня!

МЯРТ: Была бы честь предложена! Не журись, Тыну, станцуем с тобой на пару!

(Танцуют вприсядку.)

СИРТС (Индреку): Убери эту музыку! Это же полный отстой! У тебя других дисков нет?

ИНДРЕК: Это из одного русского фильма...»Волга-Волга».

МЯРТ: Танец дворников с метлами. Это был один из самых клевых фильмов русского времени.

СИРТС: Теперь не русское время.

МЯРТ: Сенгодня вечером как бы русское. Понарошку.

СИРТС: Надоели мне эти тусовки в стиле ретро!

ТЫНУ: В жопу! Никакая это не ретро-тусовка! Ты не в клубе!

СИРТС: А жаль! Сходили бы в клуб, потанцевали нормально. Сегодня в клубах народу полно, Вальпургиева ночь как-никак!

МЯРТ: Какая еще Вальпургиева ночь! Сегодня день международной солидарности трудящихся. А ну ка, Интс, вруби нашу!

ТЫНУ: Никаких Вальпугиевых ночей в Эстонии никогда не отмечали, это буржуазный праздник!

ИНДРЕК: Да, накануне Первомая непозволительно шляться и веселиться. Каждый трудящийся должен в это время готовиться к демонстрации, а город – убираться портретами товарища Брежнева, чтобы стать в этот день краше.

ТЫНУ: И в самом деле, потому что товарищ Брежнев был ослепительно красив!

СИРТС: Интересный у тебя день рождения получается, Индрек! Не понимаю, с чего вы ловите такой кайф. Вам бы жить при Брежневе. Почему вы Брежнева не пригласили?

МЯРТ: А мы его пригласили. Леонид Ильич лично поздравил юбиляра и обещал непременно быть.

(Звонок в дверь. Индрек выключает музыку, идет открывать. Входит Антон, который заметно пьян.)

АНТОН: Я возвращаю ваш стакан.

ИНДРЕК: Ах вот что...Спасибо! Как самочувствие?

АНТОН: Самочувствие отличное, все системы работают нормально. Не думайте, я на вас зла не держу. Я и сам люблю пошутить, мой принцип – и тот кто с шуткой по жизни шашает, тот никогда и нигде не пропадет! Вот!

ИНДРЕК: Чудесный принцип!

МЯРТ: Глотни, старина.

АНТОН: Спасибо, не откажусь. Не такой я человек, чтобы плевать в протянутую рюмку, как говорили в русское время. (Присаживается рядом с Сиртс.) Барышня... или уже мадам?

СИРТС: Барышня.

АНТОН: Ах вот как? Ну конечно! Слушай анекдот, барышня. Ленина спрашивают: кого лучше иметь – жену или любовницу. Ленин отвечает: лучшие – обеих.. Жене говоришь, что пошел к любовнице, любовнице – что остался с женой, а сам – в библиотеку... И учиться, учиться, учиться! (Сам же смеется.)

МЯРТ: Что-то, старина, ты все норовишь к юной даме под бочок. А ну-ка сядь за стол! (Оттаскивает Антона от Сиртс, сам садится рядом с ней, обнимает, пытаясь влепить поцелуй.) Как настроение?

СИРТС: Убери руку!

МЯРТ: Кому она мешает, Белоснежка?

СИРТС (встает, подходит к Индреку.): Я ухожу!

ИНДРЕК: Что ты? Не уходи! Будь умницей! Все путем!

АНТОН: Или вот еще. У Армянского радио спрашивают, сколько человек руководит Советским Союзом? Армянское радио отвечает: полтора. Вечно живой Ленин и полуживой Брежнев. (Хохочет.)

СИРТС: Теперь еще и старик этот с дурацкими анекдотами! Тоже мне кайф! Пошл, Индрек! Потанцуем или в паб. Туда, где нормальные люди. Можем мы в твой день рождения хоть немного повеселиться?

ИНДРЕК: Здесь тоже весело.

СИРТС: Только не мне! Что за веселье? Сидите, водку трексаете, трясетесь под кошмарную древнюю музыку и дурака валяете!

ТЫНУ: Ты, Интс, закажи своей невесте какого-нибудь массовика-затейника, чтобы ее веселил.Можно, например, устроить состязание – у кого скорее лопнет воздушный шарик. Мужики зажимают между ягодицами канцелярскую кнопку и спиной вперед бегут к шариткам. Кто первый сумел проколоть шарик, тот и выиграл.

МЯРТ: Или есть еще такая игра – бег с апельсинами за щеками. Ужас как смешно! А потом можно кормить друг друга картофельным салатом с завязанными глазами. Радости полные штаны! Человек, который придумал это, был гением! Американец, не иначе! Они умеют!

ТЫНУ: А помнишь, была такая игра: в миску наливают воду до краев и пускают по ней плавать яблоко – и ты без рук должен откусить от этого яблока кусок. Вот это здорово!

СИРТС: В эту игру я играла, когда к нашему курсу в гости приезжали датчане. Вот было весело! А потом парни предложили усовершенствовать условия – вместо воды налили пиво. Как парни тянули носами пиво из миски! До яблока уже никому не было дела! Давно я так не смеялась!

ТЫНУ: А не сыграть ли нам?

СИРТС: Легко!

ТЫНУ: Нет, я против.

СИРТС: Почему?

МЯРТ: Послушай, Белоснежка, кончай! Не станем мы играть в твои дурацкие игры. Лучше поцелуемся!

СИРТС ( отталкивая Мярта, который лез к ней с поцелуем): Вам никакое веселье не нравится!

ТЫНУ: Эти игры унижают человеческое достоинство.

СИРТС: Мое достоинство они не унижают. Вы просто закомплексованы по самое не могу!

АНТОН: У армянского радио спрашивают, наука ли коммунизм. Армянское радио отвечает: нет, будь он наукой, его бы сперва испытали на собаках. (Умирает от смеха)

(Тыну становится за спиной у Сиртс, целует ее в шею, другай его рук скользит по груди девушки)

СИРТС: Перестань!

АНТОН: Брежнев спрашивает внука: кем ты хочешь стать, когда вырастешь? “Генсеком!” Брежнев возражает: «Нет, малыш, так не пойдет. Ну посуди сам, зачем нам два генсека?» (Ржет.)

СИРТС: Зачем вы меня лапаете? Индрек!

ИНДРЕК: Да?

СИРТС: Твои друзья слишком много себе позволяют.

МЯРТ: Просто мы любим Белоснежек! Белая как снег, алая как кровь, черная как эбеновое дерево...

СИРТС: Вам больше подходит Брежнев! Видите, он сидит воон там! (Показывает на Антона.) С ним и целуйтесь!

ТЫНУ: Старого козла надо выставить за дверь!

АНТОН: Брежнев вызывает к себе космонавтов и говорит: «Американцы полетели на Луну! Мы решили послать вас на Солнце!» Те в ответ: «Но ведь мы сгорим!» Брежнев успокаивает их: «Не надо думать, товарищи, что в Политбюро сидят одни дураки. Вы полетите туда ночью!» (Смеется.)

МЯРТ: Оставь его в покое. Человек столько вынес! Он нам не мешает: пьет да бормочет себе анекдоты про Брежнева.

СИРТС: Пусть остается. Он подходит сюда идеально!

ТЫНУ: Нет, Интс! По-моему ему пора уходить.

ИНДРЕК: Давай подымем его! Эй, папаша!

АНТОН: Слушайте! Брежнев говорит: «Товарищи, по Москве хоят слухи, будто вместо меня возят огородное пугало! Это ложь! На самом деле вместе огородного пугала возят меня». (Хохочет.)

ИНДРЕК: Пора домой! Эй! (Тормошит Антона, но того ноги не держат.) Вставай!

АНТОН: Что будет с крокодилом, если он проглотит Брежнева? Ответ: он две недели будет срать орденами. (В припадке бурного веселья падает на пол.)

МЯРТ: Оставь старика в покое. Он упился вдрободан!

ИНДРЕК: Вот пусть у себя дома и валяется.

МЯРТ: Какая разница? Те более, что вторую бутылку мы тоже прикончили. Гони новую!

ТЫНУ: Бутылку столичной, пожалуйста!

ИНДРЕК: С вас 4.12.

МЯРТ: И колбаски. Граммов двести.

ИНДРЕК: Кило докторской колбасы стоило 2.20.

ТЫНУ: Пачка масла – 68 копеек.

МЯРТ: А сахар – 78 копеек кило.

ТЫНУ: Картошка в магазине стоила 9 копеек кило и продавалась в трехкилограммовых пакетах..

ИНДРЕК: Лимонад стоил 18 копеек.

МЯРТ: Но не забывай, что 10 копеек тебе отдавали за возврат стеклотары.

ИНДРЕК: А потом появилась «Фанта» - и она уже стоила 45 копеек бутылка.

МЯРТ: Это был просто грабеж!

ТЫНУ: Муугаский ржаной хлеб стоил 10 копеек.

ИИНДРЕК: Маргарин – 43 копейки.

ТЫНУ: Газета – 3 копейки.

ИНДРЕК: Пионерская газета «Сяде» стоила всего копейку. И газированная вода без сиропа. И коробок спичек. Сколько всего можно было купить за копейку! Кому это помешало?

МЯРТ: За двухкопеечную монетку можно было позвонить по автомату.

ТЫНУ: Билет в кино – 30 копеек.

ИНДРЕК: А сколько стоила плитка шоколада?

ТЫНУ: 65 копеек.

МЯРТ: Шоколад «Кама» был намного дешевле.

ТЫНУ: Сколько же он стоил?

МЯРТ: Забыл..вот незадача! Интс, ты помнишь?

ИНДРЕК: Нет.

МЯРТ: Черт возьми, неужели никто не помнит, сколько стоил в русское время шоколад «Кама»?

ТЫНУ: Стареем.

СИРТС: Да какое это имеет значение?

МЯРТ: Зато я помню, что стакан томатного сока в магазине стоил 8 копеек, а соли в него ты мог ложечкой класть сколько угодно!

ТЫНУ: Точно! А сливовый сок – 10 копеек.

ИНДРЕК: Как сейчас помню!

АНТОН: Брежнев выступает перед рабочими: «Товарищи! Очень скоро мы заживем еще лучше!» Рабочие отвечают: «А мы?» (Смеется.)

СИРТС: Да вы просто... Неужели самим не противно? Не такие вы старые, чтобы всю дорогу копаться к прошлом! Боже упаси! Учитесь мыслить позитивно, глядите вперед!

МЯРТ: Ничегошеньки ты не понимаешь, Белоснежка!

ТЫНУ (украдкой целует Сиртс в шейку.): У тебя красивая шея. А как благоухает! Что это за парфюм?

СИРТС: Иди ты на фиг! Прекрати ко мне подбираться сзади! Индрек, я тебя не понимаю! Все время был совершенно нормальным парнем, а сегодня...

ИНДРЕК: Сиртс, прекрати качать права! И перестань корчить обиженную рожу. Все путем! Мы – старики, пьем водку, вспоминаем минувшие дни...

СИРТС: Ты говоришь так, будто тебе сто лет!

ИНДРЕК: Порою мне кажется, будто я жил сто лет назад. Ты подумай, меня как-то избрали секретарем космомольской органитзации класса. Азве ты не чувствуешь, что такое могло случиться только очень давно. Никак не меньше ста лет назад!

ТЫНУ: У себя в школе мы с молодыми учителями организовали комсомольский клуб. В него входили все, кто был в комсомоле.

МЯРТ: И что же вы делаете в этом клубе?

ТЫНУ: Ничего. В комсомоле ведь тоже не делали ничего. Но у нас работает одна девушка, преподает английский, ее отец был пастором, и она в свое время не вступила в комсомол. Как она нам завидует! Все допытывается, чем мы занимаемся в клубе, а мы молчим как Зоя Космодемьянская. Говорим: тебе нельзя ничего знать о наших комсомольских делах – это страшная тайна!!!

МЯРТ: Да, раз упустила свой шанс – ходи голодная! Мы – последние, после нас придут такие как ты, Белоснежка!

ИНДРЕК: Мы – замыкающие в колонне. Я помню, отец работал в музее, а музеи всегда замыкали праздничное шествие. После нас уже не было никого, нами колонна заканчивалась. Когда мы проходили площадью Победы, становилось ясно, что шествие законченог, и вслед за нами на асфальт выезжали большие уборочные машины и сдували с него остатки лопнувших шариков. За нами была пустота. Конец света.

ТЫНУ: Конец торжества. Ты прав, Интс! Мы – замыкающие. Впереди нас прошли многое, хотя бы тот старый чудак, твой сосед, все они шли перед нами, десятки поколений. А мы глядели на их задницы и ржали. Нам было безумно весело. Но за нами уже не оказалось никого, нам не с кем стало поделиться своими шутками, после нас площадь отмыли от всего того говна, которое оставляет за собой парад, и на ней восстановилось обычное дорожное движение, как в любом уголке света. Нам последним удалось пройти строем перед трибуной.

МЯРТ: И слава Богу, что удалось! Ты, Белоснежка, слишком поздно родилась на свет! Если бы твои родители сообразили своевременно трахнуться, ты бы тоже шагала по площади. Иди сюда, садись со мною!

СИРТС: Ну уж нет, благодарю за честь. Чего-то не тянет! И я не считаю, что многого лишилась. Ну не сходила я на демонстрацию. Честно говоря, не больно-то и хотелось. Зато я поездила по свету. Еще школьницей год провела в Америке, полгода в Дании... Я думаю, что моя жизнь во всяком случае интереснее вашей. А станет еще интереснее.

МЯРТ: Да, Белоснежка, это так. Но тебе не с чем сравнить. Мы-то можем и в Данию съездить, и в Америку, а вот тебе никогда не быть на сборе пионерской дружины. А мы там бывали.

СИРТС: Мне завидовать?

ТЫНУ: Ты завидовать не станешь. Это мы завидуем.

СИРТС: Мне?

ТЫНУ: Да.

МЯРТ: Я не завидую.

ТЫНУ: Завидуешь. Как же иначе? Ты, советский пионер – и чтобы не завидовал Белоснежке? Такого быть не может.И Интсу ты тоже завидуешь, потому что он, понимаешь, так ловко устроился, что спит с Белоснежкой. Он заполучил Белоснежку, у него теперь каждый вечер – Диснейленд. (Очень активно пытается поцеловать Сиртс, наваливается на нее, Сиртс ускользает.)

ИНДРЕК: Тыну, что ты мелешь?

ТЫНУ: Но ведь это так! Нам тоже хочется! Юных Белоснежек, которые ничегошеньки не знают, которые целиком принадлежат тому миру, который мы видели только по финскому телевидению. Ты слышал: она еще школьницей побывала в Америке! Что бы мы отдали за то, чтобы еще в школьные годы оказаться в Нью-Йорке? Я даже не мечтал об этом, это было невозможно. Нью-Йорк – это из сказок. В Америке побывал Колумб, но обычному, смертному человеку туда было не попасть. А твоя Белоснежка родом из сказки, для нее это обычное дело; она была в Америке, в Финляндии и еще в детстве жрала бананы от пуза. Может быть, ей не хотелось, в нее уже не лезло. Конечно, мы ей завидуем, Мярт! Нет, разумеется, теперь мы и сами побывали в этом сказочном мире и корчим важную мину – но это уже не то! Мы не способны уверовать до конца, что все это – наше! Мысль все еще блуждает в каких-то странных воспоминаниях. Нам мерещится тот мир, которого уже нет. Мы глядим на сказочного принца, а за спиной у него видим пионера; этот пионер чертовски хитер, он кривляется, он норовит всучить принцу горн – и мы покатываемся от хохота. Мы просто не можем иначе. Мы снова и снова ползаем по полу в ванной и вспоминаем свою пустыню. Мы – человеки-амфибии. Маленькие жабры за ушами не позволяют беспрепятственно наслаждаться тем, что мы дышим легкими.

МЯРТ: Послушай, Тыну, иди проспись!

ТЫНУ: Есть, начальник! А шоколад «Кама», между прочим, стоил 16 копеек. (Уходит в соседнюю комнату и рушится на пол.)

АНТОН: Спрашивают японского и советского рабочего: сколько часов длится ваш рабочий день? Японец отвечает: шесть часов. Два часа на Японию, два часа на хозяина и два часа на себя. А наш отвечает: а я работаю два часа, на себя, потому что хозяев у нас нет, а на хрена я должен работать на какую-то там Японию?

ИНДРЕК: Спасибо, старина! Больше не желаем тебя слушать. Пей, если хочешь, но держи язык за зубами. Эти старые анекдоты у нас в печенках сидят!

СИРТС: Вот это правильно! Индрек, может и ты пойдешь спать, с тебя хватит!

ИНДРЕК: Нет, время еще детское! Мярт, наливай!

(Входит Леопольд.)

ЛЕОПОЛЬД: Ну вот, прибыл, наконец. Я на работе задержался. Сначала искал одну статью в Интернете, а потом зачитался журналами...

МЯРТ: По порносайтам, небось, лазил?

ЛЕОПОЛЬД: Нет, разные эконопримческие журналы. Из тех, что висят в сети. Ну, как именины справляете? Привет, Сийри!

СИРТС: Привет, Леопольд! Как чудесно, что ты пришел.

АНТОН: После похорон Черненко в Кремле раздается звонок. «Алло, вам нужен генсек? – Да вы что, гражданин, дурак? – Да,.я дурак, я старый и больной. (Дико хохочет, шататется, опрокидывает рюмку и в алится на спину.)

ЛЕОПОЛЬД: Постой...Черненко...

МЯРТ: Только не притворяйся, будто не знаешь Черненко!

СИРТС: А я, представьте себе, не знаю. Это какой-то коммунист, да?

ЛЕОПОЛЬД: Фамилия знакомая, но кто это – не припоминаю. У меня вообще плохая память на русские фамилии.

ИНДРЕК: Не гони пургу, Леопольд! Я понимаю Сийри, она тогда была совсем ребенком, но ты-то обязан помнить! Ведь мы с тобой ровесники.

ЛЕОПОЛЬД: Послушай, мне просто не до этого. У меня голова забита цифрами и понятиями, которые я обязан помнить. И я не могу забивать мозги всякой древней чепухой. Тем более, что от нее нам никакой пользы.

СИРТС: Я весь вечер вдалбливаю им это, но у них словно крыша съехала. Крутят какие-то жуткие старые русские пластинки и всю дорогу поминают Брежнева.

(Антон пытается снова влезть с анекдотом, но его уже никто не слушает. Из его уст вылтает только невнятное бормотанье, напоминающее брежневскую манеру речи.)

ЛЕОПОЛЬД: А этот старик откуда?

ИНДРЕК: Сосед.

ЛЕОПОЛЬД: Послушай, мне кажется, ему дурно. Надо его увести. Чего он тут лопочет?

СИРТС: Весь вечер рассказывает дурацкие русские анекдоты, из которых я ничегошеньки не поняла.

ЛЕОПОЛЬД: Вставай, старина!

(Пытается сдвинуть Антона с места, тот не шевелится и все лопочет.)

ЛЕОПОЛЬД: Помоги мне его вывести, не то он нам тут все заблюёт.

(Мярт и Индрек держатся индифферентно.)

ЛЕОПОЛЬД: Ну Индрек! Ну же!

ИНДРЕК: Все равно нам от него не избавиться. Никуда он не уйдет.

ЛЕОПОЛЬД: Уйдет как миленький. Ты только помоги!

СИРТС: Индрек, ну помоги же!

ИНДРЕК: Он не уйдет. Он здесь – и останется тут навеки.

СИРТС: Не хочу, чтобы он тут лопотал.

ИНДРЕК: Увы, тут мы бессильны! До тех пор, пока мы здесь, он с нами. Тебе придется с этим примириться – или самой уйти отсюда. В другое место. В свое кино. В замок принца. Ступай в замок, Белоснежка!

СИРТС: Да ты в своем уме ли, Интс?

ИНДРЕК: Белоснежка ты моя! (Обнимает ее и валится вместе с ней на пол.)

СИРТС: Ты пьян как скотина! (Вырыватся и встает.) Я ухожу! Валяйся здесь с этим стариканом!

( Индрек запевает Гимн Эстонской ССР. Мярт подхватывает. Так как русскому зрителю эти слова ничего не скажут, то можно петь Гимн Советского Союза, путая слова из двух редакций и иногда случайно вставляю строчку из Гимна РФ на ту же музыку. Когда гимн допет, Мярт со словами: «Вот это круто!» валится на диван.)

ЛЕОПОЛЬД: Я, пожалуй, тоже пойду.

ИНДРЕК: Пой с нами, пой как мы, пой лучше нас.

ЛЕОПОЛЬД: Да не помню я песен русского времени!

ИНДРЕК: Удивительный ты человек, Леопольд. Вроде бы даже и не человек, скорее, инопланетянин. У тебя что, вообще нет памяти? У тебя в голове не мозг? Сдается мне, что там у тебя проводочки, платы, микрочипы; жесткий диск, с которого ты по желанию можешь стереть любой файл. Это не надо, этим я больше не пользуюсь – щелк мышкой и стер! Ты словно и не жил в том же мире, что и мы. Ты уже ничего не помнишь, ни хрена! Как это ты сумел превратиться в такое совершенное существо? Вот именно – существо. Создание неизвестного происхождения. Человек-машина. Как это тебе удается до блеска очистить свою черепушку? Вымести весь старый хлам, который у нас остается валяться в уголке? В старых кладовках всегда полно всякого барахла. Как тебе удалось опустошить свою кладовку? Ты выносил барахло дни и ночи напролет? Сжигал его? Зачем? Чего ради столько пахать? Боялся, что этот старый хлам принесет тебе беду? Что лучше не помнить?

ЛЕОПОЛЬД: Помню я достаточно.

ИНДРЕК: Ничего ты не помнишь! Ни хрена! Ты робот! Инопланетянин!

(Леопольд садится к столу, наливает плный стакан водки, залпом выпивает, наливает второй, выпивает и его, потом допивает из горла.)

ИНДРЕК: Что с тобой творится?

ЛЕОПОЛЬД: Так значит я не помню.. (допивает.) Так значит я не человек.

ИНДРЕК: Успокойся! Прости меня, если я тебя обидел. Пьян я, понимаешь... Ты славный парень, образцовый гражданин, трудоголик...Побольше бы таких как ты. Я ведь тоже... тоже пытаюсь стать тобой. Эти старые воспоминания... они и в самом деле хламю Ненужный и бессмысленный. Прости меня. Просто сегодня такая ночь, ночь на полу в ванной, на подогретом полу, который напомнил нам пустыню нашего детства. Но довольно! (Встает, идет в ванную, сует голову под струю холодной воды. Выволакивает черепашку из ванной.) Хватит с тебя! Это никакая не пустыня, это всего-навесго электричество, фальшь, подделка! Не песок, а кафельные плиты! Глупая рептилия! Ты давно не живешь в пустыне, да ты там и не жила – ты спишь под радиатором, жрешь экологически чистый корм из коробки, какая – к черту – тебе еще нужна пустыня? Брысь! Можешь ползать по ковру, тебе понравится, можешь даже насрать на него, мне все по фиг! (Антону) И ты, старый козел, выметайся! (Антон бормочет.)

ИНДРЕК: Проваливай, старый павиан! Исчезни, не лопочи здесь! (Поднимает Антона за шкирку и выкидывает за дверь.) Все! Цирк сгорел и клоуны разбежались! Скоро утро – и я должен ехать в Америку. Вместе с Сиртс. Сиртс.. (Набирает номер.) Сиртс! Это я...Нет, нет. Все кончено. Прости меня, я тебя прошу..Да, это было ужасно..Да, перепил. Слишком... Это никогда не повторится. Я протрезвею...да я уже как стеклышко. Да, я люблю тебя. Я заеду за тобой, ты жди. Да, попробую поспать. Нет, не просплю... Не волнуйся, все путем. Все будет окей. Целую! Я тебя целую! (Кладет трубку.) Вот так! Леопольд, ты прости меня, я тебя обидел. Я такую чушь нес. Ты мой друг, все у нас с тобой прекрасно, правда?

ЛЕОПОЛЬД: Ты сказал, что я ничего не помню.

ИНДРЕК: Не обращай внимания, это я по пьяни. Прости меня, дурака!

ЛЕОПОЛЬД: Я помню всё. Всё! Я великолепно помню долины, покрытые синими песками, среди которых прошло мое детство. Помню три черных солнца, которые восходили четыре раза в год, и от их обжигающей, черной, смертельной жары мы прятались в свои пещеры. Но это не страшно, в пещерах тоже было чудесно, я прорывал новые ходы, ползал в синем песке и гонялся за птичками. На нашей планете птицы жили под землей, а рыбы летали в поднебесье и с высоты роняли серкающую серебром икру, из которой я лепил домики и игрушечных животных. И я помню, как мама, высунув голову из песка, скликала нас на обед, и как я перед едой всегда ходил проведать младшего братца, который еще не вылупился из яйца. Он смотрел на меня сквозь скорплупу, тараща большие красные глаза, и я махал ему лапкой и уговаривал: потерпи, еще всего-то два годика, и ты созреешь и вылупишься из яйца.

ИНДРЕК: Ты это о чем?

ЛЕОПОЛЬД: Ты сказал, что я не человек! А я и не человек вовсе, я звездный мальчик. Разве ты не видел, как мои глаза сияют в лунном свете, разве ты не заметил, что кожа моя – словно бархат? Ты знаешь, что я никогда не хожу с вами в баню, но не знаешь, что это оттого, что мои руки на самом деле крылья, а ключицы покрыты перьями, и я прячу их от людей. Я не такой как вы. Я умею летать, а зубы у меня в заднице, а не во рту, как у тебя и тебе подобных! Я просто вставил искусственные зубы в рот, чтобы не привлекать внимания, но есть ртом мне до сих пор противно, потому что на моей планете испражняются через рот, а едят, уютно устроившись на горшке. Ах, как мне нравился песок, поджаренный моей мамочкой. Моя задница до сих пор сочится слюной, когда я вспомина о нем. Ах, никогда я не почувствую его своими ягодицами! (Наливает еще один стакан, пьет).

ИНДРЕК: Леопольд...

ЛЕОПОЛЬД: Молчи! Я оказался на вашей планете одной кошмарной ночью, когда я совершал свой обычный полет – не в стальном аппарате, как вы, а свободно, силой собственный крыльев! И пока я любовался из космоса своей планетой, она вдруг разбухла на треть, задрожала – и вдруг буквально на глазах у меня распалась на кусочки. Ее ядро взорвалось, потому что три черных солнца своим жаром прожгли его и испепелили... Все исчезло, весь мой мир, мой дом. Я остался один, один-одинешенек на свете. Я не знал, что делать, я бесцельно носился по Вселенной, в страхе и отчаянии – пока ненароком не попал сюда, на вашу планету. Я остался здесь – и Земля отныне стала мне новым домом. Я научился даже любить здешнюю жизнь, но не говори мне, что я не помню. Я помню все: долины, покрытые синими песками, и гейзеры, над которыми висели бурые облака пара. Сунешь туда ногу – и ее мигом оттяпает! Порою я сижу в одиночестве в своей каморке, распахнув окно, и вглядываюсь в черноту ночи. Брюк на мне нет, и я поглощаю ягодицами соленое печенье и вспоминаю родную планету, ищу ее в бесконечном пространстве Вселенной – но нее больше нет! Она погибла – и мне никогда не вернуться назад! Все исчезло – и все же нет: ведь я помню! И порою я поднимаюсь в воздух и летаю вокруг лампы, и вылетаю в окно и делаю круг над крышей...

ИНДРЕК: Леопольд!

ЛЕОПОЛЬД: Я помню всё. Я помню свою погибшую плнету! Она у меня здесь! (Похлопывает себя по животу.) Потому что мой мозг находится здесь, а не в голове. Я помню все! Мое прошлое, розовые, похожие на шляпки, листья, которые я ел на завтрак.. Всё! Прочь с дороги!

(Леопольд подюегает к окну и выпригывает. Индрек провожает его взглядом, из которого ясно, что Лопольд взмыл в воздух и парит над крышей. Звучит песенка про «Голубой вагон». Индрек танцует. Затем валится на диван и засыпает.)

КОНЕЦ.

Дата добавления: 2015-07-11