Читайте также:
|
Неоднократно цитированный нами современный классик отечественной антропологии А. А. Зубов в своей статье 'Дискуссионные вопросы теории антропогенеза' (Этнографическое обозрение, № 6, 1994) пишет: 'Представления о становлении гоминид и человека, сложившиеся к середине нашего столетия, подверглись в настоящее время серьезной ревизии. Предполагается, например, что не двуногие формы произошли от четвероногих, а, наоборот, человекообразные обезьяны — предки шимпанзе и гориллы — были потомками двуногих, прямоходящих гоминид'.
Материалистическая марксистско-ленинская теория антропогенеза, выводящая появление человека из обезьяны посредством развития трудовых навыков, здесь несомненно зайдет в тупик, ибо не сможет объяснить, от чего часть предков человека эволюционировала до уровня современного HOMO SAPIENS, а другая, пройдя часть пути очеловечивания, вновь опустилась с двух ног на четвереньки, и вернулась назад в эволюционном отношении. Если мы вспомним, аналогичную концепцию сто лет назад высказывал немецкий антрополог Герман Клаач и его доводы были осмеяны. Сегодня Зубов констатирует: 'К числу новых достижений науки о происхождении человека относится также твердо установленный факт отсутствия жесткой связи между типом каменного инвентаря и эволюционной стадией того или иного представителя рода HOMO'.
Таким образом старый тезис о том, что 'труд сделал из обезьяны человека' должен быть окончательно снят с повестки дня, как ненаучный. Но если не труд, то что же тогда? Зубов продолжает: 'Антропологи констатируют наличие в упомянутый период антропогенеза в Европе трех вариантов ископаемых людей: 1) неандертальцев; 2) людей современного типа; 3) промежуточных форм'.
Вот эти-то 'промежуточные формы', явившиеся результатом обыкновенного скотоложества людей современного типа с недочеловеками, и раскололи эволюционный процесс. Гибриды, более склонные к зоофилии в силу высокой концентрации в них животных признаков, посредством полового отбора вернулись в исходное животное состояние, превратившись в современных шимпанзе, гориллу и прочих, а другая их часть в силу меньшей концентрации животных атавизмов избавилась от экзотических сексуальных пристрастий и с опозданием эволюционировала до уровня современного человека, но сохранила при этом в мифологии многих народов сам факт их происхождения от животных. На эту этнографию скотоложества обратил первым внимание наш великий антрополог Дмитрий Николаевич Анучин, а Владимир Александрович Мошков развил его идеи. Таким образом не труд, а именно специфика сексуального поведения является движителем эволюции, ускоряя и направляя процесс полового отбора. Кроме того, ни о каком однонаправленном поступательном движении развития говорить не приходится, ибо, как мы убедились, вместе с эволюционирующими ветвями одновременно могут сосуществовать и инволюционирующие, ведущие к деградации. Все эти факты могут стать объектом изучения новой науки под названием эволюционная зоофилия. Сегодня любой криминолог способен констатировать, что у разных народов наблюдается большой разрыв в процентной статистике сексуальных действий с животными. Этот факт как нельзя лучше подтверждает нашу гипотезу антропогенеза. 'Феномен Маугли' говорит лишь о том, что волчья стая очень редко принимает к себе человеческого детеныша, и принимает лишь на основе животной близости, в силу известной концентрации в нем нечеловеческих признаков. Случаи нападения волков, и даже одичавших домашних собак, на людей отмечены гораздо чаще. А. А. Зубов пишет далее: 'Процессы смешения неандертальцев с людьми современного физического типа происходили и в Передней Азии, что уже давно предполагали некоторые антропологи'. В силу удобства миграционных путей на заре антропогенеза эта территория служила своеобразным плацдармом, поставлявшим субъектов недочеловеческого 'переходного типа'. Скотоложество в этом регионе до сих пор встречается гораздо чаще, чем среди народов Северной Европы, на что имеются указания даже в Ветхом Завете. На родине, так называемой, 'чернокожей Евы' в Африке это также нормальное заурядное явление, с чем мы и поздравляем адептов данной концепции.
Известный советский антрополог Г. А. Васильев, выступая с докладом на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в 1964 году, высказался совершенно конкретно в том же духе: 'Вопрос о возможности рассмотрения явлений мутации в процессе перехода наших предков к мясной пище очень важен потому, что, как известно, определенные повреждения мозга у обезьян вызывают у них предпочтение мясной пищи всем другим ее видам.
Причем изменение вкуса тут возникает не изолированно, а является лишь компонентом целого синдрома, куда, кроме предпочтения мяса, входит потеря у обезьян врожденных социальных реакций и гиперсексуализма. Поправившаяся обезьяна не отвечает на угрожающую мимику других обезьян и пытается отнимать пищу не только у слабых, но и у сильных обезьян, и, несмотря на поражения, продолжает вести себя по-прежнему. Гиперсексуализм ее проявляется в том, что такая обезьяна стремится к половому общению не только со всеми обезьянами любого пола и возраста, но даже с другими животными, пущенными к ней в клетку, и не соблюдает сезонных сроков.
Если сравнивать поведение человека и обезьяны, то нельзя не заметить, что человек оказывается более похожим не на нормальную обезьяну, а на обезьяну, страдающую синдромом Бьюси-Клювера. На самом деле, он не имеет врожденных социальных ситуационных реакций, которыми чрезвычайно насыщено поведение стадных обезьян, например павианов гамадрилов; получает удовольствие от потребления мяса; не имеет сезонных половых циклов и менее, чем обезьяны, разборчив в сексуальных объектах, судя по преступлениям против нравственности, существовавшим еще в библейские времена'.
Поэтому становится совершенно очевидным, что пропаганда любых форм половых извращений с эволюционной точки зрения имеет следствием искажение или замедление направления развития той группы людей, в среде которых эта пропаганда осуществляется. В свою очередь различная степень примеси животной крови у представителей различных рас как раз и подкрепляет теорию полигенизма. Если бы все расы происходили из одного очага образования, то и степень концентрации животных рудиментов так же была бы распределена между всеми равномерно. Однако любой морфолог легко покажет вам, что все современные расы в разной степени одарены атавизмами животного происхождения.
Крупнейший антрополог Франц Вейденрейх (1873–1948), с именем которого связано формирование целой научной школы, получившей название полицентризм, отмечал вполне политически корректно: 'Сходство человека с обезьяной отнюдь не сосредоточено в том или ином народе, но таким образом распределено в отдельных частях тела у различных народов, что каждому из них обеспечена некоторая наследственная часть этого сродства, конечно, одному больше, другому меньше, и даже мы, европейцы, никоим образом не можем иметь притязаний на то, что мы совсем чужды этой родственной связи'. В официальном учебнике советской эпохи 'История первобытного общества' (М., 1982) авторы А. И. Першиц, А. Л. Монгайт, В. П. Алексеев писали: 'Археологически фиксируемый непрерывный переход от раннего палеолита к позднему на всех материках Старого Света и наличие параллелизма в географическом распределении современных рас и различных морфологических форм неандертальского типа склоняют чашу весов скорее в пользу полицентрической гипотезы'.
Несостоятельность концепции происхождения человека из одного очага расогенеза критиковали также советский археолог П. И. Борисковский и другой наш соотечественник — антрополог Г. Ф. Дебец. А крупнейший американский антрополог Карлтон Стивенс Кун посвятил обстоятельной проработке этой темы большую работу 'Происхождение рас' (1963), в которой обосновал 'низшую' природу экваториальных рас и разделил все 'человечество' на пять независимых эволюционных ветвей.
К. М. Хайлов в своей программной статье 'К эволюции теоретического мышления в биологии: от моноцентризма к полицентризму' из ежегодного сборника статей 'Системные исследования' за 1973 год пишет: 'Моноцентрическое мышление выделяет в каждом конкретном случае лишь часть реального мира, тогда как насущные нужды человека связаны со всеми его частями. Новый системный подход в теоретической биологии заключается в том, что он позволяет критически пересмотреть принцип моноцентризма и отказаться от него в пользу гораздо более плодотворной идеи полицентризма, с точки зрения которой все составные элементы живой природы — суборганизменные структуры, организмы, виды, сообщества, экосистемы — рассматриваются как равноважные ее элементы. Это значит, что и в биохимическом плане идея моноцентризма должна уступить место полицентризму'.
Подчеркнем и нашу позицию, ибо эволюционный, системный подход к большим экосистемам автоматически избавляет нас от всяких обвинений в пропаганде расизма. Расизм — это разновидность фрагментарного моноцентрического мышления, толкующего о 'плохих' и 'хороших' расах. Полицентрический, системный подход снимает сам принцип этого искусственного деления. Разноочаговость происхождения человеческих рас уводит нас от примитивного дуалистического мышления, потому что сложную динамически эволюционирующую систему невозможно качественно характеризовать в этой парадигме. Ведь не говорим же мы, что лиса в расовом отношении лучше зайца, просто у каждого из них своя 'экологическая ниша'. То же самое имеет место и среди человеческих сообществ, где каждая раса, в силу уникальности своего происхождения, подчинена своим собственным законам развития, не подлежащим вульгарной унификации.
Данная умеренная точка зрения отражена и в декларации ЮНЕСКО 'Предложения по биологическим аспектам расовой проблемы' (Москва, 12–18 августа 1964 г.), где в первой же статье говорится: 'Остается спорным вопрос о том, как и когда обособились различные группы людей'.
Но если принять за основу такую весьма толерантную формулировку и дополнить ее постановкой задачи современной эволюционной теории, то совершенно повисает в воздухе 'Декларация ЮНЕСКО о расе и расовых предрассудках' (Париж, 26 сентября 1967 г.), где в первой главе сказано: 'Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах' — ибо становится совершенно непонятным, что такое 'люди', если все в разных пропорциях перемешаны с обезьянами. В документе нигде не указано, какой процент 'обезьяньей' крови считать допустимым для определения равенства 'достоинств и прав', а какой нет. Не приводится для ясности и таблица распределения по народам этой самой 'животной' примеси, с которой согласны антропологи, но которую упорно не признают правоведы-международники. Налицо явный разрыв теории с практикой, чреватый многочисленными судебными ошибками, в том числе и международного характера. Правосубъектность многих институтов власти даже на самом высоком уровне может быть подвергнута сомнению и оспорена в суде. Открывается перспектива, например, отвода всего состава суда, как несоответствующего минимально-допустимым критериям 'человечности' на основе расово-биологических показателей, и несогласия подсудимого с процедурой оглашения приговора, выносимого ему представителями более низкой, в эволюционном отношении, 'группы гоминидов'. Характер свидетельских показаний также может оказаться неудовлетворительным ввиду эволюционной неразвитости органов восприятия ассоциативного аппарата свидетеля. А подбор присяжных заседателей должен осуществляться по принципу общности фенотипических признаков. Предметом рассмотрения в суде должно быть не само деяние, а дееспособность субъекта в соответствии с его расово-биологическим статусом.
Американский биолог Энтони Барнетт поясняет, что большинство проблем в гуманитарной сфере связано как раз с тем, что обществоведы и социологи неверно трактуют биологические понятия. 'Биологический вопрос о врожденных различиях часто путают с политическим вопросом о равенстве возможностей. Несмотря на величественность выражений и благие намерения, Американская Декларация Независимости утверждает право каждого человека на жизнь, свободу и стремление к счастью, но это не имеет никакого отношения к врожденным различиям между индивидуумами'. Этот же автор делает и такое утверждение: 'Словом 'дикость' принято обозначать ранние общественные формации. Термин этот вполне научен и не имеет никакого унизительного смысла. Он относится к образу жизни всех людей до появления homo sapiens'. Но тогда получается, что многочисленные племена экваториальной Африки и Австралии, ведущие первобытно-общинный, дикий образ жизни в биологическом плане, не принадлежат к виду homo sapiens, являясь в прямом смысле этого слова 'дочеловеками' или 'недочеловеками'.
Данные термины также вполне научны и не несут никакого унизительного смысла, всецело отражая естественнонаучное положение вещей, подтверждаемое эволюционной теорией. В соответствии с предыдущими умозаключениями мы намерены подчеркнуть, что 'недочеловеки' существуют внутри всех рас и популяций, в том числе и среди европеоидов, но везде они составляют различную концентрацию и представлены различными формами дикости в эволюционном плане.
Главный вывод современной эволюционной теории, повергающий в шок всех 'гуманистов', состоит в том, что никакой ясной и конкретной границы между человеком и животным нет, а между расами есть.
Многие антропологи, нейроморфологи и эволюционисты считают, что сам процесс 'очеловечивания' не ознаменован изменениями в области морфологии, но только в области поведения. Т. О. Бажутина в монографии 'Происхождение человека' (Новосибирск, 1993), обобщая множество данных, утверждает: 'Бесспорное качественное отличие человеческой психики, заключающееся в выходе за пределы животной стереотипности, от психики высших обезьян базируется на незначительной количественной разнице в морфофизиологическом субстрате мозга. Найти и зафиксировать четкие морфофизиологические критерии 'человечности' невозможно'. Я. Я. Рогинский в своей фундаментальной работе 'Проблемы антропогенеза' (М., 1969) писал, что 'ни о каком резком морфологическом критерии между 'последним животным' и 'первым человеком' говорить не приходится, поэтому невозможно угадать самый момент зарождения человеческого сознания'. Данную точку зрения разделяли крупнейшие отечественные антропологи В. П. Алексеев, Б. Ф. Поршнев, М. И. Урысон, Г. Ф. Хрустов, а также всемирно известный авторитет в области эволюционной теории американский ученый Эрнст Майр. В 1964 году в Москве проходил VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук, в рамках которого состоялся симпозиум с характерным названием 'Проблема грани между животным и человеком'. Большинство участников дискуссии, развернувшейся в ходе этого научного мероприятия, также пришли к выводу, что никакой четко фиксируемой границы в эволюционной цепи между последним антропоидом и первым человеком не существует. Из всего вышеизложенного логически вытекает, что существуют 'более животные' и 'менее животные' расы.
Основоположник русской расовой теории Степан Васильевич Ешевский (1829–1865), еще в своей базовой работе 'О значении рас в истории' (1862) писал, что 'современная наука дает нам возможность, уничтожая глубокий рубеж между человеком вообще и животным, провести зато еще резче границу между человеком высшей расы и человеком низшей организации — существом, еще переходным от мира собственно животного к миру несомненно человеческому в высшем его значении. Чем ближе знакомится исследователь с различными племенами и чем более увеличивается количество этнологического материала, тем дробнее становится деление, и он доходит в своих выводах до предположения о сотворении рода человеческого по племенам'.
Крупнейший немецкий антрополог Роберт Видерсгейм (1848–1923) в книге 'Строение человека со сравнительно-анатомической точки зрения' (М., 1900), основываясь на обширном статистическом материале, пришел к следующему выводу: 'При попытке восстановить первоначального человека, то есть найти следы предков человека, необходимо останавливаться и на других точках зрения, которые заставляют рассматривать организацию человека в ряду других животных отчасти как развивающуюся прогрессивно, отчасти — регрессивно'. И он был не одинок в своих обобщениях. Таким образом, становится совершенно очевидным, что необходимо отбросить всякие разговоры об однонаправленности эволюции для всего человеческого рода как крайне наивные и не соответствующие действительности. Если бы все человечество и вправду развивалось в одном направлении, то тогда не существовало бы такого количества исчезнувших народов и цивилизаций, которыми пестрят все учебники по истории и археологии.
Совершенно очевидно, что в то время как одни расовые группы прогрессивно эволюционируют, другие в условиях одной и той же экологической ниши, в этот же момент поступательно деградируют, даже будучи объединены общностью социальной и политической жизни.
Мало того, совершенно не приходится говорить и о некоем универсальном 'единстве' человеческого тела, так как одна группа его органов в процессе эволюции может развиваться, а другая при этом находиться в состоянии атрофации. Классик академической антропологии немецкий ученый с мировым именем барон Эгон фон Эйкштедт (1892–1965) в своей фундаментальной монографии 'Расология и расовая история человечества' (1937–1943) утверждал: 'Дело в том, что при становлении и росте скоплений расовых признаков, то один, то другой морфологический процесс образования расы (благодаря возникновению новых мутаций) идет то быстрее, то медленнее. Этот процесс развития ни в коем случае не является самопроизвольным и не проходит в пустом пространстве, а находится, как и все живое и органическое, в непосредственном и гармоничном взаимодействии с жизненной ситуацией и зоной обитания. Отсюда определенное расслоение в ходе эволюции, которое происходит во всем человечестве'.
Расы с ускоренными темпами развития, которые за счет физической и психической дифференциации вырабатывают специфические человеческие признаки, по мнению автора, он называл прогрессивными. В противоположность им примитивные расы из-за отсутствия роста и специализации вырабатывают инфантильные и животные признаки.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав