Центр» и «периферия» мировой индустриальной цивилизации.

Около семи тысяч лет назад люди построили первое парусное судно. Благодаря парусникам они освоили речные долины, а на по­бережье морей создали колонии. Около четырех тысяч лет назад люди приручили коня. На повозках с конской упряжью они освоили ог­ромные пространства суши. На карте мира появились «мировые им­перии» древности. Посредством парусного суднаи коня народы рас­пространяли свое влияние на ближних и дальних соседей. В XIX в., благодаря изобретению парохода, паровоза и двигателя внутренне­го сгорания, который установили на автомобиле и самолете, наро­ды получили невиданные доселе возможности влиять на жизнь дру­гих народов. Они создали мировые колониальные империи, изменили сам облик мира. Каким же стал этот мир, измененный людьми Запада?

Воз­никла цивилизация, основанная на гораздо более высокой степени единства мира. Предпосылками были 1. промышленная революция и 2. колониальный раздел мира. Важнейшим проявлением единства мира стал общий вектор развития всех стран и народов мира — дви­жение от аграрной цивилизации к индустриальной. Теперь страны и народы стали сопоставимы друг с другом, появился критерий их сравнения — продвижение по пути прогресса. Как и прежде, огром­ную роль в этом процессе играли люди Запада.

О растущей взаимосвязи различных районов мира говорит та­кой факт: с 1840 по 18 75 г. обмен товаров между индустриальными и наиболее отсталыми территориями Земли возрос в б раз. Так ве­лико оказалось значение развития средств транспорта. В 1872 г. Филису Фоггу удалось объехать вокруг света за 80 дней. Этому ус­пеху во многом способствовали прорытие Суэцкого канала по про­екту Лессепса, имя которого впоследствии будут связывать с Па­намской аферой, несмотря на его сенсимонистские взгляды, а также хорошее железнодорожное сообщение от Ла-Манша до Средиземно­го моря. В 1840 г. такое путешествие заняло бы не менее 11 меся­цев, во времена Магеллана — около трех лет.

Интересно отметить, что к 1875 г. железные дороги уже суще­ствовали на Кубе, в Бразилии, Чили, Перу, Австралии, Новой Зеландии, Алжире, Мексике, Южной Африке, Аргентине, на Цейлоне, Яве, Японии и даже на Таити — всего в 42 странах мира. В 1870-х гг. железнодорожным транспортом перевозилось в 9 раз больше грузов и пассажиров, чем морским.

К 1870 г. в Европе было проложено 111000 миль телеграфных линий. Подводные телеграфные кабели соединяли все континенты. В1871 г. сообщения из Англии в Индию доходили за 5 минут. Сен­сационные новости из любой точки земного шара попадали в утрен­ние номера газет на следующие сутки.

Если в XVII — XVIII вв. континенты были связаны морскими дорогами, то во второй половине XIX — начале XX в. — внутриконтинентальными. Началась прокладка внутриконтинентальных же­лезных дорог, без чего были бы невозможны колониальная экспан­сия и эксплуатация огромных территорий. Не зря один из столпов колониализма, Сессия Роде, назвал железные дороги «ногами ко­лонизаторов».

Изменился «статус» неевропейского мира. Ранее ничего не свя­зывало индейцев Америки с китайцами, кочевников Аравии — с вьет­намцами, жителей Черной Африки — с монголами или японцами.

Теперь у этих народов появилась общая историческая судьба: все они оказались так или иначе связанными тесными контактами с людьми Запада, были вынуждены существенно корректировать соб­ственные традиции, подчиняясь чужой воле.

Раньше неевропейские народы очень трудно было сравнивать между собой, не впадая в европоцентризм. Каждый из них разви­вался своими темпами, в своем направлении, в собственной логике. Теперь они поневоле встраивались в вектор мирового развития, за­нимая в нем то или иное место.

Становление мировой индустриальной цивилизации создало предпосылки для начала модернизации основ жизни народов Азии, Африки, Латинской Америки.

Если в первой половине XIX в. развитие экономики ведущих стран Запада шло по линии создания внутренних рынков, то во второй половине XIX — начале XX в. идет интенсивный процесс интернационализации рынков бла­годаря вывозу капиталов и деятельности транснациональ­ных монополий. С начала XIX в., но особенно интенсивно — с середины этого столетия индустриальная цивилизация Запада развивается и «вглубь», охватывая все новые и новые сферы жизни, и «вширь» — расширяя свои границы. В эпоху второй промышленной революции она выходит за пределы собственно Запада. В начале XX в. можно говорить об аграрно-индустриальном развитии России, стран Юж­ной и Юго-Восточной Европы, Японии, ряда стран Латинской Аме­рики, а в период между первой и второй мировыми войнами — Ки­тая, Ирана, Турции, Саудовской Аравии, Египта, остальных стран Латинской Америки. Эти страны находились между индустриаль­ным центром мира, в основном завершившим модернизацию тради­ционных оснований жизни общества, и аграрной периферией — огромным массивом стран и народов колоний, для которых эти про­цессы развернутся только после второй мировой войны. Это страны третьей «волны» модернизации.

Появился единый для всех вектор развития, позволивший со­поставлять страны и народы по уровню развития. Мировая индуст­риальная цивилизация к началу XX в. приобрела свою структуру. Ее можно представить в виде нескольких концентрических кругов.

В первом круге находились индустриальные и индустриально-аграрные страны (центр мировой цивилизации),

во втором — аграрно-индустриальные страны (периферия индустриального мира),

в третьем — полуколонии, т. е. аграрно-сырьевые придатки ин­дустриально развитых стран.

В четвертом круге — так называемая периферия мирового развития — колонии индустриально развитых стран.

Аграрно-индустриальные страны отставали от индустриальных и индустриально-аграрных стадиально, несмотря на то, что они имели новейшие образцы техники и индустриальных технологий. В их общественно-политической жизни происходили процессы, по­добные тем, которые индустриально-аграрные страны переживали в первой половине XIX в. Полуколонии находились на той стадии, которая соответствовала XVI -XVII вв. на Западе. Однако страны третьей «волны» модернизации не могли рассчитывать на столет­ний запас времени, а совершали движение от традиционных осно­ваний жизни к современным ускоренно, с большим перенапряже­нием сил. У них было два сценария будущего: попасть в разряд индустриально развитых стран (для России еще и подтвердить ста­тус великой державы) или стать аграрно-сырьевыми придатками, лишившись перспектив самостоятельного развития. Этим странам предстояло при незавершенных аграрном и промышленном перево­ротах (а значит, без наличия всех необходимых условий) начать индустриализацию и провести ее в короткие сроки. При этом эти страны были вынуждены разрешать одновременно противоречия тра­диционного, прединдустриального, раннеиндустриального и инду­стриального общества, что способствовало затягиванию этих про­тиворечий в тугой узел. Сами эти страны представляли собой некое подобие мировой индустриальной цивилизации с ее структурой, но только в миниатюре. Здесь существовали элементы всех типов об­ществ — от индустриального до родсплеменного, живших в услови­ях по-разному текущего времени. Для небольшой части населения этих стран изменения совершались в течение жизни одного поколе­ния, для остальных, живших в условиях циклического времени, мало что изменялось даже в течение столетий. Такая многоукладность была источником деформаций общественного развития, таи­ла в себе угрозу «откатов», бунтов, мятежей с самыми непредсказу­емыми последствиями. В отличие от стран первой и второй «волн» модернизации, в которых окончательно было вытеснено традицио­налистское мировосприятие и даже в «низах» утверждалось рацио­налистическое, в странах третьей «волны» традиционализм был си­лен даже в «верхах».

Мощными факторами модернизации экономики стран третьей «волны» были войны русско-японская, испано-американская, балканские, итало-турецкая, японо-китайская и, конечно же, пер­вая мировая война, а также ввоз в них иностранного капитала.

Модернизаторы в странах третьей «волны» видели в существо­вании традиционных укладов причину отсталости своих стран, труд­ностей на пути индустриализации. Их усилия были направлены прежде всего на создание современной индустриальной базы, кото­рая, с одной стороны, была бы гарантией военной мощи державы, а с другой, создавала бы предпосылки для модернизации жизни боль­шинства населения. С отсталостью нередко боролись радикально, без учета исторических условий. Это создавало дополнительные пре­пятствия на пути реформ. Традиционные секторы экономики под­вергались эксплуатации с целью выкачивания средств на индустри­ализацию, играя роль внутренних колоний. Это снижало и без того невысокий жизненный уровень основной массы населения, что было особенно опасно в периоды экономических кризисов, пришедших вместе с модернизацией экономики.

Именно во второй половине XIX — начале XX в. обнаружилась неравномерность развития различных стран, задававшая динами­ку мировой индустриальной цивилизации. Эта неравномерность нарушала устойчивые отношения между странами, способствовала обострению внутренних противоречий между странами-метрополи­ями, странами, имевшими и не имевшими колоний, странами, уча­ствующими в разделе полуколоний на сферы влияния, между коло­ниями и метрополиями и т.д. Государства, ранее не участвовавшие в большой политике, вследствие индустриализации стали обладать некоторым военным потенциалом. На них обращали внимание как на потенциальных союзников, заманивая в военно-политические блоки обещанием территориальных и прочих выгод.

Подключение к процессам ускоренной модернизации незапад­ных стран свидетельствовало о становлении мировой индустриаль­ной цивилизации, в которой «сценарий» модернизации задавался Западом. Иных «сценариев» модернизации до 1917 г. не существо­вало. Запад рассматривался как образец, чей исторический опыт следовало максимально применять, перенося на любую почву. Та­кое представление называют однополярным, западноцентристским. Либо вперед, по пути стран Запада, либо назад, к традиционным устоям, — иных путей развития человеческого общества тогда не представляли.

Российские большевики впервые выдвинули идею о разных моделях модернизации. Движение России по пути модернизации явилось важнейшей предпосылкой становления биполярного мира в середине XX в.

Крушение биполярного мира вновь поставило вопрос о том, яв­ляется ли западный путь универсальным, а значит, возможен ли возврат к западноцентристскому, однополярному миру или на по­вестке дня стоит становление многополюсного мира, в котором За­пад станет одним из его полюсов.

Дата добавления: 2015-07-11