Глава 6. На перепутье 3 страница

Экономические интересы, стремление наладить взаимовыгодную торговлю заставляли Советскую Россию даже в годы «военного коммунизма» «маневрировать во внешней политике», не упуская любые возможности установить торговые и политические связи с зарубежными странами. В начале февраля 1920 г. был подписан первый мирный договор между Советской Россией и Эстонией, который был расценен Лениным как «акт громадной исторической важности». Затем один за другим в течение лета и осени 1920 г. заключаются мирные договоры с Литвой, Латвией, Финляндией. В июне народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин поставил вопрос о возможности длительных, стабильных отношений между государствами с различным социальным строем, диктуемых «экономической действительностью», и в общих чертах сформулировал концепцию «мирного сосуществования». В письме «Американским рабочим», исходя из первенства экономических интересов, Ленин предложил капиталистическим странам сотрудничество на базе предоставления в Советской России концессий зарубежным предпринимателям. К осени 1920 г. в Лондоне была зарегистрирована первая советская торговая компания «Аркос» (Всероссийское кооперативное общество).

26 февраля 1921 г. мирный договор был подписан с Ираном, затем – с Афганистаном, в марте – с Турцией, в ноябре – с Монголией. К концу 1921 г. 9 государств поддерживали дипломатические отношения с Советской Рос– сией.

С введением нэпа советская внешняя политика становится все более прагматичной. Ее задачи в наиболее очевидном виде были сформулированы на X съезде РКП (б) в марте 1921 г.: вывести страну из состояния внешнеполитической и экономической изоляции и установить «постоянные мирные отношения со всеми государствами». Главным инструментом реализации этой политики становится предоставление зарубежным компаниям концессий, заключение торговых договоров и соглашений. 16 марта 1921 г. было подписано англо-советское торговое соглашение, положившее начало фактическому признанию Советской Республики капиталистическими державами. Убежденная в тщетности дальнейших попыток свержения советского строя в России и ее изоляции, Великобритания первой среди великих держав пошла навстречу Советской республике. Несмотря на отсутствие дипломатических отношений, стороны договорились о налаживании двусторонней торговли, а также обязались воздерживаться от враждебных действий или мероприятий друг против друга. В соответствии с достигнутыми договоренностями для иностранных коммерческих судов были открыты порты Петрограда, Архангельска, Одессы, Новороссийска. Советские торговые суда вышли на международные торговые пути. Деловые круги Запада, ощущая негативные последствия выпадания традиционных российских товаров из мировой торговли, также стремились восстановить прерванные связи. Еще более заманчивой представлялась перспектива освоения гигантского внутреннего рынка Советской Республики. В Россию поступали сотни предложений об открытии концессий в различных отраслях промышленности. С началом нэпа на Западе становится популярным мнение, что развитие торговых отношений окажет цивилизирующее влияние на коммунистическую Россию.

Новые акценты в советской внешней политике с началом нэпа выразились в более решительной защите традиционных российских интересов. Советско-турецкий договор, подписанный в середине марта 1921 г., гарантировал свободу прохода российских торговых судов через черноморские проливы. Взаимное недовольство Версальским миром и территориальными притязаниями Польши стало основанием для налаживания советско-германских экономических и политических отношений. Поскольку Версальский договор запрещал Германии производить оружие, после секретных переговоров в сентябре 1921 г. на советской территории начались работы по разработке новых видов вооружения, подготовке кадров для германской армии. Советская сторона рассчитывала с помощью германских капиталов и технологий осуществить реконструкцию народного хозяйства.

Главным препятствием на пути нормализации экономических и дипломатических отношений с ведущими европейскими странами являлась проблема долгов царского правительства. Осенью 1921 г. Москва предложила Западу созвать международную конференцию с целью обсуждения этого вопроса. Верховный союзный совет принял эти предложения. На срочно собранную весной 1922 г. в Генуе международную конференцию были приглашены около тридцати европейских стран, включая Советскую Россию и Германию.

Еще до ее созыва Союзный совет потребовал от Советской России за дипломатическое признание и западные кредиты признания всех долгов, полной компенсации за утраченную собственность, реформы полиции, правовой и денежной систем, отказа от пропаганды и политической деятельности Коминтерна против капиталистического мира. Эти требования вновь были предъявлены советской делегации Ллойд Джорджем при открытии конференции 10 апреля 1922 г. Возглавлявший советскую делегацию Г. В. Чичерин в свою очередь представил встречные претензии за ущерб, нанесенный стране интервенцией, в сумме 39 млрд золотых рублей.

Столкнувшись с жесткой позицией объединенного фронта капиталистических государств, советская делегация предложила Германии установить дипломатические отношения на основе взаимного отказа от долгов и претензий и дальнейшего развития экономического сотрудничества. На продолжавшемся всю ночь и получившем в истории дипломатии название «пижамном совещании» немецкая сторона приняла советские предложения. Для советской России экономически более выгодным было бы достижение соглашения с Парижем и Лондоном. Однако в тот момент ни западные державы, ни Россия не были к этому готовы. Осенью 1922 г. на конференции в Лозанне, где обсуждалась проблема черноморских проливов, Советскую Россию признали наследницей прав и интересов Российской империи.

В 1924–1925 гг. большинство западных государств, несмотря на деятельность Коминтерна и непризнание СССР долгов царского и Временного правительств, пошли на установление дипломатических отношений. До начала 30-х гг. Советским Союзом было заключено более 30 различных межгосударственных соглашений в экономической области. В соответствии с ними западными фирмами были разработаны проекты – свыше 600 заводов, включая автомобильные и авиационные.

Двойственность внешней политики Советского государства явилась важнейшей причиной осложнения международного положения СССР с середины 20-х гг. В 1927 г., воспользовавшись вмешательством Коминтерна во всеобщую забастовку английских трудящихся в мае 1926 г., правительство Великобритании пошло на разрыв торговых и дипломатических отношений, развязав шумную антисоветскую кампанию. США, опираясь на революционные призывы Коминтерна, отказывались признать СССР.

«Полоса признаний» Советского государства, расширение внешнеторговых отношений поставили власть перед сложной дилеммой: активнее включаться в международное разделение труда, восстанавливать отношения с экономическими партнерами, что было чревато неизбежным врастанием в мировую капиталистическую систему хозяйства, или по-прежнему ожидать помощи западного пролетариата в случае победы революции в передовых странах.

Завершение восстановительного периода. Освобождение рыночной экономики от оков «военного коммунизма» позволило быстро двинуть вперед экономику страны. В целом уже в 1926 г. промышленность по объему валовой продукции превысила довоенный уровень. Производство сельскохозяйственной продукции за пять лет выросло в два раза и превысило уровень 1913 г. После неурожая и голода единоличное крестьянское хозяйство смогло быстро довести до довоенного уровня посевные площади, поголовье скота, производство основных продуктов. Рост зажиточности деревни проявлялся в расширении группы середняков, но особенно предпринимательской верхушки. Подъем крестьянского хозяйства сопровождался увеличением розничной торговли (главным образом за счет частного торговца), оживала кустарно-ремесленная промышленность. Устойчивые деньги оздоровили товарооборот. Объем внутренней торговли к 1925 г. достиг 98 % от довоенного уровня.

Однако в целом ситуация не была столь оптимистичной. СССР по-прежнему серьезно отставал от наиболее развитых стран мира. Уровень производства в ведущих отраслях отечественной промышленности в расчете на душу населения был в 5–10 раз ниже, чем в аналогичных зарубежных. Советская экономика выходила на мировой рынок главным образом сырьевыми товарами. Поскольку в это время советское руководство рассматривало угрозу военного столкновения с Западом как вполне реальную, особую опасность представляло отставание СССР в военной области. Уже в Первой мировой войне Россия оказалось далеко позади других воюющих стран по уровню финансовых затрат на одного военнослужащего и наличию стратегических резервов. Реформа армии была начата в 1924 г. Но чтобы обеспечить армию современным оружием, страна не имела средств. В качестве ближайших задач IV съезд Советов (в апреле 1927 г.) предложил возрождение коневодства для кавалерии и широкое внедрение усовершенствованной повозки, когда во всем мире уже господствовал автомобильный и воздушный транспорт.

В 1924 г. в СССР были изготовлены первые пробные гусеничные тракторы, а Московский завод АМО выпустил первые десятки грузовых автомобилей.

Задача всесторонней модернизации народного хозяйства вновь, как и в начале века, становилась для России самой насущной. По уровню грамотности и урбанизации населения Советский Союз находился на одном из последних мест среди крупных капиталистических стран.

Восстановительный процесс в стране базировался исключительно на мобилизации накопленного ранее материального и интеллектуального потенциала. Как только были использованы самые поверхностные резервы восстановления народного хозяйства, выявились многочисленные проблемы и трудности. Монополия внешней торговли позволила резко ограничить потребительский импорт. Но рост крестьянского потребления никак не позволял вывести продовольственный экспорт на довоенный уровень. Экспорт хлеба упал в 1926 г. до 0,6 млн тонн. Страна не могла возвратить свои традиционные мировые рынки сбыта. Место ее уже было занято. Тем более СССР не был конкурентоспособен по промышленным изделиям. Монополия внешней торговли позволяла завышать цены на промышленные изделия, что обеспечивало предприятиям прибыль даже при их низкой эффективности и плохом качестве изделий, но одновременно обостряло хронический конфликт между городом и деревней вокруг цен на промышленные товары. Квалифицированные рабочие составляли всего 53 % от общего числа рабочих, приток молодежи из села в город породил массовую безработицу. В 1925 г. число безработных достигло 1,5 млн человек. Заработная плата и потребление были ниже, чем до революции. Среди рабочих и служащих росло недовольство. В 1926 г. в забастовках участвовали более 100 тыс. рабочих и служащих.

Участие иностранного капитала в смешанных обществах, концессиях не оказывало существенного влияния на общее состояние отечественной экономики. Одна за другой концессии закрывались, не выдерживая обстановки бесхозяйственности, административного давления, отсутствия правовой базы.

К новой модели развития. Идея превращения России из отсталой аграрной в передовую индустриальную страну была одной из наиболее сильных сторон большевистской доктрины, отвечавшей историческому нетерпению обновлявшегося российского общества, все более осознававшего экономическое отставание от Запада. Однако курс на индустриализацию не явился результатом глубоко продуманной стратегии. Целостная, внутренне логичная модель направляемой государством импортозамещающей индустриализации складывается постепенно к концу 20-х гг. в острой внутрипартийной борьбе, методом «проб и ошибок».

В разработанном в течение нескольких месяцев 1920 г. Государственной комиссией по электрификации России (ГОЭЛРО) плане – первом масштабном прогнозе народнохозяйственного развития – цели индустриализации понимались достаточно широко: в нем речь шла не только о преобразовании Советской России за 10 лет в промышленно развитую страну, но и о внедрении новейших достижений науки и техники во все отрасли народного хозяйства, об «индустриализации населения», т. е. росте городов и увеличении численности горожан. Поскольку план ГОЭЛРО был прямым порождением «военного коммунизма», в нем не рассматривались социально-экономические возможности индустриального роста, не анализировалось соотношение финансовых затрат и результатов. По существу, уже тогда цели глубинной экономической, социальной и культурной модернизации, единственно способной вывести Россию на передовые рубежи, были сведены лишь к индустриализации страны (хотя бы и широко понимаемой).

В условиях нэпа определенная часть намеченных ГОЭЛРО задач была решена: высокими темпами поднималась металлопромышленность, в том числе сельхозмашиностроение, станкостроение. Завершение к середине 20-х гг. восстановительных процессов и исчерпание унаследованных от царской России ресурсов вновь остро ставят на повестку дня вопросы дальнейшего развития советской системы. Нужно ли сохранять нэп? Как преодолеть резко возросшее за годы войны и революции отставание от развитых государств Запада? Одновременно надо было решать проблему обострившегося товарного голода. Необходимо было найти его причины: являлся ли он результатом простого стечения обстоятельств или он стал следствием противоречивости и непоследовательности проведения нэпа?

Очевидная необходимость осмысления этих вопросов, вызвавших широкие дискуссии хозяйственников и ученых, привела к обострению противоборства внутри партии. Определение путей индустриализации страны тесно переплелось с обсуждением подготовленных органами Госплана «Контрольных цифр народного хозяйства СССР на 1925/26 год», ориентированных на быстрый рост объемов промышленного производства, на обеспечение высокого темпа индустриализации. Необходимость индустриализации, перевода предприятий на новый технический базис в большевистском руководстве понимали все. И правящее большинство, и оппозиционные силы признавали дальнейшую индустриализацию как наиболее экономный путь реорганизации экономического строя России. В плане структурно-технологическом также вопрос был очевиден: нужно было создавать развитую машиностроительную базу, поднимать отечественную энергетику и топливный комплекс. Сложнее из-за низкой эффективности экономики и невозможности притока иностранного капитала обстоял вопрос с финансовыми ресурсами для расширения производства. Идеолог российской индустриализации профессор В. Гриневецкий в свое время рассчитывал на масштабные иностранные инвестиции. Для Советской России после отказа платить царские долги и национализации собственности кампаний с иностранным участием этот канал был фактически закрыт. По политическим и идеологическим причинам оказался неприемлемым традиционный для России источник накопления капиталов для развития экономики – крестьянское хозяйство. Антикапиталистическая риторика сделала политически невозможной активную поддержку развития и укрепления крестьянских хозяйств. Под шквалом критики Н. Бухарин был вынужден снять лозунг «Обогащайтесь!». В результате ресурсы роста крестьянского накопления, созданные земельным переделом, были надежно заблокированы. По тем же причинам проблематичным оказался рост производственного накопления в частнохозяйственном секторе вне сельского хозяйства. Постоянные угрозы со стороны власти и оппозиции по отношению к буржуазии стимулировали лишь краткосрочные спекулятивные торгово-финансовые операции, а отнюдь не масштабное частное финансирование индустриализации.

Дискуссии выявили два противоположных подхода к проблеме капиталонакопления. «Левая» оппозиция, рассматривая индустриализацию как путь к победе социалистических начал и подчиняя решение экономических задач политическим, настаивала на осуществлении ускоренной индустриализации. Для этого оппозиция настойчиво предлагала различные способы перекачки средств из деревни в город: от использования пресловутых «ножниц» – превышения промышленных цен над сельскохозяйственными – до усиленного налогообложения деревенской «верхушки». Предрекая углубление кризиса, социального расслоения и утрату в конечном итоге «социалистической перспективы» в случае укрепления частного капитала в городе и деревне, Троцкий и его единомышленники (Е. Преображенский, И. Смилга, Ю. Пятаков) видели выход в мобилизации масс на нужды индустриализации, усилении плановых начал в развитии народного хозяйства, ограничении «эксплуататорских тенденций нэпманов и кулака». В «Платформе большевиков-ленинцев», опубликованной в сентябре 1927 г., оппозиция предлагала «растущему фермерству деревни» противопоставить «более быстрый рост коллективов».

Второй подход предполагал начинать индустриализацию с создания благоприятных условий для роста сельского хозяйства, с тем чтобы в будущем подготовить необходимые предпосылки для быстрого роста тяжелой промышленности. Эту точку зрения поддерживали многие экономисты-аграрники. Опираясь на дореволюционный опыт, сотрудники Особого совещания по восстановлению основного капитала промышленности (ОСВОК), профессора В. Громан, В. Базаров, Н. Кондратьев отстаивали программу сбалансированного развития народного хозяйства, включая развитие отраслей, производящих предметы широкого потребления. За сохранение рыночных отношений между городом и деревней, против ускоренных темпов индустриализации и принудительного кооперирования крестьян выступали «правые». Бухарин предлагал снизить темпы индустриализации и переключить средства из тяжелой промышленности в легкую. Главный партийный теоретик выступал за постепенное «врастание» через кооперацию частных хозяев, в том числе и зажиточных слоев, в будущий социализм и по этой причине отстаивал теорию затухания классовой борьбы по мере приближения к социализму. В это время Сталин и его приверженцы, всецело поглощенные борьбой за власть, не имели ясных представлений ни о темпах, ни о методах индустриализации и разделяли положения бухаринской программы. На всем протяжении борьбы с «левой» оппозицией Сталин упорно уклонялся от ответа на вопрос об источниках капиталовложений. Единственное исключение – предложение нарастить для этих целей производство государственной водки, которую в народе стали называть по имени председателя Совнаркома Рыкова «рыковкой».

На XIV съезде партии в 1925 г. Сталин впервые заговорил об индустриализации как генеральной линии партии. Тогда же была сформулирована цель индустриализации: превратить СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую машины и оборудование. Однако в Политбюро по-прежнему доминировали представления о необходимости минимальных темпов индустриализации. Нельзя отрываться от реальных «финансовых и иных возможностей» – предупреждал Сталин, критикуя максимализм Троцкого; Ф. Э. Дзержинский, находясь на посту председателя ВСНХ, также считал, что темпы роста промышленности должны быть согласованы с ростом и нуждами сельского хозяйства.

Но уже осенью 1926 г. XV партконференция потребовала от хозяйственных и государственных органов «форсировать постановку в нашей стране производства орудий производства с целью уничтожения зависимости от капиталистических стран в этой решающей для индустриализации области». Эта установка была закреплена в утвержденных в декабре 1927 г. XV съездом партии директивах по составлению пятилетнего плана. К этому времени в руководстве партии утверждается линия на необходимость высоких темпов индустриализации, решительного социалистического наступления. Сталинское большинство, как и оппозиция, столкнувшись с ограничениями доктринального и социально-экономического порядка и не найдя иных способов решения проблем индустриализации, искусственно взвинчивает ее темп, выдвинув задачу в кратчайший срок догнать и перегнать ведущие капиталистические страны по основным экономическим показателям.

Выбор форсированной индустриализации означал и конец нэпа, поскольку в его рамках для большевистского руководства оставался лишь малоприятный выбор между относительно низким темпом роста при сохранении финансовой стабильности и попытками форсировать государственные капиталовложения за счет включения печатного станка с неизбежными инфляционными последствиями. Ответом правящей фракции большевиков на кризис накопления становится вторичное закрепощение деревни, резкий рост государственного накопления за счет снижения уровни жизни населения. В 1927 г. был выпущен первый заем индустриализации, в 1928 г. – второй. Из года в год растет объем средств, заимствованных государством у народа. К 1930 г. эта сумма достигла почти 1,3 млрд руб.

В первые годы индустриализации особое внимание уделялось расширению энергетической базы, увеличению добычи угля и нефти, преодолению отставания металлургии. Новое промышленное строительство развернулось во всех регионах страны. К концу 20-х гг. круг задач, обозначенных планом ГОЭЛРО, серьезно трансформируется. Сталинское руководство страны превращает индустриализацию в инструмент реализации утопической идеи социалистического переустройства общества. Главной целью экономического развития становятся изменение социальной структуры общества, ликвидация класса предпринимателей, вытеснение частного капитала, создание льготных условий для рабочих за счет других слоев населения.

В экономике преимущественное развитие получает производство средств производства в ущерб легкой промышленности и сельскому хозяйству. Впоследствии эти отрасли уже никогда не смогли подняться, несмотря на вливания капиталовложений. Убежденность советского руководства в неизбежности военного столкновения с капиталистическим миром из всех задач индустриализации выдвигает на передний план проблему укрепления обороноспособности страны. В итоге форсированное развитие оборонных производств приводит к постепенному подчинению экономики их нуждам. Уже в 1932 г. производство военного снаряжения поглощало почти 22 % общего производства стали и чугуна в стране, в 1938 г. – почти 30 %. Государство создает гарантированные условия развития военных отраслей. Обеспечение гражданских отраслей сырьем и иными ресурсами производится только после того, как выполнены заказы оборонных. Другая важная особенность осуществления индустриализации в СССР – значительные масштабы экспорта природного сырья и других традиционных российских товаров, насильно отбираемых у голодной деревни, что позволяло приобретать за рубежом новейшие технологии, использовавшиеся главным образом для поддержания мобилизационного потенциала. В начале 30-х гг. Советский Союз занимал первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. – около одной трети, а в 1932 г. – около половины всего мирового экспорта машин и оборудования направлялось в СССР.

Однако главной особенностью советской экономики 20-х гг., ее кардинальным отличием, при всем сходстве структур, от российской дореволюционной экономики явилось фактическое отделение внутреннего рынка от внешнего. Путь к индустриализации лежал через закрытие внутреннего рынка. Тем самым конкуренция импортных товаров устранялась, а спрос населения становится мощным стимулом к формированию отечественной обрабатывающей промышленности. Для этого активно использовался механизм монополии внешней торговли, экстремально высокие таможенные тарифы, делающие невозможной органичную рыночную интеграцию национального частного сектора в структуры мировой торговли. С лета 1926 г. был запрещен свободный размен червонцев на золото, а затем наложен запрет на вывоз советской валюты за рубеж. Неконвертируемость национальной валюты, контроль за внешнеэкономической сферой давали возможность власти не допускать вывоз национального капитала за границу, а использовать его для финансирования собственной промышленности.

Большинство названных мер вводилось в 20-е гг. как спонтанная реакция на краткосрочный кризис платежного баланса. И лишь впоследствии они приобрели характер осознанной, сформулированной стратегии. Структурно-технологические приоритеты социалистической индустриализации заимствуются из разработок В. Гриневецкого, а также из плана ГОЭЛРО. Индустриализация обретает ярко выраженный импортозамещающий характер. Основной целью хозяйственного управления становится достижение возможно полной независимости от капиталистического мира, налаживание производства всех необходимых стране изделий собственными силами.

Концепция ускоренной индустриализации включала в себя ряд принципиальных моментов: четкое деление народного хозяйства на два сектора – приоритетный, в который входило в основном производство продукции военного назначения, и неприоритетный – все остальные виды деятельности, включая производство предметов потребления. Предполагалось сконцентрировать усилия на немногих решающих направлениях, осуществить первоочередное развитие отдельных отраслей тяжелой и оборонной промышленности, преобладание плановых методов хозяйственного руководства, широкое использование техники и технологий Запада, а также соединить индустриализацию с коллективизацией сельского хозяйства.

Стратегия импортозамещающей индустриализации позволила фактически заново создать в стране индустрию, занять избыточные ресурсы рабочей силы, освобождаемые из деревни. Однако в силу закрытости экономики национальная промышленность формируется в искусственных, тепличных условиях. Устранение внешней конкуренции оборачивается хронически низкой конкурентоспособностью отечественных товаров на зарубежных рынках.

С принятием курса на индустриализацию становится реальностью предложенная еще Л. Троцким специфическая мобилизационная модель развития страны, наиболее существенными чертами которой становятся доминирование политических факторов над экономическими, гипетрофированная роль государства, строгая определенность целей. Мобилизационный тип развития экономики, ориентированный на достижение чрезвычайных целей с использованием для этого чрезвычайных средств и чрезвычайных организационных форм, позволяет советским вождям успешно решить целый ряд задач по модернизации страны, но он же отклонил на десятилетия траекторию национального развития от доминирующих мировых тенденций.

§ 4. Сталинский «большой скачок»

Свертывание нэпа. Конец 20-х – начало 30-х гг. ознаменовались свертыванием нэпа, политическим и идеологическим разгромом его сторонников, отказом от принципов, на которых он основывался, и переходом на административно-репрессивные методы управления. Отход от нэпа обозначился уже с середины 20-х гг. Сформировавшаяся коммунистическая авторитарная политическая система была несовместима с полнокровными рыночными отношениями, поскольку рынок создавал реальную угрозу буржуазной реставрации, и свертывание новой экономической политики было лишь вопросом времени. Так называемые нэповские альтернативы могли состояться лишь в случае серьезной трансформации характера самой власти, коренного изменения всей модели государственного и хозяйственного строительства, к чему не был готов даже лучший партийный теоретик Н. И. Бухарин. Ни одно из влиятельных течений в политическом спектре страны не предлагало полной либерализации рыночных отношений. Одна из причин этого – слабость отечественного частнопредпринимательского сектора, не способного при самом благоприятном для него повороте правительственной политики быстро модернизировать отсталую российскую промышленность. Стало быть, реальный выбор состоял либо в продолжении нэпа, либо в возврате к военно-коммунистической линии.

Лишь опасения большинства высших советских руководителей потерять власть в результате нового всплеска крестьянской войны привязывали их к нэпу. С победой сталинского курса и ужесточением политического режима многовариантность нэповской идеи была исчерпана. В 1926–1927 гг. давление на частный сектор усиливается. Сталинское большинство, ведя борьбу с троцкистско-зиновьевской оппозицией, берет на вооружение ее предложение о перекачке средств из частного сектора на нужды индустриализации. Достигнув потолка в извлечении средств обычными методами, государство возрождает чрезвычайные меры времен «военного коммунизма». Их активным проводником становится В. В. Куйбышев, возглавивший после смерти Ф. Э. Дзержинского ВСНХ. Начиная с 1927 г. Наркомторг назначает ежегодный план по экспорту антиквариата (вопреки ранее принятому Декрету о запрещении продажи и вывоза произведений искусства без консультаций и санкций Наркомпроса) в целях финансирования страны. 23 января 1928 г. уже Совет Народных Комиссаров принимает Постановление о мерах по усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства. В результате его реализации за границей с молотка пошли многие художественные ценности из отечественных музеев, включая полотна Ван Дейка, Пуссена, Лоррена.

Свертывание нэпа было выгодно той части номенклатуры, чьи экономические интересы с окончанием Гражданской войны резко разошлись с интересами других слоев общества. Номенклатурные выдвиженцы использовали трудности нэпа для направления растущего недовольства рабочих слоев против нэпманов, буржуазных спецов, якобы мешавших продвижению страны к светлому будущему.

Важную роль в сломе нэпа сыграли причины экономического характера. В середине 20-х гг. страна лишь возвращалась к уровню 1913 г., что, естественно, не давало гарантий возможности развития СССР в случае экономической блокады, а главное, выбивало почву под целевой установкой большевиков на «освобождение мирового пролетариата от капиталистического гнета». В 1927–1928 гг. в промышленности наблюдался заметный подъем, выпуск промышленных изделий превышал годовые задания, два года подряд шло снижение себестоимости продукции и увеличивалась прибыль. Но значительные темпы индустриального роста в эти годы – результат мобилизации ранее накопленного материального и интеллектуального потенциала страны, использования простаивавших ранее мощностей, возрождения экономических связей между регионами. Нэповская модель определенно нуждалась в корректировке.

Дата добавления: 2015-07-11