Кто находит друга, находит сокровище.

В том, что Игнацио на своей новенькой, блестящей, серебристой машине врезался в стену, все винят Донателлу. Позднее мне предстоит услышать эту историю – Альваро не дурак посплетничать. На огромной скорости, легкомысленно забыв о ремнях безопасности и принятом чуть раньше алкоголе, Игнацио разбил в пыль не только машину, но и почти все кости в правой руке, от плеча до запястья.

Через восемнадцать месяцев после нашего последнего разговора Джанфранко уверяет меня, что автомобиль починке не подлежит. Grazie a Dio[14], того же нельзя сказать об Игнацио. Однако теперь у него осталась лишь одна рабочая рука; ему требуется долгий курс физиотерапии, и в «Ла Кантинетте» от него мало толку. Именно поэтому меня просят прийти ему на замену. Именно поэтому я снова сажусь на поезд Рим – Флоренция, хотя в голове шумит от сбоя биологических часов после бесконечного перелета.

Инцидент с ножами в аэропорту Фьюмичино косвенно привел к тому, что мне пришлось лишиться куртки на меху, в которой я приехала и которую с облегчением скинула на жаре (в Европе конец лета). Мой любимый поварской нож и разделочный нож по закону необходимо было отправить отдельно от всего багажа, запечатать в целлофановый пакет и сопроводить несколькими серьезными документами, которые я прилежно заполнила в аэропорту Сиднея. В аэропорту Фьюмичино есть особая зона, где можно забрать сомнительные предметы вроде ножей, и туда я наведывалась несколько раз и разговаривала с различными чиновниками, однако ножи так и не материализовались. Но я вернулась в свою любимую Италию, и потеря ножей меня хоть и огорчила, но не удивила. (Через несколько месяцев прошу Джанфранко помочь мне составить письмо, в котором подробно описываю произошедшее; письмо так и остается без ответа, и это меня тоже не удивляет.) Но мне очень жалко куртку, которую я в расстроенном состоянии, видимо, оставила в поезде. Утешаю себя тем, что теперь смогу купить новую, хоть и с наступлением холодов.

Поезд везет меня по зелено‑золотистым августовским полям; за окном проносятся плавные изгибы холмов, которые внезапно пересекает река, автомобильные заводы и серебристый бак для бензина, плывущий в море зелени. Мы ненадолго въезжаем в прохладные тоннели; некоторые из них такие длинные, что забываешь, что на улице день, а когда вырываешься на солнечный свет, он оглушает так, что барабанные перепонки едва не лопаются. Полуразрушенные каменные дома, обросшие плющом руины на вершинах холмов, белые дороги, петляющие и исчезающие на горизонте, телята на раскаленных полях рядом с коровами, мирно жующими траву… Мимо проносятся города – Галлезе, Сеттебаньи, Орте, Бассано, Аттильяно.

Я пробуду в Тоскане всего несколько месяцев и помогу завершить оживленный летний сезон; зная об этом, я почти не вспоминаю о неприятных впечатлениях двухлетней давности, к тому же мне давно известно, что меня ждет. На вокзале во Флоренции меня встречает Джанфранко, взъерошенный, с опухшими глазами; увидев меня, он улыбается до ушей, и я чувствую, что вернулась домой.

Но за два года многое изменилось. Появился Тониньо – крепыш, унаследовавший красоту смуглянки Чинции и, что уже очевидно, характер Джанфранко. А еще Вито – посудомойщик. Ему за шестьдесят, и его веселое лицо мне приятно и смутно напоминает кого‑то из прошлого. Когда мы приезжаем, он сидит у телевизора, который так и стоит на краю рабочего стола, и сосредоточенно смотрит Палио – ежегодные скачки в Сиене. Кухня выглядит иначе: плиты расставлены островком в центре помещения, так что оно теперь разделено на две рабочие зоны.

Бросаюсь в объятия Альваро, обрадовавшись, что наш старый ассистент еще работает. По пути Джанфранко рассказал, что два года назад, когда я уехала, он стал готовить Альваро на мое место. Теперь я вернулась, и Альваро займет место Джанфранко и станет главным шеф‑поваром, а я буду исполнять обычную роль ассистента. Игнацио похудел и осунулся, одна рука у него подвешена на хитроумной перевязи. После аварии он переехал к родителям в Скандиччи, и теперь я могу занять его большую комнату. Вид из нее открывается почти такой же, как из моей старой; окна с зелеными ставнями выходят на виа Кьянтиджана, белую дорогу, исчезающую за узорчатыми коваными воротами напротив. Первое, что я делаю, – распахиваю окна, открываю ставни и любуюсь этим видом, звуками, запахами: позволяю пейзажу тихонько впустить меня.

Дата добавления: 2015-07-11