Лихтенштейн

Вы сразу узнаете, что въехали в немецкоязычную часть Швейцарии, когда названия населенных пунктов станут звучать так, будто кто-то разговаривает с набитым ртом. Согласно железнодорожному билету я следовал до города Тхалвил, что сильно меня озадачило: на моих любимых картах Кюммерли и Фрея, которым я очень доверял, такого не было. Вместо Тхалвила там значился Хорген. Трудно было предположить, что добросовестные составители карт могли сделать такую серьезную ошибку в собственной стране, но невозможно было и представить, что за прошедшие со дня издания атласа восемнадцать лет консервативные бюргеры этого уголка Швейцарии могли переименовать свой город. Пытаясь разобраться, я разложил карту на коленях, к неудовольствию сидящей по соседству старой леди, которая раздраженно шипела всякий раз, когда ее задевал уголок бумаги.

Не знаю, что такое есть в картах, но могу целыми днями рассматривать их, изучая названия городов и деревень, о которых никогда не слышал и никогда не увижу. Люблю прослеживать русла маленьких речушек, читать примечания на полях — что означает, например, маленький треугольник с флагом и какая разница между пиктограммой самолета с кружком вокруг него и без, время от времени глубокомысленно изрекая «Хммм…» и важно качая головой. Понятия не имею, что меня в них влечет.

Разглядывая карту, я запоздало понял, что мне надо было проехать из Брига в Женеву более южным маршрутом, чтобы увидеть Монблан и Шамони. Каким надо быть дураком, чтобы заехать так далеко и не побывать в сердце Альп! «Хммм…» — пробормотал я и задумчиво покачал головой, складывая карту.

Мы ехали мимо маленьких ферм, мимо поросших лесом крутых гор, переезжали мелкие речушки, останавливались в затерянных деревнях, где несколько людей подсаживались в поезд с пустыми корзинами. А когда поезд заполнялся пассажирами, мы останавливались на маленькой базарной площади, и все пассажиры вываливались из вагонов, оставляя меня одного. Потом все опять повторялось.

Я сошел в Саргансе, недалеко от Лихтенштейна. Вообще-то, рельсы проложены до самого Вадуца, но в соответствии с национальной политикой быть во всем оригинальными, поезд там не останавливается. Поэтому вы должны сделать пересадку в Саргансе или Баксе и добираться до Вадуца, миниатюрной столицы Лихтенштейна, на желтом почтовом автобусе.

Он уже ждал нас на станции. Я купил билет и занял место в середине салона. От Сарганса до Вадуца всего семь миль, но дорога заняла больше часа, потому что автобус объезжал все окрестные поселения. Я внимательно смотрел по сторонам, но так и не понял, когда мы пересекли границу — я даже не был уверен в том, что мы уже находимся в Лихтенштейне, пока не увидел знак ограничения скорости в городской черте Вадуца.

В Лихтенштейне все удивительно. Он в 250 раз меньше Швейцарии, которая тоже очень маленькая. Это последний сохранившийся осколок Священной Римской империи, такой незаметный, что правящее семейство даже не потрудилось за 150 лет приехать посмотреть его.

В нем две политические партии, известные в народе как Красные и Черные. Удивительно, как сторонники умудряются их различать, поскольку идеологические различия между ними минимальны, а девиз вообще один: «Верим в Бога, Принца и Отечество». Последний раз Лихтенштейн участвовал в военных действиях в 1866 году, когда восемьдесят мужчин были отправлены против итальянцев. Из них не погиб ни один. Чтобы быть точным, вернулись не восемьдесят, а восемьдесят один человек, — как вам это нравится? По дороге они с кем-то подружились и притащили его с собой. Два года спустя, поняв, что лихтенштейнцы все равно никого победить не могут, крон-принц распустил армию.

Еще один парадокс: Лихтенштейн — крупнейший в мире производитель оболочки для сосисок и вставных челюстей. Это известный центр укрытия налогов, единственная страна в мире, где жителей меньше, чем зарегистрированных компаний (хотя большинство из них существует только на бумаге). Его единственная тюрьма настолько мала, что еду заключенным приносят из ближайшего ресторана. Чтобы получить гражданство, в деревне претендента должен пройти референдум, и если сельчане выскажутся «за», то потом голосуют премьер-министр и его кабинет. Но они никогда не выносят положительного решения, и сотни семей, живущие в Лихтенштейне с незапамятных времен, все еще считаются иностранцами.

Вадуц очень удачно расположен. Город угнездился у самого подножия Монт Альпспитц высотой более 2 тысяч метров. На этой горе, прямо над городом, стоит мрачный княжеский замок Шлосс, похожий на замок злой волшебницы из «Волшебника страны Оз». Каждый раз, глядя на него, я ожидал, что вот-вот со стены взлетят крылатые обезьяны…

Была суббота, и главная дорога была забита «мерсами» из Швейцарии и Германии. Богачи приезжают сюда на уик-энд, чтобы навестить свои деньги. В центре находилось всего четыре отеля. В двух из них не было мест, один был вообще закрыт, но в четвертом я ухитрился получить номер. Он оказался возмутительно дорогим, учитывая, что в нем была бугристая кровать, двадцативаттная настольная лампочка и отсутствовал телевизор. Радио было, но такое старое, что я ожидал услышать в сводке новостей о битве при Ватерлоо. Но вместо этого передавали только польки, прерываемые диск-жокеем, который, судя по всему, перебрал снотворного. Он… говорил… как… во сне, что, по-моему, на самом деле имело место.

Единственное достоинство комнаты заключалось в том, что в ней был балкон. Перегнувшись через перила и вытянув шею, я мог разглядеть высоко надо мной Шлосс. Он все еще является резиденцией крон-принца, одного из богатейших людей Европы и владельца второй по ценности коллекции картин в мире (первая у королевы Англии). В ней единственная работа Леонардо да Винчи, оставшаяся в частных собраниях, и самая большая коллекция Рубенса. Но посетителям все это недоступно, поскольку вход в замок строго запрещен, а планы построить галерею, чтобы экспонировать коллекцию крон-принца, вот уже почти двадцать лет не могут сдвинуться с места. Ровно столько парламент обсуждает этот вопрос, но, очевидно, все никак не осмелится попросить княжеское семейство, содержание которого обходится ежегодно в 1, 3 миллиарда долларов, выделить из госбюджета необходимую сумму.

Я пошел погулять и посмотреть заодно, как здесь насчет ужина. Но ресторанов было мало, и они были либо очень дорогими, либо настораживающе пустыми. При этом Вадуц настолько мал, что если идти пятнадцать минут в одном направлении, то неминуемо окажешься в провинции. Мне пришло в голову, что в Лихтенштейн вообще нет особого смысла ездить: достаточно просто говорить, что вы там были. Если бы он являлся частью Швейцарии (как, фактически, и есть во всем, кроме названия и почтовых марок) и не был налоговым раем, никто бы не захотел сюда приезжать.

Поужинать я зашел в ресторан той самой гостиницы, в которой меня два часа назад торжественно заверяли, что она закрыта чуть ли не навсегда, но ресторан, несомненно, был открыт. Кроме того, я заметил, что люди, входящие в холл, брали с гвоздей ключи и поднимались в свои номера. Возможно, работникам отеля просто не понравилась моя внешность, а может быть, они догадались, что я писатель и не хотели, чтобы я открыл миру страшный секрет — что в их ресторане отвратительно кормят. Кто знает?

Утром, на завтраке, который был включен в стоимость номера, официант принес мне кофе и спросил, не хочу ли я апельсинового сока.

— Пожалуйста, — сказал я.

Это был самый странный апельсиновый сок, который я видел в жизни. Он был персикового цвета, и в нем плавали какие-то волокна, похожие на красные прожилки, которые иногда бывают в яичных желтках. Он даже отдаленно не напоминал апельсиновый сок по вкусу, и после двух глотков я отодвинул его на край стола, сосредоточившись на кофе и окороке.

Спустя двадцать минут я уже стоял у регистратуры, где дама приятной наружности вручила мне счет для просмотра. Пока она весьма бесцеремонно обращалась с моей кредитной карточкой, я с удивлением разглядел, что за апельсиновый сок с меня взяли четыре франка — несуразно большие деньги.

— Извините, вы взяли с меня четыре франка за апельсиновый сок.

— Вы пили апельсиновый сок?

— Да, но официант не сказал, что я должен за него платить. Я думал, это входит в стоимость завтрака.

— Нет, наш апельсиновый сок очень своеобразный. Свежевыжатый. Он, — тут она произнесла какое-то немецкое слово, которое, думаю, означало «содержащий красные волокна», а затем добавила: — И поскольку он оч-чень своеобразный, мы берем за него четыре франка.

— Отлично, но мне кажется, вам следовало бы предупреждать об этом.

— Но, сэр, вы заказали его и выпили.

— Я не пил его — он был на вкус как утиная моча, и вообще, я считал, что он бесплатный.

Мы зашли в тупик. В таких случаях я, как правило, не устраиваю сцен, — просто прихожу ночью и бросаю камень в окно, — но тут я решил твердо стоять на своем и отказался подписать счет. Я даже был готов, чтобы меня арестовали, хотя было страшно представить, как мне в тюрьму приносят на завтрак стакан апельсинового сока персикового цвета с красными волокнами и единственный ломтик окорока.

В конце концов она уступила, но по улыбке, с которой она возвратила мне кредитную карточку, было ясно, что мне уже никогда не будет места в этом отеле, а так как другой отель, очевидно, тоже был для меня навеки закрыт, я понял, что это моя последняя ночь в Лихтенштейне.

По случаю воскресенья никаких признаков автобуса не наблюдалось, так что у меня не было другого выбора, кроме как идти пешком до станции, которая находилась в пяти милях к северу, но я не имел ничего против. Стояло ясное весеннее утро, по всей долине раздавался колокольный звон, словно только что началась война. Я направился к ближайшей деревне, откуда собирался прошагать последние полмили до моста в Швейцарию. Никогда раньше мне не приходилось пересекать государственные рубежи пешком, так что я был очень доволен собой. На границе не было никакого пограничного столба, просто табличка на середине моста, указывающая на наличие разделительной линии между Лихтенштейном и Швейцарией. Вокруг не было ни души, так что я пересек эту линию туда-сюда несколько раз — просто так, ради нового ощущения.

Населенный пункт, в котором находилась станция, был на другом берегу реки, и выглядел не столько сонным, сколько впавшим в состояние комы. Мне нужно было убить два часа до поезда, так что я успел хорошо осмотреть городок. Это заняло четыре минуты, включая остановки на отдых.

Я купил билет в Инсбрук, нашел закрытый буфет и, поскольку делать больше было нечего, пошел на платформу. Там я сбросил рюкзак, сел на скамью и, закрыв глаза, стал сочинять швейцарские загадки.

Вопрос. Как заставить швейцарца кувыркаться?

Ответ. Затащите его на вершину горы и столкните.

Вопрос. Как заставить швейцарца засмеяться?

Ответ. Приставить к голове пистолет и приказать: «Смейся!».

Вопрос. Кто самый великий любовник в Швейцарии?

Ответ. Иммигрант.

Вопрос. Как определить швейцарского анархиста?

Ответ. У него нет почтового индекса.

Вопрос. Как называется в Швейцарии сборище скучных людей?

Ответ. Цюрих.

Потом пришел поезд. С большим облегчением я сел в него, радуясь, что еду в еще одну новую страну.

Дата добавления: 2015-07-11