Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

А.Шопенгауэр Мир как воля и представление

Читайте также:
  1. I. Общее представление о психодиагностике.
  2. V. Каковую особенность Апостол усиливает представлением, что это была сокровенная, ныне лишь явленная тайна, которой он есть служитель 3, 1—13
  3. АЛГЕБРАИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЛОГИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ
  4. Ваше представление о времени
  5. ВАШЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПЕРЕДАЧЕ ПОЛНОМОЧИЙ
  6. Ваше представление о себе

Состоит из четырёх книг: 1 и 3 о мире как представлении, 2 и 4 о мире как воли.

1 Представление, подчиненное закону основания: Объект опыта и науки

2 Объективация воли

3 Представление, независимое от закона основания: платоновская идея: объект искусства

4 Утверждение и отрицание воли к жизни при достигнутом самопознании

В предисловии к первому изданию Ш. говорит об истоках своей философии: Кант, Платон, Веды, Упанишады. Также можно прибавить к этому списку буддизм.

Мир, с одной стороны, всецело есть представление, а, с другой стороны, всецело есть воля.

Мир как представление (1глава)

"Мир есть мое представление": вот истина, которая имеет силу для каждого живого и познающего существа. Оно не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз, который видит солнце, руку, которая осязает землю; окружающий его мир существует лишь как представление, т.е. исключительно по отношению к представляющему, каковым является сам человек. Если какая-нибудь истина может быть высказана a priori, то именно эта, ибо она – выражение той формы всякого возможного и мыслимого опыта, которая имеет более всеобщий характер, чем все другие: время, пространство и причинность, ведь все они уже предполагают ее.

Мир как представление имеет две существенные и неделимые половины. Первая из них – объект: его формой служат пространство, время и причинность, а через них множественность. Другая же половина, субъект, лежит вне пространства, времени и причинности: ибо она вполне и нераздельно находится в каждом представляющем существе. Субъект – то, что все познает и никем не познается. Он носитель мира, условие всех явлений, всякого объекта: ибо только для субъекта существует все, что существует. Эти половины неразделимы даже для мысли, ибо каждая из них имеет значение и бытие только через другую и для другой, существует и исчезает вместе с нею. Они непосредственно ограничивают одна другую: где начинается объект, кончается субъект. Общность этой границы обнаруживается именно в том, что существенные и всеобщие формы всякого объекта (время, пространство и причинность) мы можем находить и познавать, и не познавая самого объекта, а исходя из одного субъекта, – т.е., говоря языком Канта, они a priori лежат в нашем сознании. Закон основания – общее выражение для всех этих a priori известных нам форм объекта.

Представления разделяются на два вида: интуитивные и абстрактные.

1. Интуитивное представление объемлет весь мир, или совокупность опыта вместе с условиями его возможности → пространство и время как предмет непосредственного созерцания. И такое созерцание не есть полученный из опыта путем повторения образ фантазии, оно настолько независимо от опыта, что последний надо считать зависимым от него, ибо свойства пространства и времени, как их a priori познает созерцание, имеют для всякого возможного опыта силу законов, сообразно которым он всюду должен происходить. Пространство и время обладают тем свойством, что принцип достаточного основания выступает здесь в совершенно особой форме, которую Ш. назвал основанием бытия и которая во времени является последовательностью его моментов, а в пространстве – положением его частей, до бесконечности взаимоопределяющих одна другую.

Самая простая из форм закона достаточного основания – время. Подобно тому, как в нем каждое мгновение существует, лишь уничтожив предыдущее, чтобы столь же быстро погибнуть самому; подобно тому как прошедшее и будущее столь же ничтожны, как любое сновидение, а настоящее служит только непротяженной и неустойчивой границей между тем и другим, – так мы увидим эту самую ничтожность и во всех других формах закона основания и поймем, что все, вытекающее из причин и мотивов, имеет только относительное бытие, существует только через другое и для другого, однородного с ним, т.е. существующего тоже лишь таким образом.

Кто познал тот вид закона основания, который проявляется в чистом времени как таковом и на котором зиждется всякий счет и вычисление, тот вместе с этим познал и всю сущность времени. Оно не более, как именно этот вид закона основания, и других свойств не имеет. Последовательность – форма закона основания во времени; последовательность – вся сущность времени. Кто познал закон основания, как он господствует в чисто созерцаемом пространстве, тот вместе с этим исчерпал и всю сущность пространства, ибо последнее всецело есть не что иное, как возможность взаимных определений его частей одна другою, называемая положением. Кто познал закон причинности, – тот вместе с этим познал и все существо материи как таковой, ибо последняя всецело есть не что иное, как причинность. Причина и действие – в этом вся сущность материи: ее бытие есть ее действие.

Как объект вообще существует только для субъекта в качестве его представления, так и каждый особый класс представлений существует только для такого же особого определения в субъекте, которое называют той или другой познавательной способностью. Субъективный коррелят времени и пространства самих по себе как ненаполненных форм Кант назвал чистой чувственностью. Субъективным коррелятом материи, или причинности, является рассудок. Первое, самое простое и постоянное проявление рассудка – это созерцание действительного мира; оно всецело есть познание причины из действия, поэтому всякое созерцание интеллектуально. Как с восходом солнца выступает внешний мир, так рассудок одним ударом, своей единственной, простой функцией претворяет смутное, ничего не говорящее ощущение – в созерцание. То, что ощущает глаз, ухо, рука, – это не созерцание, это – простые чувственные данные. Лишь когда рассудок переходит от действия к причине, перед ним как созерцание в пространстве расстилается мир, изменчивый по своему облику, вовеки пребывающий по своей материи, ибо рассудок соединяет пространство и время в представлении материи, т.е. действительности. Этот мир как представление, существуя только через рассудок, существует и только для рассудка.

Надо остерегаться великого недоразумения, будто бы ввиду того, что созерцание совершается при посредстве познания причинности, между объектом и субъектом есть отношение причины и действия; наоборот, такое отношение существует всегда только между объектами. Именно на этом неверном предположении основывается нелепый спор о реальности внешнего мира. Ибо как закон причинности уже предшествует в качестве условия созерцанию и опыту и поэтому его нельзя познать из них, так объект и субъект уже предшествуют, в качестве первого условия, всякому познанию, следовательно, и вообще закону основания, потому что последний – это только форма всякого объекта, непременный способ его проявления; объект же всегда предполагает субъект, поэтому между ними обоими не может быть отношения причины и следствия. Мир, созерцаемый в пространстве и времени, проявляющий себя как чистая причинность, совершенно реален; и он есть безусловно то, за что он себя выдает, а выдает он себя за представление, связанное по закону причинности. В этом – его эмпирическая реальность. Но с другой стороны, всякая причинность существует только в рассудке и для рассудка, и, следовательно, весь этот действительный мир обусловлен рассудком и без него – ничто. Поэтому он обусловлен субъектом, т.е. имеет трансцендентальную идеальность.

2. абстрактные представления = понятия. Понятия образуют своеобразный, присущий только человеческому духу класс, отличный от рассмотренных до сих пор наглядных представлений. Поэтому мы никогда не можем достигнуть наглядного, совсем очевидного познания их сущности, – наше знание о них только абстрактно и дискурсивно. Их можно только мыслить, а не созерцать, и лишь те воздействия, которые посредством них совершает человек, служат предметами подлинного опыта. Таковы – язык, обдуманная, планомерная деятельность и наука, а затем все то, что вытекает из них. Хотя понятия совершенно отличны от наглядных представлений, они все-таки находятся в необходимом соотношении с ними, без которого они были бы ничем, так что оно составляет всю их сущность и бытие. Вот почему понятиям вполне подходит название представлений о представлениях. Вся сущность понятий заключается лишь в том отношении, какое выражает в них закон основания. И так как оно есть отношение к основе познания, то вся сущность абстрактного представления состоит исключительно в его отношении к другому представлению, которое является его основой познания. При этом ряд оснований познания должен замкнуться таким понятием, которое имеет свою основу в наглядном познании. Ибо весь мир рефлексии коренится в наглядном мире как своей основе познания. Понятие обнимает собою многое, т.е. многие представления находятся к нему в отношении основы познания, иначе говоря, мыслятся посредством него. Всякое понятие, будучи абстрактным, обладает так называемым объемом, или сферой, – даже в том случае, если существует только единственный реальный объект, соответствующий ему. И вот мы всегда находим, что сфера каждого понятия имеет нечто общее со сферами других. Познать это отношение – значит высказать суждение.

Мир как воля (2 глава)

Ш. задаётся вопросом, есть ли мир только представление, и если нет, то, как можно проникнуть в другую сферу? Для ответа надо обратиться к фигуре познающего субъекта. Он укоренен в этом мире, находит себя в нем как индивида, т.е. его познание опосредствуется телом, чьи состояния служат рассудку исходной точкой для познания мира. Субъекту познания его тело дано двумя различными способами: во-первых, как представление в созерцании рассудка, как объект среди объектов, подчиненный их законам; во-вторых, как то, что непосредственно известно каждому и обозначается словом воля. Каждый истинный акт его воли тотчас же и неизбежно является также движением его тела: субъект не может действительно пожелать такого акта, не заметив в то же время, что последний проявляется в движении тела. Волевой акт и действие тела не находятся между собою в отношении причины и действия, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, – один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка. Действие тела есть не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в созерцание акт воли. Все тело есть объективированная, т.е. ставшая представлением воля. Воля – это априорное познание тела, а тело – апостериорное познание воли.

Каждое воздействие на тело является тотчас же и непосредственно воздействием на волю; как таковое оно называется болью, если противно воле, удовольствием и наслаждением, если удовлетворяет ее. Познание, которое у меня есть о моей воле неотделимо от познания о моем теле. Я познаю свою волю не в ее целом, не как единство, не вполне в ее существе: я познаю ее только в ее отдельных актах, т.е. во времени, которое служит формой явления моего тела, как и всякого объекта; поэтому тело составляет условие познания моей воли. Тело человека есть единственный реальный индивид в мире, т.е. единственное проявление воли и единственный непосредственный объект субъекта.

Воля выражается прежде всего произвольными движениями тела, ибо они суть не что иное, как видимость отдельных волевых актов, с которыми они наступают непосредственно и вполне одновременно как нечто тождественное с ними, отличающееся от них только формой познания, в какую они перешли, сделавшись представлением. Но эти акты воли всегда имеют еще причину вне себя – в мотивах. Последние определяют, однако, только то, чего я хочу в это время, на этом месте, при этих обстоятельствах, а не то, что я вообще хочу, т.е. они не определяют принципа, характеризующего все мое желание. Поэтому мое желание во всей своей сущности не может быть объяснено из мотивов: они определяют только его проявление в данный момент времени, они – только повод, обнаруживающий мою волю; сама же воля лежит вне области закона мотивации, только проявление воли в каждый момент времени неизбежно определяется этим законом. Лишь при условии моего эмпирического характера мотив служит достаточной объяснительной причиной моего поведения; если же я абстрагируюсь от своего характера и спрашиваю затем, почему я вообще хочу этого, а не того, то ответ на такой вопрос невозможен, потому что закону основания подчинено только проявление воли, а не сама воля, которую в этом отношении следует назвать безосновной.

Воля – вещь в себе. Она – самая сердцевина, ядро всего частного, как и целого; она проявляется в каждой слепо действующей силе природы, но она же проявляется и в обдуманной деятельности человека: великое различие между ними касается только степени проявления, но не сущности того, что проявляется.

Эта вещь в себе, которая как таковая никогда не бывает объектом, чтобы сделаться все-таки объективно мыслимой, должна была заимствовать себе название и понятие у какого-нибудь объекта, у какого-либо из своих проявлений; но последнее должно быть самым совершенным из всех ее проявлений, т.е. самым ясным, наиболее развитым, непосредственно освещенным силой познания: таковой является именно человеческая воля. Понятие воли – единственное из всех возможных, которое имеет свой источник не в явлении, не просто в наглядном представлении, а исходит изнутри, вытекает из непосредственного сознания каждого, в котором каждый познает собственную индивидуальность в ее существе, непосредственно, вне всякой формы, даже вне формы субъекта и объекта, и которым он в то же время является сам, ибо здесь познающее и познаваемое совпадают.

Воля как вещь в себе лежит вне сферы закона основания во всех его видах, и она поэтому совершенно безосновна, хотя каждое из ее проявлений непременно подчинено закону основания. Она свободна от всякой множественности, хотя проявления ее во времени и пространстве бесчисленны; она сама едина, как то, что лежит вне времени и пространства, вне principium individuationis, т.е. возможности множественного. Индивид, личность – это не воля как вещь в себе, но уже явление воли, и как таковое личность уже детерминирована и приняла форму явления – закон основания. Отсюда вытекает тот удивительный факт, что каждый a priori считает себя совершенно свободным, даже в своих отдельных поступках, и думает, будто он в любой момент может избрать другой жизненный путь, т.е. сделаться другим. Но a posteriori, на опыте, он убеждается к своему изумлению, что он не свободен, а подчинен необходимости, что, несмотря на все свои решения и размышления, он не изменяет своей деятельности и от начала до конца жизни должен проявлять один и тот же им самим не одобряемый характер, как бы играть до конца однажды принятую на себя роль.

Идеи, искусство (3 глава)

Мир как представление = объектность воли, что означает: воля, сделавшаяся объектом, т.е. представлением. Такая объективация имеет многие ступени, по которым с последовательно возрастающей ясностью и полнотой сущность воли входит в представление, т.е. представляется в качестве объекта. Эти ступени = платоновские идеи, поскольку они являются определенными видами, или первоначальными, неизменными формами и свойствами всех тел природы, а также общими силами, которые обнаруживаются по законам природы. Отдельная вещь представляет собой косвенную объективацию вещи в себе (т.е. воли), а между этой отдельной вещью и вещью в себе (волей) стоит еще идея как единственная непосредственная объектность воли. Идеи выражаются в бесчисленных индивидах и относятся к ним как первообразы к своим подражаниям. Множественность таких индивидов представима только благодаря времени и пространству, а их возникновение и уничтожение – только благодаря причинности, все эти формы – различные виды закона основания, который служит последним принципом всякой конечности, всякой индивидуации и общей формы представления. Идея же не подвластна этому принципу, вот почему ей не свойственны ни множественность, ни изменяемость. В то время как индивиды, в которых она выражается, бесчисленны и беспрестанно возникают и исчезают, она остается неизменной и равной себе, и закон основания не имеет для нее никакого значения. А так как этот закон есть форма, которую принимает всякое познание субъекта, поскольку он познает в качестве индивида, то идеи должны находиться совершенно вне познавательной сферы индивида как такового. Поэтому если идеи должны стать объектом познания, то это возможно лишь при устранении индивидуальности в познающем объекте. Когда познание освобождается от служения воле, субъект перестает быть только индивидуальным, становится теперь чистым, безвольным субъектом познания, который пребывает в спокойном созерцании предстоящего объекта вне его связи с какими-либо другими и растворяется в нем.

Лишь когда познающий индивид возвышается до чистого субъекта познания и тем самым возвышает рассматриваемый объект до идеи, лишь тогда мир как представление выступает во всей своей чистоте и совершается полная объективация воли, ибо только идея представляет собой адекватную объектность воли.

В соответствии с различными ступенями объективации воли Ш. выделяет различные типы знания. На низших ступенях объектности воли, там, где она действует еще без познания, законы изменения ее явлений рассматриваются естествознанием в качестве этиологии, а постоянное в этих законах – в качестве морфологии. Формы, в которых для познания субъекта как индивида идеи являются развернутыми во множественность, т.е. время и пространство, рассматривает математика. За нитью событий следит история: она прагматична, поскольку выводит их по закону мотивации, а этот закон определяет являющуюся волю там, где она освещена познанием. Все эти знания, носящие общее имя науки, следуют закону основания в его различных формах, и их предметом остаются явление, его законы, связь и возникающие отсюда отношения.

Познание, рассматривающее идеи (непосредственную и адекватную объектность вещи в себе, воли) – это искусство, создание гения. Оно воспроизводит постигнутые чистым созерцанием вечные идеи, существенное и постоянное во всех явлениях мира. Его единственный источник – познание идей, его единственная цель – передать это познание. В то время как наука, следуя за беспрерывным и изменчивым потоком оснований и следствий, после каждой достигнутой цели идет все дальше и дальше и никогда не может обрести конечной цели, полного удовлетворения, искусство, напротив, всегда находится у цели. Ибо оно вырывает объект своего созерцания из мирового потока и ставит его изолировано перед собой, и это отдельное явление, которое в жизненном потоке было исчезающе малой частицей, становится для искусства представителем целого, эквивалентом бесконечно многого в пространстве и времени. Искусство – способ созерцания вещей независимо от закона основания. Для того чтобы в индивиде проявился гений, он должен получить в удел такую меру познавательной способности, которая далеко превосходит то, что требуется для служения индивидуальной воле; и этот высвободившийся избыток познания становится здесь безвольным субъектом, ясным зеркалом сущности мира. В искусстве также есть различные ступени объективации воли. От низшей к высшей: архитектура, парковое искусство, живопись и скульптура, поэзия (в ней выше всего – трагедия). Особое место занимает музыка, т.к. она – непосредственная объективация и отпечаток всей воли, подобно самому миру.

Этика (4 глава)

Всякое добро по своему существу относительно, ибо существо его состоит только в его отношении к желающей воле. Поэтому абсолютное добро есть противоречие; высшее благо означает конечное удовлетворение воли, после которого уже не появится новое желание – последний мотив, достижение которого удовлетворит волю навеки. Однако воля не может после какого-нибудь удовлетворения перестать постоянно желать вновь: длительного, полностью и навсегда удовлетворяющего ее осуществления для нее не бывает. Такая острота желания служит постоянным источником страдания, во-первых, потому, что всякое желание как таковое вытекает из нужды, т.е. страдания; во-вторых, потому, что большая часть желаний остаются неисполненными и воля гораздо чаще находит себе препятствие, чем удовлетворение.

Описанное страдание неотделимо от злобы, ибо имеет с ней общий корень – очень сильную волю. Как бы плотно ни облекала пелена Майи сознание злого, т.е. как бы ни был он объят principio individuationis, считая свою личность абсолютно отличной и отделенной глубокой пропастью от всякой другой, тем не менее в сокровенной глубине его духа таится предчувствие того, что такой порядок вещей – только явление, а сущность совсем иная; что как ни отделяют его время и пространство от других индивидов и их бесчисленных мук, которые они терпят, как ни представляют их время и пространство совершенно чуждыми для него, все же во всех них проявляется единая воля к жизни, сама по себе и независимо от представления и его форм; не узнавая себя, она обращает здесь свое оружие против самой себя и, домогаясь в одном из своих проявлений усиленного благополучия, тем самым обрекает другое на величайшее страдание.

Подлинно благие помыслы, бескорыстная добродетель и чистое благородство проистекают не из абстрактного познания, но из познания непосредственного и интуитивного, которое поэтому не может быть передано другим людям, но для каждого должно возникать самостоятельно, и находит свое подлинно адекватное выражение не в словах, а исключительно в делах, в поступках, в жизненном пути человека. В добром познание обуздывает слепой порыв воли. То, что может побуждать к добрым делам и подвигам любви, – это лишь познание чужого страдания, непосредственно понятого из собственного страдания и приравненного к нему. Но из этого видно, что чистая любовь по своей природе является состраданием. Для того, кто совершает подвиги любви, пелена Майи стала прозрачной, и мираж principii individuationis рассеялся перед ним. Он рассматривает бесконечные страдания всего живущего как свои собственные и разделяет боль всего мира. Воля отворачивается от жизни. Человек доходит до состояния добровольного отречения, истинной безмятежности и совершенного отсутствия желаний. В человеке возникает отвращение к той сущности, которая выражается в его собственном явлении, его отталкивает воля к жизни, ядро и сущность этого злосчастного мира. Будучи по существу своему явлением воли, он перестает чего бы то ни было хотеть, охраняет свою волю от какой-либо привязанности, стремится укрепить в себе величайшее равнодушие ко всем вещам → аскетизм = преднамеренное сокрушение воли через отказ от приятного и поиски неприятного, добровольно избранная жизнь покаяния и самобичевания ради полного умерщвления воли. Воля должна быть сломлена величайшим личным страданием, прежде чем наступит ее самоотрицание.

В действительности подлинная свобода, т.е. независимость от закона основания, свойственна только воле как вещи в себе, а не ее проявлению, формой которого по существу везде выступает закон основания, стихия необходимости. Однако единственный случай, где эта свобода может непосредственно обнаружиться и в явлении, это когда она полагает конец тому, что является; и так как при этом явление, живое тело, будучи звеном в цепи причин, продолжает все-таки существовать во времени, то воля, раскрывающаяся в этом явлении, вступает с ним тогда в противоречие, отрицая то, что это явление выражает.


Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 156 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ| К6. Точность и выразительность речи

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)