Читайте также:
|
|
«<…> Что знала наука ХIХ века об иероглифах? Уже тогда было известно, что египетская письменность прошла три стадии развития, выразившиеся в трех различных типах письма. В самую отдаленную эпоху своей истории египтяне пользовались иероглифами, т.е. знаками, представляющими собой реалистические рисунки живых существ и мертвых предметов. Эта система письменности была довольно сложной и требовала способностей к рисованию, поэтому через некоторое время знаки были упрощены, сведены к самым необходимым контурам. Это было так называемое иератическое (жреческое) письмо, применяемое в храмовых надписях на гробницах. На последнем этапе развития появилось письмо демотическое, т.е. народное. Это был курсив, сведенный к черточкам, дужкам и кружкам. В нем трудно было различить первичные символы, но писать им было легко.
Иероглифами живо интересовались еще древние писатели. Геродот, Страбон и Диодор, а особенно Гораполлон (IV в.н.э.), решительно утверждали, что иероглифы являются письмом пиктографическим, т.е. рисуночным, в котором отдельные знаки выражают целые слова, а не слоги или буквы, – каждый знак в нем обозначал определенную конкретную вещь или абстрактную мысль. Исследователи ХIХ века до такой степени находились под влиянием их мнения, что им даже в голову не приходило подвергнуть научной проверке это утверждение. Они пытались расшифровать иероглифы, толкуя их как систему целых отдельных понятий, выраженных при помощи рисунков. Лишь английский археолог Томас Юнг высказал предположение, что египетские надписи содержат не только рисунки-понятия, но и фонетические знаки, однако из этого предположения он не сумел сделать практических выводов и найти ключ к тайне.
Заслуга Жана-Франсуа Шампольона состоит в том, что он порвал с традицией Геродота, Страбона, Диодора и Гораполлона и смело считал, что египетское письмо состоит из элементов звуковых, а не из рисунков-понятий.
«<…> В 1801 году с юным Франсуа Шампольоном беседовал Фурье. Знаменитый физик и математик Жозеф Фурье участвовал в египетском походе Наполеона Бонапарта, был французским комиссаром при египетском правительстве, душой Научной Комиссии. Теперь он был префектом департамента образования в Гренобле, собрав вокруг себя лучшие умы города. Во время одной из инспекций школ он вступил в спор с Франсуа, запомнил его, пригласил к себе и показал ему свою египетскую коллекцию. Смуглолицый мальчик, словно зачарованный, смотрит на папирусы, рассматривает иероглифы на каменных плитах. «Можно это прочесть?» – спрашивает он. Фурье отрицательно качает головой. «Я это прочту, – уверенно говорит одиннадцатилетний Шампольон, – я прочту это, когда вырасту!» <…> В тринадцать лет он начинает изучать арабский, сирийский, халдейский и коптский языки. Древнекитайский – только для того, чтобы попытаться доказать родство этого языка с древнеегипетским. Летом 1807 года, семнадцати лет от роду, составляет первую географическую карту Древнего Египта, карту времен царствования фараонов. Смелость этого труда можно оценить по достоинству, лишь зная, что в распоряжении Шампольона не было никаких источников, кроме Библии да отдельных латинских, арабских и еврейских текстов, которые он сравнивал с коптскими, ибо это был единственный язык, который мог послужить своего рода мостиком к языку Древнего Египта и который был известен потому, что в Верхнем Египте на нем изъяснялись вплоть до ХVII века. <…>
Он принимает решение переехать в Париж, но гренобльская Академия желает получить от него заключительный труд. Шампольон представляет целую книгу «Египет при фараонах». Когда после 70-часовой тряски тяжелый возок наконец приближается к Парижу, он успевает уже многое передумать, не раз переходя от грез к действительности. Он видит пожелтевшие от времени папирусы, в его ушах звучат слова на добром десятке языков, ему видятся камни, испещренные иероглифами, а среди них – таинственный камень из черного базальта, тот самый камень из Розетты, копию которого он впервые увидел незадолго до отъезда при прощании с Фурье. Надпись на этом камне буквально преследует его.
Утверждают, что Розеттский камень нашел некий Дотпуль, командовавший инженерными отрядами. Другие источники называют Бушара, но он был всего-навсего офицером, который руководил работами по укреплению разрушенного порта Рашида в семи с половиной километров к северо-западу от Розетты, на Ниле, а позднее возглавил работы по перевозке камня в Каир. На самом же деле Розеттский камень нашел неизвестный солдат. Мы никогда не узнаем, был ли он человеком образованным и потому сумел сразу же, как только его кирка наткнулась на камень, оценить все значение своей находки. Или же он был малограмотным парнем и закричал при виде этой покрытой таинственными письменами плиты от испуга, опасаясь действия ее чар.
Неожиданно обнаруженная на развалинах крепости, эта плита, величиной с доску стола, была из мелкозернистого, чрезвычайно твердого черного базальта; с одной стороны она была отполирована. На ней были видны три надписи, три колонки знаков, полустертых в результате выветривания и под воздействием миллионов песчинок, царапавших в течение тысячелетий поверхность камня. Из трех надписей первая, в четырнадцать строк, была иероглифической, вторая, в тридцать две строки, – демотической и третья, в пятьдесят четыре строки, была написана по-гречески.
По-гречески! Следовательно, ее можно прочесть, ее можно понять! Один из наполеоновских генералов, страстный любитель-эллинист, тотчас приступает к переводу. Это, констатирует он, постановление верховных жрецов Мемфиса, относящееся к 196 году до н.э., о восхвалении Птолемея V Эпифана за его пожертвование. Вместе со всеми другими трофеями французов плита попала после капитуляции Александрии в Британский музей в Лондоне. Но египетской научной комиссии удалось своевременно снять с нее, как, впрочем, и с других находок, слепки и изготовить отливки. Эти отливки были доставлены в Париж, и ученые занялись изучением и сличением их, ибо что могло быть важнее заключения об аутентичности текстов. Благодаря этой плите появилась возможность «объяснить Египет с помощью самих египтян». Вряд ли после перевода греческой надписи будет представлять большую трудность определение того, какие иероглифы соответствуют тем или иным греческим словам, понятиям, именам. И тем не менее лучшие умы того времени оказались не в состоянии справиться с этой задачей. Для того чтобы разгадать тайну иероглифов, нужно было наитие провидца, смело рвущего с привычными традиционными представлениями, способного, словно молния, озарить тьму <…>».
(Керам К. Боги, гробницы, ученые. –
СПб., 1994. – С. 82-85).
Греческая надпись на «Розеттском камне» содержала имена Птолемея и Клеопатры. Эти же имена должны были находиться в обоих египетских текстах. Но как их найти среди сотен загадочных знаков? Давно было известно, что египтяне заключали имена царей в овальные рамки, так называемые «картуши». Поэтому Шампольон нисколько не сомневался, что два картуша, отчетливо выделяющиеся в муравейнике иеролифов, содержат те же царские имена. Сравнивая отдельные египетские знаки с соответствующими греческими, он убедился, что его предположение о фонетической структуре иероглифов совершенно обосновано.
Шампольон этим не ограничился. Сопоставляя очередные египетские знаки с греческими буквами, которые образуют имена «Птолемей» и «Клеопатра», он прочитал три звуковых иероглифа – «п», «о», «л». Некоторые трудности доставил ему тот факт, что два других иероглифа, которые должны были быть в обоих египетских именах одинаковыми, поскольку и в том и в другом имени означали звуки «т» и «е», графически выглядели по-разному. Но Шампольон правильно предположил, что египтяне в некоторых случаях употребляли для передачи одного и того же звука различные знаки, подобно тому, как греки имели две буквы для обозначения звуков «е» и «о».
Пользуясь расшифрованными знаками, Шампольон прочитал имена нескольких римских императоров в других текстах и, таким образом, увеличил общее число прочитанных иероглифов. В некоторых случаях он использовал методы, применяемые обычно при разгадке ребусов. В одном из картушей он нашел два иероглифических знака: кружок с точкой посредине, а также особый знак, напоминающий вилку с тремя рожками вместо ручки. Ломая голову над смыслом этого кружка, Шампольон подумал, что это символическое изображение солнца. Из сообщений греческих писателей он знал, что по-египетски солнце называлось «Ра». Поскольку оба иероглифа окружала овальная рамка картуша, можно было предположить, что они выражали имя фараона Рамсеса. Как, однако, произносилась вторая часть имени, упомянутая уже «вилка»? Ответ на этот вопрос он нашел в коптском языке. В нем до сих пор существует слово «messes», что означает «сын». Все стало ясным: по-египетски имя царя звучало «Ramesses», что означало «сын солнца».
Египтяне совершенно не записывали гласных, поэтому запись состояла только из согласных. Попробуем применить этот метод к русскому языку. Если бы мы столкнулись с сочетанием букв «кт» или «лс», это могло бы означать и «кот» и «кит», а также и «лес» и «лис». Чтобы избежать такого рода недоразумений, египтяне ставили в конце слова так называемые детерминативы, т.е. определители, которые должны были указать, о каком предмете идет речь. Так при выражении «кт» мы должны были бы поместить изображение кота или другой символ, обозначающий кита.
И это еще не все – египтяне выражали абстрактные, отвлеченные понятия тоже при помощи конкретных предметов, определяя их смысл в каждом данном случае различными символическими детерминативами. Сочетание согласных «вр» могло означать или ласточку, или же имя прилагательное «великий». В первом случае оно сопровождалось изображением ласточки, во втором – рисунком свитка папируса. Можно себе представить, сколько труда и времени пришлось затратить Шампольону, чтобы открыть загадочную роль этого свитка папируса. А таких ребусов в иероглифических надписях было несчетное количество.
Египетский язык находился в употреблении дольше, чем все языки мира, за исключением китайского. Люди пользовались им с четвертого тысячелетия до нашей эры вплоть до ХVII века нашей эры, т.е. без малого пять тысяч лет. В течение этого огромного периода египетский язык развивался. Если бы трех египтян – первого из третьего тысячелетия, второго из второго тысячелетия и третьего из первого тысячелетия до нашей эры – свести вместе, они наверняка не смогли бы между собой сговориться. Точно также и иероглифическое письмо подвергалось постепенным изменениям. Древнегреческие писатели не ошибались в своих утверждениях, что первоначально иероглифы были письмом рисуночным. Но уже в очень отдаленные времена оно становится звуковым: рисунки уже не означали целого предмета, а лишь первую согласную букву его названия. Таким образом египтяне получили двадцать четыре звуковых знака. Однако дальше они не пошли, не совершили переломного для человечества изобретения алфавита<…>».
(Косидовский З. Когда солнце было богом. –
М.: Детская литература, 1970. – С. 104-107).
? Запишите в тетрадь определения иероглифического, иератического и демотического письма. Предложите свой вариант написания любого понятия всеми тремя графическими способами.
Какую особенность иероглифической письменности можно по праву назвать ее загадкой? Как помогли Шампольону в разгадывании тайны находка камня из Розетты и знание многих древних языков?
Приведите свои примеры слов в русском языке, которые, лишившись в своем написании гласных букв, могут превращаться на основе согласных в разные понятия. Придумайте соответствующие рисунки-детерминативы.
***
Дата добавления: 2015-07-12; просмотров: 109 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сома Бэй | | | Египет: роман археологии |