Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Идеальная» государственная деревня: эфиопская разновидность

Введение к части 3 | Советская коллективизация, капиталистические мечты. | Советско-американский фетиш: индустриальное сельское хозяйство. | Государственные образцы контроля и присвоения. | Пределы авторитарного высокого модернизма | Глава 6: советская коллективизация, капиталистические мечты | Принудительное переселение в деревни в Танзании: эстетика и миниатюризация. | Колониальное высокомодернистское сельское хозяйство в восточной Африке. | Деревни и «усовершенствованное» сельское хозяйство в Танзании перед 1973 годом | Устремленные вперед» люди и их посевные культуры |


Читайте также:
  1. I Государственная Дума
  2. II Государственная Дума
  3. VI. Государственная школа в русской историографии
  4. Александр Сергеевич Пушкин. Осенние дожди. 1974 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
  5. Глава 2. Государственная политика и управление в структуре общества
  6. Глава 25.3. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОШЛИНА 1 страница
  7. Глава 25.3. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОШЛИНА 2 страница

Способ принудительной виллажизации в Эфиопии был чрезвычайно похож одновременно на российский – по насильственности – и на танзанийский по показному логическому обоснованию. Помимо явно разделяемого социалистического мировоззрения и официальных посещений эфиопскими официальными лицами Танзании для наблюдения за программой в действии90, есть и более глубокое сходство – в деле утверждения государственной власти в сельской местности, с одной стороны, и результатами по процессу и реальным физическим планам, с другой. В примере с Танзанией очевидна преемственность планов Ньерере и колонизаторов. В Эфиопии, которая никогда не была колонией, переселение можно рассматривать как вековой давности проект императорской династии порабощения народов, не говорящих по-амхарски, и вообще для установления центрального контроля над беспокойными областями. Хотя марксистская революционная элита, захватившая власть в начале 1974 года, обратилась к насильственному переселению с самого начала, ее лидер, подполковник Менгисту Хайле Мариам, и его Совет – теневой правящий орган революционного режима – не призывали к полномасштабной виллажизации до 1985 г. Политики предвидели возможное переселение всех 33 миллионов сельских жителей Эфиопии. Повторяя Ньерере, Менгисто объявил, что «при разбросанном и случайном обитании и отсутствии средств к существованию у эфиопских крестьян невозможно построить социализм.... Поскольку усилия распылены, а средства к существованию у каждого свои, в результате живем бедно, боремся за жизнь, тяжко трудимся и не можем построить преуспевающее общество»91. Другие объяснения необходимости концентрированного поселения ничем не отличались от объяснений, приведённых в Танзании: концентрация позволила бы доставить общественные службы ныне разбросанному населению, позволила бы применить разработанное государством общественное производство (производственные кооперативы) и сделала бы возможными механизацию и политическое образование92.

Социализм и его предпосылка, виллажизация, были для Менгисту синонимами слова «современный». Оправдывая массовое переселение, он говорил, что Эфиопия заслуживает свою репутацию «символа отсталости и долины невежества». Он призывал эфиопов к «сплочению для освобождения сельского хозяйства от угрожающих сил природы». Наконец, он осудил пастбищное ведение хозяйства так, как будто это само собой разумелось, при этом восхваляя виллажизацию, как путь «реабилитации нашего общества кочевников»93.

Однако темп переселения в Эфиопии был гораздо более резкий, из-за этого, по существу, произошли восстания, которые в конце концов и привели к свержению режима. К марту 1986 года, после (явно недостаточного по времени) года, данного для проведения операции, власти заявили, что 4,6 миллиона крестьян поселены в 4 500 деревнях94. Только три месяца были даны на сборы между первой «агитацией и пропагандой» (читай «командой») и самим переездом, часто на огромные расстояния. Все отчёты свидетельствуют, что многие из новых поселений почти ничего не получили в смысле общественных служб и были больше похожи на колонию, в которой наказывали преступников, чем на нормально функционирующую деревню. Принудительная виллажизация в районе Арси была очевидно запланирована непосредственно из центра в Аддис-Абебе с очень незначительной местной привязкой или даже совсем без неё. Существовал строгий шаблон, которому было приказано следовать местным инспекторам и администраторам. План тщательно копировался в каждом очередном пункте, поскольку режим не был склонен к тому, чтобы допускать местную импровизацию. «Но люди на местах хорошо знали свою работу: деревни и приготовленные для них 1 000 [квадратных] метра, тщательно отмеченные ориентирами и межами на земле, следовали геометрическому образцу сетки, требуемой директивами. Некоторые деревни были слишком жестко размещены; например, одному фермеру пришлось переместить свой большой, хорошо построенный тукул [традиционный соломенный дом] приблизительно на 20 футов так, чтобы он находился «на одной линии» со другими зданиями в ряду»95.

Можно заметить чёткую связь теории с практикой, сравнивая правительственный план идеальной деревни с расположением новой деревни по данным аэрофотосъемки (рисунки 32 и 33). Обращает на себя внимание центральное местоположение всех основных местных руководящих учреждений. Бюрократический менталитет, склонный к стандартизации и округлению цифр, со всей ясностью проявляется в том, что каждая деревня по плану должна была иметь по тысяче жителей, а каждое поселение должно было занимать тысячу квадратных метров96. Если бы каждая деревня имела одинаковое по численности население и одинаковое местоположение, повсюду могла бы применяться одна и та же модель, не потребовалось бы никаких местных сведений. Идентичное размещение земельных участков в каждом поселении позволило бы властям намного быстрее спускать общие директивы, наблюдать за производством и контролировать урожай при помощи новой Сельскохозяйственной Рыночной Корпорации (АМС). Общая планировка была особенно удобна для инспекторов, находящихся под сильным давлением, и именно потому, что она не требовала никакой связи с местными условиями, будь то экологические, экономические или социальные. Чтобы облегчить изготовление универсального проекта однотипных деревень, проектировщикам предписали выбрать плоские очищенные участки и использовать исключительно прямые дороги и одинаковые пронумерованные дома97.

Объекты этого упражнения в геометрии не питали никаких иллюзий относительно его цели. Когда им, наконец, было позволено свободно высказаться, беженцы в Сомали рассказали репортерам, что новый тип поселения был задуман с целью контролировать инакомыслие и сопротивление, препятствовать отъезду людей, «сделать более легким надзор за народом», управлять сельскохозяйственным производством, регистрировать имущество и домашний скот и (в Воллега) чтобы «позволить им легче забирать наших юношей на войну»98.

В «образцовых производственных кооперативах» обеспечивалось стандартизированное жильё: квадратные здания с жестяной крышей (чика бет). Традиционное жильё (тукулы) было везде разобрано и перестроено в жестко определенном порядке. Как когда-то в России, все частные магазины, закусочные и маленькие торговые заведения были уничтожены, а такие оставшиеся государственные учреждения, как помещение для массовых деревенских организаций, конторы крестьянских ассоциаций, навес, где проходили занятия по повышению грамотности, медицинская клиника или государственный кооперативный магазин использовались как места для собраний.

В отличие от танзанийского примера в эфиопской кампании присутствовал намного более сильный военный компонент, так как крестьян перемещали на большие расстояния с целью военного усмирения и политического ослабления99. Само собой разумеется, что безжалостные условия виллажизации в Эфиопии приводили к даже более разрушительным последствиям для средств к существованию крестьян и для окружающей среды, чем танзанийский вариант100.

Рис. 32. Правительственный план стандартной социалистической деревни, район Арси, Эфиопия. На рисунке показано: 1, помещение для массовых собраний, 2, детский сад; 3, поликлиника; 4, государственный кооперативный магазин; 5, контора крестьянской ассоциации; 6, зарезервированные участки; 7, начальная школа; 8, спортивное поле; 9, семенной фонд; 10, мастерская; 11, животноводческая станция. Деталь 12 изображает в увеличенном масштабе границы соседних участков, а деталь 13 – еще более увеличенное изображение границы участков с туалетами соседей - 14.

Полная оценка всех потерь принудительного переселения в Эфиопии отнюдь не исчерпывается стандартными сообщениями о голоде, экзекуциях, вырубках леса и неудавшихся урожаях. Новые поселения всегда были неудачными для жителей – и как социальные сообщества, и как подразделения для производства продовольствия. Сам факт массового переселения уничтожал драгоценное наследие знаний о местном земледелии и пастбищах, а заодно и сами сообщества – приблизительно от тридцати до сорока тысяч живых функционирующих сообществ, большинство из которых находились в таких регионах, которые регулярно производили продовольственный прибавочный продукт. Типичный земледелец в Тигрее, местности, выделенной для неукоснительного насильственного переселения, высаживал в среднем пятнадцать культур за сезон (такие хлебные культуры, как метличка абиссинская, ячмень, пшеница, сорго, кукуруза, просо; такие корнеплоды, как ямс, картофель, лук; некоторые сорта бобовых, среди них конские бобы, чечевицу и турецкий горох; множество овощных культур, включая перец, гомбо и многие другие)101. Само собой разумеется, что фермер хорошо знал каждую культуру из этого богатого разнообразия: когда её высаживать, насколько глубоко нужно сеять, как готовить почву, как ухаживать за культурой и когда собирать урожай. Это знание занимало особое место в том смысле, что успешное выращивание любой совокупности культур требовало знаний о местной среде: знаний об осадках и почве, об особенностях каждого участка, обрабатываемого фермером102. Оно занимало особое место также и в том смысле, что многое из этого знания сохранялось в коллективной памяти о данной местности: устный архив методов земледелия, семян для посева, а также экологической информации. Как только фермера переселяли (а переселяли зачастую в экологическую обстановку, значительно отличающуюся от прежней), его местное знание практически обесценивалось. Как подчеркивает Джейсон Клей: «Таким образом, когда фермера из горной местности транспортируют в лагеря переселенцев, в районы вроде Гамбелла, он немедленно превращается из знатока сельского хозяйства в неумелого разнорабочего низкой квалификации, полностью зависящего в своём выживании от центрального руководства»103.

Рис. 33. Аэрофотосъёмка участка переселения в юго-западной Эфиопии, 1986 год.

Переселение было чем-то гораздо большим, чем просто изменением обстановки. Оно вырывало людей из окружения, в котором они имели навыки и ресурсы для удовлетворения своих основных потребностей, в котором, следовательно, у них были все основания для самостоятельной независимой жизни. Затем оно перемещало их в другое окружение, где все эти навыки не имели ни малейшего приложения. Только в таких обстоятельствах и можно было чиновникам переселенческого лагеря низводить мигрантов до уровня нищих, чьё послушание и труд можно было купить за элементарное пропитание.

Хотя засуха, которая по времени совпала с принудительным перемещением в Эфиопии, была вполне реальной, происходила в действительности, но голод, в преодолении которого оказывали содействие международные агентства помощи, в основном был результатом массового переселения104. Разрушение социальных связей приводило к такому же голоду, как и неурожаи, вызванные скверным планированием и незнанием крестьянами новой сельскохозяйственной среды. Коммунальные связи, семейные и родственные отношения, взаимодействие и сотрудничество, местная взаимопомощь и доверие были основными средствами, с помощью которых сельские жители прежде переживали периоды нехватки продовольствия. Лишённые этих социальных ресурсов высылками, отделявшими их от родных и близких, приковывавших их к месту поселения, переселенцы в лагерях в голодные годы были гораздо более уязвимы, чем в подобных ситуациях в своих родных районах.

Основная цель политики не может быть достигнута никогда, о чём свидетельствует, в частности, сельская политика Совета. Если бы осуществление политики пошло успешно, сельские эфиопы устроились бы на постоянное место жительства вдоль главных дорог в больших и правильно спроектированных деревнях, где однотипные и пронумерованные здания были бы расположены по плану, в центре которого находился бы орган управления крестьянской ассоциации (то есть партии), где её председатель, его заместители и милиция рьяно работали бы на своих постах. Предназначенные культуры вырастали бы на ровных полях, единообразно размеченных государственными инспекторами, урожай собирался бы машинами и доставлялся на государственные приемные пункты для дальнейшего распределения и продажи за рубеж. Работа пристально контролировалась бы специалистами и штатом служащих. Предназначенный модернизировать эфиопское сельское хозяйство и, не в последнюю очередь, усилить контроль Совета над ним, этот политический курс оказался в буквальном смысле фатальным для сотен тысяч земледельцев и, в конце концов, для самого Совета.

Заключение

Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется все ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю-администратору, с своею утлою лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.

- Лев Толстой, Война и Мир.

-

Конфликт между государственными чиновниками и специалистами, активно планирующими будущее страны, с одной стороны, и крестьянством, с другой, был объявлен – первой группой – борьбой между прогрессом и мракобесием, рациональностью и суеверием, наукой и религией. И все же, как наглядно показывают высокомодернистские проекты, которые мы исследовали, эти «рациональные» планы, которые навязывала первая группа, часто оказывались чреваты очевидными провалами. Ни как производственные подразделения, ни как человеческие сообщества или, наконец, как способы обеспечить население общественными службами, запланированные деревни не оправдали возложенных на них надежд, хотя иногда эти надежды были вполне искренними. В конечном счете они не оправдали и надежд своих создателей на то, что с их помощью удастся лучше собирать налоги или обеспечить лояльность сельского населения, хотя, возможно, они – по крайней мере, на некоторое время – эффективно разваливали привычные социальные связи населения и, таким образом, помогали глушить коллективный протест.


Дата добавления: 2015-07-12; просмотров: 90 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Коллективное сельское хозяйство и интенсивное производство| Высокий модернизм и оптика власти

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)