Глава 43. Среда. Первый раз за неделю Джейк проспал более восьми часов

Среда. Первый раз за неделю Джейк проспал более восьми часов. Заснул он на диване у себя в кабинете, а проснулся в пять утра от раздававшихся из лагеря национальных гвардейцев звуков, готовя себя к самому худшему. Он чувствовал себя отдохнувшим, однако мысль о том, что сегодняшний день станет, видимо, самым большим днем в его жизни, напомнила Джейку, что нервы у него все-таки на пределе. Спустившись вниз, он принял душ, побрился, проглотил две таблетки купленного накануне в аптеке транквилизатора. Затем облачился в лучший костюм Стэна Эткавэйджа: темно-синий, чуточку коротковатый и чуточку просторный, но вполне подходящий для той ситуации, в которой находился Джейк. Тут у него перед глазами встал сгоревший дом, потом Карла – и внезапно он почувствовал ужасную слабость. Овладев собой, он побежал за газетами.

С первых страниц всех трех изданий на него смотрел Карл Ли: стоя на балконе с Тони, он махал рукой многотысячной толпе. Про дом Джейка не упоминалось ни словом. Напряжение спало, внезапно Джейк почувствовал голод.

Делл заключила его в объятия – так мать обнимает свое дитя. Она сняла фартучек и уселась напротив Джейка в угловой кабинке. Входившие в кафе завсегдатаи задерживались на минуту у столика, чтобы дружески похлопать Джейка по спине. Люди были рады видеть его вновь. По нему соскучились, за него переживали. Выглядит он изможденным, сказала Делл, так что Джейку пришлось заказать почти все, что было в меню.

– Скажи-ка, Джейк, толпа черных сегодня опять будет здесь? – спросил у него Берт Вест.

– Возможно, – проговорил Джейк, расправляясь с блинчиками.

– Я слышал, сегодня их понаедет еще больше, – поддержал соседа Энди Ренник. – Все радиостанции черномазых призывают их с самого утра ринуться в Клэнтон.

«Тем лучше», – подумал Джейк, добавляя томатный соус в яичницу.

– И присяжные слышат их вопли? – задал новый вопрос Берт.

– Само собой. Стала бы в противном случае толпа так орать. Да и выбрали в присяжные не глухих.

– Это должно действовать им на нервы.

Джейк искренне надеялся на то, что так оно и есть.

– Как твоя семья? – негромко спросила Делл.

– Думаю, у них все нормально. Я звоню Карле каждый вечер.

– Она напугана?

– Просто в ужасе.

– Какие-нибудь еще выходки по отношению к тебе были?

– С утра воскресенья ничего.

– Карла знает?

Прожевав, Джейк покачал головой. Делл смотрела на него с сочувствием.

– Я очень на это надеюсь. Бедный ты, бедный.

– Я в полном порядке. О чем у вас тут говорят?

– Вчера мы закрылись в обед. На улице было так много народу, мы опасались беспорядков. Да и сейчас мы готовы прекратить работу в любую минуту. Джейк, что будет, если его осудят?

– Может что-нибудь начаться.

Он просидел там еще час, отвечая на разные вопросы. Когда в кафе стали заходить чужаки, он извинился и вышел.

Делать было нечего – только ждать. Он сидел на балконе, пил кофе, курил и наблюдал за гвардейцами. В голове лениво шевелились мысли о бывших клиентах, об уютном офисе с секретаршей и очередью записавшихся на прием. О деловых звонках, о вызовах в тюрьму. О таких простых и таких важных вещах, как семья, дом, церковь по воскресеньям. Как ему всего этого не хватало!

Первый автобус с чернокожими прибыл в половине восьмого и на подъезде к площади был остановлен солдатами. Дверцы раскрылись, и на лужайку хлынул показавшийся бесконечным поток людей с раскладными столиками, стульями и корзинками в руках. Примерно час Джейк выдувал дым в знойный воздух, с удовлетворением глядя на то, как площадь постепенно заполнялась шумной, но безобидной темноликой массой. Мелькали сутаны или строгие костюмы священников, отдававших распоряжения и страстно убеждавших Оззи и полковника в том, что люди вовсе не стремятся устраивать какие-либо беспорядки. Оззи и сам это видел. Полковник нервничал. К девяти часам все близлежащие улицы были плотно забиты приехавшими. Кто-то издалека заметил продвигавшийся к площади автобус с присяжными. «Едут!» – прокричал преподобный Эйджи в свой рупор. Толпа подалась к перекрестку Джексон-стрит и Куинси, где солдаты вместе с полицией сдерживали ее напор, давая автобусу возможность подъехать к задним дверям здания.

Юла Делл Ейтс плакала, не пытаясь скрыть слез. Клайд Сиско сидел рядом, держа ее руку в своей. Остальные члены жюри с ужасом смотрели на толпу в то время, пока автобус объезжал по периметру площадь. Вооруженные гвардейцы образовали узкий проход от автобуса к задней двери суда. Автобус остановился, в салон поднялся Оззи. «Ситуация полностью находится под контролем, – уверил он присяжных зычным голосом, перекрывавшим шум толпы. – Не задерживайтесь на проходе, постарайтесь быстрее дойти до здания суда».

* * *

Когда все расселись вокруг стола с кофейником в центре, Пейт закрыл их на ключ. Опустившись на стул у окна, Юла Делл негромко всхлипывала, вздрагивая каждый раз, когда с улицы доносилось «Свободу Карлу Ли!».

– Мне все равно, что бы мы ни решили, – сказала она. – Правда, все равно, просто я не могу больше этого выдержать. Я восемь дней не была дома, я схожу с ума. Ни одной ночи я не провела нормально. – Всхлипы стали громче. – Еще немного, и я грохнусь на пол. Давайте уйдем отсюда!

Клайд сунул ей бумажную салфетку, участливо погладил по плечу.

Джо Энн Гейтс, собиравшаяся признать Карла Ли виновным, уже готова была на что угодно.

– Эту ночь я тоже провела без сна. Мне и вчерашнего дня хватило по горло. Я хочу вернуться домой, к детям.

Стоя у окна, Барри Экер размышлял о том, что произойдет, какие страшные силы придут в движение, если присяжные вынесут обвинительный вердикт. Да в центре не останется ни одного целого дома, здание суда тоже сровняют с землей. Он весьма сомневался в том, что, после того как такой вердикт будет объявлен, кто-то сможет обеспечить присяжным безопасность. Похоже, они не смогут даже добраться до автобуса. Слава Богу, жена и дети успели вылететь в Арканзас!

– Я чувствую себя заложницей, – проговорила Бернис Тул, убежденная сторонница обвинительного приговора. – Они же бросятся на штурм, если мы его осудим. Нас запугивают.

Клайд вручил ей пачку бумажных салфеток.

– Мне все равно, что мы решим, – в отчаянии повторила Юла Делл. – Нам нужно как-то выбираться отсюда. Честное слово, мне нет никакого дела до того, осудим мы его или отпустим на свободу. Надо что-то предпринять. Мои нервы этого не выдержат.

Сидевшая в самом конце стола Ванда Уомэк медленно поднялась со стула, нерешительно откашлялась и попросила выслушать ее.

– У меня есть предложение, – робко проговорила она, – которое, надеюсь, приведет нас к какому-нибудь решению.

Всхлипы стихли, Барри Экер вернулся к столу. Одиннадцать человек не сводили с Ванды глаз.

– Этой ночью, когда я лежала без сна, мне пришла в голову одна мысль, и я хочу, чтобы над ней подумали и вы. Это может быть очень больно. Возможно, вам придется внимательно и честно всмотреться в собственное сердце, в свою душу. И все-таки я прошу вас сделать это. Если каждый будет искренним с самим собой, мы покончим с нашей задачей еще до полудня.

Тишину в совещательной комнате нарушал только доносившийся с улицы рев толпы.

– Сейчас наши голоса разделились поровну. Можно, конечно, сказать судье Нузу, что мы в безвыходном положении. Он назначит новый процесс, и мы отправимся по домам. Но через несколько месяцев этот спектакль повторится. Мистера Хейли опять приведут в этот самый зал, где другими будут только присяжные. Но изберут их из наших сограждан – из наших друзей, наших родителей, мужей, жен. В этой комнате будут сидеть такие же люди, как и мы, и столкнутся они с той же проблемой, а ведь они ничуть не лучше и не умнее нас. Решать нужно сейчас, нам. А потом, просто непорядочно с нашей стороны пытаться увильнуть от ответственности, спихнув ее на плечи другого жюри. В этом вы все со мной согласны?

Одиннадцать человек молча признали ее правоту.

– Так. Вот что я хочу, чтобы вы сделали. Я хочу, чтобы вместе со мной вы на минуту отрешились от ваших мыслей. Я хочу, чтобы вы заставили работать воображение. Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и не слышали ничего, кроме моего голоса.

Они покорно закрыли глаза. Они готовы были испробовать все.

* * *

Джейк лежал на диване у себя в кабинете и слушал, как Люсьен делится воспоминаниями о своем замечательном отце, замечательном деде, об их замечательной юридической фирме, о тех людях, которых они замечательным образом освободили от бремени богатства и собственности.

– В моих жилах – кровь моих предков, – громко вещал Люсьен. – А ведь они не чурались промискуитета. Готовы были трахнуть любого из своих ближних!

Гарри Рекс был не в силах удержаться от смеха. Джейку и раньше приходилось слышать эти истории, но каждый раз в них было нечто новое и забавное.

– А что там такое с приемным сыном Этель? – подзадорил он Люсьена.

– Ты мог бы быть более почтителен к моему брату, – запротестовал Люсьен. – Он самая яркая личность в семье. Еще бы – ведь он мой брат! Отец нанял ее, когда ей было семнадцать, и хотите верьте, хотите нет, но в те годы она была просто красавицей. В те годы Этель Туитти была первой девушкой в округе. Отец, естественно, не смог удержаться и... Сейчас-то, конечно, об этом и подумать страшно, а так все правда.

– Отвратительно, – произнес Джейк.

– У нее был полон дом ребятни, и двое из них – ну вылитый я. Особенно этот остолоп – просто копия. Тогда ситуация была очень щекотливой.

– А твоя мать? – спросил Гарри Рекс.

– О, она принадлежала к тем благородным южанкам, чьей основной заботой считалось знать, кто в их окружении голубой крови, а кто – нет. Аристократов тут в округе немного, так что большую часть времени она проводила в Мемфисе, пытаясь произвести впечатление и быть принятой в семьях хлопковых королей. Значительную часть детства я провел в отеле «Пибоди», накрахмаленный от макушки до пяток, да еще с красной бабочкой на шее. Предполагалось, что я должен вести себя так же, как благовоспитанные детки из богатых домов Мемфиса. А я это все ненавидел и не слишком сильно любил свою мать. Она знала об Этель и ничуть не возражала. Она только попросила отца быть скромнее и не выставлять семью на посмешище. Отец стал скромнее, а я получил нового родственничка в лице приемного брата.

– Когда она умерла?

– За полгода до того, как отец погиб в авиакатастрофе.

– А отчего?

– Гонорея. Подхватила ее у какого-то конюха.

– Люсьен! Серьезно?

– От рака. Носила его в себе три года, но до самого конца держалась невозмутимо и с большим достоинством.

– Как же ты сбился с пути?

– Думаю, что все началось, когда я был еще ребенком. У моего дяди была довольно большая плантация, к югу от города, он же был хозяином нескольких черных семейств. Времена депрессии, верно? Почти все мое детство прошло там – отец был слишком занят делами в офисе, мать моему обществу предпочитала своих приятельниц и приятелей – членов клуба любителей горячего чая. Все мои друзья были черными, и растили-то меня тоже черные слуги. Имя моего лучшего товарища было Уилли Рэй Уилбэнкс. Я не шучу. Мой прадедушка как-то купил его прадедушку, а когда рабство упразднили, большинство черных сохранили фамилии своих бывших хозяев. А что им еще оставалось делать? Вот почему у нас в округе столько черномазых Уилбэнксов. Почти все негры в округе принадлежали нам, и теперь многие из них носят наше имя.

– У тебя, наверное, и родня среди них есть? – спросил Джейк.

– Зная о слабостях своих предков, не ошибусь, если заявлю, что родни среди них у меня должно быть много.

Зазвонил телефон. Все трое, как по команде, повернули к нему головы. Джейк поднялся, сдерживая дыхание. Гарри Рекс снял трубку, поднес ее к уху и положил на рычаг.

– Ошиблись номером.

Мужчины расслабленно улыбнулись друг другу.

– Ты еще не закончил, – напомнил Люсьену Джейк.

– Да. Значит, когда пришла пора пойти в школу, Уилли Рэй и остальные мои приятели уселись в автобус и покатили в свою – черную. На следующий день я тоже прыгнул в автобус, но водитель очень нежно взял меня за руку и вывел вон. Я стоял и плакал, дядя привел меня в дом и сказал моей матери: «Люсьен уселся в школьный автобус вместе с ниггерами». Мать была в ужасе и надавала мне по заднице. Отец, когда узнал, добавил еще, но потом, годы спустя, признал, что все это было просто смешным. Итак, я отправился в школу для белых, где меня вечно дразнили маленьким богачом. Маленького богача все ненавидели, тем более в таком городке, как Клэнтон. Не то чтобы меня было за что любить, нет, но окружающие исходили от ненависти только потому, что у нас водились деньжата. Поэтому-то я сам никогда о них особенно не задумывался. Вот где истоки моего нонконформизма – в первом классе! Я решил стать не таким, как моя мать, – она все время хмурилась и смотрела на мир сверху вниз. А отец был слишком занят, чтобы наслаждаться жизнью. И я сказал: да плевать мне на все это! Жить нужно весело.

Джейк вытянул ноги, прикрыл глаза.

– Нервничаешь? – спросил его Люсьен.

– Просто хочу, чтобы все уже закончилось.

Телефон зазвонил вновь, Люсьен схватил трубку, выслушал кого-то, положил на место.

– Кто? – потребовал отчета Гарри Рекс.

Поднявшийся Джейк не сводил с Люсьена взгляда. Да, момент настал.

– Джин Гиллеспи. Присяжные готовы.

– О Боже! – Джейк потер кончиками пальцев виски.

– Слушай меня, Джейк, – менторским тоном обратился к нему Люсьен, – то, что сейчас произойдет, увидят миллионы людей. Держи себя в руках. Поосторожнее со словами.

– А я? – простонал Гарри Рекс. – Мне нужно пойти поблевать!

– Странно, что именно ты, Люсьен, даешь мне такой совет, – сказал Джейк, застегивая пуговицу на пиджаке Стэна Эткавэйджа.

– Я многому научился. Покажи класс. Если ты выиграл, внимательно следи за тем, что скажешь прессе. Обязательно поблагодари присяжных. Если проиграл...

– Если проиграл, – перебил его Гарри Рекс, – то беги, беги со всех ног, потому что черномазые пойдут на штурм.

– Мне немного не по себе, – признался Джейк.

* * *

Встав на верхней ступеньке крыльца, Эйджи объявил толпе: присяжные готовы. Он попросил тишины, и в то же мгновение люди смолкли, все теснее прижимаясь к колоннам у входа. Эйджи предложил опуститься на колени и вознести молитву Господу. Со смирением его паства распростерлась на земле и принялась истово молиться. Мужчины, женщины, дети сгибались в поклонах, упрашивая Бога отпустить их ближнего.

Стоявшие группками гвардейцы тоже молились за оправдание.

Вместе с Моссом Оззи расставлял полицейских и своих заместителей вдоль стен и центрального прохода зала. Джейк прошел через боковую дверь и тут же увидел сидящего за столом защиты Карла Ли. Окинул быстрым взглядом публику. Судя по воздетым к небу очам, многие разговаривали с Богом. Многие от волнения ломали пальцы. Гвен вытирала слезы. Лестер со страхом смотрел на Джейка. Детишки выглядели смущенными и напуганными.

Занял свое место Нуз. Атмосфера в зале сгустилась до предела. Стояла полная тишина, с улицы тоже не доносилось ни звука. Вокруг здания суда головами в землю уткнулись не менее двадцати тысяч человек, как мусульмане во время намаза. И внутри, и снаружи люди замерли в неподвижности.

– Мне сообщили, что присяжные вынесли вердикт. Это так, мистер Пейт? Отлично. Сейчас мы пригласим жюри в зал, но прежде я должен предупредить всех: я не потерплю бурных проявлений эмоций. Шерифу даны указания вывести из зала любого, кто нарушит порядок. При необходимости я прикажу очистить весь зал. Мистер Пейт, пригласите, пожалуйста, жюри.

Дверь раскрылась, и сидевшим в зале показалось, что прошло не менее часа, прежде чем Юла Делл Ейтс, вся в слезах, появилась на пороге. Джейк опустил голову. Карл Ли мужественно смотрел на портрет генерала Роберта Е. Ли, висевший над троном Нуза. Присяжные неловко устраивались в ложе. Выглядели они нервными и испуганными. Многие плакали. Джейк похолодел. Барри Экер держал в руке лист бумаги, на который были устремлены взгляды всех сидевших в зале людей.

– Леди и джентльмены, вы вынесли вердикт?

– Да, сэр, – высоким, срывающимся голосом ответил судье Экер.

– Будьте добры, вручите его клерку.

Джин Гиллеспи взяла лист и передала его чести, который тут же уткнулся в текст и изучал его, казалось, целую вечность.

– С технической точки зрения тут придраться не к чему, – наконец заключил он.

Юла Делл сморкалась, и только эти звуки нарушали тишину в зале. Джо Энн Гейтс и Бернис Тул промакивали глаза носовыми платочками. Женские слезы могли значить лишь одно. Джейк пытался заставить себя не смотреть на лица присяжных до того, как огласят вердикт, но это было выше его сил. В его первом уголовном деле присяжные, занимая свои места, улыбались, и в тот момент Джейк уверился в том, что обвиняемого оправдают. А через несколько секунд он узнал, что улыбаются они от радости: никогда уже преступнику не придется ходить по улицам их города. С того дня Джейк запретил себе смотреть на лица присяжных до зачтения вердикта, но всякий раз нарушал свой запрет. Ведь так хочется увидеть чей-то поднятый вверх большой палец или дружеское подмигивание, хотя такого еще ни разу не было.

Нуз повернулся к Карлу Ли:

– Обвиняемый, будьте добры встать.

Заключающийся в этих словах смысл английский язык позволял высказать и более устрашающей фразой, однако для адвоката по уголовным делам в данный момент безобидная просьба судьи прозвучала погребальным звоном.

Карл Ли неуклюже поднялся. Закрыв глаза и не дыша, Джейк ждал. Пальцы его подрагивали, желудок сводило болью.

Нуз вернул вердикт Джин Гиллеспи:

– Зачитайте, пожалуйста.

Она развернула сложенный пополам лист и обратилась лицом к обвиняемому:

– "По каждому из пунктов обвинения мы, жюри присяжных, находим обвиняемого невиновным, признавая, что действовал он, находясь в невменяемом состоянии".

Карл Ли вздрогнул и бросился к барьеру. Навстречу отцу из первого ряда вскочили мальчики и Тони. В зале суда началось столпотворение. Вскрикнув, слезами облегчения разразилась Гвен. Она припала к груди Лестера. Несколько святых отцов, подняв взоры к потолку, возгласили:

– Аллилуйя! Хвалите Иисуса – Господа нашего!

– Боже! Боже! Боже!

На предостережение судьи никто не обращал внимания. Стуча молотком, Нуз время от времени взывал к порядку. В поднявшейся суматохе голос его был абсолютно не слышен, да и в глубине души Нуз не имел ничего против такой вспышки ликования.

Джейк чувствовал себя ослепшим, оглохшим и парализованным. У него едва хватило сил на то, чтобы слабо улыбнуться присяжным. В глазах его стояли слезы, губы дрожали. Он решил, что ситуация достаточно драматична и без его участия. Он кивнул плачущей Джин Гиллеспи и опустился в свое кресло, где так и остался сидеть: кивая, пытаясь улыбаться, не в состоянии пошевелить рукой или ногой. Самым краешком глаза он заметил, как Масгроув и Бакли швыряют в свои портфели папки, блокноты и важные документы.

«Будь снисходителен», – сказал себе Джейк.

Какой-то подросток, протиснувшись между полицейскими, вырвался из зала в коридор и с криком: «Невиновен! Невиновен!» – очутился на крыльце перед замершей в нетерпении толпой.

Невиновен!

На площади творилось нечто невообразимое.

– Порядок в зале суда! – продолжал упрашивать сограждан Нуз в тот момент, когда с улицы донесся мощный выдох толпы. – Порядок в зале суда!

Еще целую минуту он терпеливо сносил этот шквал торжества, а затем попросил шерифа восстановить порядок. Оззи заговорил, подняв вверх обе руки. Аплодисменты, выкрики, молитвы быстро смолкли. Карл Ли, выпустив из объятий детей, вернулся на свое место. Сев, он положил руку на плечо своего адвоката, улыбаясь ему и плача одновременно.

Нуз улыбнулся:

– Мистер Хейли, присяжные, ваши беспристрастные судьи, рассмотрев ваше дело, признали вас невиновным. Не думаю, что понадобятся еще какие-то процедуры, доказывающие вашу безопасность для общества или обосновывающие необходимость помещения вас в специальную клинику. Вы – свободный человек. – Он посмотрел на окружного прокурора, на адвоката. – Если больше никаких замечаний нет, следующий раз суд соберется пятнадцатого августа.

Карла Ли окружили родственники и друзья. Они обнимали его, обнимали друг друга, обнимали Джейка. По лицам текли слезы, и никто их не стеснялся. Люди произносили слова молитвы, превозносили Джейка.

Навалившись на барьер, журналисты обрушили на него град вопросов. Он поднял вверх руки, объясняя налево и направо, что сейчас отвечать не в состоянии, но в два часа дня ждет всех у себя в офисе, где устроит полномасштабную пресс-конференцию.

Не привлекая к себе внимания, Бакли и Масгроув скрылись через боковую дверь. Присяжные проследовали в совещательную комнату дожидаться автобуса для последней поездки в мотель. Барри Экеру требовалось срочно переговорить с шерифом. Оззи встретился с ним в коридоре, внимательно выслушал и пообещал не только проводить до дома, но и дать ему круглосуточную охрану.

Репортеры осаждали Карла Ли.

– Я хочу домой, – повторял он им снова и снова. – Я просто хочу домой.

Толпившийся на лужайке народ ликовал. Люди пели, плясали, кричали, плакали, хлопали друг друга по спинам, возносили хвалу Создателю, слышались поздравления, взрывы хохота – словом, перед зданием суда царил настоящий хаос. Все с нетерпением ожидали появления на крыльце своего героя, без сомнений, заслужившего триумфальную встречу.

Им уже было невмоготу ждать. Не менее получаса провели они перед дверьми, оглашая воздух требовательными криками:

«Нам нужен Карл Ли! Нам нужен Карл Ли!» Наконец они увидели его. Над площадью раздался оглушительный рев толпы. Окруженный семьей, Карл Ли встал рядом со своим адвокатом на верхней ступеньке между колоннами перед деревянной трибункой, утыканной десятками микрофонов. Вопли и крики, исторгаемые двадцатитысячной толпой, сливались в единый мощный гул. Карл Ли обнял Джейка, и вместе они стояли и помахивали руками, приветствуя собравшихся.

Пытавшихся прокричать вопросы репортеров никто не слышал. Время от времени Джейк склонялся к микрофонам, чтобы напомнить о назначенной на два часа пресс-конференции.

Карл Ли привлек к себе жену и детей. Толпа отозвалась восторженными воплями. Джейк незаметно улизнул и вернулся в здание, где, прячась в относительно тихом уголке, его дожидались Люсьен и Гарри Рекс.

– Пора выбираться отсюда! – прокричал им Джейк.

С большим трудом прокладывая себе путь по коридору, они добрались до задней двери. Еще не выйдя на улицу, Джейк заметил суетящихся возле его офиса репортеров.

– Где ты оставил машину? – обратился он к Люсьену.

Тот указал на боковую улочку, и все трое ринулись туда, скрывшись за углом кафе.

* * *

Поджарив свиные ребрышки вместе с зелеными помидорами, Салли принесла их на крыльцо. Люсьен вытащил откуда-то бутылку дорогого шампанского и поклялся, что берег ее как раз для этого дня. Гарри Рекс ел прямо руками, хрустя косточками так, что казалось, будто он не видел пищи по крайней мере месяц. Джейк ковырял вилкой в тарелке и усиленно налегал на шампанское. Выпив два бокала, он блаженно улыбнулся. Он наслаждался моментом.

– У тебя удивительно глупый вид, – набив свининой рот, прошамкал Гарри Рекс.

– Заткнись, Гарри Рекс, – приказал ему Люсьен. – Дай человеку еще раз пережить мгновение торжества.

– Вот он и переживает. Ты только взгляни на этого болвана.

– Что я буду говорить журналистам? – вдруг спросил Джейк.

– Скажи, что нуждаешься в клиентах, – посоветовал Гарри Рекс.

– С клиентами проблем не возникнет, – ответил Люсьен. – Они будут выстраиваться в очереди, дожидаясь, пока ты их примешь.

– Почему ты не стал говорить с ними в здании суда? Там у них наготове были камеры и все прочее. Даже я успел им кое-что шепнуть, – признался Гарри Рекс.

– Уверен, это был перл, – ехидно заметил Люсьен.

– Они у меня вот где. – Джейк сжал кулак. – Они никуда не собираются уезжать. Теперь мы можем продавать билеты на пресс-конференцию и сколотить на этом приличное состояние.

– Разреши мне присутствовать, Джейк! Ну пожалуйста! – принялся умолять Гарри Рекс.

Дата добавления: 2015-07-12