Все цветы чахнут к истоку реки

Документальная справка:

ИМЯ: Карен Брацхлав.

ПЛАНЕТА: Земля.

РОСТ: 178 см.

ЦВЕТ ГЛАЗ: карий.

ЦВЕТ ВОЛОС: огненно-красный.

ОСОБЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ: владение холодным и огнестрельным оружием, каратэ, кун-фу, май-тай. Специалист по электронике и программированию.

ПРЕДПОЧТЕНИЯ: кофе и растения.

НЕ КУРИТ.

ИМЯ: Йозеф Дрейм.

ПЛАНЕТА: Земля.

РОСТ: 191 см.

ЦВЕТ ГЛАЗ: зеленый.

ЦВЕТ ВОЛОС: черный.

ОСОБЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ: владение огнестрельным оружием, вождение всех транспортных средств, карате и дзюдо.

ПРЕДПОЧТЕНИЯ: чтение книг и виски.

НЕ КУРИТ.

ИМЯ: Рэдклиф Саймак.

ПЛАНЕТА: Плутоний.

РОСТ: 199,99999999999999999901 см.

ЦВЕТ ГЛАЗ: небесный.

ЦВЕТ ВОЛОС: обычный.

ОСОБЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ: нет.

ПРЕДОЧИТЕНИЯ: нет.

НЕ КУРИТ?

Снизу карандашом: пьяница и разгильдяй.

ПОЕЗД НА КОСМОДРОМ ОТБЫВАЕТ В 8.00. НЕ ОПАЗДЫВАТЬ!

Огромная железная махина тряслась и раскачивалась, словно все вернулось года в 60-ые, когда со всех зданий сыпалась ржавчина и бетонная крошка, рельсы сгнивали и прогибались, а сами поезда напоминали огромные металлические банки, клюшками для гольфа загоняемые в направлении лунки. Сейчас все было гладким и стерильным, о поручни и спинки сидений даже голову не ударишь. Но Рэдклиф все равно чувствовал эту атмосферу, словно яркие огни погасли, и все погрузилось в тревожный полумрак прошлого. Сознание играло злые шутки, словно решив отомстить за все прошлые годы игры с ним самим.

Вагон словно окутала тьма, разгоняемая лишь красным свечением аварийных ламп. Испещренные ударами, вмятинами и кривыми швами стенки вагона, словно внутренности желудка, в котором они перевариваются на адской температуре, залитые желудочным соком и слизью. Удобные кресла превратились в пыточные, с острыми углами, неуютные, шатающиеся и грозящие развалиться при резкой встряске. И все рожи в полутьме стали отвратительно гнусными, злобными и противными. Механический ад поездов.

Рэдклиф вытер пот со лба. Это страх, дружище. Признай, он крепко сжал твое горло. Ты просто боишься, поджилки трясутся и штаны сейчас намокнут. Он стиснул зубы. Страха нет. Ни перед смертью, ни перед пытками. Тело кусок мяса – пусть терзают, до его души им не добраться.

Кажется, все прояснялось. Сидящая рядом Карен с силой врезала ему по лодыжке.

-Ты похож на ощипанную курицу, Рэд. Только не вздумай сблевать. Это отвратительно.

-Бледная красная курица, – хохотнул Йозеф.

-Черт бы вас побрал! В этой духовке вы все скоро станете грилем.

В чем-то они были правы, уловив его настроение, но болезнь уже уходила. Рэдклиф смотрел из-под короткой челки на выпрямленных, словно нанизанных на тонкие шпили, других солдат. Солдат. Атмосфера нервозности отягощала воздух. Их увозили с Земли. Новобранцев. Еще одно мясо в космосе.

Война-то ведь закончилась. Теперь шли другие битвы.

Какой-то парень с оживлением втолковывал остальным:

-В Лондоне под каждым мостом водятся тролли! Большие, здоровенные, отвратительные зеленые тролли! Ещё в детстве мы ходили и закидывали их камнями. Полиция в те места соваться боится. Их там сожрут и косточки выплюнут. А мы тогда были безбашенными ребятами, хоть нам и лет немного было. Уже потом, подростками мы врывались туда с пушками и ложили этих ублюдков. Как-то помню…

Дерьмо! Ты в каком веке живешь, парень? Тролли и гоблины. Когда ты разучился верить в сказки, Рэд? Кажется, это было неимоверно давно. Мы осваиваем космос, а свое сердце ты зарыл где-то в начале времен.

Поезд грохотал. Жизнь стучала под колесами. Оккупировавшие с двух сторон Карен и Йозеф переговаривались и смелись. Мир сужался до крошечной капли. Они неслись. Железная коробка с множеством тел внутри, словно запечатанные живые консервы, неслась, чтобы выбросить эту биомассу с земли в космос. Как мусор с орбиты.

Путь казался вечностью. В рукаве, Рэдклиф прятал зубочистку.

Наконец, без шипения и гудков, скрежета и падения, поезд остановился, плавно, как под рукой ребенка. Двери распахнулись, словно движимые на масле. Все вывали под стеклянный купол космодрома.

Их уже встречал здоровенный детина в форме, похожий на капрала, с острыми глазами. Они выстроились в шеренгу, длиною в сотню метров как минимум. Громкий голос достигал всех уголков зала:

-ВНИМАНИЕ, СОПЛЯКИ! ТОТ, ЧЬЕ ИМЯ Я НАЗВЫВАЮ, ПОДХОДИТ К ТЕРМИНАЛУ, ПОЛУЧАЕТ БИЛЕТ И СЛЕДУЕТ ДАЛЬНЕЙШИМ ИНСТРУКЦИЯМ! ВСЕМ ПОНЯТНО?!

ДА!!!

-ПЕРВЫЙ: АЙЗАК ДОМЕН!

-Я!

Откуда-то из хвоста грянул приглушенный голос – легкие явно слабее чем у капрала – и их владелец бегом метнулся к белому терминалу за спиной детины. Поскольку уже гремел новый рев, потрясающий платформу:

-АДОНТИС КРОН!

-Я!

Голос гремел, ему отзвуками вторили признания чужих эго, и они выбегали, один за другим, подбегали к терминалу, хватали карточки и скрывались в темном проходе, словно огромной пасти зверя. Что заглатывала их и перемалывала.

-ЙОЗЕФ ДРЕЙМ!

-Я!

Он рванул и побежал, ворвавшись в цепочку.

-КАРЕН БРАЦХЛАВ!

-Я!

Она тоже исчезла, оставив Рэдклифа позади.

-САБОТ КРИТ!

-Я!

-САПЕР ДУАТ!

Я!

Эй! А как же Я? Вы просчитались!

Но имена звучали, новобранцы покидали строй один за другим, пока Рэдклиф не остался один на один. Последний прибывший скрылся в голодной пасти. Капрал опустил список и посмотрел на него. Взгляды столкнулись, словно ледники.

-РЭДКЛИФ САЙМАК!

-Я!

-ПОДОЙДИ!

Он замер, но под этими железными глазами подошел к капралу.

-Рэдклиф Саймак? – спросил детина. Кричать нужды уже не было, но голос все равно оглушал.

-Я!

-Ошибаешься!

Тяжелый ботинок влетел Рэдклифу в живот, и он рухнул, словно под ударом тарана. Сознание помутилось, воздух исчез. Пинок словно выкинул в вакуум. Капрал возвышался громовой башней.

-Тебя зовут Никто, парень. И сам ты тоже никто.

Рэдклиф корчился на бетонном полу и глотал воздух, скрючившись эмбрионом, словно пытался родиться.

-Думаешь, это смешно, парень? Твоя анкета напоминает заявление о приеме в цирк. У нас тут серьезные войска, черт возьми!

Капрал сплюнул. Рэдклиф смотрел злыми глазами, пытаясь перебороть боль в желудке.

-Такие парни как ты всегда меня бесили. Ты не представляешь из себя ничего, совершенно ничего, но ведешь себя как король мира. Думаешь, все должны относиться снисходительно к твоим проделкам? Да черта с два!

Метеорит врезался в ребра, Рэдклифа отбросило к поезду. Ботинок капрала опустился на платформу.

-Тебе стоит сейчас сесть на этот поезд и вернуться назад, сосунок. Это место не для таких как ты.

Боль разрывала желудок, но Рэдклиф поднялся. Ярость била в крови. Почему? – стучало в голове волнами ненависти. – И здесь тоже самое? Ублюдки!

Движимый яростью, он бросился на капрала и ударил. Кулак влетел лицо, но тот даже не шевельнулся. Ощущение – словно врезал по бетонной плите. Пальцы и кости взорвались болью. Рэдклиф заорал в ярости и ударил ещё.

Мир ушел из-под ног и перевернулся. Пол платформы врезался в затылок. Капрал снова смотрел сверху вниз.

-Ну, хоть зубы у тебя есть. Может, и выживешь здесь пару деньков. Вставай, Саймак. Космический флот всегда рад принять пушечное мясо.

Губы капрала расплылись улыбкой. Рэдклиф поднялся и сплюнул на бетон платформы.

-Я присмотрю за тобой. Всегда обращайся, когда захочешь домой к мамочке.

-Не дождетесь.

Он мерил яростью эту холодную усмешку, презрение и безразличье. Ненависть кипятила кровь. Его продолжали давить, словно насекомое под каблуком.

-Никаких выдающихся способностей. Никаких достижений. Никаких умений. Ничего. Ты даже ниже среднего уровня. Зачем ты пришел сюда, парень? Хотя здесь усмирят твою гордыню и покажут, что не стоит вести себя как король, когда ты никто.

Рэдклиф молчал.

-Знаешь, – сказал капрал. – В некоторых людях есть что-то. Ты смотришь на них, или даже слышишь, и сразу ощущаешь это. Талант, божья искра, если ты веришь в подобную чушь, – не важно. Но таким людям действительно прощается многое. И их поведение вполне обосновано. Потому что у них есть что-то за душой. В них что-то есть. Что-то особенное. Какую-то избранность, предназначение. Их ценность и важность для этого мира, для вселенной. Для сущего. Люди высокого полета. И это чувствуешь. Но в тебе, парень, нет ничего. Ты пустой. Ты никто. Даже не отребье или отброс, ты просто кусок серой массы, пушечное мясо в жерновах цивилизации. Смазка для ее колес. Вот тебе мудрый совет: избавься от этой мании вести себя так, словно что-то знаешь, когда в тебе самом ничего нет. Не стоит ждать, что люди воспримут это нормально. СВОБОДЕН!

-Есть!

Рэдклиф вскинул сумку с вещами на плечо и твердым шагом направился к терминалу. Взяв карточку, обернулся. Капрал не двигался с места, стоял к нему спиной.

-Знаете что? Обычные люди, в которых совершенно ничего нет, настолько обычны и безразличны, что им даже никто не трудится сообщать, насколько они пусты.

Рэдклиф козырнул и скрылся в пасти зверя.

Следуйте дальнейшим инструкциям. Коридор уже опустел. Тускло освещенный и долгий, он вел словно к какой-то великой цели, но это был обман. Всего лишь космолет. Сегодня они простятся с землей. Да здравствует космос!

И пыль, и все, и звезды вселенной. Тело порядком ныло, ушибленное, форма растрепалась. Интересно, остальных новобранцев эта детина расшвыряла бы так легко? Май-тай, каратэ, дзюдо, бокс, кун-фу. Все не проходит бесследно. Даже капрал бы отхватил. Рэдклиф зло сплюнул. Кулак пекло, нещадным напоминанием.

Карточка проскользнула по щели автомата, двери разъехались и он ступил на борт космолета. Как все быстро и просто. Подготовка начнется уже в условиях тяжелого космоса. Да, там мясо нужно.

Космолет не впечатлял. Такие он уже сотни раз видел повсюду. Пробив карточку по еще одному автомату, зашагал к своей каюте. В окружении стерильно гладких стен, чистоты и пустоты. Все уже давно расселись по каютам. Скоро запуск. Быстро, быстро, быстро, еще быстрее. Человечеству больше некуда торопиться.

Каюта на четыре места. Все сокамерники – плечистые, суровые, бритые, как один бревна.

-О! Последний явился.

-Кому-то надо и эту роль играть.

Рэдклиф бросил сумку в шкафчик и с размаху плюхнулся в свою капсулу.

Рэдклиф Саймак. А еще:

Роберт Сторм.

Рауль Вист.

Рудольф Озерштейн.

-Долго ты что-то, – сказал Сторм. – Что-то я не слышал, чтобы тебя называли.

-Похоже, у начальства ты на особом счету, – Вист.

-Может, считают тебя избранным?

-Что же ты молчишь-то?

Озерштейн молчал.

Заговорил динамик:

-ОТПРАВЛЕНИЕ ПРОИЗОЙДЕТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ! ВНИМАНИЕ! ВСЕМ ЗАНЯТЬ СВОИ КАПСУЛЫ! ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ – СТАРТ!

-Увидимся в космосе.

Рэдклиф щелкнул по кнопке и капсула закрылась. Остальное исчезло до поры до времени. Щелкнуло еще три капсулы. Словно бутоны, закрывающиеся ночью, по всему кораблю капсулы оборачивались непробиваемыми коконами.

Скоро – старт. Скоро анабиоз. Обратный отсчет уже ведется. И эта белая стерильная капсула, в которую ты заперт. Мы так и должны быть в форме? Ботинках? Нам тут спать, нам тут жить.

Прощай, Земля.

Здравствуй, Космос.

Померкни, Плутоний.

Рэдклиф Саймак стартует на этом корабле и уносится через небо, сквозь атмосферу, стратосферу, плевать!

Это будет происходить всюду, где ты будешь. Это будет всюду, где есть люди. Даже в космосе, ты не укроешься от этого. Тебя зовут никто. Нет, ты не можешь быть им. Ты обязан быть кем-то. Они вынудят тебя.

Рэдклиф шел по перешейку между платформой и космолетом, долгому, извивающемуся червяку, тянущемуся по космодрому, стерильному и светлому, но ноги ступали по лужам. Словно вернулась та ночь, когда он так же брел через ливень, нокаутированный этим открытием. Только тогда это было гораздо тяжелее и больнее, потом оно просто развивалось, а сейчас он погружался в анабиоз, и все стиралось.

Доброй ночи, Никто!

Рэдклиф стоял под окном Элизабет, горящим, маленький человечек перед громадным зданием, поглотившим тонны людей, вещей, мебели, воды и света. Хлестал ливень. Не радиоактивный, не кислотный. Струи секли лицо с такой силой, что из маленьких порезов сочилась кровь.

Пустота и тишина. Смотря в это горящее окно, в котором скрывалась она, он ощущал себя ничтожно маленьким, перед ним – просто человеком – разворачивался весь мир, вся планета, вся система, галактика, вселенная. Она давила на него, обрушилась невероятным водопадом через это окно, мешалась с ливнем. Он уже мокрый насквозь, и мясо, и кости, и легкие, и душа. И асфальт, лужи, дома, стекла, ботинки, деревья.

И Элизабет, в тепле и уюте, за этим окном. Он хотел крикнуть ей, позвонить, бросить камнем. Надо сказать ей. Она почти не знает его. Но он пришел сюда именно за этим.

Рэдклиф просто стоял и смотрел. Рухнувшая через окно вселенная словно раздавила в кровавую кашицу. Она – ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ – спрашивала: а кто ты такой?

Мокрый человек под дождем, устрица. Рэдклиф Саймак. Что за набор звуков? Ты даже не мелодия.

Но ты можешь стать. Ты – безграничный потенциал. Так кто ты?

Рэдклиф стиснул зубы. Он – никто. Никто для нее. Никто для себя. Никто для мира. Между ним и Элизабет огромная пропасть. Даже не нужно слов, чтобы понять это. Он не может быть с ней, не может даже заговорить. Для этого ведь нужно быть кем-то.

Чтобы общаться с кем-то, нужно быть кем-то. Чтобы быть кем-то, нужно быть кем-то. Даже любят кого-то. Тем более любят кого-то.

А ты – кто?

Нужно быть хоть кем-то. Добрым, злым, серым, ограниченным, тупым, сильным, смелым, трусливым, глупым, остроумным, красивым, уродом, со шрамами, прошедшим войну, инженером, поэтом, бандитом, с деньгами, с вещами, в качествами, характером, особенностями, с ЧЕМ-ТО. Нужно иметь хоть что-то и этого будет достаточно.

Это принуждение давило его и наполняло злостью. Пустым, полным – кем угодно. А он – просто Никто. Даже не выделить оттуда. Не зацепить, ни чем и ни на какой крючок.

Да. Я могу стать кем-то. Мои возможности безграничны.

Для того, чтобы быть с Элизабет, надо быть кем-то. Подняться к вершинам, чего-то достичь, или хотя бы попытаться. Завладеть каким-то из качеств, достаточных, чтобы она была с ним.

НО ТОЛЬКО Я НЕ ХОЧУ НИКЕМ СТАНОВИТСЯ.

Я хочу быть просто Рэдклифом Саймаком. Хочу, чтобы она была со мной, просто потому, что Я – это Я. Хочу быть этим пустым звуком своего имени.

Но мир не ценит подобного. В нем ты должен быть кем-то. Кем-то стать. Иначе ты никто. А никого – не существует.

Рэдклиф развернулся и пошел прочь под этим ливнем. Он больше не возвращался ни к этому окну, ни к Элизабет. Потом он шел по городу, снова и снова сталкиваясь с этим. Ты должен быть кем-то. Они постоянно твердили об этом. Отовсюду. Он шел по перешейку между платформой и космолетом, и это снова преследовало его.

Они все смотрели на него так, словно ждали, что он будет кем-то в их глазах. Он должен быть кем-то в их глазах. Весь мир вынуждал его быть кем-то. Рэдклиф ненавидел их.

Пустой звук. Стук ботинок по полу. Все равно кем-то быть придется. Сейчас он солдат. Новобранец. Кто-то еще. Но все это ничего не значит, пока он затерян. Пока он затерян в массе человечества.

Когда ты один – ты являешься собой. Когда рядом с тобой появляется кто-то, вы еще можете остаться самими собой друг с другом. При дальнейшем увеличении численности все теряет смысл. Тебе приходится быть уже кем-то.

И в комнате. И всюду. Ждало одно и то же.

Рэдклиф погружался в анабиоз. Сознание исчезало. Он был кем-то и был никем. Но сейчас переставал чувствовать себя кем-то. Правда, так не сбежишь.

Он отправлялся в космос. То, что нужно. Может, там я сумею. Вместе с остальными новобранцами, будущими солдатами, будущим пушечным мясом в космосе. Войны закончились.

Закончились войны с пришельцами.

Закончились войны с космосом.

Теперь шли иные войны.

Человек воевал сам с собой внутри своего же сознания. Человек готовился к войне с богом.

Дата добавления: 2015-07-12