В средней школе я встречался с одной очень скучной девчонкой.
Да, конечно, для ученицы средней школы она была довольно клевая; стройные ножки, выглядывавшие из-под школьной мини-юбки, были достаточно привлекательны, чтобы меня возбудить.
Но ее невероятная тупость и полное отсутствие чувства собственного достоинства начисто перечеркивали красоту. Она постоянно говорила обо всех гадости, и ей даже не удавалось сделать так, чтобы это звучало хотя бы смешно. Она была скучная. Она раздражала. Поэтому я научился машинально отвечать ей пустыми фразами, решая при этом в уме уравнения.
Поскольку сам бы я никогда к такой не подошел, наверно, это она мне призналась; но интересно, почему из всех, кто мне признавался, именно с ней я стал встречаться? Из-за сексуального влечения?
Вообще-то я предпочитаю послушных девочек. Если вспомнить – была одна девочка, которая мне нравилась, она была идеально в моем вкусе. Типичная замкнутая девочка, всегда ходила опустив глаза, носила крупные очки, а волосы у нее были длинные и собраны в прическу, как у японской куклы. Но если присмотреться – спрятанное за длинными волосами лицо было весьма симпатичным и приятным. Я тешил себя иллюзией, что я был единственным, кто это заметил; это меня странно возбуждало, словно я владел каким-то персональным секретом.
…Оо, ну конечно. Когда я узнал, что у нее уже есть парень, я был в таком шоке, что случайно принял признание той скучной девчонки, Рино.
Но, хоть мне и было с ней невероятно скучно, похоже, вообще-то она пользовалась успехом.
Вскоре после того, как я начал с ней встречаться, меня пригласили поговорить в уголок школьного двора за спортзалом. Пригласил мой одноклассник – блондинчик, на которого все учителя уже махнули рукой.
– Эй, ты, жопа с ушами. Ты че, неприятностей ищешь?
Так сказало это одноклеточное, хотя вряд ли я вообще мог искать неприятностей именно с ним – я ведь с ним вообще раньше не разговаривал толком. Послушав немного, что он несет, я понял наконец, что причиной всего было то, что я начал встречаться с ней.
– Отвали давай от Рино, ты, придурок гребаный!
Когда этот белобрысик убедился, что я его не понимаю, он в конце концов засунул себе в карман остатки манер, схватил меня за ворот и начал требовать от меня всякое такое.
Я, в общем-то, не особо был к ней привязан, так что вполне мог сказать «аа, ладно, фиг с ней тогда», но – ну, понимаете, я тогда был мелким ублюдком, и его заносы меня разозлили. Поэтому я ответил «с какой радости я должен тебя слушаться?» И, кажется, я еще ему культурно все объяснил, что-то типа «не нужно на меня злиться лишь из-за того, что сам не способен завести девушку! Что за тряпка».
Мда, и после этого я на собственной шкуре познакомился с насилием.
Если бы он не стал на меня наезжать, я быстро бы расстался с той скучной девчонкой, но все это меня так разозлило, что я продолжил с ней встречаться. Знаешь, белобрысик? Ты сам себе подставил ножку.
Кстати – сменим тему. Я люблю свою мать. Она молодая, по-моему, красивая, а главное – она меня вырастила в одиночку. Я слышал, папаша мой был мерзкий тип; когда моя 17-летняя мать была мной беременна, он бил ее, пытаясь заставить сделать аборт. Из-за этого мать постоянно мне твердила: «Никогда не прибегай к насилию. Насилие ничего не решает!»
Звучит, пожалуй, нереалистично, но, думаю, она права. И ее слова засели во мне.
И поэтому я не отбивался, когда тот блондинчик ко мне приставал.
Но когда тебя бьют, остаются следы. Я вечно ходил в синяках, и мать начала подозревать, что я все время затеваю драки, то есть – прибегаю к насилию. «Откуда у тебя этот синяк?», «Ты что, меня совсем не слушаешь?», «Ты становишься похож на человека, которого я ненавижу больше всех на свете!»
Я расстраивал мою дорогую маму именно потому, что следовал ее словам. Ну и где тут логика? Я должен был это прекратить.
Поэтому я решил, что вполне можно разок прибегнуть к насилию – раз уж так все получается.
Я позвал блондинчика за спортзал. Ну, в общем, не побить эту мелкую белобрысую макаку я просто не мог. Я бил его. Я пинал его ногами. После нескольких ударов и пинков белобрысая макака не могла больше стоять. Поскольку я не мог допустить, чтобы он трещал на каждом углу, что я его избил, я решил заткнуть ему рот угрозами. Белобрысая макака оказалась упрямой. Я применял силу, пока он не потерял сознание. Всякие вещи с ним делал: выдергивал волосы, вырывал ногти, ссал на него, заставил сожрать сороконожку. Потом я забрал его одежду и оставил его в спортзале, куда скоро должны были прийти какие-то девчонки из спортивных секций. Задним числом я понимаю, что переборщил, но, должно быть, во мне накопилось больше злобы, чем я сам ожидал.
Прежде чем белобрысая макака потеряла сознание, она вякнула: «Ты, жопа, ты Рино даже не любишь. Ты ее просто используешь вместо дрочки. Потому-то я этого и не допущу». Возможно, он реально любил ту скучную девчонку.
Но мне было насрать.
У макак нет прав.
Наоборот – после того случая он стал меня раздражать еще больше. Он ведь просто ничтожество какое-то, верно? И вот это ничтожество измывалось надо мной столько времени? Он даже вынудил меня нарушить запрет на насилие? Вот эта вот макака?
Зря ты со мной связался. Благодаря тебе я почувствовал вкус!
Вкус власти через насилие.
До того момента я не мог защищать себя от засранцев, которые корчили из себя крутых исключительно потому, что им хватало наглости затевать драки, – хотя на самом-то деле они по сравнению со мной были просто пустым местом. Их только одно волнует: кто сильный, кто нет. Другие вещи – ум, способности к спорту, все такое прочее – для них просто не существуют. Терпеть не могу такие взгляды. Они просто дерьмо, которое полагается исключительно на насилие – а насилие ничего не решает. Они ничтожества. Они даже не достойны жить, как и мой отец, который пытался убить меня еще до моего рождения.
Но, однако, они и сами подчиняются насилию.
В этом нет никакого смысла. Бесполезно подчинять себе стадо макак. Максимум – можно получить удовольствие. Впрочем, этой причины достаточно, чтобы прибегнуть к насилию.
Насилие – это нормально, если для удовольствия.
Моя этика верна, раз я сам себе могу так говорить.
Я снова позвал блондинчика. С того раза он всячески меня избегал, но я сказал ему, что, если он не придет, я возьму друзей и мы вместе оттрахаем Рино, и тогда он явился сразу. Я пригласил одноклассников – бывших дружков блондинчика – и Рино с подружками и отвел блондинчика к канаве. Это был грязнючий ручеек по колено глубиной, в котором нередко попадались дохлые собаки и все такое прочее.
– Слышь, макака! Ты ведь в секции по плаванию, да? – спросил я. – Ты, может, удивишься, но я очень плохо плаваю, знаешь? – я взглянул на Рино; та хихикала. – Ты мне не покажешь сейчас, как надо плавать?
Разумеется, об отказе не шло и речи. Когда я указал ему: «Уаа, только не говори, что собираешься плавать в одежде! У тебя что, совсем мозги отсохли?» – он совершенно добровольно разделся до трусов. Естественно, так я ему остаться не позволил и заставил снять и трусы тоже. «Иии!» – закудахтали Рино и ее подружки.
Белобрысик поплыл. Было видно, что он отчаянно пытается выглядеть невозмутимым. Когда я приказал ему поплавать баттерфляем, он показал весьма динамичный баттерфляй в канаве. Это было так смешно, что я хохотал до слез, заодно попинал его. Половине учеников быстро наскучило это зрелище, как он хлебает грязную воду, но Рино смеялась и хлопала в ладоши.
Я стал говорить с Рино, так чтобы блондинчик все слышал. «Рино, давай потом пойдем в гостиницу». «Э? Н-не надо говорить такие вещи при всех, Ко-тян! Я стесняюсь!» «Ты не хочешь?» «Да нет… не то что я не хочу». «Ну пойдем тогда». «…Хорошо». «Сделай что-нибудь вроде вчерашнего, это было так классно!» «Ну, я не против… эй, ну правда, не говори так при всех! Ой глупый…»
Белобрысика вырвало прямо в канаву.
Как и обещал, потом я отвел Рино в гостиницу. Там уже ждали несколько человек. Я получил деньги от незнакомых мне мужчин и ушел домой, оставив Рино в гостинице.
Разумеется, я рассказал об этом белобрысику.
С того дня я его больше не видел.
О да, насилие, несомненно, ничего не решает. Оно только порождает ответную ненависть. Ты прошел через все это лишь потому, что бездумно прибегал к насилию, понятно тебе?
Но и мне пришлось заплатить за то, что я прибег к насилию.
Историю с канавой не удалось скрыть, так что в конце концов о ней узнала мать. Когда ей стали известны подробности, она стала бояться меня и обращаться со мной, как с чужаком. Сейчас мы уже почти не общаемся. Хотя я по-прежнему так ее люблю.
Однако я продолжал предавать ее. Я снова и снова прибегал к насилию. Удовольствие от насилия стало для меня наркотиком.
Я по-прежнему считаю, что насилием ничего нельзя решить. Зато разрушить можно абсолютно все и всех. Любого человека может уничтожить насилие – каково бы ни было его общественное положение, каким бы он ни был знаменитым, сколько бы у него ни было денег. Когда я применяю насилие, зная при этом, что разрушаю чью-то жизнь, в моем сознании вспыхивает белый свет, разносится по всему телу и щекочет мне сердце, словно пытаясь его растворить. И это так здорово, что я не могу остановиться.
Готов спорить, когда-нибудь и меня кто-то уничтожит.
Когда я воображаю, как мои внутренности растворяются в серной кислоте, мне почему-то приятно. Невероятное чувство облегчения я испытываю, всего-навсего рисуя в воображении картины, как все мое тело превращается в жидкость.
Мне плевать, почему так.
Просто интересно: может, я и должен был оставаться жидкостью? Может, было бы к лучшему, если бы я так и не принял человеческого облика после насилия со стороны моего отца.
– У тебя есть желание?
Ну и как я должен был ответить на этот вопрос?
Какое у меня могло быть желание, если я знал, что все равно когда-нибудь меня уничтожат?
Я… нет, не только я. Все рано или поздно потеряют всё. Тогда есть ли на свете хоть что-нибудь, что имеет значение? Если есть – не стесняйтесь, дайте мне знать.
Когда я понял, что ничто на свете не имеет значения, все стало таким скучным. «Скука» – это, как сказал Дайя Омине, монстр, и она пытается меня сожрать.
Так что меня все устроит, если только оно поможет мне разогнать скуку.
И поэтому я создал «Игру бездельников» и начал «Битву за трон».
✵
Первый раунд «Битвы за трон»
Все впечатления свежие, все было так классно. Убийства, обман – все было, как я ожидал; я даже был тронут тем, насколько эта игра соответствует моим желаниям.
Мм, если подумать – пожалуй, маловато было напряжения; Дайя Омине в качестве [Революционера] был чересчур силен. Этот тип плюс [Революционер]? Кто тут говорит о балансе?
Второй раунд «Битвы за трон»
Обалденно. И много пикантных сцен, так что было на что посмотреть. Когда Юри-тян умоляла меня убить Кадзуки Хосино сразу после того, как соблазнила меня, я смеялся так, что чуть сердце из груди не выскочило.
Но, серьезно, Юри-тян просто пугает. В самом конце, когда она убила моего NPC, она притупила мою бдительность, разыграв полное смятение и растерянность; у нее все лицо было в слезах; и она пырнула меня, когда я подошел к ней, чтобы утешить! Она демон, это точно. Сам дьявол. Как после этого доверять женщинам?
Третий раунд «Битвы за трон»
Все произошло так быстро, даже смешно. Какое страшное лицо было у Преда, когда она первой убила Юри-тян. Ну, такое развитие событий тоже может быть прикольным время от времени, наверно.
И, наконец, четвертый раунд «Битвы за трон»
Из-за того, что игра начала мне постепенно надоедать, да плюс к этому и Кадзуки Хосино пытался не дать другим убивать, прикольных сцен было не так много. Да, он явно не разбирается в том, что хорошо и что плохо. Пусть они убивают больше, ну правда! Пусть обманывают друг друга! Выкиньте только эту ерунду про мир-дружбу! Нафиг мне эта драма.
Вот, ну и поэтому я не очень внимательно следил за четвертым раундом «Битвы за трон». Я краем глаза проглядывал сцены, где не происходило чего-нибудь реально интересного, вроде чьей-нибудь смерти. Потому-то я был не очень внимателен, когда смотрел [Тайную встречу] между Дайей Омине и Кадзуки Хосино.
«Вовсе ты у меня не выиграл».
Пока Кадзуки Хосино не произнес эти самоуверенные слова.
Что несет этот дебил, который даже не может определить, кто «владелец»? – сперва я ухмылялся, думая так; но потом, когда я наблюдал за их разговором и за их лицами, меня внезапно посетила вот какая мысль:
а может, он понял, что я «владелец»?
Из-за того, что я был не очень внимателен, мне трудно сказать наверняка. Но выглядит похоже, по крайней мере, на мой взгляд. Впрочем, вряд ли Кадзуки Хосино сможет сделать что-нибудь, даже если узнает.
Но когда я наблюдал за ними дальше, у меня снова появилось такое же ощущение.
Уж не сговариваются ли эти двое втихаря?
Вполне возможно, что Дайя Омине что-то затевает. Пожалуй, лучше исходить из того, что он таки действительно что-то затевает.
Но сомневаюсь, что Кадзуки Хосино знает его план в деталях. Я не видел, чтобы Дайя ему рассказывал его прямым текстом. Да и вообще, возможно ли сговариваться в такой ситуации?
А может, они и не сговаривались, а просто Кадзуки Хосино понял его план и молча одобрил?
Я заглянул в экран игрового автомата. Кадзуки Хосино, которому суждено скоро превратиться в мумию, что-то шепчет внутриигровому Дайе Омине.
Вот что он говорит:
«Я бы справился лучше».
О чем он, черт побери?
Внезапно я обратил внимание, что Дайя Омине, все это время следивший за экраном с таким серьезным видом, словно молился, поднял голову и пялится на меня.
И все-таки, по-моему, я когда-то видел уже это лицо… Если не ошибаюсь, Омине-семпай ходил в ту же среднюю школу, что и я? Но не припоминаю, чтобы я видел смазливое личико этого парня среди прочих старшеклассников, которые прокалывали уши, плюя на школьные правила.
– Эй, ты. У тебя была девушка в средней школе, да?
Ни с того ни с сего Дайя Омине задал мне этот странный вопрос.
– Несколько было, не знаю, ты о ком конкретно… небось о Рино?
– …Да, о ней.
– Ты что, ее знаешь?
Кстати, как там эту Рино звали? «Рино» – это ведь просто прозвище, как-то связанное с ее именем, если память мне не изменяет.
– Я, понимаешь ли, ее знаю с детства. И поэтому я знаю, что ты с ней сделал, – ровным голосом ответил Омине-семпай.
Лицо его оставалось бесстрастным. Только это спокойствие каким-то страшноватым выглядело. И тут мне пришла в голову некая мысль.
– Может, ты отомстить собираешься?
Однако он ни единым мускулом не пошевелил.
– Ты собираешься мне отомстить, потому что не можешь простить, что я оставил твою обожаемую Рино в той гостинице? И именно поэтому ты решил изображать гида в «Битве за трон», чтобы… ээ, не, все равно не понимаю, зачем тебе это? – спросил я, скребя в затылке.
– Отомстить? Ну что ты. Я делаю это всего лишь ради достижения моей собственной цели. И рассказывал про «Битву за трон» игрокам, просто потому что понял: наблюдение за игрой – шаг на пути к моей цели.
– Твоя цель, хммм… О? Ты же ведь «владелец», семпай? Не проще ли было достичь цели с помощью «шкатулки»?
– Разумеется, проще.
Я поднял бровь, когда он со мной согласился.
– Ну так чего просто не воспользуешься ей? Строишь из себя крутого или что?
– Пфф, ты всех по себе не равняй. Не каждый может с легкостью поверить, что «желание» может быть выполнено! Я реалист!
Да, теперь вспомнил – «шкатулки», насколько я знаю, вместе с «желаниями» включают в себя и сомнения, всякое «такого просто не может быть».
– Как только я услышал от «О» подробности, я сразу же понял, что не смогу овладеть «шкатулкой». В общем-то, именно поэтому я не стал ей пользоваться сразу же, как заполучил, а вместо этого принялся искать.
Дайя Омине чуть ухмыльнулся.
– Искать способ ей овладеть.
При этих словах он снова показался мне каким-то пугающим немного. Хотя говорит он как обычно, но слова его кажутся тяжелыми и какими-то колючими.
– …И как же можно вообще искать способ овладеть чем-то таким?
– Верно, это не то, что можно как-то искать. Но мне повезло в определенном смысле. Общаясь с «О», я узнал, что нужная мне подсказка есть у Кадзуки Хосино. И плюс я случайно угодил в эту «шкатулку» и смог познакомиться с еще одним человеком, кроме Кадзу, который оказался способен овладеть «шкатулкой».
– …Со мной?
– Именно.
Наконец я понял, что он имел в виду под «шагом» к цели.
Ради достижения своей цели Дайя Омине должен был найти способ овладеть «шкатулкой». Поэтому-то он и не пытался выбраться из этой «шкатулки».
Верно –
– Я наблюдал за вами двоими, чтобы узнать, как овладеть «шкатулкой».
Вот он, этот шаг.
Дайя Омине воспользовался «Игрой бездельников», чтобы наблюдать за нами. Чтобы понять, как овладеть своей собственной «шкатулкой».
– …Но как эти наблюдения тебе помогут? В смысле – мы можем овладеть «шкатулкой», потому что, ну, просто мы такие люди, которые могут. Думаю, невозможно сымитировать чью-то натуру.
– Пожалуй, что так. Свою натуру не изменишь. К примеру, я не могу сымитировать твою натуру – ненависть к скуке. Но ты смог овладеть «шкатулкой» не столько из-за твоей натуры, сколько из-за того, что твое «желание» было в пределах досягаемости. И здесь-то я и нашел ключ к овладению «шкатулкой».
–?.. Что ты имеешь в виду под «желанием» в пределах досягаемости?
– Для начала: то «желание», которое ты запихнул в «шкатулку», ведь не было каким-то грандиозным, так?
– Ну… да. Я только хотел избавиться от скуки.
– Вот именно. Вряд ли кто-то будет думать, что такое простое отклонение от реальности неосуществимо. Но когда речь идет о таких штуках, как «Битва за трон», уверен, даже ты понимаешь, что они в реальности существовать не могут, правильно? Тебя ведь детали этой игры не волновали. Тебе достаточно, чтобы «Битва за трон» тебя развлекала, остальное неважно. Поэтому никакого значения не имело, можешь ты поверить в игровую систему или нет.
– …Ну, ты меня совсем запутал… но – в общем, да, если бы у тебя было какое-нибудь «желание» типа «все повторять заново, сколько бы раз человек ни помер», даже я не смог бы поверить.
– Это я и имею в виду. Похоже, ты сумел овладеть «шкатулкой» не только из-за своей натуры, но еще и потому, что косвенно сам пытался осуществить свое желание.
Омине-семпай хмыкнул и продолжил.
– Благодаря тебе я смог понять, как мне овладеть моей «шкатулкой». Скажем, представь себе, что я хочу уничтожить мир.
– Довольно агрессивное «желание», хех.
– Однако если я засуну в «шкатулку» «желание» уничтожить мир, я обязательно буду сомневаться, пусть даже в глубине души. Но на самом-то деле мир вполне можно уничтожить с помощью того, что в нем уже есть. Ядерное оружие и все такое прочее. Разумеется, я могу верить в существование ядерного оружия. И сейчас я вполне могу представить себе, что я его заполучил.
– Почему?
– Потому что я побывал в «Игре бездельников» и собственными глазами убедился, что «шкатулки» умеют творить чудеса. Я убедился, что «шкатулка» обладает огромной силой, и теперь я вполне могу поверить, что она может воплотить в реальность абсолютно все.
– …Аа, значит, изучение силы «шкатулки» – тоже одна из причин твоих наблюдений?
– Да.
Черт, на сколько же слоев в глубину этот парень думает…
– Даже если бы мое «желание» было на уровне «заполучить что-нибудь, с помощью чего можно уничтожить мир», я уже смог бы его воплотить, несмотря на то, что я реалист.
Я все еще не вполне уверен, что понял его мотивы, но, если вкратце, получается так:
Дайя Омине теперь может воспользоваться своей «шкатулкой».
– …
Как только я это осознал, у меня мурашки пошли по коже.
У меня очень плохое предчувствие.
Должно быть, как раз из-за этого предчувствия я, сам того не ожидая, спросил его.
Я спросил как бы в ходе беседы, хотя, по идее, мне должно быть до лампочки, даже если он правда хочет уничтожить мир.
– Ну так какое у тебя «желание»?
И тут, наконец.
Аура Дайи Омине изменилась полностью.
Я уже заметил, что он немного страшноватый, но сейчас я дал ему последний толчок.
– Знаешь, есть люди, которых я не выношу.
Он с бесстрастным выражением лица прикоснулся к серьге в правом ухе.
– Я говорю о людях, которые перестали думать. Они ведут себя так, как будто думают, но на самом деле им лишь навязываются мнения других, ими управляют. Они, так сказать, не имеют себя. В их жизни нет смысла. Я не выношу этих мерзавцев, которым хватает мозгов ровно настолько, чтобы идти за другими, и у которых нет цели, кроме как цепляться за жратву прямо у них перед глазами, как стаду свиней. Меня тошнит от того, что я дышу с ними одним воздухом.
– …Тебе не кажется, что ты чересчур увлекся?
Дайя Омине смотрит на меня ледяным взглядом.
– Потому что они пожирают.
– Что…
– Время от времени они пожирают достойных людей.
Я словно приморожен его взглядом, я не могу двинуться с места.
– Ты уже должен бы догадаться, каково мое «желание» и какова моя цель, правда?
Он как-то странно, одной лишь правой половиной рта улыбнулся и произнес:
– Мое «желание» – истребить всю эту плесень.
Дайя Омине уже не скрывает враждебности. Его глаза буравят меня. На первый взгляд они кажутся спокойными, но, похоже, на протяжении многих лет они становились все чернее и чернее, и сейчас в них горит огонек безумия.
– Эй, ты меня слушаешь, Кодай Камиути? Или, может, мне обращаться к тебе по-другому?
И тогда он объявил.
– Ты, свинья, переставшая думать, утонувшая в собственной скуке.
Он объявил, что он мой враг и что он меня истребит.
– …Ха-ха.
У меня вырвался сухой смешок.
Истребить меня?
Несмешная шутка. Должна быть, по идее. Сейчас он безоружен, так что у него против меня нет шансов, я-то привык драться голыми руками. Тут я уверен.
И все же, почему, черт возьми, у меня такое чувство?
Что за мурашки бегут у меня по спине? Что за страх поднимается из глубины сердца?
– Камиути, как ты думаешь, что сейчас произойдет с Кадзуки Хосино?
Он внезапно сменил тему.
– …Он умрет, превратившись в мумию, верно?
Дайя Омине хмыкнул.
– Какого черта? Ты что, его недооцениваешь? Ты серьезно веришь, что он ничего не стал делать, зная о том, что скоро умрет?
– …Ну да, в смысле – а что ему делать?
– Как и ожидалось от безмозглой свиньи. Не думай, что он такой же, как ты! Этот наглый пацан просто-напросто понял, что я собираюсь делать.
На лице у Дайи Омине кривая ухмылка.
– Кадзуки Хосино не умрет. Потому что я уничтожу эту гнилую «шкатулку» под названием «Игра бездельников» раньше, чем это произойдет. И он это понимает.
Он равнодушно смотрит на меня, как смотрел бы, не знаю, на сломавшийся грифель карандаша.
– Очевидно ведь, как я это сделаю, верно?
И сам же ответил:
– Чтобы раздавить «Игру бездельников», я убью тебя.
Словно ангел смерти, возвещающий о моей скорой кончине.
– …У…
Не, не могу оставаться спокойным. Меня прошиб холодный пот, словно мой организм почувствовал истину в словах Дайи Омине.
Что, черт побери, это за ощущение? Я вроде не должен его так уж бояться; в конце концов, в «Битве за трон» и мне, и Преду удалось убить его NPC.
Но почему он так уверен в себе?
И откуда у меня такое чувство, словно мое положение абсолютно безвыходное?
– …Думаешь, сможешь сделать меня силой? – каким-то образом удалось выдавить мне.
Рот Дайи Омине изогнулся, и он бесстрастно произнес:
– Разумеется, нет.
– Хаа?
Что несет этот тип? К чему тогда были все эти заявления?
– Что удивительного? Мне никак не победить тебя в драке. Даже если оставить в стороне мое физическое состояние, я, понимаешь ли, был первым учеником и почти никогда не дрался. И никакими боевыми искусствами я тоже не владею. Ну, думаю, как-нибудь получилось бы, если бы я собирался вырубить тебя внезапно.
– …И почему ты тогда так уверен?
– Это же очевидно, – ответил он. – Потому что все уже случилось.
– Хаа?
И ровно в то мгновение, когда я вновь испустил этот идиотский звук, меня что-то схватило.
–?!
Не Дайя Омине. Он по-прежнему стоит прямо передо мной, он даже руки на груди скрестил.
Его сообщник?.. Не, исключено. Это место создано «Игрой бездельников».
Но кто-то меня держит. Голова того, кто меня держит, касается меня.
Я повернул голову. Вижу только его макушку.
Длинные волосы… женщина?
Она куда мельче, чем я, и не выглядит такой уж крутой.
– …Гг!
Но почему-то я не могу высвободить руку из ее захвата, какой-то трюк она использует.
Длинноволосая девушка в пижаме подняла голову, которую до того прижимала к моей спине.
Когда я вижу ее лицо…
«Вовсе ты у меня не выиграл».
Эта фраза почему-то мелькнула у меня в голове.
Вот почему Дайя Омине был так уверен в себе: он знал, что она появится, схватит меня и тем самым спасет его.
И наверняка Кадзуки Хосино тоже это понял во время той [Тайной встречи]. Понятия не имею, как ему удалось это просечь, но ему удалось.
И он постарался, чтобы я здесь, по эту сторону игрового автомата, не заметил, что Дайя Омине готовится меня убить. Потому что он знал, что в худшем возможном случае я сам убью Дайю Омине, если догадаюсь об этом.
Погодите-ка. А почему она не спасла его сразу же? Может, она стала ему помогать лишь тогда, когда какие-то условия были выполнены?
Если так, то что же это за условия?
Зачем вообще этой женщине помогать Дайе Омине? Ей будет плохо от его гибели?
Предположим, Дайя Омине здесь умрет – что тогда? Дайя Омине не сможет осуществить свои намерения. «Игра бездельников» не будет уничтожена. «Битва за трон» продолжится. И…
…Кадзуки Хосино превратится в мумию и умрет.
– …
«Ты можешь остаться в живых, если за эти восемь дней никто никого не убьет».
Дайя Омине сказал ему эту ложь. Но что-то в этом было странное. Почему он так грубо соврал, хотя не врал раньше, даже когда ему это было выгодно?
…Попробуем состряпать гипотезу.
Гипотезу, согласно которой его ложь была на самом деле правдой.
Если бы все остались живы, они бы все стали мумиями на восьмой день из-за отсутствия еды и умерли бы. Разумеется, Кадзуки Хосино умер бы тоже. Как это должно произойти и сейчас.
«Ты расспрашивал его о той неделе, верно?»
Не знаю, что он подразумевал под «той неделей». Просто не могу знать.
Но, скорее всего, из той недели они смогли вытянуть вот какую информацию.
Да, они оба…
… знали, что эта женщина появится, когда Кадзуки Хосино окажется на грани гибели, и не даст ему умереть. И они знали, что, следовательно, он выживет, если никто не погибнет в течение… нет, если Кадзуки Хосино должен будет превратиться в мумию.
– …Хе-хе.
Девушка, лицо которой мне совершенно незнакомо, приподняла уголки губ.
– …Ты кто?
Она ответила:
– Нана Янаги.
– …Нана Янаги?
– Аа, может, вот это имя покажется тебе более осмысленным.
Девушка улыбнулась загадочной улыбкой.
– Я «О»!
На лице Дайи Омине мелькнула презрительная усмешка.
– Пфф, стало быть, ты решил превратиться в первую любовь Кадзу. Ну и зачем тебе внешность Наны Янаги?
– Да низачем особо, на самом-то деле. Я просто решил, что интереснее всего было бы встретить его в этом обличье! Мда, но, похоже, из-за тебя мне не доведется ему показаться.
– Ну, строго говоря, Кадзу видел тебя, когда только очутился здесь, не так ли?
– В общем, да. Но он был такой грубый, он наступил на меня. И хуже того, он меня даже не узнал. Уж как минимум ему следовало бы с одного взгляда узнавать свою первую любовь!
– В любом случае, я удивлен, что Нана Янаги выглядит именно так. Я думал, это еще одна красотка, раз в нее влюбился наш привередливый Кадзу, ну а эта внешность – совсем ничего особенного, хех.
– Это грубо по отношению к ней!
Слушая этот странный обмен любезностями, я думал.
«О»?
«О», он сказал?
Аах, ну конечно же. Только «О» способен так загадочно улыбаться. И «О», пожалуй, единственный, кто способен нарушить все правила и влезть сюда. Так что это вполне можно понять.
Но зачем этому нечеловеку, «О», которого можно даже назвать богом, помогать Дайе Омине? Зачем ему понадобилось спасать жизнь Кадзуки Хосино?
Как им удалось предсказать, что будет делать «О»?
Дайя Омине рассмеялся, глядя, как я сконфуженно раздумываю.
– Похоже, ты никак не можешь понять, почему «О» спас нас. Так я тебе расскажу, нет проблем!
И он заявил:
– «О» любит Кадзуки Хосино. А ты не знал?
– …Ни фига понятней не стало.
– Ты точно тормоз. Это же вполне естественно – спасти парня, в которого ты влюблен, если ему грозит смерть!
– Так ты это предвидел?
– Не предвидел. Я это знал. Ну, потому что подробно расспросил, что происходило во время «Недели в трясине».
Из этого недружественного объяснения я ну никак ничего понять не мог. Для начала – что это за «Неделя в трясине»? …Но – в общем, похоже, «О» спас Кадзуки Хосино в ту неделю… или пытался. Потому-то Дайя Омине и знал, что «О» явится.
И это знание он обратил себе на пользу. Он выяснил, как управлять «шкатулкой», и затем, чтобы избавиться от меня и от «Игры бездельников», использовал «О».
Он использовал богоподобное существо.
– …
Какого хрена?
Как вообще ему мысль такая пришла в голову – использовать богоподобное существо для своих нужд? Я бы никогда в жизни, ни за что о таком не подумал.
Тот, кому может прийти в голову подобная мысль…
…не человек.
Аа, теперь ясно, отчего я так напуган.
Я никогда раньше не встречал человека, так сказать, более искусного, чем я. Или по крайней мере никогда никого не считал более искусным. Я всегда думал, что я сильней, на кого бы ни смотрел.
Но теперь-то я знаю. По сравнению с этим типом я…
…просто никто.
– …Аа.
Меня зашатало.
Это как приступ головокружения, только он не прекращается. Мои ноги погрузились в пол этой мрачной комнаты, где пахнет растворителем. …Нет, такого не происходит. Это мне только так кажется.
Что, что со мной?
Кто-то смеется надо мной. «А-ха-ха-ха-ха», он насмехается надо мной. Это не Дайя Омине и не «О». Это черная тень, она пытается пнуть меня, завладеть мной.
…Кто ты?
У меня такое чувство, будто это мой отец, которого я даже на фотках не видел. Я сердито смотрю на эту тень, мне хочется чем-нибудь в нее швырнуть. Но как только я сосредоточил на нем взгляд, отец исчез, появился другой человек.
Аа, этого я знаю.
…Это… я.
– Блин… просто потрясающе, насколько все предсказуемо.
Это Дайя Омине пожаловался вслух.
Угу, это уж точно.
Сейчас меня уничтожат, как и ожидалось. В точности так, как я сам поступал с людьми все время.
И, может, наконец я смогу попасть туда, куда давно хотел. Может, наконец я смогу стать тем, чем хотел.
«О» выпустил меня.
Я рухнул вниз, упал на четвереньки.
Мои ладони коснулись пола. Ощущение такое, как будто я дотронулся до гниющего мяса. Поверхность странно теплая, но неровная и крошится под руками.
И наконец я осознал.
Что это место – отвратительное.
– Да, предсказуемо, я думаю, – повторил слова Дайи Омине «О». – Но, по-моему, этого ожидал и Кадзуки Хосино-кун.
– …Что ты этим хочешь сказать?
– О, никакого скрытого смысла! Кстати, Дайя Омине-кун. Я тоже хотел бы спросить тебя кое о чем.
«О» смотрит на Дайю Омине, словно меня перед его глазами уже нет.
– Хочу спросить насчет твоих противоречивых поступков. Я, видишь ли, с трудом могу понять, почему кто-то вроде тебя делает вещи, не приносящие ему выгоды.
– …Что ты имеешь в виду?
– Хе-хе, ну не надо скрывать! В твоем плане использовалось то, что мне нравится Кадзуки Хосино-кун. Значит, он не сработал бы, если бы я не пришел на помощь. Тогда зачем…
– Не то чтобы он не сработал бы без тебя, – перебил его Дайя Омине и начал объяснять.
– Изначально мне вообще необязательно было уничтожать «шкатулку», потому что я уже выиграл «Битву за трон» и выжил. И, хотя я был уверен, что ты появишься, надежных доказательств у меня не было. Эту спасательную операцию я устроил из жалости, потому что Кадзуки Хосино старался изо всех сил, хотя и проиграл в итоге. Если бы он выиграл нашу маленькую дуэль, я бы сделал что-нибудь даже и без твоей помощи, в конце концов, я ведь обещал! Будучи готов, что если мы проиграем, то проиграем вместе.
– Жалость, хех… Но, думаю, ты знаешь, кого из вас двоих на самом деле жалеют? Впрочем, я не просил у тебя этого объяснения.
«О» спокойно разорвал слова Дайи Омине в клочья.
– Пожалуйста, не уходи от моего вопроса. Позволь, я еще раз сформулирую то, что не дает мне покоя. Даже несмотря на то, что тебе было нужно, чтобы я пришел…
И «О» сказал.
– … ты старался изменить Кадзуки Хосино-куна, чтобы заставить меня потерять к нему интерес.
– …
– У Кадзуки Хосино-куна должно было получиться довести всех живыми до конца восьмого дня. Но, чтобы его изменить, ты обманом вынудил NPC Кодая Камиути убить Ироху Синдо и тем самым сделал его победу невозможной. Зачем ты это сделал, если тебе всего лишь надо было, чтобы я пришел?
Дайя Омине сверлил «О» сердитым взглядом.
– Ты добрый, вот что. Ты хотел спасти своего друга Кадзуки-куна, верно? Ты хотел избавить его от меня, да? Ну, естественно, я пока что не потерял интереса из-за такого мелкого изменения.
«О» продолжил с улыбкой на губах:
– Но, несомненно, это понизило шансы, что я приду! А это совершенно не в твоем стиле – снижать собственные шансы на победу.
– …Безусловно, я предпринял некоторые шаги, которые можно расценивать и так. Но только это сделал не я, а мой NPC. Мой NPC просто-напросто неправильно понял мои намерения и действовал по собственному усмотрению – ничего больше. Фактически, мой NPC не знал, что Кадзуки Хосино погибнет, если ты не придешь. Даже я иногда делаю такие мелкие ошибочки.
– Но даже если это была ошибка твоего NPC, стал бы он это делать, если бы не желал изменить Кадзуки Хосино? А ведь он твоя точная копия. Кроме того, это все очевидная ложь. Разве ты не сказал только что, что все было предсказуемо?
– Это была фигура речи.
– Не думаю. Все получилось ровно так, как ты ожидал. Кроме того, мне кажется, ты бы не дал Кадзуки Хосино просто взять и умереть, если бы я не появился. Наверняка в таком случае ты попытался бы сам убить Кодая Камиути – будучи готовым к тому, что проиграть можете вы оба.
– Не неси ерунды. С какой радости я буду жертвовать собой ради Кадзу?
– Потому что это тебя пожалели.
У Дайи Омине отнялся язык.
– Позволить человеку, который пожалел тебя и молча согласился с твоим планом, погибнуть из-за того, что твой план не удался? Твоя гордость не даст тебе так поступить.
– …С чего ты так уверен?
– Так Кадзуки Хосино считает, не я.
– Что?
– Увы, Кадзуки Хосино совершенно не берет в расчет мои прихоти. Поэтому он не был уверен, что твой план наверняка сработает. И тем не менее, он вверил тебе свою жизнь. Теперь-то, с твоими мозгами, ты уже знаешь, почему?
Дайя Омине распахнул глаза и закусил губу.
– Он был уверен, что ты спасешь его, даже если твой план провалится.
Дайя Омине почему-то от этих слов страшно засмущался, но «О» продолжил.
– Да, все как Кадзуки Хосино и ожидал.
– …Какого черта он лезет мне в душу своими грязными лапами!
– Хе-хе, он вовсе не лезет к тебе в душу. Он просто тебя понимает, тебе не кажется?
– Заткнись. …Понял уже. Ладно, признаю! Я пытался избавить Кадзуки от тебя. Ты меня винишь, потому что тебе это не нравится, да?
– И поэтому тоже, да.
– Не бойся. Я не буду больше так делать. Если он еще раз встанет у меня на пути, я буду пользоваться им и драться с ним, и больше ничего.
– Вот как.
– Но уж точно ему больше всего подходит его дебильная улыбка. Я не хочу, чтобы он имел еще какое-то отношение к твоим «шкатулкам». Лучше всего, если он останется при своей повседневной жизни.
– О? А почему тогда ты пытался изменить его цель, чтобы он решил защищать Марию Отонаси? Я вот думаю: разве общение с ней не мешает ему жить повседневной жизнью?
Дайя Омине закусил губу.
– …Это единственное, что смог придумать мой NPC, чтобы увести его от тебя.
– Да, вполне возможно. Но, судя по твоему лицу, это не все.
«О» наигранно хлопнул в ладоши, делая вид, что внезапно что-то понял.
– Так. Позволь мне сказать тебе кое-что хорошее, может, это даже наведет тебя на правильные мысли. Возможно, это стоит сказать и Марии Отонаси с Кадзуки Хосино.
Дайя Омине приподнял бровь; «О» радостным голосом заявил:
– Эта девушка, Нана Янаги – она жива! А, и кстати, ее парень Тодзи Кидзима тоже.
Подняв бровь еще сильнее, Дайя Омине поинтересовался:
– …Если они живы, то где они тогда?
«О» довольно кивнул и ответил:
– В «шкатулке» Марии Отонаси!
Дайя Омине застыл, выпучив глаза.
– Теперь-то ты видишь, что Мария Отонаси разъединяет его и его повседневную жизнь? Так что если ты правда хочешь достичь своей цели, ты должен игнорировать собственные чувства и свести их!
– …Не пойму, о чем ты.
– Ты ведь хочешь свести Кадзуки Хосино, правда?
И затем «О» произнес:
– С Коконе Кирино.
Он произнес – это дорогое, навевающее воспоминания имя.
– Ты всегда считал, что Коконе Кирино и Кадзуки-кун были бы отличной парой. Ты думал, что для ее счастья лучше всего было бы, если бы они влюбились друг в друга. Потому что Кадзуки-кун не отверг бы ее, что бы он о ней ни узнал. И все же ты ударил Кадзуки-куна, когда это могло случиться по вине Рико Асами. Вот и сейчас – ты пытался сделать его целью защиту Марии Отонаси. С моей точки зрения, твои действия не стыкуются с твоими же целями.
– …Заткнись.
– Ты хочешь посвятить своей цели всю жизнь, верно? Но сейчас тебе очень, очень далеко до Марии Отонаси или Ирохи Синдо. По крайней мере – пока ты цепляешься за Коконе Кирино.
– Заткнись, твою мать! – взревел Дайя Омине, сжав кулаки.
Почему это имя вырвалось изо рта «О»?
Почему Дайя Омине так реагирует при упоминании этого имени?
Почему упоминание моего обожаемого, робкого семпая причиняет ему боль?
– …Аах.
Вот оно что. Я вспомнил.
Я вспомнил, каким был Дайя Омине раньше.
– Ты серьезно думаешь, что способен достичь своей цели? «Можешь делать что угодно, можешь идти куда угодно, все равно от собственной природы тебе не уйти» – это твои собственные слова. Ты можешь вставлять в уши серьги, символизирующие твою решимость, ты можешь разорвать свои чувства к ней – твои человеческие доброта, трусость и глупость никуда не денутся.
Дайя Омине сверлит «О» взглядом, в котором читается такая враждебность, что, кажется, этот взгляд может убить.
Ничего удивительного, что я не мог вспомнить. Тогда он был совсем другим. Тогда, в средней школе, у него не было ни серег, ни белых волос. Это был улыбчивый семпай, которого за спокойствие и утонченные манеры обожали и называли «принцем» все девчонки.
Он идеально подходил – тихой девушке, которую я обожал.
Именно поэтому я сразу отказался от нее. Я не очень хорошо знал Дайю Омине. Просто я был убежден, что Кирино-семпай будет гораздо более счастлива с ним, чем со мной. Мое заблуждение, что я один открыл ее прелесть, было развеяно. И я понял, что я не единственный, кого ее очарование притянуло. Иллюзия, что она была особенной лишь для меня, рассеялась, как дым.
Все ясно.
Стало быть, именно Дайя Омине создал ту ситуацию, из-за которой я начал встречаться с «Рино» – «Миюки Карино».
– …Хех.
Дайя Омине прекратил прожигать «О» взглядом; его руки расслабились, рот изогнулся в улыбке.
Эта его улыбка, ясно показывающая, что он вернул себе самообладание, начисто лишена прежней мягкости; сейчас в ней читается лишь бесстрашие.
– Может, ты и прав. Но это не имеет значения.
– Не имеет значения, э? Даже несмотря на то, что ты будешь страдать и дальше?
– Да, я достигну своей цели, сколько бы мне ни пришлось из-за этого страдать. Я справлюсь с чувствами такого рода.
«О» явно заинтересовался; он спросил:
– Почему ты так думаешь?
– Потому что меня ведет более сильное чувство, чем боль. Мою природу, как ты ее назвал, это чувство полностью подавляет. Такая она сильная – моя ненависть.
И он напористо заявил:
– С того времени «я» ненавижу повседневную жизнь.
Ни малейшего понятия не имею, какое время он называет «тем временем».
– Я от тебя в восторге! – довольно улыбнулся «О», услышав слова Дайи Омине. – Ты даешь мне возможность послушать, как скрежещет твое сердце. Чтобы услышать это так же легко, как игру на каком-нибудь инструменте, достаточно тронуть всего одну струну.
– Ну, думаю, ты поэтому и дал мне «шкатулку». Я не буду сопротивляться, можешь слушать сколько хочешь! Как бы сильно мое сердце ни скрежетало, своей цели я все равно добьюсь. Так что я тебе очень признателен!
– Рад это слышать! Я раздаю «шкатулки», исполняющие любые желания, совершенно бесплатно, и всем нормально объясняю, как они работают, и все равно многие из них меня почему-то недолюбливают.
С этими словами «О» поднял меня и вновь ухватил за руки.
– Так, Кадзуки Хосино должен вот-вот превратиться в мумию. Нам надо поторопиться.
– Это само собой, – выплюнул Дайя и подошел ко мне.
– Кодай Камиути.
Он холодно улыбнулся.
– Из всех, кого я знаю, ты самый большой кусок дерьма. Ты самое дерьмовое дерьмо, ты живешь бессмысленной жизнью, тобой управляют только скука и желание причинять боль другим. Я не думаю, что ты способен измениться, и я не думаю, что ты отдашь «шкатулку» добровольно.
Он потянулся к моей шее.
– Я изменюсь, как изменился Кадзуки Хосино. Ради этого я должен избавиться от моей слабости. Так позволь мне использовать для этой цели тебя.
Он с силой сжал руки и принялся меня душить.
– Я сожгу мосты, убив тебя.
И затем человек, бывший когда-то «принцем», добавил:
– И тогда я стану «королем».
Приятель, не утруждай себя, рассказывая все это! А то звучит так, словно ты сам с собой разговариваешь.
…О, а может, он правда это самому себе говорит?
Почему Дайя Омине так долго не трогал «Игру бездельников»? Почему не убил меня сразу же? …Было несколько причин. Чтобы понять, как пользоваться «шкатулкой». Чтобы дождаться «О». Чтобы изменить Кадзуки Хосино.
Но если взглянуть с другой стороны, не значит ли все это, что он выдумывал всё новые причины, чтобы отложить свое решение стать убийцей?
Конечно, может, я просто все не так понял. Но, по-моему, очевидно, что он хотел заставить самого себя поверить, что убить меня – нормально. В конце концов, он до сих пор «принц», не «король».
У меня все плывет перед глазами.
Сейчас я умру.
Понятно, я ему проиграл. …Не, похоже, я проигрывал всегда, еще до этого случая. Я проиграл не только Дайе Омине – я проиграл всем и всему. Я проигрывал, потому что я даже не был в ринге – с того времени, как начал убегать.
Мои ноги погружаются в пол комнаты, который кажется созданным из затвердевшего вожделения. Наверно, если я продолжу погружаться, то растворюсь и исчезну.
Вдруг у меня мелькнула мысль, что для меня это был бы рай.
Я идиот?
Что за убогое воображение. Мне это так кажется лишь потому, что я никогда раньше не встречался со смертью! Даже не зная, чего я на самом деле хочу, – я не хочу, чтобы все закончилось вот так!
Но у меня уже нет иного выбора, кроме как принять этот исход.
Так что я предприму хотя бы одну контратаку – под самый конец.
– Э… ф… э…
Я пытаюсь выговорить последнюю фразу, но сдавленные голосовые связки уже отказываются создавать слова. Но это не имеет значения. Главное – чтобы они его достигли; а точными им быть не обязательно.
Даже если он всего этого ожидал, я как минимум подостаю его.
Я смотрю ему прямо в глаза.
В них легкая нерешительность.
Аа, похоже, я достучался до него чуть-чуть.
«Помоги мне».
Вот что я пытался вложить в мои слова.
Конечно, результат от этого не изменится.
Но я точно знаю одно. Я видел, как он смеялся, когда все еще был «принцем» и рядом с ним была Кирино-семпай, и я знаю одно.
С этого дня ты будешь все время проигрывать – Дайя Омине!
Или – ты серьезно думал, что годишься на роль «короля»?
Чувствую, как мое тело поглощает тьма. В глазах тоже почернело, я ничего не вижу. Но слышу эхо его голоса у меня в голове.
– …Кадзу, ты правда думаешь, что справился бы лучше?
Он говорит дрожащим голосом, думая, судя по всему, что я уже без сознания.
– Даже если бы я не хотел использовать смерть Кодая Камиути таким вот образом, все равно вряд ли нашел бы другой способ остановить «Игру бездельников». А ты бы нашел?
Конечно, лица его я больше не вижу.
Ощущаю что-то у себя на голове. Что это? Чувствую кислый запах.
Аа, понятно… блевотина.
Эй, эй, Дайя Омине, ты перебарщиваешь!
Впрочем, чья бы корова мычала. В конце концов, я тоже блевал до самого дома, после того как оставил Рино в той гостинице. Сам себе не могу объяснить, почему. Но несомненно то, что тогда мне было очень больно.
И все же, когда насилие превратилось в удовольствие?
Я не знаю. Я не знаю, а это значит – и не узнаю уже.
Я проваливаюсь во тьму.
Но эта тьма – почти такая же, как то место, где я только что был.
Так с какого же времени я окружен этой тьмой? Ну понятно тогда, что мне было скучно, в таком-то месте. Я бегал кругами, кричал, протягивал руки, но не находил никого и ничего, кроме страха.
Но если бы я поискал еще хоть немного, может, мне удалось бы до кого-нибудь дотянуться?
…Хех.
Неа.
Ведь даже родная мать меня оставила.
✵
Почему-то последним мне пришел в голову Кадзуки Хосино.
Я задал ему единственный вопрос.
Слушай, если бы ты был здесь…
…ты сказал бы мне, какое же на самом деле у меня было «желание»?
К оглавлению
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 78 | Нарушение авторских прав