После слов Марии я и сам заметил: на Моги-сан сейчас никакого макияжа. Ну, разумеется, я-то, в отличие от Марии, не привык им пользоваться, так что и заметить мне гораздо труднее.
А косметичка у нее есть.
Почему?
Мария предположила вот что.
…Ей просто стало лень возиться с косметикой.
Я уже точно не помню, но, кажется, Моги-сан изначально уделяла довольно много внимания своей внешности. Однако потом перестала – в «Комнате отмены» ей это было просто незачем. С 1 марта, еще до начала «Комнаты отмены», она к своей косметичке не притронулась.
Моги-сан было лень накладывать макияж и лень просто вынуть косметичку из сумки.
Лишь человек, хранящий воспоминания о более чем 20000 повторов, может таким стать.
А единственный, у кого могут быть такие воспоминания, – «владелец».
Следовательно, девушка, которую я люблю и которая любит меня, Касуми Моги – и есть «владелец».
«Мне надо тебе кое-что сказать, Кадзу-кун».
Эти слова мне сказала Коконе по телефону в прошлый, 27754-й раз. А потом она произнесла вот что:
«Касуми втрескалась в тебя!»
Коконе знала, что Моги-сан в меня влюблена. Наверняка Моги-сан поделилась с ней, потому что они были подругами до вчерашнего дня.
Мы хотели выманить Моги-сан.
Но если бы мы сделали это прямо, она, естественно, была бы настороже. Поскольку Мария уже много раз ей проиграла, мы хотели не давать Моги-сан шанса подготовиться, если это вообще возможно.
Поэтому мы решили использовать Коконе в качестве посредника. Мы считали, что она сможет выманить Моги-сан, если будет думать, что я собираюсь признаться Моги-сан в любви.
И в результате – мы убили Коконе.
Вспоминаю слова Моги-сан.
«…Ну как, хочешь со мной встречаться?»
Сколько же раз она мне признавалась? Как давно она в меня влюблена? И если любовь была взаимна, почему…
«Пожалуйста, подожди до завтра».
Почему она так отвечала?
Моги-сан словно и не замечает, что вся в крови, ее лицо бесстрастно.
…Как всегда.
Неужели у нее всегда была такая маска вместо лица? Да нет же. Где-то в уголке моей памяти Моги-сан весело улыбается. Только улыбающаяся Моги-сан кажется мне теперь какой-то нереальной. Для меня Моги-сан – тихая, замкнутая девушка.
Но что если веселая Моги-сан, которая мне кажется нереальной, и есть настоящая?
Куда же делась та девушка по имени Касуми Моги?
– Ее засосало.
Словно отвечая на не заданный мной вопрос, Мария проворчала себе под нос.
– Ее полностью засосало в эти бесконечные повторы, – повторяет она, презрительно глядя на Моги-сан.
Такая мысль когда-то уже приходила мне в голову: человеческая психика просто не в состоянии выдержать такое немыслимое число повторов.
Но Моги-сан прожила один и тот же день 27755 раз.
И вот, повторив его столько раз, она стоит передо мной, вся заляпанная кровью.
– …Это все ты виноват, Кадзу-кун, – произносит она, глядя на меня. – Это ты загнал меня в угол.
– …Моги-сан, что я такого сделал?
– «Моги-сан», – повторяет она, кривя губы. – Я говорила тебе. Я ясно говорила тебе. Я уже сотни раз говорила тебе, скажешь нет?
– Д-да о чем это ты?..
– Я говорила тебе, чтобы ты звал меня «Касуми», скажешь нет?!.
…Я не знаю. Ничего об этом не знаю…
– Я сотни раз тебе говорила, и ты сотни раз соглашался, понял? Но тогда почему? Почему ты сразу же забываешь?
– С этим ничего… нельзя поделать…
– Ничего нельзя поделать?! Скажи же, почему ничего нельзя поделать?!
Моги-сан вопит, как в истерике. Но лицо ее по-прежнему неподвижно.
Должно быть, она забыла, как менять выражение лица, за эти тысячи повторов, потому что ей незачем было это делать. Она уже неспособна нормально смеяться, плакать, сердиться.
– Кадзуки, не слушай ее.
Взгляд Моги-сан отпускает меня и переходит на Марию
– Не обращайся к Кадзу-куну так фамильярно!
– Я могу обращаться к нему, как захочу!
– Не смей! …Почему Кадзу-кун тебя помнит, а меня нет?..
– Моги, ты сама устроила все таким образом. Потому что так легче все повторять.
– Заткнись! Я не хотела так!
Если подумать, в 27754-й раз Моги-сан была напугана, когда увидела, что я вспомнил Марию.
Тогда я был уверен, что она в ужасе от моего странного поведения. Но теперь, когда я знаю, что она «владелец», я думаю иначе: она не сдержала накопившееся раздражение от того, что Марию я запомнил, а ее нет.
– Кадзу-кун…
К тому, что она так ко мне обращается, я тоже не привык.
Наверно, она как-то спрашивала у меня разрешения звать меня «Кадзу-кун», так же как меня просила звать ее «Касуми».
Я, может, это и забыл, но Моги-сан ничего не забывает.
– Кадзу-кун, ты говорил, что любишь меня.
– …Угу. Наверно.
– И я с радостью согласилась! И сказала, что тоже тебя люблю!
– …
Я помню только, что она говорила «пожалуйста, подожди до завтра». И все. Ничего больше не помню.
– Не помнишь, да?
Не могу ей ответить.
– Ты можешь представить себе, как я была счастлива? Все время, все эти повторы я изо всех сил старалась, чтобы ты обратил на меня внимание. Я меняла прическу, я пробовала красить глаза, я пыталась тебе угодить, я разузнала про твои хобби, про то, о чем ты любишь говорить… и знаешь, что было дальше? Случилось чудо! Твое отношение ко мне изменилось. Я поняла, что стала тебе интересна. Когда я тебе призналась, ты меня принял, хотя раньше все время отказывался. Ты даже сам мне признавался. Всякий раз, когда ты это делал, я надеялась. Всякий раз я думала, что нас ждет счастливое «продолжение». Я думала, что эти повторы наконец прекратятся. Но знаешь?.. Кадзу-кун…
Моги-сан безжизненно смотрит на меня.
– …Каждый раз ты забывал.
Не в силах вытерпеть ее взгляд, я опускаю голову.
– Даже когда ты забывал, я надеялась, что в следующий раз ты вспомнишь. Каждый раз, когда ты принимал мое признание, каждый раз, когда сам признавался, я начинала надеяться, снова и снова. Но ты так ни разу и не вспомнил. И я перестала надеяться. Но знаешь, когда тебе признаются в любви, ты просто не можешь не надеяться! В конце концов, чудеса случаются. И поэтому мне всякий раз было больно.
Никак не могу представить себе, чтобы я с ней встречался. Но Моги-сан сделала реальным то, что я не могу представить. Она заставила меня влюбиться в нее. Может, именно поэтому моя память слабо, но все же работает.
Но заполучить меня таким способом оказалось в итоге делом бессмысленным.
Впереди – одна лишь пустота.
Когда она меня заполучает, все тут же и заканчивается.
Все, что ее ждало, – типичнейшая безответная любовь.
Абсолютно безответная любовь, которая остается односторонней, даже если Моги-сан удается добиться моей привязанности.
– И поэтому я поняла, что не хочу больше, чтобы ты мне признавался. Но ты все равно приходил. Ты все равно заявлял, что любишь меня. И я была так счастлива, но боль была сильнее… и у меня не оставалось выбора, кроме как говорить тебе каждый раз вот это.
С губ Моги-сан срываются слова, которые, да, я слышал уже много-много раз.
– «Пожалуйста, подожди до завтра».
Мое сердце сжимается.
Все это время ее слова больше всего ранили ее саму – гораздо сильней, чем меня.
Но почему же тогда она не покончит с «Комнатой отмены»? Ее любовь так и останется безответной. Даже если это не единственная ее цель, она же явно страдает.
– Кадзу-кун… ты понимаешь? Это ты виноват, что мне больно. Все ты, ты, тыыы виноват.
– Что за ерунду ты тут несешь? – раздраженно вмешивается Мария. – Что за безответственность. Ты просто перекладываешь ответственность за свою боль на Кадзуки, потому что не можешь больше терпеть пытку твоей собственной «Комнатой отмены».
– …Нет! Это Кадзу-кун виноват, что мне больно!
– Ты можешь думать что хочешь. Но Кадзуки так не думает. Он тебя даже не помнит. Кадзуки сохранял свои воспоминания исключительно ради своей собственной цели. Вовсе не ради твоего гнилого сердца.
– Откуда… откуда тебе-то это знать?!
– Откуда, спрашиваешь?
Мария выпрямляет спину и усмехается.
– Ответ прост, – небрежно продолжает она затем. – Видишь ли, я следила за Кадзуки Хосино дольше, чем кто-либо в этом мире.
– Что…
Услышав эти ядовитые слова, Моги-сан смотрит потерянно.
Она пытается что-то возразить, но лишь открывает и закрывает рот, не в силах выдавить ни слова.
Я тоже закрываю рот, но по другой причине. В смысле, мне неловко, когда кто-то говорит такие вещи! Серьезно.
– Н-нет, я следила за ним ровно столько же…
– Твое время пустое, – совершенно нелогично отрубает Мария, затем добавляет: – Или ты сама не видишь, насколько пустое твое время? Просто посмотри, чего ты добилась. Посмотри на себя в зеркало. Посмотри на свои руки. Посмотри на пол перед собой.
На лице Моги-сан запекшаяся кровь, скоро она станет черной.
В руке Моги-сан кухонный нож.
У ног Моги-сан труп Коконе.
– Пожалуйста, возражай сколько хочешь. Настаивай, что ты следила за Кадзуки так же долго, как и я. Если ты реально веришь, что твои слова хоть чего-то стоят.
Моги-сан, похоже, в шоке; она опускает глаза.
Я не в состоянии сказать ей что-либо.
– …Хех, хе-хе-хе. Ты следила за Кадзуки Хосино дольше, чем кто-либо в этом мире? Допустим. Наверно, так и есть. Эхе-хе-хе, только что с того? Почему это должно иметь какое-то значение?
Она хихикает, по-прежнему глядя в пол.
– Пфф, мне жаль тебя. В итоге ты все-таки сломалась.
– В итоге?.. Хе-хе… о чем это ты?
Она направила нож на Марию, все еще не поднимая глаз.
– Ты думаешь, я была в своем уме изначально?
Наконец она поднимает голову.
– Дай-ка я расскажу тебе одну занятную вещь, Отонаси-сан! Любой, кого я убиваю, исчезает из этого мира!
Ее лицо бесстрастно, как всегда.
– Поэтому это не имеет значения! Не важно, сколько ты следила за Кадзу-куном, если ты все равно исчезнешь!
Моги-сан сжимает рукоять ножа и бросается на Марию. Я рефлекторно выкрикиваю имя Марии. Но та лишь со скукой в глазах смотрит на Моги-сан, похоже, происходящее ее нисколько не озадачивает. Она с легкостью перехватывает руку, держащую нож, и одним движением выкручивает ее.
– Угг…
Их разница в силе очевидна. Настолько очевидна, что мне неловко, что я выкрикнул имя Марии.
– Прости. Я, знаешь ли, выучила все основные боевые искусства. Прочитать твои неловкие движения не труднее, чем выкрутить руку младенцу.
Кухонный нож вываливается из руки Моги-сан и со стуком падает на пол.
Обезоруженная Моги-сан обалдело смотрит на нож.
– … Не труднее, чем выкрутить руку младенцу?.. – шепчет Моги-сан, не отрывая взгляда от ножа.
– …А-ха-ха-ха.
По идее, ей должно быть больно, но, тем не менее, Моги-сан улыбается.
– Что смешного?
– «Что смешного», она еще спрашивает! Аха… ха-ха, ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!
Она смеется во весь рот. Только ее окровавленное лицо совсем не выглядит смеющимся. Она смеется, но уголки рта не приподняты. Глаза не прищурены слегка, а, наоборот, широко распахнуты.
Глядя на это зрелище, Мария морщит лоб.
– Ну разумеется, смешно! Ведь ты сравнила захват моей руки с выкручиванием руки младенца! Не кто-нибудь, а ты! Ты, Ая Отонаси! Просто шедевр! Уж если это не шедевр, то что тогда?!
– Совершенно не понимаю, что здесь такого забавного.
– Правда? Ну тогда скажи, ты можешь реально выкрутить руку младенцу?
Я по-прежнему не понимаю, почему ей смешно.
Но у Марии, похоже, нет слов.
– Ну ладно, ты меня схватила. Просто прекрасно. Поздравляю. И? Какая там у тебя цель была?
– …
– Я знаю. Я ведь уже кучу раз слышала. Твоя цель – покончить с этим зацикленным миром, да? Захапать «шкатулку», да? И что ты ради этого собираешься сделать? Тебе надо всего лишь убить меня, и все кончится, верно?
– …Верно.
– Я знаю, что ты владеешь всеми этими боевыми искусствами, Ая Отонаси! Ты сама мне это говорила! Почему же ты… почему же ты ведешь себя так, словно ты меня обхитрила? Разве не смешно? Ты думала, я этого не знаю, или что? Вот ведь неловкость какая! Неловкость, да? Послушай-ка… Я возвращалась в прошлое столько же раз, сколько и ты, поняла? Я отлично тебя знаю! Ты обезоружила меня. Ты держишь мою руку. И что?..
Моги-сан снова смотрит серьезно. Следующие слова она произносит очень тихо.
– Что ты собираешься делать со мной дальше?
– …
Мария молчит.
– О добрая, добрая Отонаси-сан. Ты, неспособная меня убить. Ты, неспособная причинить мне боль. Ты, неспособная даже кость сломать. Ты, такая элегантная, не признающая насилия, ты можешь выкрутить руку ах-какому-слабому младенцу? Нет. Ты не можешь. Конечно же, ты не можешь.
Понятно. Вот почему Мария все время проигрывала.
Если насилие – единственный выход, Мария бессильна. И Моги-сан это знает.
– Подумай хоть разок. Тебе не кажется, что у меня была уже уйма шансов убить и «отменить» тебя? Знаешь, почему я этого не делала, хотя ты мне явно мешала? Ну, во-первых, очень удобно, что ты выручаешь меня при аварии! Но это еще не все. Я заметила еще в первый раз, когда ты узнала, что «шкатулка» у меня, но не смогла меня прижучить.
Мария слушает, стиснув зубы.
– Ты даже не достойна – быть моим противником.
Когда-то Дайя сказал мне, что «Главгерой» уступает «Новенькой» из-за того, что у него меньше информации.
Но он ошибался.
У «Главгероя»Касуми Моги информации больше, чем у «Новенькой»Ая Отонаси.
– Мне это одно-и-то-же уже надоело, – заявляет Моги-сан нарочито усталым голосом.
– Но, в отличие от всех предыдущих раз, со мной Кадзуки.
– О да. Ну что, попробуем теперь что-нибудь новенькое?
Моги-сан пинает рукоять кухонного ножа. Нож, крутясь в луже крови, подлетает к моим ногам.
– Подбери его, Кадзу-кун.
Подобрать что? Кухонный нож?
Я вновь смотрю на нож.
На нем теперь еще больше крови. Он весь блестит густо-красным.
– Скажи мне… Кадзу-кун. Ты меня любишь? Если да…
Я поднимаю глаза и смотрю, как движутся ее губы.
– … то я убью тебя. Поэтому, пожалуйста, передай мне нож.
…Чего?
Не понимаю. Я знаю, что значат ее слова, но не понимаю, что она только что мне сказала.
– Ты не расслышал? Я сказала тебе передать мне нож, чтобы я могла тебя убить.
Она повторила еще раз. Стало быть, я все правильно услышал.
– Моги, ты спятила?! Разве ты не любишь Кадзуки?! Зачем ты требуешь такого?!
– Совершенно верно. Я люблю его! Но именно поэтому я хочу, чтобы он умер. Разве я не говорила, что это Кадзу-кун виноват в том, что мне больно? Поэтому я хочу, чтобы он исчез с глаз моих. Разве не логично?
Моги сан говорит так, словно это что-то совершенно естественное.
– Как ты думаешь, почему вообще я взяла вашу приманку, хотя знала, что Кадзу-кун тоже придет? А потому что у меня была цель! Я приняла решение. …Я решила убить Кадзу-куна, – выплевывает Моги-сан и кидает на меня взгляд.
– Я могу «отменить» Кадзу-куна, убив его. Он исчезнет. Если это случится, я не буду больше страдать. Я смогу остаться здесь навсегда.
– Моги, что за бред – ухх! А…
Внезапно Мария издает стон и опускается на колени. Она держится за левый бок.
–?.. Мария?
Что-то торчит у нее в левом боку.
…Э? Торчит?
– А… Ма-Мария!
Мария переводит взгляд на то, что торчит у нее в боку. Стиснув зубы, одним движением вытаскивает этот предмет. Вновь стонет от боли. Сердито глядя на Моги-сан, отбрасывает его в сторону.
Я гляжу на крутящийся на полу предмет. Это складной нож.
– Ты была невнимательна. Может, ты и овладела всеми и всякими боевыми искусствами, только от внезапных атак это не спасает. Этот дешевый ножик против мальчишек совсем бесполезен, но для твоего тощего тельца его хватит в самый раз, верно? Как ни жаль, твое телосложение в этом мире остается одним и тем же, сколько бы ты ни тренировалась!
Мария пытается встать, но, похоже, рана очень плохая, и ей не удается. Кровь сплошной струей течет из левого бока.
– Я тоже много чего испытала, знаешь ли. Поэтому решила, что лучше будет иметь его при себе. Я всегда ношу с собой этот ножик.
Моги-сан подходит ко мне и останавливается прямо передо мной. Присаживается на корточки и подбирает лежащий на полу кухонный нож.
– А…
Она сейчас абсолютно беззащитна, но я не могу сделать ничего, кроме как испустить этот звук. Я не в состоянии двигаться, я словно закаменел. Ничего не могу сделать, просто торчу, как гвоздь в полу.
Мое тело осталось где-то там. Мой разум застыл, не в силах принять реальность, которая разворачивается у меня перед глазами.
– Я ведь говорила уже, Ая Отонаси? Те, кто должен исчезнуть, не имеют значения.
Моги-сан приседает перед Марией и поднимает руку с ножом.
И рука идет вниз, без колебаний. Снова и снова. Снова и снова. Пока Мария не перестает дышать.
Мария за все время этой процедуры не унизила себя ни единым стоном.
– Если б ты просто оставалась занозой, как стая мух, которые слетелись на дерьмо, я бы тебя пощадила. Но нет, тебе понадобилось приклеиться к моему Кадзу-куну!
Пожаловавшись так, Моги-сан встает на ноги.
Мария лежит неподвижно.
Моги-сан смотрит на кухонный нож, которым она несколько раз пырнула Марию. Затем швыряет его мне под ноги.
Я невольно кидаю взгляд на нож. На нож, измазанный кровью Коконе и Марии.
– Ну что ж, теперь ты, Кадзу-кун.
Я сажусь на карачки и с неохотой прикасаюсь к ножу. Ощутив скользкую кровь, я тут же отдергиваю руку. Сглатываю слюну и тянусь снова. Моя рука дрожит. Я не могу его взять толком. Закрыв глаза, я все-таки заставляю себя взять его. Снова открываю глаза. От осознания того, что я держу оружие, убившее Коконе и Марию, рука начинает трястись еще сильнее. Я чуть не выронил его. Обхватываю обеими руками, только чтобы унять дрожь.
Ааах, не могу.
Просто не могу ничего сделать этим ножом.
– Ну что ты, Кадзу-кун? Давай… передай мне нож!
Нет, дело не во мне. Никто не смог бы ничего сделать этим ножом.
А значит…
– Кто заставил тебя все это сделать, Моги-сан?
Моги-сан тоже не могла что-то сделать этим ножом. Просто не могла, это невозможно.
Если только ей кто-то не управлял.
Она озадаченно смотрит на меня.
– …О чем это ты? Хочешь сказать, что меня кто-то направлял? У тебя все в порядке с головкой, Кадзу-кун? Этого же просто не может быть, правда?
– Но я влюбился в тебя.
– …Это ты к чему?
– Даже пережив более 20000 повторов, даже когда тебя загнали в угол, ты все равно ни за что бы не сделала такого, Моги-сан. Девушка, в которую я влюблен, ни за что бы не сделала такого!
Пару секунд Моги-сан стоит с потрясенным видом, затем хмуро отвечает:
– …Понятно. Стало быть, ты давишь на эмоции, чтобы я тебя пощадила, да? Ты меня разочаровал. Не думала, что ты такой трус. Значит, ты правда не хочешь умереть ради меня, хех?
Совершенно не хочу. Во-первых, я вообще не хочу умирать, а во-вторых, не верю, что моя смерть ее спасет.
– …Кадзу-кун, ты веришь, что убийство – абсолютное табу?
– …Да.
– Хехе, как решительно. Да, ты прав. Ты совершенно прав!
Она заглядывает мне прямо в глаза.
– …Поэтому, на всю жизнь… нет – пожалуйста, сиди здесь вечность и наслаждайся, – холодно заявляет она.
Видимо, она прекрасно знает – этого мне хотелось бы меньше всего.
– Потому что – если я отдам «шкатулку», то умру.
Иными словами, она умрет, если прекратится «Комната отмены»? Мария об этом ни словом не обмолвилась.
– Не понимаешь? Если ты выберешься из «шкатулки», ты меня убьешь. Думаешь, я вру? Думаешь, я просто выдумываю на ходу оправдания, чтобы защитить «шкатулку»? Я не вру! Ты поймешь, если подумаешь как следует! В смысле, почему, как ты думаешь, у меня вообще появилось желание вернуться в прошлое?
Когда человек хочет вернуться в прошлое? Может, когда случается какая-то трагедия?..
– Ты не спрашивал себя, почему я все время попадаю под грузовик? Должна признать, иногда Ая Отонаси жертвует собой ради меня… да, кстати, иногда собой жертвуешь ты. Но, как правило, это всего лишь я, верно?
– А…
Только не говори, что…
Наконец-то до меня дошло, в чем может быть причина.
Почему Моги-сан не прекращает «Комнату отмены»?
Внутри «Комнаты отмены» та авария неизбежна. Кто-то, конкретно Моги-сан, постоянно в нее попадает. Не знаю почему, но это происходит обязательно.
«Думаю, если что-то произошло, это уже не изменишь».
Я сам когда-то произнес эти слова. А Мария ответила так: «Твои чувства абсолютно нормальны. И, похоже, создатель “Комнаты отмены” думает так же, как ты».
Предположим, у меня появилась возможность уничтожить «шкатулку». Получится ли так, что, сделав это, я одновременно…
– Ты готов к тому, что я погибну в аварии?
…убью девушку, которую люблю?
Раздается глухой стук. Сперва я не понимаю, что это за стук, но потом до меня доходит, что это нож вывалился у меня из руки и упал на пол.
– Ты не можешь даже передать мне нож? Как печально…
Моги-сан подходит ко мне. Подбирает нож.
Похоже, сейчас она меня убьет.
Она уже совершила столько преступлений, что может оправдать себя, лишь продолжая совершать все новые. Иначе она будет раздавлена собственной совестью. Возврата больше нет. Она себя уже не контролирует, поэтому она сейчас убьет меня.
Скорее всего – «Касуми Моги» перестала быть «Касуми Моги» после того, как убила свою первую жертву.
Ее бесстрастное лицо измазано в крови двух девушек.
Она садится на корточки, чтобы быть на одном уровне со мной – сам я встать не могу.
Обвивает меня руками, в одной из которых держит нож. Руки пересекаются позади моей шеи, нож прижат напротив сонной артерии.
Моги-сан придвигает свое лицо к моему, ее губы начинают шевелиться.
– Пожалуйста, закрой глаза.
Я делаю, как было велено.
Что-то мягкое касается моих губ.
Я мгновенно понимаю, что это.
Лишь затем во мне поднимается некое чувство. Чувство, которого не было даже когда я увидел труп Коконе или когда убивали Марию.
Гнев.
Я – не прощу.
– Знаешь, я ведь не в первый раз тебя целую. Извини, что всякий раз я тебя заставляю.
Я не прощу. В смысле, я этого даже не помню. И наверняка этот раз тоже не запомню.
– Прощай, Кадзу-кун. Я любила тебя!
Неужели ей правда достаточно воспоминаний, которыми ей не с кем поделиться? Вообще-то, может, и достаточно, если учесть, насколько она уже привыкла к одиночеству.
Резкая боль пронзает мою шею.
Нарушая просьбу Моги-сан, я открываю глаза.
Ее это раздражает, но она не успевает вовремя отвести взгляд. Аа, наконец наши взгляды встретились толком.
Я хватаю ее за руку.
Боковым зрением я вижу, как багровая жидкость течет из моей шеи ей на руки, а оттуда капает на пол.
– …Что ты делаешь?
– Я… не прощу…
– Ты не простишь меня? Хе-хе… Да мне наплевать. Я все знаю. Только это не имеет значения! Все равно мы больше не увидимся.
– Не то.
– …А что тогда?
– Не тебя я не прощу. А «Комнату отмены», которая убивает нормальную жизнь!
Я сжимаю ее запястье сильнее. Ее тонкая рука в моих тисках. На мгновение у меня темнеет в глазах. Кровотечение из шеи, похоже, смертельное.
– От… отпусти меня!..
– Не отпущу!
Я по-прежнему не знаю, что делать. Убить ее я точно не смогу. Но я твердо знаю одно: «Комната отмены» непростительна. И поэтому я просто не имею права исчезнуть сейчас.
– Дай мне тебя убить! Пожалуйста, дай мне тебя убить! – кричит она. Предположительно этими словами он меня отвергает, но звучат они так, словно она плачет от боли. Это почти стон.
…А, понятно. Наконец я заметил.
Она правда плачет.
На взгляд, она бесстрастна, как всегда. Не уронила ни слезинки. Я смотрю на нее в упор. Она тут же отводит глаза. Ее тонкие ноги дрожат. Утратив способность менять выражение лица, она теперь сама не замечает собственных чувств. Она даже не замечает, что плачет. Ее слезы не текут больше. Наверно, они высохли уже очень, очень давно.
Прости, что я не заметил раньше.
– Я не позволю тебе убить меня. Я не позволю тебе отменить меня.
– Не связывайся со мной! Не делай мне еще больнее, чем уже есть!
Прости, но я не прислушаюсь к этим мольбам.
Поэтому –
– Я ни за что не оставлю тебя здесь одну! – кричу я.
Может, это мне просто кажется, но Моги-сан расслабилась на мгновение.
И все же!..
– А…
В глазах у меня становится черным-черно. Неожиданно что-то бьет меня в скулу, от этого зрение временно возвращается. Картина перед глазами изменилась. Прямо передо мной измазанные в крови тапочки Моги-сан. Мои руки уже не держат ее запястье – они бессильно лежат на полу.
Вряд ли это она что-то со мной сделала. Я просто свалился.
Я уверен, что нашел наконец, как убедить ее; но только я уже не могу двигаться. Я даже губами могу шевелить с трудом.
– Я… дура.
До меня доносится ее голос.
– Всего лишь из-за этого, всего лишь из-за одной этой фразы я…
Не знаю, какое сейчас у нее лицо, – я не в силах поднять глаза.
– …Я должна… убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить.
Словно инструктируя саму себя, она вновь и вновь повторяет одни и те же слова.
Ее тапочки приходят в движение. Мне на лицо стекает чья-то кровь. Я вижу слабый отблеск лезвия кухонного ножа. …А, она собирается им воспользоваться.
– Вот теперь действительно прощай, Кадзу-кун.
Она наклоняется и ласково гладит меня по спине.
– Я должна убить…
И она вонзает нож…
– Я должна убить себя.
…в собственный живот.
К оглавлению
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав