Черкасский котел

На центральном участке фронта, занимаемого группой армий, моторизованные соединения 1 танковой армии после успешного контрудара по позициям 40 армии противника в восточной части зияющей в нашем фронте бреши начали наносить уже описанный выше второй удар в ее западной части. Но сейчас же у вражеской гидры на только что оставленном нашими танковыми дивизиями поле боя выросли новые головы.

В конце февраля противник крупными силами, в составе которых находились главным образом несколько танковых и механизированных корпусов, прорвался в северо-западной части упомянутого выше выдающегося вперед участка фронта, который все еще было приказано удерживать внутренним флангам 1 танковой армии и 8 армии на Днепре выше Черкасс. Прорвавшиеся войска противника прошли между 7 ак и 42 ак далеко на юг, до района Звенигородки.

В то же время русские атаковали обращенный на восток участок фронта, занимаемый 8 армией в районе юго-западнее Черкасс, и прорвали его, введя в бой 4 гвардейскую[92]и 5 гвардейскую танковые армии, в составе которых действовали свежие соединения. Им удалось продвинуться на запад и соединиться с прорвавшимися с северо-запада на Звенигородку через фронт 1 танковой армии силами противника. Тем самым описанный выше выступ фронта, упиравшийся на севере в Днепр, в котором действовали 42 ак 1 танковой армии, а также 11 ак 8 армии, оказался отрезанным. Такова была обстановка, которую я застал 28 января по возвращении в группу армий. Командование группы немедленно приняло решительные меры для освобождения окруженных корпусов[93].

Первая танковая армия получила приказ как можно скорее завершить разгром окруженных на ее левом фланге частей советской 1 танковой армии. 3 тк должен быть в самое ближайшее время высвобожден с этого участка. Вместе с 16, 17 тд, лейб-штандартом и полком тяжелых танков под командованием Веке, особенно отличившимся в последнем сражении, его необходимо было перебросить на участок, где теперь наметился кризис, 1 танковая дивизия при первой возможности должна была последовать за ними.

Перед 8 армией была поставлена задача снять с занимаемого ею участка 3 тд 47 тк и сосредоточить ее у места прорыва. Из состава 6 армии было приказано выделить для усиления этой группировки еще 24 тд. Однако, когда последняя прибыла туда, Гитлер приказал возвратить ее группе армий «А», так как обстановка на никопольском плацдарме становилась угрожающей. Она подошла туда, однако, слишком поздно.

По приказу командования группы армий оба корпуса должны были нанести удар силам противника, окружившим 42 и 11 ак, во фланг и в тыл: корпус 1 танковой армии – с запада, корпус 8 армии – с юга.

Командование группы армий сосредоточило сравнительно большое количество дивизий, чтобы деблокировать окруженные корпуса. Это было необходимо, так как противник бросил в этот район с северо-западного и с восточного направлений не более и не менее как двадцать шесть стрелковых дивизий и семь-восемь танковых, механизированных и кавалерийских корпусов. Использование такого большого количества дивизий объясняется тем, что, за исключением свежих и пополненных соединений, советские дивизии имели неполный состав.

Задача наших обеих ударных групп состояла в том, чтобы перерезать тыловые коммуникации скопившегося здесь большого числа соединений и затем уничтожить их концентрическими атаками.

К сожалению, вначале глубокий снег, а затем наступившая распутица значительно замедлили сосредоточение обеих ударных групп. Тем не менее, им удалось нанести удар, в результате которого значительная часть сил, окруживших Черкасскую группировку, была разбита. Свыше 700 танков, более 600 противотанковых орудий и около 150 орудий было уничтожено, однако оба корпуса захватили всего 2000 пленных[94].

Это был признак того, что соединения противника в основном состояли из моторизованных частей. В конце концов непролазная грязь со снегом вынудили нас остановиться. Ударный клин 3 тк подошел на 13 км к юго-западной стороне котла, 47 тк удалось оттянуть на себя значительную часть сил противника.

Оперативная группа штаба выехала в нашем штабном поезде в Умань, чтобы обеспечивать взаимодействие обеих армий в этих боях. Штаб 1 танковой армии располагался в Умани, штаб 8 армии также находился недалеко оттуда. Дважды я попытался добраться из Умани к ударным группам. Оба раза, однако, моя легковая машина безнадежно застревала в снегу или в грязи. Каждый день погода менялась, снежные метели перемежались с оттепелью. При этом снова подтвердилось, что советские танки при продвижении по снегу или размокшей почве превосходят наши танки по своей проходимости, потому что у них более широкие гусеницы.

Так как не было больше надежды на то, что наши танки доберутся до котла, я приказал обоим окруженным корпусам прорваться на юго-запад. За это время в результате возобновившихся атак противника со всех сторон оба корпуса скучились на небольшом пространстве, простиравшемся в направлении с севера на юг на 45 км, а с запада на восток лишь только на 15-20 км. Таким образом, надо было действовать, если мы хотели еще спасти эти корпуса. Четвертого февраля Советы уже потребовали от них капитуляции.

В ночь с 16 на 17 февраля оба корпуса под руководством своих командиров Штеммермана и Либа предприняли попытку прорваться из окружения в юго-западном направлении, навстречу 3 тк, который напрягал все силы, чтобы, несмотря на непролазную грязь, бросить навстречу прорывающейся группировке хотя бы несколько танков. По приказу командования группы армии оба окруженных корпуса должны были использовать для обеспечения выхода из окружения всю артиллерию и имеющиеся боеприпасы. Так как во время выхода из окружения войскам пришлось бы передвигаться по бездорожью и глубокой грязи, было приказано бросить орудия после того, как будут расстреляны все боеприпасы. Арьергарды с несколькими орудиями прикрывали выходящие из окружения войска от атак противника с севера, востока и юга.

Можно себе представить, с какими чувствами, надеясь и беспокоясь, мы ожидали в нашем штабном поезде известий о том, удался ли выход из окружения. В ночь с 16 на 17 февраля в 1 ч 25 мин пришло радостное известие о том, что первая связь между выходящими из окружения корпусами и передовыми частями 3 тк установлена. Противник, находившийся между ними, был буквально смят. Двадцать восьмого февраля мы узнали, что из котла вышло 30000-32000 человек. Поскольку в нем находилось шесть дивизий и одна бригада, при учете низкой численности войск это составляло большую часть активных штыков[95]. Огромную боль нам причинило то, что большую часть тяжелораненых выходившие из окружения не могли взять с собой. Генерал Штеммерман погиб во время боя.

Таким образом, нам удалось избавить эти два корпуса от той судьбы, которая постигла 6 армию под Сталинградом. Гитлер и здесь сначала отдал приказ о продолжении борьбы в котле, однако затем задним числом одобрил приказ группы армий о подготовке к выходу из окружения. Приказ о самом выходе из окружения был отдан командованием группы без предварительного согласования с Гитлером, чтобы исключить возможность возражений с его стороны.

Конечно, при выходе из окружения большая часть тяжелого оружия и орудий застряла в грязи. Только несколько из них ценой неимоверных усилий войскам удалось взять с собой. Вырвавшиеся из котла дивизии пришлось временно отвести в тыл. Вследствие этого шесть с половиной дивизий группы армий не принимали участия в боях, что еще больше осложняло обстановку. Однако это не могло омрачить радости, которую доставляло нам удавшееся спасение, по крайней мере, личного состава обоих корпусов.

Для 1 танковой армии и 8 армии теперь оставалась задача снова установить прочную связь между их участками и при первой возможности выделить танковые части в резерв.

После того как я посетил части дивизий, вышедшие из окружения, оперативная группа штаба снова возвратилась в Проскуров. Этого требовала обстановка на левом фланге группы армий.

Ровно

По изложенным выше причинам командование группы в течение февраля прилагало все усилия для того, чтобы помешать окончательному прорыву противника на центральном участке ее фронта. Тем самым оно предотвратило угрозу окружения находящегося еще в Днепровской дуге правого фланга группы армий. Затем возникла срочная необходимость освободить корпуса, окруженные у Черкасс. После того как это удалось, все наши мысли вернулись к обстановке на северном фланге группы армий.

Здесь 4 танковая армия занимала в то время даже более или менее сплошной фронт, обращенный на северо-восток, от района северо-восточнее Винницы до пункта западнее маленького города Шепетовка, расположенного примерно в 75 км строго на север от Проскурова, где находился штаб нашей группы армий. У Шепетовки оканчивался сплошной фронт армии. На фронте шириной около 240 км здесь располагались в то время только девять слабых, но еще боеспособных дивизий (пять пехотных, две танковые, две мотодивизии), объединявшихся тремя штабами корпусов. Противник несколько ослабил свои атаки на участке этой армии, так как он, очевидно, вынужден был дать передышку своим войскам. Несмотря на это, было ясно, что армия вряд ли сможет упомянутыми выше силами отразить наступление превосходящих сил противника.

Гораздо более опасной для обстановки, создавшейся на фронте группы армий, была, очевидно, другая угроза.

Перед западным флангом 4 танковой армии далеко на север – до южной разграничительной линии с группой армий «Центр» – простиралось теперь открытое пространство, в котором почти не было немецких войск. Противник рано или поздно мог начать из этого района глубокий обход 4 танковой армии и тем самым всей группы армий. Если северная часть этого большого пустого пространства, Пинские болота, и не могла использоваться для крупных операций, то следовало учесть, что непосредственно к северу от участка 4 танковой армии с востока на запад тянулся перешеек шириной около 60 км, через который проходило широкое шоссе из Киева через Житомир на Ровно и далее на запад в генерал-губернаторство на Лемберг (Львов) и Люблин.

Для того чтобы перерезать этот перешеек, а тем самым и упомянутое выше шоссе, командование группы перебросило 13 ак на оконечность своего северного фланга. Его командиром был мой бывший начальник штаба в 38 ак генерал Гауффе, отличавшийся очень энергичными действиями. К сожалению, в марте 1944г. Гауффе погиб на своем посту. Небольшими силами, находившимися в его распоряжении, в течение февраля и марта он сдерживал наступление превосходящих сил противника по обе стороны упомянутого большого шоссе, умело уходя от неоднократно предпринимавшихся противником попыток окружить его корпус. Дальше на север – уже в районе Пинских болот – восточнее Ковеля несколько полицейских частей охраняли большую железнодорожную линию, ведущую из Киева в Польшу.

Ввиду превосходства неприятельских сил изолированно действовавший 13 ак, естественно, мог лишь временно задержать наступление противника, но не остановить его. Уже в начале февраля был сдан город Ровно, 13 ак вынужден был отойти на запад к Дубно.

Рейхскомиссар Украины гаулейтер Кох, резиденция которого находилась в Ровно, конечно, заблаговременно убрался оттуда, не забыв дать подчиненным ему инстанциям и полицейским частям приказ держаться до конца. В Восточной Пруссии позже он также успел удрать. Гитлер же требовал голову генерала, виновного в сдаче города. Как сообщил мне Цейтцлер, Кейтель добивался даже расстрела на месте коменданта Ровно. Когда Цейтцлер стал категорически возражать против этого и заявил, что Гитлер, безусловно, захочет сначала выслушать своих генералов, вмешался Геринг. Он сказал: «Нет, нет, об этом не может быть и речи. Куда это нас заведет, если каждый раз мы будем так поступать? Ведь это совсем не входит в функции главы государства». Не говоря уже о том, что этот случай совсем не касался Геринга, он, безусловно, был последним, кто имел право посылать на смерть других якобы за нарушение долга. Его слова еще раз показали, что он питал ненависть к генералам, к армии вообще. Гитлер, впрочем, не последовал советам Кейтеля и Геринга, а распорядился произвести судебное расследование. В результате судебного разбирательства к смертной казни был приговорен не обвиняемый – комендант Ровно, а вызванный в суд в качестве свидетеля командир дивизии, действовавшей под Ровно. Этот приговор, однако, был отменен Гитлером по моему ходатайству, к которому присоединился и командующий армией, в связи с тем, что причины сдачи города следовало искать в сложившейся в этом районе обстановке. В то время когда я был командующим группой армий, еще не существовало летучих «военно-полевых судов».

Возвратимся теперь к обстановке на фронте 4 танковой армии.

Хотя в то время, как уже было сказано выше, этой армии еще не угрожала непосредственная опасность, было ясно, что в районе, расположенном к северу от нее, охраняемом лишь слабыми силами, в ближайшее время развернется наступление противника. Оно могло проводиться в западном направлении на Лемберг (Львов) или в южном направлении, в обход западного фланга 4 танковой армии.

Читатель вспомнит, что командование группы армий, предвидя эту опасность, неоднократно требовало, чтобы в районе Ровно была сосредоточена еще одна армия. Это не было сделано. Главное командование не высвободило для этого сил на другом участке (группы армий «Север» или в Крыму, для чего надо было уйти из него), оно не дало также группе армий разрешения на свободу оперативного маневра ее южного фланга, что дало бы возможность высвободить силы. Само собой разумеется, что командование группы после окончания боев в районе черкасского котла перебросило большое количество танков с центрального участка фронта на левый фланг. Они могли быть сосредоточены в этом районе к 15 марта. Однако, как писал штаб группы в ОКХ, в лучшем случае этого было бы достаточно лишь для предотвращения глубокого охвата западного фланга этой армии. По-прежнему решающее сражение ожидалось на левом фланге группы армий. Поэтому необходимо было усилить его за счет переброски новых соединений. Однако Главное командование не приняло в этом отношении никаких решительных мер.

Очевидно, Гитлер рассчитывал на то, что наступательный порыв советских войск уже исчерпан. Кроме того, он ожидал скорого наступления распутицы, которая должна была помешать и Советам предпринимать крупные операции.

Хотя наше наступление с целью освобождения окруженной у Черкасс группировки в середине февраля и было остановлено из-за снежных метелей, перемежавшихся с оттепелью, до периода настоящей распутицы было еще далеко.

Вопрос о том, исчерпан ли наступательный порыв противника, следовало рассматривать, не забывая о больших потерях наших войск. Штаб группы армий привел в донесении, направленном в ОКХ для освещения этих двух связанных друг с другом вопросов, ряд цифр, которые позволяли создать ясное представление о потерях обеих сторон и о поступлении пополнения.

По многочисленным показаниям пленных мы высчитали, что действующие перед нашим фронтом соединения противника в период с июля 1943 по январь 1944 г. получили пополнения в количестве около 1080000 человек. Это примерно соответствовало тем потерям, которые противник понес в течение указанного периода. Потери группы армий за это же время составили 405409 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Пополнения же мы получили только в количестве 221893 человек. Таким образом, если соединения противника и понесли значительно большие потери, чем мы, если боевые качества пехоты противника все ухудшались, то цифры показывали, что соотношение сил изменилось далеко не в нашу пользу. Кроме нанесенных нами противнику больших потерь убитыми, мы должны были бы захватить также и большое количество пленных, но это было возможно только при маневренном характере боевых действий.

В танковых соединениях дело в настоящее время обстояло таким образом, что участвовавшие в операциях советские танковые корпуса только в одном случае имели 20 танков, в среднем же по 50-100 танков при штатах в 200-250 танков. Наши же танковые дивизии в отличие от них имели в среднем в лучшем случае немногим более 30 исправных танков. Лишь в переданных нам недавно танковых дивизиях дело обстояло несколько лучше, зато в некоторых дивизиях положение было еще хуже. Всего противник перед нашим фронтом в указанный выше период получил примерно 2700 новых танков, мы же (включая САУ) только 872. При этом мы не учитываем еще большого количества соединений, которые противник держал в резерве.

Интерес могут представлять также следующие данные, характеризующие боевые действия отдельных армий, входивших в нашу группу. Конечно, в отдельных случаях здесь могли иметь место ошибки, вызванные двукратным подсчетом, например, подбитых танков.

По этим донесениям противник потерял: в январе – 17653 пленными, 2873 танка, 588 орудий, 2481 противотанковое орудие; в феврале – 7700 пленными, 1055 танков, 200 орудий, 885 противотанковых орудий[96].

Эти цифры показывают, как хорошо Советская Армия уже в то время была оснащена техникой. Советы не были больше вынуждены бросать в бой огромные массы людей. Вместе с тем цифры указывают на большую разницу между количеством захваченных пленных и количеством захваченной и уничтоженной техники. Либо дело было в том, что Советам удавалось часто избегать плена, если они оставляли свое тяжелое оружие (а это одновременно могло свидетельствовать о снижении морального состояния войск), либо они несли чрезвычайно большие потери людьми.

Что касается позиции Гитлера – в свете приведенных данных – по вопросу о дальнейшем ходе операций, а тем самым и относительно угрозы, которая может возникнуть на северном фланге группы армий, то весьма характерным является разговор, который я вел 18 февраля по телефону с генералом Цейтцлером.

Я указал на опасность, которая могла нависнуть над северным флангом группы армий. При этом я остановился на соотношении сил обеих сторон, а также указал на то, что оно является для нас все еще неблагоприятным по сравнению с другими группами армий. Ниже я привожу запись этого разговора, произведенную офицером штаба.

Цейтцлер: Я имел по этому поводу, а также по поводу необходимых в связи с этим мероприятий длительную беседу с фюрером, но опять ничего не добился.

Я: Как же он думает проводить дальше операции на нашем фронте?

Цейтцлер: Он говорит, что когда-нибудь же русские перестанут наступать. С июля прошлого года они непрерывно ведут наступление. Долго это не может продолжаться. Я сказал ему в ответ на это: «Мой фюрер, если бы вы сейчас были в положении русских, что бы вы делали?» Он ответил: «Ничего!» Я возразил: «Я бы начал наступление, и именно на Львов!»

Гитлер, однако, как и раньше, рассчитывал на то, что истощение сил и погода заставят противника в ближайшее время прекратить свои наступательные операции. В мае он тогда смог бы, как он в свое время говорил мне, располагать вновь сформированными дивизиями. Если бы Гитлер передал предназначенный для них личный состав и технику нашим испытанным в боях дивизиям, обстановка у нас сложилась бы, очевидно, иначе.

Дата добавления: 2015-07-12