Читайте также:
|
|
Чтобы удался план, возникший первоначально у Жукова и Василевского, нужно было сохранить прикованность немцев к Сталинграду, нужно было связать их уличными боями, зашорить их стратегическое видение, занять их руки, дестабилизировать эмоционально. Это означало, что тысячи известных и безвестных защитников Сталинграда должны были умереть за камни, принести на алтарь отечества свою жизнь именно здесь, в этих мрачных руинах, ощущая себя стоящими на последнем рубеже Отечества. 5 октября Сталин отдает командарму Еременко особый приказ: стоять в Сталинграде до последнего. В Москве не очень верили, что немцев можно будет сдержать на унылом плоском левом берегу Волги, где возводить укрепления поздно и бессмысленно (так велик окружающий простор), выйдя куда немцы, – мастера маневра, смогут ускользнуть от карающего меча. На всякий случай Ставка начала посылать сюда, на левый берег Волги эшелоны войск и вооружений. Из московского оборонительного района сюда посылаются зенитные орудия. На волжских островах создается специальная оборонительная зона.
К октябрю Чуйков получил около ста тысяч человек – почти семь дивизий, огромная сила. Но потери были столь велики, что в 62-й армии осталось только 53 тысячи человек, способных носить оружие. Потери за месяц составили восемьдесят тысяч человек. К 12 октября Сталинградский фронт получает 7-й стрелковый корпус и две кавалерийские дивизии (61-ю и 81-ю). Второму танковому корпусу генерала Попова поручается укрепить острова Спорный, Зайцевский, Голодный и Сарпинский, а также непосредственно лежащий напротив города левый берег. Значит, в ставке знали о бездонной воле защитников Сталинграда и все же сомневались в их сверхчеловеческой способности удержать погруженный в страшный мрак город.
Напрасно. Сталинград жил и боролся. Его гарнизон уже сделал свой выбор, он не надеялся увидеть сам светлые дни, но он покинет этот мир только с жестоким врагом. Удивительно: на дальнем южном фланге рабочие восстановили СтальГРЭС и стали подавать электричество в цеха мастерских и заводов. Разумеется, здесь, под носом у немцев, работа шла только ночью, но восстанавливались и ремонтировались танки. Немцы заметили дым и последовали свирепые бомбардировки. Здесь же рядом скрытно ремонтировали волжские суда, катера, баржи. Немцы начали выселять из обломков города последних жителей. Судьба их печальна, наступающей осенью их гнали в никуда. И не забудем, что даже в огневом августе тракторный завод выпустил 400 танков. В октябре он умудрился ремонтировать машины под шквальным огнем. Жители города, хорошо знающие свои кварталы, вступали в бессмертную 62-ю армию, чтобы в самом прямом смысле защитить свой дом.
Чуйков, преодолевая чудовищную экзему, отказывался покинуть город хотя бы на день. Он стремился создать более безопасные каналы сообщения с левым берегом. Особый – узкий переходной мост соединил его с Зайцевским островом. Но его приходилось постоянно восстанавливать, он был хорошо виден германским корректировщикам.
А в это время весь огромный советско-германский фронт как бы замер, завороженный битвой на Волге. На севере германское наступление на почти вымерший Ленинград выдохлось еще до настоящих холодов. Перед Москвой немцы отбили несколько наступлений Красной Армии, но было ясно, что не здесь будут задействованы главные силы. Мало кто знал тогда, что эти бои имеют лишь жертвенную ценность. Нельзя было позволить врагу перевести часть сил на решающий – сталинградский – участок огромного фронта.
Сталинград («это место», как сказал о нем перед публикой Гитлер) держался. В начале октября 62-я армия Василия Чуйкова держала двадцатикилометровый фронт. Глубина защищаемого им анклава колебалась от двух с половиной километров до 250 метров. Все движение в этой хорошо простреливаемой зоне осуществлялось только ночью. Переправа стала еще более опасным делом, так как немцы просматривали реку и с позиций севернее Мамаева кургана, и с устья реки Царицы. В центральной части города 13-я гвардейская дивизия Родимцева держала оборону от Пензенской улицы на севере до Крутого оврага на юге. Немцы между тем как бы раскусили значимость оврагов в этой странной для них местности. В ночь 1 на 2 октября несколько сот человек из 295-й немецкой пехотной дивизии, таща за собой минометы, прошли через Крутой овраг к Волге. Они зашли в тыл 34-му гвардейскому полку. Понадобились чрезвычайные усилия, чтобы Родимцев ликвидировал замешательство и восстановил порядок.
В начале октября 1942 года основные битвы в Сталинграде велись в северных пригородах – вокруг заводов «Красный Октябрь», «Баррикады», СТЗ – Сталинградского тракторного завода. В первую октябрьскую ночь 39-я гвардейская дивизия генерала Гурьева (4000 бывших авиадесантников парашютных войск) заняла позиции к западу от завода «Красный Октябрь». Они получили приказ превратить завод в неприступную крепость.
2 октября германские бомбардировщики наконец попали и взорвали казавшуюся безобидной, пустой и заброшенной баржу с горючим в непосредственной близости от штаба Чуйкова. Черный едкий дым повис над Волгой. Немцы не бомбили штабные помещения командующего армией по простой и убедительной причине – они не верили в выживаемость в таком чаду людей.
Страшным был пожар, начавшийся с попадания германских снарядов в нефтеналивные баржи, стоявшие в затоне. Как уже говорилось, о них практически забыли, и уже никто не предполагал наличия в них горючего. Но будучи воспламененными, они дали удушающую огневую волну и страшные картины сгорающих заживо людей в лодках посередине Волги открылись взору. В штабе Чуйкова сгорели все телефонные линии. Выскочивший из своего укрытия командарм был ослеплен бушующим пламенем и нестерпимым чадом. Начштаба Крылов громким голосом отдавал приказания, но, обернувшись к Чуйкову прошептал: «Думаете, выстоим?» На что командующий ответил: «Безусловно. Но на всякий случай надо почистить пистолеты». На противоположном берегу какое-то время все были уверены, что правый берег просто выжжен. Радио нудно задавало один и тот же вопрос: «Где вы? Где вы?» Через полчаса последовал ответ: «Мы там, где больше всего огня и дыма».
Эту радиобеседу немцы запеленговали и град снарядов и мин посыпался в раскаленное облако. Люди вокруг Чуйкова падали, а он взбирался на берег и спешил в центр обороны – к заводам. С севера новости не обескураживали. Люди Горохова держали в своих руках свои восемь квадратных километров отрезанной северной территории. Они отбили все посягательства на северную оконечность Рынка, отстояли Спартановку и сохранили пристань у реки Мечетки.
Авиационный налет на три крупных завода-крепости оставил от них по существу голые почерневшие стены. Груды кирпича превращали путь по заводским путям в лабиринт. И в эти катакомбы прибывали все новые защитники. В распоряжение 62-й гвардейской армии в восемь вечера 2 октября поступила 37-я гвардейская дивизия генерала Жолудева. Ей был назначен северо-западный угол тракторного завода. Прибыли 49 танков 84-й бригады. Отряды вооруженных рабочих, до сих пор сражавшихся независимо, влились в армейские ряды. Те, кто до сих пор ремонтировал технику, взялись за автоматы.
По расчетам Чуйкова, на тракторный завод двигались две танковые и три пехотные дивизии немцев. Ликвидация Орловского выступа позволила немцам освободить дополнительные силы. 2000 вылетов немецкой авиации против тракторного завода на протяжении 5 октября. В этот день Сталин указывает командующему фронтом генералу Еременко: «Противник в состоянии реализовать свои планы, поскольку оккупирует причалы на Волге на севере, в центре и к югу от Сталинграда. Чтобы ликвидировать эту угрозу, необходимо оттеснить противника от Волги и заново завладеть теми улицами и домами в Сталинграде, которые противник отнял у вас. Поэтому необходимо превратить каждый дом и каждую улицу Сталинграда в крепость… Я требую от вас предпринять все необходимые меры для обороны Сталинграда. Сталинград не должен быть взят противником, а захваченная часть Сталинграда должна быть освобождена».
В тот же день, 5 октября, замглавкома Сталинградского фронта Голиков привез приказ Сталина не только сражаться, но и возвратить захваченное немцами в Сталинграде Чуйкову. Молчание Чуйкова было красноречивее любых слов. Сталинградская жизнь отбивала страх перед начальством, даже если речь шла о приказе самого Сталина. На грани между жизнью и смертью Чуйкова больше заботила непрекращающаяся работа заволжской артиллерии.
Мы видим, что 6 октября советское военное руководство фактически впервые усомнилось в своей способности сдержать немцев в Сталинграде, отстоять город, не отступить на левый берег Волги. Василевский ведет долгий разговор с командующим фронтом Еременко и обсуждает возможности укрепления позиций на островах посередине Волги – Спорном, Зайцевском, Голодном и Сапринском. Сюда следовало поместить орудия, минометы и зенитные орудия. Сюда посылали 45-ю стрелковую дивизию. Четырьмя днями позже Еременко получил приказ разместить 300-ю стрелковую дивизию на оборонительных позициях левого берега от озера Тужилкино до поймы реки Ахтубы.
Приметное место в сталинградской эпопее занимает прибытие «черных дьяволов» (название, данное немцами) – одетой в черные морские бушлаты и неизменные полосатые тельняшки военно-морской пехоты, элитной 37-й дивизии генерала Жолудева. Высаживаясь на правый волжский берег, они видели последних жителей, покидающих Сталинград. Старые рабочие открыто рыдали, покидая город своей нелегкой юности, революционной молодости, город жарких ночных смен, бесконечного упорного труда и немногих простых человеческих радостей. Один из седовласых рабочих сказал при всех – указывая на вышедшие к реке трущобы – вещие слова: «Мы вернемся и все восстановим». И никто из лишенных всего людей, стоящих у кромки воды и жизни, не усомнился в этом. В этом ключ ко всему в жизни. Если у нас есть это чувство, то все возможно. Мы все восстановим и сделаем краше.
На следующий день немцы, с присущей им целенаправленностью, сосредоточились на СТЗ – тракторном заводе. 14-я германская танковая дивизия атаковала с юго-запада, а 60-я моторизованная – с запада, 16-я танковая дивизия – с севера. Все три сталинградских завода-гиганта представляли собой комплекс цехов, подсобных помещений и внутренний небольшой город с домами для рабочих, столовыми, банями и т. п. Несмотря на самоотверженное сопротивление 37-й гвардейской дивизии Жолудева, немцы продвинулись весьма значительно в районе жилого массива и приблизились к стадиону. Но люди Жолудева легли костьми, но не пропустили ударную группу Паулюса, устремившуюся прямо к Волге. Дивизия Смехотворова защищала банный комплекс завода «Красный Октябрь». От потоков огня с обеих сторон он почернел и своими руинами менее всего походил на нечто, куда могут войти люди. А от реки Мечетка пришли ободряющие новости – здесь залп реактивных минометов «Катюш» буквально подорвал атакующую силу немцев. Ракетные установки стояли прижатыми прямо к волжскому берегу. Ради максимальной дальности стрельбы пришлось поднять передние колеса грузовиков. Вихрь их ракет накрыл целый немецкий батальон. Это несколько замедлило поступь немцев, но следует помнить, что у Чуйкова осталась лишь небольшая полоска земли. Которую он хотел продать дорого.
В сложившихся условиях особую ценность приобрел узкий понтонный мост, который соединял восточный берег с западным через Зайцевский остров, сооруженный моряками из Ярославля, – та тропа, по которой ночью пробирались в город солдаты, груженные боеприпасами и продуктами. Узость цели в какой-то мере спасала этот мост от германского огня, да и рабочие латали его ночью, после дневных попаданий. В то же время на восточном берегу создавался настоящий городок – с банями, пекарнями, полевыми столовыми. Работа этого городка являла собой реальную помощь, это был подлинный тыл сталинградского фронта. Еще одним связующим звеном между передним краем и непосредственным тылом был небольшой пароход «Ласточка», на котором эвакуировали раненых. Корпус судна был стократно перелатан, но судно жило и спасало жизни.
Штурмовые дни не прошли для немцев даром. Роты 6-й армии теперь насчитывали по 60 человек. Армейская техника, неприспособленная к боям в городских условиях, гибла без особой пользы. Даже возглавивший ОКХ генерал-полковник Цайцлер в первых же своих размышлениях пришел к выводу о необходимости приостановить наступательные действия Паулюса. Многое зависело от самого командующего шестой армией. Он колебался. Он жаловался на потери и неадекватное снабжение, на неукротимое поведение русских, на удаленность его фронта от баз поддержки. Но с другой стороны, адъютант Гитлера Шмундт без излишней щепетильности намекал ему на почести, которые ждут победителя Сталинграда, и Паулюс сжал челюсти. Он потребовал три дополнительные дивизии. Вместо них ему прислали саперные батальоны специалистов по боям в городских условиях. План был прост – выжечь путь через сталинградские заводы к Волге. Он не колеблясь снял с должностей генералов фон Шведлера (4-я танковая дивизия) и фон Витерсхайма (15-й танковый корпус) за критику его стратегии. Реальность, однако, не радовала. Один дом мог переходить из рук в руки, но общая картина оставалась прежней – немцам не удавалось сбросить 62-ю советскую армию в осеннюю Волгу.
У немцев произошел своего рода разлад. Командующий 4-м германским авиационным флотом Фрайхер фон Рихтгофен, энергичный, подвижный, язвительный, становится все более критичным в отношении талантов и стратегии фон Паулюса. Германские летчики изо дня в день видели под своими крыльями нескончаемые бои, и они начали задавать вопрос, где же германская рациональность? По мнению Рихтгофена, город давно бы пал, если бы не отсутствие воображения у полевых командиров. 3 октября Рихтгофен указал Альберту Ешоннеку (заместителю командующего люфтваффе Геринга), что «нам не хватает ясного мыслительного процесса и хорошо определенных целей. Бесполезно наносить удары то здесь, то там – а мы поступаем именно так. Это дважды бессмысленно, когда ты не имеешь достаточно сил. Дело нужно желать одно за другим, окончил одно – принимайся за другое, это же очевидно». Оба германских летчика встретились с Паулюсом и генералом Зейдлиц-Курцбахом. Летчики указали на неприемлемые потери. Обстановка разрядилась, когда Паулюс признал частичную правоту авиаторов и пообещал, после получения подкреплений, предпринять решительные действия.
Гитлер дал своему любимцу, потерявшему сорок тысяч солдат за неделю, 29-ю моторизованную дивизию и 14-ю танковую дивизию Гота плюс часть войск, расположенных на Украине. Он требовал результата, он требовал уничтожить горстку людей, воюющих несмотря на отсутствие малейших шансов.
А защитники города недоумевали, почему замолкли немцы? Разведка не знает отдыха, Чуйков организовал грамотную разведывательную работу, его очень интересовали планы Паулюса. Разведгруппы каждый день выходили на нейтральную полосу, стараясь увидеть в приготовлениях противника его планы. 9 октября разведвзвод спрятался в одиноко стоявшем на путях между Мамаевым курганом и «Красным Октябрем» железнодорожном тендере. Взвод, стараясь не привлечь к себе внимания простоял здесь целый день и по радио характеризовал деятельность немцев. Те деловито подтягивали артиллерийские орудия и минометы, основная их часть прикрывалась Мамаевым курганом. Разведчики видели перемещение вперед полевых пушек пехоты, сотни грузовиков с боеприпасами. Ощущалось массовое передвижение, подготовка к чему-то большому. Но чтобы знать наверняка, им нужен был язык. В наступившей темноте они перерезали телефонный провод и начали дожидаться прихода телефониста. Ждали недолго и застрелили его. Один из разведчиков переоделся в немецкую форму и встал на железнодорожных путях. Огни фонарика не заставили себя ждать, и рядовой Вилли Брандт был сбит с ног. Окружившие его разведчики быстро задавали вопросы. Под дулом автомата солдат рассказал, что в город только что 24-я танковая дивизия перенацелена на район заводов, 94-я дивизия прибыла из южной части города. Адольф Гитлер приказал взять город к 15 октября. Разведчики предупредили Брандта, что он выдал военную тайну и ему лучше помалкивать о происшедшей встрече. Указали дорогу к своим. Немец ждал выстрела в спину, но его не последовало. Отойдя на почтительное расстояние, благодарный немец крикнул: «Спасибо, товарищ!»
Нерадостные вести принесли ночные и дневные бойцы: на тракторный завод нацеливается невиданная еще сила немцев. Чуйков нанес сведения разведки на свою карту, он мог твердо предполагать, что на 9 октября Паулюс назначил «финальное наступление», к которому следовало основательно подготовиться. Картина получалась невеселая. Теперь он знал, что основной удар придется по заводам. Наступила своего рода четырехдневная пауза. Чуйков при помощи разведчиков подсчитывал силы противника. Против него стояли 9 германских дивизий, общей численностью в 90 тысяч человек. 2 тысячи орудий и пулеметов. Триста танков. Четвертый воздушный флот с тысячей самолетов. Им Чуйков мог противопоставить 55 тысяч солдат, 950 орудий, 500 минометов, 80 танков и 188 самолетов (24 истребителя, 63 штурмовика, 101 бомбардировщик) 8-й авиационной армии. Периметр его обороны обозначали собой Рынок на севере, часть жилого комплекса тракторного завода, северо-восточный склон Мамаева кургана, остатки позиций на Центральном вокзале. Он люто смотрел в небо – все эти месяцы оно принадлежало противнику. Его задача была предельно проста: как можно дольше удержать три завода и часть городского центра.
Численность его войск уменьшалась, квадрат обороны сужался. Волга была в нескольких сотнях метров за спиной. Одна роковая ошибка – и оборона Сталинграда завершится. Горишнему приказано спуститься с Мамаева кургана к стенам «Красного Октября». На СТЗ перекинута 112-я дивизия (2300 человек). 12 октября с левого берега прибывает еще полтысячи человек. Позже Чуйков признает, что ничего не было хуже, чем сидеть и ждать неизбежного удара. (О грядущем ударе говорили ежедневно захватываемые «языки». Пленные обычно говорили весьма охотно. План немцев заключался в ударе по тракторному и кирпичному заводам с последующим выходом к Волге.) В тайной надежде расстроить или затормозить реализацию немецких планов, он приказал нанести упреждающие удары именно в местах подготовки вермахта к наступлению. Он приказывает гвардейцам Жолудева нанести предваряющий удар со стороны западного крыла тракторного завода. Те бросились со всей своей отчаянной силой, но быстро натолкнулись на многократно превосходящие силы противника, явно готовящегося к крупным событиям. Собранная 6-й германской армией сила была слишком велика, чтобы просто огрызаться на отдельные выпады советской 62-й армии.
Это решающее и поразительное по своей ярости наступление началось в восемь часов утра в понедельник 14 октября 1942 года. В этот день немцы потеряли всякую сдержанность в свирепом решающем штурме Сталинграда. День был солнечный, но светило слишком быстро оказалось закрытым дымом и 4-м воздушным флотом Рихтгофена. Вылетевший полностью этот флот своими черными машинами затмил небо. Впечатления солдата германской 389-й пехотной дивизии: «Все небо заполнено самолетами, артиллерия наносит удары, с неба сыплются бомбы, ревут сирены. Сейчас мы поднимемся из окопов и примем участие в этом чудовищном представлении». Паулюс создал наступающую колонну из пяти дивизий – двух танковые (14-я и 24-я) и трех пехотных (94-я, 389-я, 100-я горнострелковая). Рокот трехсот танков перекрывался ревом авиационных моторов. Задача немцев была предельно проста – пробиться сквозь эту мешанину кирпича, бетона, полуживых людей и стреляющего железа к широкой русской реке. Пять немецких дивизий двинулись на остова домов, на индустриальную часть того, что некогда было городом. Их фронт был узок – четыре километра, направление движения – тракторный завод. Что могло остановить эту силу?
Германский офицер: «Огонь нашей артиллерии был необычайно сильным. Батареи шестиствольных минометов и бомбардировщики обрушили на русских лавины огня, но они продолжали сопротивляться с невиданным фанатизмом». Ближайшие посты Красной Армии были смяты довольно быстро. Ближе к полудню сопротивление «индивидуальных» точек сопротивления практически прекратилось. Осеннее солнце Сталинграда заволок горький дым. Видимость сократилась до 20–30 метров и главным источником света стал серо-желтый отблеск от взрывов. Лавина стали и огня неудержимо двигалась вперед, сметая все на своем пути. Под прикрытием ураганного огня немецкие автоматчики делали перебежки от одной груды развалин к другой. Среди клубов пыли, смрада и воя пуль их встречали солдаты Жолудева и Горишнего (37-я и 95-я дивизии) гранатами, бутылками с зажигательной смесью и ружейным огнем. Пространство между заводами «Баррикады» и СТЗ переходило из рук в руки несколько раз. В цехах тракторного бой шел за каждое помещение, за каждый этаж, за выемку в стене, за угол на лестнице. А несколько позади немецкие танки огнем своих орудий гасили линию сопротивления.
В половине двенадцатого дня двести германских танков пробились сквозь оборону тракторного завода. 389-я пехотная дивизия генерала Енекке ворвалась в двухкилометровый лабиринт цехов. Стекло потолков рухнуло вниз, порох и гарь вытеснили воздух. В столовых завода борьба шла буквально за каждый стол и стул. Восемь тысяч отборных советских десантников из 37-й гвардейской дивизии встретили штурмовые войска немцев не с отчаянностью обреченности, а как люди, чья задача подороже отдать свою жизнь. Пути назад уже не было, был простой выбор, кто кого.
Вскоре после полудня около двухсот немецких танков прорезали линию защиты Жолудева, прижали остатки его дивизии к стене тракторного завода и повернули в тыл 112-й дивизии. Через час 112-я и 37-я дивизии оказались окруженными. Несколько прямых попаданий сразу же похоронили живьем доблестного командира дивизии генерала Жолудева в его же командном пункте. Но генерал не погиб – несколько оставшихся в живых солдат сумели откопать его из обвала камней. За последующие двое суток пять тысяч солдат Жолудева сложили головы.
В штабе Чуйкова несколько офицеров погибло на своих боевых местах. Телефонная связь сгорела. Из отдельных частей прибегали гонцы за указаниями. Для связи со своими частями Чуйков передавал сигналы на левый берег, и уже оттуда эти сигналы направлялись в гибнущие дивизии и полки. Попавшие в окружение также сообщали о себе через восточный берег Волги. Главным сигналом было сообщение об оканчивающихся боеприпасах. И хуже всего было слышать прекращение этих сигналов. Одним из сообщений было такое: «Орудия уничтожены, батарея окружена. Мы продолжаем бой, в плен не сдадимся. Прощайте все». Чуйков отдал короткий и понятный всем приказ, который вполне мог оказаться последним: «Сражаться и выстоять». Его командный пункт был в 300 метров от наступающих немцев. Тридцать человек из его штаба погибли на его глазах. Охрана только и делала, что копала могилы.
Что могли сделать командиры? Они щедрее раздавали награды. За каждый подбитый танк – орден «Красной Звезды», такой редкий в предвоенные годы. Командиры стали получать только что введенные ордена Суворова и Кутузова. Но не эти знаки отличия были тем, что хранили свято, – более всего ценились письма. Именно тогда на теле убитого лейтенанта нашли письмо с такими словами жены: «Я очень рада, что ты хорошо сражаешься и что тебя наградили медалью. Бейся до последней капли крови и не дай фашистам захватить тебя в плен». А солдатское письмо звучало клятвой: «Мария, я надеюсь ты помнишь наш последний вечер. Сегодня ровно год, как мы расстались. Мне было так трудно сказать тебе «прощай». Это очень грустно, но мы должны были расстаться – таков приказ Родины. Родина требует стоять до конца, и мы выполним этот приказ». Здесь нет пропагандистских штампов. Немцам, перехватывавшим эти письма, было трудно понять эту решимость. «Прочитав это письмо, люди могут спросить, почему я сражаюсь за тебя? Да потому, что я не могу отделить тебя от Родины. Ты и Россия для меня одно и то же».
Немецкие письма домой отличались тональностью, и дело здесь не в различии подходов военной цензуры. Недоуменная боль сквозит в письмах германских солдат и офицеров. Немецкий лейтенант спрашивает: «Зачем нам эта война? Зачем нам все эти страдания? Люди сошли с ума? След этого ужасного времени навсегда останется в каждом из нас». И из Германии письма идут без бравурности. «Я очень тревожусь. Я знаю, что ты постоянно в бою. Я буду всегда верна тебе. Моя жизнь принадлежит тебе, нашему с тобой миру».
К полуночи германские войска окружили тракторный завод и раскололи силы его защитников на три части. К Волге потянулась струя выползающих из развалин раненых, где их в ночной осенней мгле встречали молчаливые лодки, отчаливая в путь на восток. Позади стоны умирающих и страшный запах войны. За эту ночь через Волгу были перевезены три с половиной тысячи раненых. Такого потока не было за всю сталинградскую эпопею. Танки немцев продолжали свой, казалось, неудержимый ход вперед, помеченный периодически взрывами установленных на их пути мин. В танковые бреши бросались автоматчики германских атакующих колонн. Их сопровождаемый ревом и разрывами маршрут вывел их к Волге в полосе шириной несколько сот метров, разрезая тем самым армию Чуйкова на две части. Полковник Горохов, командир 124-й бригады, возглавил правый фланг у Мокрой Мечетки, в его распоряжении были 115-я, 124-я, 149-я стрелковые бригады. У них была лишь одна проблема – знать, откуда появится враг. Он появился с трех сторон: слева, по фронту и справа. Лишь позади была Волга.
Слева от смертельной полосы, раздавившей гвардейцев Жолудева, находились чудовищно ослабленные люди Горишнего и 84-я танковая бригада. Отдельные солдаты Жолудева еще вели бой из страшных подворотен тракторного завода. Общая мольба была такой: «Где наши самолеты?» А в 8-й воздушной армии, охранявшей Сталинград с воздуха, имелось лишь около двухсот самолетов, из них чуть более двадцати истребителей.
И все же гарнизон Сталинграда выстоял зверский, иначе не назовешь, штурм 14 октября. Это значимый день в нашей национальной истории. Немцы продвинулись вперед, раскололи линию обороны, завладели высотами, вышли к Волге. Но не больше. Они не уничтожили 62-ю армию и не подорвали ее боевой дух. Один из немцев пишет в эти дни домой: «Я не могу понять, как люди выживают в этом аду? Русские прочно засели в руинах, норах, подвалах, в хаосе металлических конструкций, которые когда-то были заводами». Другой немец пишет лаконичнее: «Эти собаки сражаются как львы». Защитники Сталинграда подошли к последней черте, но они ее не перешагнули. Они выжили в пламени и крови, в дневном ужасе и в ночной тревоге. Они жили и преграждали Гитлеру выход на Волгу с последующим поворотом на кавказские хребты. Они сорвали стратегический замысел врага. Их жертвы были не напрасны. Враг распластался у нашей великой реки, он уже не мог повторить 14 октября. Ему не дали те, кто погиб под гусеницами, кто умер с открытыми глазами. Кто отдал свою молодую жизнь за нас.
В тот же день, 14 октября 1942 года, в далеком Пенемюнде произошло второе испытание ракеты Фау-2. Ракета прорезала серое балтийское небо на высоту 100 километров, пролетела по траектории в 200 километров и нанесла удар в радиусе 4 километров от цели. В руки Германии поступало оружие, которого тогда не было ни у кого в мире. Гитлер, скептичный вначале, пришел в неописуемый восторг и приказал поставить производство ракет на конвейер. Только когда их будет пять тысяч, следует нанести удар по противнику – таков был его приказ. Тридцатилетний Вернер фон Браун пообещал завершить все научные разработки летом 1943 года. И когда его советские сверстники погибали в сталинградском лабиринте, они берегли дни, по прошествии которых Германия Гитлера может стать непобедимой.
Битва за большие сталинградские заводы приняла грандиозные размеры. Отступая, 62-я армия искала следующий надежный рубеж. Битва за СТЗ была закончена, началось сражение за «Красный Октябрь». Немцев отбили, и те бросились на «Баррикады». Они вцепились в северо-западный угол завода и постепенно усиливали натиск на юг. Страшная даже по меркам Сталинграда последовала сеча. Имея в руках Мамаев курган, немцы могли обозревать все окрестности. Имея в руках тракторный завод, они могли концентрировать войска. К вечеру 18 октября ударные группы немцев, невзирая на потери, пробились сквозь Трамвайную улицу «Баррикад». Теперь рабочие сражались в одном строю с регулярной армией. В живых из рабочих осталось пятеро.
Мало кто знал тогда, что в страшный день 14 октября началось первое крупномасштабное мероприятие подготовки контрудара: Рокоссовскому и Еременко было приказано выселить всех мирных жителей из 20-километровой зоны вокруг их линии фронта, из бекетовского «колокола», восточного берега Волги напротив Сталинграда, с волжских островов. В образовавшейся «пустой» зоне создавались три линии обороны. (Такие мероприятия дезинформировали немцев – те видели, что русские отчаянно готовятся к обороне. Их самоуверенное сознание не позволяло им видеть в строящихся объектах плацдарм грядущего наступления). Соседние фронты демонстрировали активность, не позволяя немцам перегруппироваться.
Еременко уже не был уверен в том, что Чуйков выстоит. Возникает впечатление, что в эти дни Сталин разочаровывается в Еременко. Он заподозрил, что командующий армии посылает Чуйкову не все предназначенные для того части и боеприпасы. Последовал приказ командарму лично явиться в расположение Чуйкова и удостовериться, в чем особо нуждается городское сопротивление, каковы нужды 62-й армии. Узнать также, сможет ли Чуйков продержаться до «часа Х», до начала большой операции. Так ли это, или Еременко хотел сам проверить, насколько крепко стоит Чуйков и стоит ли ему давать подкрепления, – но он направился на правый берег Волги.
В наступившую ночь через Волгу переправилась лишь одна часть – 138-й полк полковника Людникова, он присоединился к защитникам «Баррикад». Приказ Сталина посетить Чуйкова многократно раненный, опирающийся на палку генерал Еременко выполнить не смог, немцы не пропустили 15 октября ни одного транспорта через Волгу. Вечером 15 октября Чуйкову позвонил член военного совета Юго-Восточного фронта Хрущев. В чем более всего нуждаются защитники Сталинграда? Больше боеприпасов. Может ли Чуйков укрепить остатки сил, сражающихся за тракторный завод? Только если отведет туда все наличные силы, но это будет означать оголение подступов к Волге в других местах и концентрацию наших войск в одном-единственном месте, удобном как мишень.
Ночью 16 октября Еременко, тяжко хромая, вместе со своим заместителем Поповым сумел высадиться у завода «Красный Октябрь» (пришлось предпринять сложное движение через Ахтубу на одном из судов Волжской флотилии). Берег был странным образом оживленным – сюда сходились раненые, высаживалась пехота, распределялись боекомплекты. Еременко прошел семь-восемь километров, прежде чем нашел штаб 62-й армии. За время поисков погибло несколько сопровождавших его офицеров, но сам он оказался невредим. Он сел за столом Чуйкова и стал ждать хозяина. Генерал Жолудев не смог сдержать слез, рассказывая как вчера погибли его люди. Чуйков, обследовавший в это время берег чуть севернее, встретил Еременко, когда уже стало светать. Первый вопрос командующего фронтом – выстоит ли 62-я армия? Еременко пообещал Чуйкову «всю возможную помощь» – прислать новые части и необходимое вооружение. Но сократил норму снарядов заволжской артиллерии, помогавшей Чуйкову с противоположного берега. К чему бы это?
В общем и целом Еременко возвратился в лучшем настроении, чем при отбытии. Теперь он был уверен – Сталинград выстоит. Чуйков не потерял присутствия духа, даже потеряв за три дня тринадцать тысяч человек – четверть своей армии.
Новый день – 17 октября – не принес ничего хорошего, да хорошего уже и не ожидали. Германские штурмовики били по пространству между «Баррикадами» и СТЗ. Германская пехота всей мощью развернулась фронтом на юг. Документы пленных говорили о предстоящей атаке на «Красный Октябрь». Но прибывших людей Людникова Чуйков отправил на «Баррикады», этот завод Чуйков хотел оставить последним бастионом. Он приказал «упорно защищать» его. «Ни при каких обстоятельствах не пропустить врага к выходу на Ленинский проспект и на завод «Баррикады». 650-му полку майора Печенюка 138-й дивизии занять позиции на «Баррикадах», установить огневые точки и не допустить проникновения врага на завод». Подписано: генерал-лейтенант В. Чуйков.
Удар пришелся на 84-ю механизированную бригаду полковника Вайнруба, по приказу которого танки Т-34 были в ожидании врага врыты в землю. Немецкие танки, сопровождаемые пехотой появились на Трамвайной улице через считанные минуты после последних приготовлений. Их подпустили на несколько десятков метров и последовал залп тридцатичетверок. Более десяти немецких танков остановились подбитыми, серозеленая пехота залегла. Последовал убийственный залп расположенных неподалеку «Катюш» и артиллерии, наводимой из Заволжья. Дивизия Людникова не успела окопаться и занять боевые позиции, как с севера, со стороны тракторного завода на них устремилась колонна германских танков. Прямо перед ними штурмовики буквально вспахали землю, не оставляя ничего живого. Горели дома и горела земля. В тот день, 17 октября, весь плацдарм 62-й армии был в огне. Когда германские автоматчики ворвались в Спартановку, командование защищавшей ее бригады попросило разрешения перебраться на остров Спорный посреди Волги. Чуйков категорически отказал: любая попытка покинуть позиции будет рассматриваться как измена. Сам он перенес свой командный пункт на берег Волги напротив Мамаева кургана.
Среди всего этого невероятного, нечеловеческого ужаса блеснул ободряющий симптом – со всех фронтов в течение десяти дней были взяты отдельные авиационные части, и их присутствие стало ощутимым для защитников города. Это вызвало понятную нервозность немецких солдат, впервые побывавших в шкуре постоянно, два месяца атакуемого с воздуха противника. Советская авиация любила ночной воздух, она чувствовала себя уютнее в ночном небе. А немцы жаловались (ежедневный доклад командования 6-й армии): «Отмечается неоспоримое ночное воздушное доминирование русских… Оно выросло, превосходя все возможные пропорции. Войска не могут отдыхать, их боеспособность уменьшается до опасного предела. Потери нашего личного состава и потери материальных средств чрезвычайно велики. Армия просит группу армий «Б» осуществить дополнительные атаки против аэропортов противника и днем и ночью с тем, чтобы помочь войскам, сражающимся на линии фронта».
В штаб-квартире германских вооруженных сил 14 октября был издан Оперативный приказ № 1, который приказывал остановить все летние наступательные действия вермахта на Восточном фронте за исключением района Сталинграда и Кавказа. На остальных фронтах предписывалось перейти к решительной обороне, одержать успех в зимней кампании и заложить основания для «окончательного разгрома» Красной Армии в 1943 году. Подразумевалось, что Россия стоит на краю могилы. В пояснении к вышеназванному приказу генерал Цайцлер подчеркивал (23 октября), что «русские не владеют силами, дающими им возможность крупного наступления, имеющего далеко идущие цели».
В Германии было предписано обозначить в городах расстояние до Сталинграда – чтобы подчеркнуть, как далеко продвинулся на восток вермахт за шестнадцать месяцев войны.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав