На других фронтах

Ценой великого упорства и больших жертв Красная армия потеснила противника там, где немцы держались особенно упорно - именно на флангах. На правом фланге Жукова, где три реки, Москва, Руза и Лама покидают болотистую заводь, направляясь на юго-восток направление движения советских войск приобретает стратегическое значение. Не менее значимым по мере прохождения коротких зимних дней становится южное направление. Здесь Жуков требует взять маленький Боровск, когда-то большой спутник Москвы, обойденный в прошлом веке железной дорогой и заснувший в печальном отдаленье. Еще более жадными глазами Жуков смотрит на Калугу, где опасный Гудериан отошел со своими танками, но всегда мог вернуться.

Германское командование придавало особое значение южному – калужскому сектору. Для оттесненных от Волоколамска немцев, битва на лесисто-гористых, пересеченных текущими с Валдая реками северном участке казалась менее перспективной, чем маневренная война на плоском плато вокруг Калуги. Германское командование хотело видеть советские дивизии в поле, оторванными от своих баз, чтобы в очередной раз продемонстрировать свое превосходство в маневренной войне. В свою очередь Жуков хотел использовать оторванность Гудериана от центральной – четвертой германской армии и ринуться в прорыв, ведущий к Вязьме и шоссе, ведущему на Смоленск и пробиться в германской тыл четвертой танковой армии. Кавалеристы генерала Белова получили особый приказ: «В ознаменование дня рождения товарища Сталина 21 декабря взять Одоево». Белову предписывалось форсировать Оку в секторе Лихвин-Белев и начать движение на Козельск во исполнение замысла прорыва в тыл четвертой германской армии. Впереди у кавалеристов были полторы сотни километров белого зимнего русского поля.

Первой в Калугу ворвалась 31-я кавалерийская дивизия; много конников, жаждавших битвы в чистом поле, полегли от упорно сопротивлявшихся в городских кварталах немецких пехотинцев. Жуков сообщает генералу Болдину: «24 декабря Ставкой получена информация о том, что немецкому гарнизону в Калуге отдан категорический приказ держаться в городе и не сдаваться. Верховное главнокомандование подчеркивает необходимость особой осмотрительности с нашей стороны. Необходимо мобилизовать всю энергию, чтобы разбить врага в Калуге на отдельные части, не давать ему послабления и не позволить закрепиться ни в одном квартале». Складывается впечатление, что Сталин не очень хотел повторения клинских событий, когда наши части вынудили противника поднять белый флаг. В этой войне, в этой страшной битве за выживание на организованную сдачу войск – реликт прежнего рыцарства - стали смотреть с недоумением. Предпочтительнее стала казаться недельная жестокая битва в городской тесноте, не пощадившая ни города, ни бойцов обеих сторон.

Печаль и радость соседствовали рядом. Печаль от страшных разрушений великой битвы – сожженные избы, обгоревшие кварталы, порушенные мосты, вывороченные столбы, гарь и тлен. Радость от взгляда на живую технику, только что служившую врагу – танки, пушки, минометы, кое-где нетронутые склады. Но триумфальные ноты погасли достаточно быстро, и грустная реальность неумолимо напомнила о себе. Да, немцы отпрянули от белокаменной, но общее состояние дел – итог горестного 1941 года мог смутить кого угодна. Взгляд на карту радовать не мог. Протянувшаяся от моря до моря линия фронта имела устрашающий вид. Эта линия пролегала от пригородов Ленинграда по подмосковным лесам до устья Дона на юге. Да, русская армия отступала и в трагическом 1915 году, но тогда она теряла русскую Польшу, а сейчас в руках противника находился Минск, Киев, Смоленск, Тверь. Дальше продвигался только Наполеон. И немцы всем своими действиями стремились показать, что аналогии с императором французов неуместны. Они стремились консолидировать захваченное, создавали инфраструктуру. Их зверства на оккупированной территории говорили как бы о том, что они пришли как хозяева, пришли навсегда, готовы на все военные крайности и не ждут пощады так как сами владеют своим будущим.

Эмоциональное охлаждение постигло многих, но не верховного главнокомандующего. Сталина чрезвычайно впечатлила Московская битва. Ему видевшему поражения русских армий, являвшемуся свидетелем страшной боевой силы германской армии в 1914-1918 и 1939-1941 годах в борьбе с лучшими армиями мира, было достаточно непривычно и отрадно видеть резко возросшую боевую мощь русской армии. Его взрывной темперамент переживал период подъема. Он воочию увидел отступление германских генералов, до того покоривших всю Европу. Теперь он был настроен оптимистически, он верил, что врага можно будет надломить до степени стратегического успеха. Сталин взял на себя личный контроль за уничтожением германской группой армией «Центр». Теперь ему недостаточно было оттеснить вермахт на лишние десятки километров, он хотел, ни более ни менее, как решить судьбу войны именно сейчас, в этой страшной зимней битве. В эти дни Сталин часами стоял вокруг карты столь знакомых русских земель, где, по его мнению, сейчас решалась судьба войны. На него производили большое впечатление сообщения о деморализации германских войск, он верил, что этой зимой немцам не удастся закрепиться на линии обороны. Собственно говоря, так думали и многие германские генералы по противоположную сторону фронта. Эти часы молчаливого созерцания карты не могли не вызвать у Сталина реминисценций о той Отечественной войне, в которой даже гений Наполеона оказался бессильным перед русской природой и природой русского народа.

Не лобовым напором должна была решиться судьба войны. Следовало зайти армиям группы «Центр» в тыл с севера, со стороны осажденного Ленинграда. Именно из операции по снятия блокадного кольца вызревал план крушения всех германских войск. Для концентрации всех возможных сил Сталин призвал Жукова, Тимошенко и Конева – лучшее, что он имел. Им было приказано активизировать контрнаступление на северном участке и в центре. На северный фланг 16 декабря была переведена танковая армия Лелюшенко, а Жуков в центре отдал приказ выйти на рубеж Бородино и Малоярославца – такие звучные для русской армии названия. Если немцы смотрели на Калугу, Козельск и Юхнов со всей серьезностью как на центр русского контрнаступления, то Сталин видел здесь пробу потенциальных возможностей второго плана. Главным для него становится выдвижение навстречу друг другу двух фланговых крыльев - координированные наступательные действия Волховского фронта с севера на юг и северной подмосковной группировки из района Калинина с юга на север.

Утром 20 декабря танки Катукова ворвались в Волоколамск, и в тот же день погиб генерал Доватор, чья кавалерия так блистательно действовала в германском тылу. Наверное только воля Жукова могла повести вошедшие наконец в Волоколамск войска еще дальше на запад, где истинный стратег Московской битвы не желал знать крайней точки своего великого наступления. Соответственно, Калининский фронт Конева обрел во второй половине 1941 года независимую стратегическую роль как левый фланг предполагаемой операции между Калининым и Ленинградом. Прежде чем броситься на север, следовало попытаться броском на Ржев зайти в тыл девятой германской армии. Сталин передал Коневу танковую армию Лелюшенко. Но немцы жестко уцепились за оборонительную линию по рекам Руза и Лама, замедляя в 20-х числах декабря решение местной задачи Конева. Это гарантировало 9-ю немецкую армию от обнажения своего тыла. 35 дивизий Конева затормозили свое движение к излучине Волги. Левее, на центральном участке решающей судьбу страны подмосковной битвы Западный фронт Жукова с 56 дивизиями стоял на 250-километровом фронте от Волоколамска до Оки. Южнее Жукова 18 декабря 1941 года был восстановлен под командой генерала Черевиченко Брянский фронт в 25 дивизий, ориентированный на Орел.

Это были огромные силы, но и потери Красной армии в этой отчаянной битве на выживание приобретали грандиозные размеры. В дивизиях насчитывалось 3-4 тысячи человек, в бригадах было уже менее тысячи бойцов, в некоторых танковых бригадах на боевом счету был лишь один танк Т-34. Рокоссовский в конце декабря докладывает, что у него в батальонах «осталось меньше дюжины людей». В 112-й танковой дивизии в строю остался один танк Т-34 и пятнадцать танков Т-26. В 3-ей армии, устремившейся в составе Брянского фронта к Оке совокупная численность всех пяти дивизий составила 16028 солдат и 82 пушки. С такими силами трудно было рассчитывать на запланированный к 5 января 1942 года выход в орловско-курский регион. Только у Конева, на которого Сталин возлагал особые задачи, в дивизиях был десятитысячный комплект. Наилучшим образом в данном смысле обстояли дела у столь симпатичного Сталину Еременко: его Четвертая ударная армия была укомплектована на зависть соседям.

У Сталина в этот критический момент в резерве были три армии и гарнизон Москвы. Их он готовил бросить бой только в двух случаях: если силы понадобятся Жукову для решающего захода в тыл германской группы армий «Центр», или в случае необходимости поддержки Конева в грядущей совместной операции с Волховским фронтом. Возможно, у Сталина на фоне частично беспорядочного отступления немцев (и явного отсутствия у них резервов) мелькнула радужная мысль о решении судьбы войны в эту короткую зимнюю компанию. Но если такие иллюзии и посещали его, то ненадолго. Слишком мрачной и суровой была реальность. Немцы дрогнули, но не покатились в беспорядочном бегстве. И они не позволили крупным советским силам пробиться в свой тыл.

Между тем город на Неве вступил в страшную блокадную зиму. Следовало что-то делать. Оперативная директива Ставки по Волховскому фронту была готова 17 декабря. Северо-Западному фронту генерала Курочкина вменялось в обязанность выступить синхронно с Волховским фронтом. Курочкин – опытный генерал – был поражен широтой общего замысла Ставки. Деблокада Ленинграда была лишь первой частью операции, конечной целью являлся выход в стык северной и центральной групп германских армий, в перспективе продвижение в глубокий тыл германской группе армий «Центр», венчающееся овладением находящегося в далеком германском тылу Смоленска. Поставленная задача звучала так: «Перерезать пути отступления противника, чтобы не дать ему возможности удержать заранее подготовленные оборонительные линии вдоль озера Отолово, Андреаполь, западный берег Западной Двины, Ярцево. Следующий удар должен быть нанесен на Рудную с тем, чтобы отрезать Смоленск с запада».

Войска Курочкина находились в самом сложном положении. Перед его фронтом стояли болота и замерзшие озера, а перемещение резервов было возможно лишь по железнодорожной колее Ярославль - Бологое, перегруженной до предела и нещадно бомбимой германской авиацией. А впереди, под Демьянском его ждало не только непроходимое бездорожье, но и пять высококлассных германских дивизий. В лютом морозе второй половины декабря две ударные и две пехотные армии Курочкина развернули кипучую деятельность по подготовке к удару, который, по замыслу Ставки, должен был венчать московскую операцию. Как мы знаем теперь, Курочкин скептически относился к предложенному к исполнению плану. Слепое русское бездорожье на этот раз препятствовало готовящимся к прорыву армиям. График подвоза боеприпасов и техники нарушался настолько безбожно, что соответствующие командиры вскоре предстали пред трибуналом. В войска не завезли продовольствия. Командовавший Курочкиным под Смоленском генерал Еременко теперь возглавлял подчиненную ему 4-й ударную армию; этому любимцу Сталина прощалось многое.

Дата добавления: 2015-07-10