- Ш-ш-ш, Луиза, ш-ш-ш.
Прямо перед ними была маленькая грязная каморка, одновременно служившая
и кухней, и столовой. Помещение казалось убогим и жутким.
Посередине располагался стол, у которого, по мнению Ральфа, спилили
большую часть ножек. Остатки еды - нечто серое, протухшее, киселеобразное,
по виду напоминающее засохшую жижу на дне миски, - стояли на столе. Рядом
примостился единственный грязный, колченогий стул. Справа от стола находился
примитивный стульчак, представлявший собой просто ржавое металлическое ведро
с водруженным на него туалетным сиденьем. Оттуда отвратительно несло.
Единственным украшением каморки служило висящее на стене старое зеркало в
бронзовой раме, такое тусклое, что, глядя в него, можно было подумать, будто
смотришь сквозь толщу воды.
Слева от зеркала располагалось некое подобие кровати, состоявшее из
грязного матраца и мешка, набитого то ли соломой, то ли сбившимся пером. И
подушка, и матрац спазматически посвечивали потом существа, пользовавшегося
ими. "Сны, прячущиеся внутри этой подушки, свели бы меня с ума", - подумал
Ральф.
Где-то внизу - одному Богу известно, как далеко, - гулко капала вода. В
арочном проеме на противоположной стене виднелось нечто вроде кладовой, где
беспорядочной кучей были свалены разнообразнейшие предметы.
Ральф даже моргнул пару раз, словно желая убедиться, что он
действительно видит все это.
"Да, это именно то место, - подумал он. - Здесь мы найдем то, ради чего
пришли".
Луиза, словно в состоянии трансового гипноза, медленно двинулась в
сторону второй арки. Ее губы дрожали от страха, но в глазах светилось
безудержное любопытство - именно такое выражение, по мнению Ральфа, было у
жены Герцога Синяя Борода, когда она открыла дверь комнаты" в которую ей
запрещалось входить. Неожиданно к Ральфу пришла уверенность, что Атропос
прячется за этой аркой, держа наготове ржавый скальпель. Поспешив за Луизой,
он остановил ее у самой арки. Ральф схватил женщину за руку, приложил палец
к губам и покачал головой, приказывая молчать.
Он присел на корточки, опершись рукой о грязный пол, словно спринтер в
ожидании выстрела стартового пистолета. Затем ринулся в помещение
(наслаждаясь податливостью тела даже в такой момент), сделав кувырок через
плечо и катясь клубком. Ногой он задел коробку, рассыпая по полу массу
вещей: непарные перчатки и носки, несколько старых книжек в мягких
переплетах, шорты, отвертку с бордовыми пятнами - то ли краски, то ли крови
- на стальном стержне.
Ральф встал на колени и оглянулся на Луизу, застывшую в проеме арки с
прижатыми к груди руками. По обе стороны арки никого не было, лишь коробки,
вплотную приставленные к стене. Ральф с удивлением читал надписи:
"Smirnoff", "J&B", "Jack Daniel's", "Gilbey's" <Торговые марки
известных фирм, производящих спиртное и сигареты.>. Очевидно, Атропос
питал тайное пристрастие к коробкам, словно скряга, который никогда ничего
не выбрасывает.
- Ральф? Там безопасно?
Странное определение, но Ральф все же кивнул и протянул руку.
Луиза поспешила к нему, еще раз поддернув юбку и с возрастающим
удивлением оглядываясь вокруг. Пока они находились по ту сторону арки в
грязной, мрачной каморке Атропоса, кладовая показалась им большой. Но уже
находясь внутри, Ральф понял, что помещение гораздо просторнее, оно
напоминало склад огромного магазина. Целые ряды неровно составленных
бутылок. Коробки стояли лишь возле входа; все остальное пространство было
захламлено, являя собой на две трети лабиринт, а на треть - западню. Ральф
решил, что даже такое определение, как склад, не совсем соответствовало
действительности, ведь где-то в нем мог скрываться Атропос... И если он там,
то, возможно, наблюдает за ними.
Луиза не спрашивала, что именно они ищут; по выражению ее лица Ральф
понял, что теперь ей это известно. Когда она заговорила, от задумчивого тона
ее голоса у Ральфа холодок побежал по спине.
- Должно быть, он очень стар.
Да. Очень стар.
Ярдах в двадцати от них, в глубине кладовой, наполненной тем же самым
красноватым свечением, что и ведущая вниз лестница, Ральф увидел большое
помятое колесо, лежащее на плетеном стуле, водруженном, в свою очередь, на
треснувший гладильный пресс. От вида этого колеса Ральфу стало совсем худо;
словно метафора, созданная его умом в помощь пониманию концепции КА,
воплотилась в реальность. Он заметил ржавую стальную полоску вдоль внешнего
ободка колеса и понял, что оно принадлежало велосипеду.
"Правильно, это велосипедное колесо, и ему никак не меньше века", -
подумал он удивленно. Сколько же людей -наверное десятки тысяч - умерло в
Дерри с тех пор, как Атропос приволок сюда колесо... И сколько смертей стало
добычей Слепого Случая? В каких веках? Нельзя сказать; возможно, это тянется
с самого начала, когда бы и как бы ни началось. И все это время Атропос
забирал что-нибудь у каждого, кого он обманул... Здесь и хранились его
трофеи.
Здесь и хранились.
- Ральф!
Оглянувшись, он увидел, что Луиза протягивает к нему обе руки. В одной
она держала панаму с выемкой на полях, а в другой - темную расческу, которую
можно купить в любой лавчонке за доллар двадцать девять центов. Призрачное
оранжево-желтое сияние по-прежнему липло к расческе, что вовсе не удивило
Ральфа. Каждый раз, пользуясь расческой, хозяин, словно перхоть, оставлял на
ней немного сияния как своей ауры, так и "веревочки". Его не удивило также,
что расческа лежала рядом с панамой Мак-Говерна; в последний раз он видел
обе эти вещи вместе. Он помнил саркастическую ухмылку Атропоса, когда тот
снял панаму и сделал вид, что причесывается.
"А потом он подпрыгнул и щелкнул каблуками".
Луиза показывала на старое кресло-качалку со сломанными полозьями.
- Панама лежала на сиденье. А расческа была под ней. Она ведь
принадлежала мистеру Уайзеру, правда?
- Да.
Луиза немедленно протянула вещи Ральфу:
- Лучше ты возьми. Я не такая растяпа, какой считал меня Билл, но
иногда я все же теряю вещи. И я никогда не прощу себе, если потеряю это.
Ральф, взяв расческу, начал было засовывать ее в задний карман брюк, но,
вспомнив, с какой легкостью Атропос извлек ее, положил расческу в глубокий
боковой кэрман, затем оглянулся на Луизу, уставившуюся на панаму Мак-Говерна
с видом Гамлета, философствующего над черепом своего бедного Йорика. Ральф
заметил в ее глазах слезы, и женщина отвела взгляд.
- Он любил эту панаму. Билл считал, что в ней он выглядит молодым и
щеголеватым, хотя это и не так, но он думал, что выглядит хорошо, и это
важно. Ты согласен со мной, Ральф?
- Да.
Луиза бросила панаму обратно на кресло и повернулась к коробке, набитой
одеждой. Как только она отвернулась, Ральф, нагнувшись, заглянул под кресло
в надежде увидеть сверкание сережек. Если панама Билли и расческа Джо лежали
здесь, тогда, возможно, серьги Луизы... Но под креслом ничего не оказалось,
кроме пыли и вязаного детского башмачка.
"Невозможно, чтобы все произошло так легко и просто", - подумал Ральф,
вставая и отряхивая колени. Внезапно на него обрушилась невероятная
усталость. Они без всяких хлопот почти сразу же отыскали расческу Уайзера -
хорошо, просто великолепно, но Ральф подозревал, что это лишь показная
удача. Ему по-прежнему нужно было волноваться по поводу сережек Луизы..и,
конечно, сделать то, ради чего их сюда послали. Что это было за дело? Он не
знал, а если кто-нибудь сверху и рассылал инструкции, до него они не дошли.
- Луиза, у тебя есть соображения по поводу...
- Ш-ш-ш-ш!
- Что? Это он, Луиза?
- Нет! Тихо, Ральф! Слушай!
Ральф прислушался. Вначале он ничего не услышал. Затем мысленно ощутил
сжатие, щелчок. Очень медленный и осторожный на этот раз. С легкостью
перышка, парящего в потоке теплого воздуха, Ральф скользнул немного вверх и
услышал тихий продолжительный звук, похожий на скрип дверных петель. Было
что-то знакомое - не в самом звуке, но в навеянной им ассоциации. Похоже
на...
"... Сигнализацию против взлома или на сигнал дымоулавливателя. Это
зовут нас".
Луиза ледяными пальцами схватила его за руку:
- Вот оно, Ральф, - то, что мы ищем. Слышишь?
Конечно, Ральф слышал Но чем бы ни был этот звук, он не имел никакого
отношения к серьгам Луизы... А без них он отсюда никуда не уйдет.
- Ну давай же, Ральф, давай! Мы должны его отыскать!
Он позволил Луизе увлечь себя дальше в глубину кладовой. Во многих
местах завалы сувениров Атропоса фута на три возвышались над их головами Как
удалось такому тщедушному коротышке, мерзкой козявке, справиться, Ральф не
знал - возможно, с помощью левитации, - но в результате он потерял
ориентировку среди завалов, пока они блуждали, петляя, поворачивая и иногда
возвращаясь назад Наверняка он знал лишь то, что теперь звук стал громче: по
мере их приближения к источнику гудения тот превратился в жужжание
насекомого, неприятно действующее Ральфу на нервы. Завернув за угол, Ральф
увидел гигантскую цикаду, уставившуюся на него тусклыми черно-коричневыми
зрачками размером с грейпфрут.
Хотя отдельные ауры предметов, сваленных в сводчатом хранилище, и
развеялись, как исчезает аромат цветка, засушенного между страницами книги,
они все же присутствовали здесь, под слоем зловония Атропоса - даже на этом
уровне восприятия, когда все чувства Ральфа были разбужены и настроены,
невозможно было, улавливая эти ауры, не испытывать к ним отвращения. От
немых следов смертей жертв Слепого Случая веяло ужасом и патетикой. Ральф
понял, что ужасное место - не только музей или логовище крыс; оно было
языческим храмом, где Атропос исполнял собственную версию Святого причастия
используя вместо хлеба и вина печаль и слезы.
Блуждание Ральфа и Луизы по узким кривым проходам между кучами хлама
стало мрачным разрушающим душу и тело экспериментом. Каждый
невполнебесцельный поворот выставлял на обозрение сотни новых предметов,
видеть и вспоминать о которых Ральфу не хотелось, каждый предмет издавал
свой собственный крик боли и отчаяния. Ральф не удивлялся, что Луиза
разделяла его чувства - идя позади него, женщина тихо всхлипывала сдерживая
подкатывающие к горлу рыдания.
Здесь валялись искореженные детские саночки с привязанной к ним
веревкой. Ребенок которому они принадлежали, скончался от конвульсий в
морозный январский день 1953 года.
Был здесь и шест мажоретки обернутый по спирали красно-белыми тентами -
девушку изнасиловали и забили до смерти камнем осенью 1967 года. Убийца, так
и не пойманный спрятал, тело в небольшой пещере где ее останки вместе с
прахом двух других жертв - покоятся и по сей день.
Обнаружили они и брошь с камеей, принадлежавшую женщине которой на
голову упал кирпич, когда она шла по Мейн-стрит, чтобы купить свежий номер
журнала "Вог" <"Vogue" - один из самых популярных в Америке журналов для
женщин>: выйди дама из дома секунд на тридцать раньше или позже, она
осталась бы в живых.
Находился здесь и дешевый нож мужчины, случайно застреленного во время
охоты в 1937 году.
Видели они и компас бой-скаута, сломавшего шею во время подъема на гору
Катадин.
Тапочек маленького мальчика по имени Гейдж Крид, которого переехал
бензовоз, мчавшийся с превышением скорости по шоссе N15 в Ладлоу. Кольца и
журналы, брелки от ключей и зонтики, шляпы и очки, погремушки и
радиоприемники. Они различались лишь видом, но суть их была одна и та же:
тихие, печальные голоса людей, вычеркнутых из пьесы в середине второго акта,
в то время как они еще разучивали свои роли, готовясь к третьему; людей,
бесцеремонно изгнанных, чьи дела остались незавершенными, а обязательства
невыполненными; людей, единственным преступлением которых было то, что они
родились во владениях Слепого Случая... И попались на глаза сумасшедшему с
ржавым скальпелем в руках.
Луиза всхлипывала:
- Ненавижу его! О, как я его ненавижу!
Ральф понимал, что она хочет сказать. Одно дело слушать
разглагольствования Клото и Лахесиса о том, что Атропос является частью
некой большой картины, возможно, даже служит Высшему Предопределению, и
совсем другое - смотреть на кепку маленького мальчика, который упал в
заброшенный подвал и умер в темноте, умер в агонии, умер, сорвав голос после
шестичасового призывания любимой мамочки.
Ральф, протянув руку, дотронулся до кепки. Ее хозяина звали Билли
Уэтерби, и его последняя мысль была о мороженом.
Ральф сжал руку Луизы.
- Ральф, что происходит? Я слышу твои мысли - уверена, - но это,
скорее, похоже на шепот.
- Я думал о том, как мне хочется сделать отбивную котлету из этого
ублюдка, Луиза. Возможно, нам удастся проучить его, показав, каково не спать
по ночам. Как ты относишься к подобной идее?
Луиза согласно кивнула.
Они дошли до места, в котором узкий коридор расходился в стороны.
Тихое постоянное гудение доносилось слева, оно казалось близким, судя
по звуку. Теперь невозможно было идти бок о бок, а по мере их продвижения
вперед проход все больше сужался. В конце концов Ральф вынужден был
протискиваться боком.
Здесь красноватые выделения, оставленные Атропосом, становились гуще,
они стекали по беспорядочным завалам сувениров, образуя на грязном полу
небольшие лужицы. Теперь Луиза до боли сжимала руку Ральфа, но он не
останавливал ее.
- Совсем как в Общественном центре, Ральф, - похоже, Атропос проводит
здесь много времени.
Ральф согласно кивнул. Вопрос заключался в следующем: а что, если
мистер Атропос появится прямо сейчас? Они приближались к тупику, забитому
огромной кучей старья, но до сих пор не обнаружили источник гудения.
Монотонный звук сводил Ральфа с ума; как будто в голове у него билась
муха.
По мере приближения к концу прохода он все больше убеждался в том, что
объект их поиска находится по ту сторону кучи, преграждавшей им дорогу, -
придется либо возвращаться, либо пробиваться вперед. Любой выбор предполагал
больше затрат времени, чем они могли себе позволить. Ральфа начинало
охватывать отчаяние.
Однако проход не оказался тупиком; слева можно было проползти под
столом, уставленным тарелками с лежащими на них листами зеленоватой
бумаги... И... Бледно-зеленая бумага. Нет, не совсем то. Кипы банкнот. На
тарелках в полнейшем беспорядке валялись десятки, двадцатки, сотни. В
соуснике лежала целая пачка банкнот достоинством в пятьдесят долларов, а из
винной бутылки, свернутый в трубочку, пьяно выглядывал чек на пятьсот
долларов. - Ральф! Боже мой, это же целое состояние!
Луиза смотрела не на стол - последние пять футов прохода представляли
собой коридор из серо-зеленых денежных пачек. Они с Луизой оказались в
коридоре, стены которого, если можно так сказать, были выложены из денег:
теперь Ральф мог ответить на еще один волновавший его вопрос: откуда Эд
Дипно взял деньги для внесения залога... Но все же Ральф подозревал, что,
несмотря на все богатства, с женщинами у лысоголового сукиного сына была
напряженка.
Он наклонился, приглядываясь к просвету под столом Похоже, по ту
сторону располагалась еще одна комната, очень маленькая. Красноватое
свечение, исходившее оттуда медленно пульсировало, напоминая биение сердца.
Ральф показал рукой, затем взглянул на Луизу, та кивнула.
Опустившись на колени, Ральф прополз под заваленным деньгами столом,
пробираясь в святыню, сооруженную Атропосом посреди вещей, грудой сваленных
на полу.
Несомненно - это было то, за чем их послали, но Ральф по-прежнему не
знал, что это такое Предмет похожий на мраморный шарик из детской игры,
окружал саван, такой же непроницаемый, как и центр черной дыры.
"Отлично. И что теперь?"
- Ральф, слышишь пение? Очень тихое?
Ральф с сомнением посмотрел на Луизу, затем оглянулся. Он уже успел
возненавидеть это захламленное место, но хотя никогда не страдал
клаустрофобией, почувствовал, как паническое желание побыстрее выбраться
отсюда овладевает его мыслями. В голове раздался приглушенный голос. "Я не
просто хочу этого, Ральф, мне это необходимо. Я сделаю все, что в моих
силах, но если ты не завершишь то, что необходимо, ты будешь повергнут, и
тогда какая разница, кому из нас чего хочется..."
Еле сдерживаемый страх в голосе говорившего вовсе не удивил Pальфа,
потому что место было поистине ужасным - и не комната вовсе, а дно шахты,
круглые стены которой выложены из украденных вещей, тостеров, подставок для
ног, радиочасов, фотоаппаратов, книг, корзин, туфель, грабель. На уровне
глаз Ральфа на ленточке висел пыльный, весь в вмятинах, разбитый саксофон.
Ральф протянул руку, желая убрать проклятый инструмент подальше с глаз,
но вдруг представил, что это может привести к обвалу, который погребет их
здесь заживо, и тут же отдернул руку. В то же самое время расширились
границы его разума и обострилась способность к восприятию. На мгновение ему
даже показалось, что он действительно что-то слышит - тихий вздох, словно
шепот океана в морской раковине, - но затем все исчезло.
- Если здесь и раздаются голоса, Луиза, то я их не слышу - проклятая
вещица заглушает их.
Ральф махнул рукой в сторону предмета, покоящегося в центре круга -
черноты, лежащей за гранью всех предыдущих концепций черноты савана,
являвшего собой апофеоз всех саванов. Но Луиза покачала головой:
- Нет, не заглушает, а высасывает их до последней капли.
Женщина взглянула на стонущий черный предмет с ужасом и отвращением: -
Проклятая штуковина высасывает жизнь из всех хранящихся здесь предметов...
Она пытается высосать жизнь и из нас.
Да, конечно. Теперь, когда Луиза произнесла это, Ральф почувствовал,
как саван - или предмет, окруженный им, - давит на нечто, спрятанное в
глубинах его мозга, толкает, крутит и расшатывает... Пытаясь вырвать это
нечто, как вырывают зуб из розовой мякоти десны.
Пытается высосать из них жизнь? Глупо, но не в десятку. Ральф думал,
что не их жизни нужны предмету, спрятавшемуся внутри савана, как и не их
души... Он жаждал их жизненной силы. Их КА.
Глаза Луизы расширились, когда она уловила эту мысль... А затем взгляд
их сместился, уставившись в точку чуть выше его плеча. Она потянулась
вперед, протягивая руку, - Луиза, я не стал бы этого делать - ты все можешь
обрушить на... Слишком поздно. Она что-то выдернула, посмотрела на вещицу с
выражением ошеломленного понимания, затем протянула ее Ральфу:
- Оно еще живо - все здесь живое. Не знаю, как такое возможно,
однако... Оно очень слабое. Почему?
Луиза протягивала ему белый тапочек, некогда принадлежавший либо
ребенку, либо миниатюрной женщине. Взяв его в руки, Ральф услышал мягкое,
словно отдаленное пение. Звук такой одинокий, как ноябрьский ветер в
холодный день, но непередаваемо приятный - полная противоположность,
режущему слух скрипу черного предмета, лежащего на полу. Несомненно, поющий
голос был знаком ему.
На носке тапка виднелось бордовое пятно. Первой мыслью Ральфа было -
шоколадное молоко, но затем он понял, что это такое на самом деле: засохшая
кровь. В этот момент он вновь оказался возле "Красного яблока", подхватывая
Натали, прежде чем Элен выпустила малютку из рук. Он вспомнил, как
переплелись ноги Элен; как она качнулась назад, наваливаясь на дверь
магазина, словно пьяный на столб, протягивая к нему руки. "Дай мне
ре-бе-енка... Дай мне Нат-ли".
Ральфу был знаком поющий голос, потому что он принадлежал Элен. В тот
день этот тапок был на ее ноге, а капля крови упала на носок либо из
разбитого носа Элен, либо из раны на щеке.
А голос все пел и пел, не перекрываемый скрежетом черного предмета в
саване, и теперь слух Ральфа - или то, что служило слухом в мире аур, -
обострился до предела, улавливая голоса остальных предметов. Они пели,
составляя печальный хор.
Живые, Поющие.
Они могут петь - все вещи, собранные здесь, могут петь, потому что и их
хозяева еще могут петь.
Их хозяева еще живы.
Ральф снова посмотрел вверх, заметив теперь, что, хотя некоторые
предметы выглядят старыми - помятый саксофон, например, - почти все они
сделаны недавно; в этом алькове не было велосипедных колес выпуска
девяностых годов прошлого столетия. Ральф заметил три комплекта часов все
они оказались электронными. Совсем новый бритвенный станок, тюбик губной
помады, на котором еще сохранился ценник "Райт-Эйд".
- Луиза, Атропос украл эти вещи у людей, которые соберутся сегодня
вечером в Общественном центре. Так?
- Да, уверена.
Он указал на черный кокон, голосивший на полу, почти перекрывающий
своим визгом песнь... Высасывая ее из окружавших его предметов, питаясь ею.
- Что бы ни находилось внутри этого савана, оно имеет непосредственное
отношение к тому, что Клото и Лахесис называли нитью управления. Именно оно
связывает все эти предметы - все эти жизни - воедино.
- И это превращает их в КА-ТЕТ, правильно?
Ральф возвратил тапок Луизе:
- Мы заберем его с собой. Он принадлежит Элен.
- Знаю.
Луиза долго смотрела на тапок, затем совершила то, что Ральф нашел как
крайне умное действие: оторвала полоску кружева от комбинации и привязала
тапок к запястью левой руки наподобие браслета.
Ральф приблизился к савану и склонился над ним. Приближаться оказалось
трудно, но еще труднее было остановиться рядом - все равно что прижаться
ухом к мотору мощного сверлильного станка или смотреть на яркий свет, не
жмурясь. На сей раз среди жужжания можно было различить отдельные слова - те
самые, которые они слышали, приближаясь к краю савана, нависшего над
Общественным центром: "Уходите..."
Ральф зажал уши ладонями, но это, конечно, не помогло. Звук раздавался
не снаружи. Ральф опустил руки и взглянул на Луизу:
- Есть какие-нибудь соображения? Что делать дальше?
Ральф не знал, чего именно он ждет от нее, но ответ получил
неожиданный:
- Разрежь его и забери то, что находится внутри, - и сделай это
немедленно. Та вещь опасна. К тому же ты не задумывался, что она может звать
Атропоса на помощь, кудахтая, как курица, призывающая Джека, из сказки о
бобовом стручке?
Вообще-то Ральф обдумывал такую возможность, хотя и не в столь ярких
образах. "Ладно, - подумал он. - Открыть ящик и вытащить приз.
Но только как это сделать?"
Ральф вспомнил поток света, которым он выстрелил в Атропоса,
приманивающего к себе Розали. Но здесь подобный трюк может скорее навредить,
чем помочь: а вдруг он спугнет предмет, который им следует взять?
"Вряд ли тебе удастся задуманное".
Ральф и сам сомневался в успехе своей миссии... Но если ты окружен
вещами, хозяева которых должны умереть к восходу солнца, - раздумья не самый
лучший выход из положения.
"Мне нужна не молния, а ножницы, острые ножницы Клото и Лахесиса..."
Ральф уставился на Луизу, пораженный ясностью образа.
- Не знаю, о чем ты подумал, но сделай это как можно скорее.
Ральф посмотрел на правую руку - руку, с которой исчезли морщины и
признаки артрита, руку, окруженную ярко-голубой короной света. Чувствуя себя
глуповато, Ральф выставил указательный и средний пальцы, прижав остальные к
ладони, вспоминая детскую игру - камень разбивает ножницы, ножницы режут
бумагу, бумага прикрывает камень.
"Стань ножницами, - подумал он. - Мне нужны ножницы.
Помоги".
Ничего. Он взглянул на Луизу, та смотрела на него с пугающей
безмятежностью. "О, Луиза, если бы ты только знала", - подумал Ральф, но тут
же стер свою мысль. Потому что он почувствовал нечто.
Да. Нечто.
На этот раз он не стал облекать мысли в слова, а создал образ: не те
ножницы, которыми Клото перерезал "веревочку" Джимми В., а огромные ножницы
его матери для стрижки овец - длинные, узкие лезвия, острые как бритва.
Погружаясь все глубже в состояние концентрации, Ральф даже увидел два
слова, выгравированных на лезвии: "ШЕФФИЛДСКАЯ СТАЛЬ". Он вновь ощутил
внутреннее изменение, но уже не щелчок и не мигание, а медленное и
чрезвычайно мощное мышечное напряжение. Ральф сосредоточил взгляд на пальцах
руки и усилием воли заставил созданные воображением ножницы открыться и
закрыться. Когда образ подчинился ему, Ральф медленно развел и свел пальцы,
создавая сужающуюся и раскрывающуюся букву "М".
Теперь он чувствовал, как энергия, заимствованная им у Нирваны и
бродяги, собирается в голове и, покалывая мурашками стекает в пальцы правой
руки.
Аура, окружающая выставленные указательный и средний пальцы,
сгущалась... И удлинялась, принимая форму узких лезвий. Ральф подождал, пока
аура удлинилась на пять дюймов, затем развел и свел пальцы. Лезвия открылись
и закрылись.
- Давай, Ральф! Действуй!
Да - он не мог позволить себе ждать и экспериментировать. Он чувствовал
себя аккумулятором, с помощью которого пытаются завести слишком большую
машину. Ральф чувствовал, как вся его энергия стекает по руке в лезвия. Это
не могло продолжаться долго.
Наклонившись, Ральф вонзил сведенные вместе лезвия в саван. Он так
увлекся созданием ножниц, что перестал слышать - по крайней мере, осознанно
хриплое жужжание, - но когда острия ножниц вонзились в черную оболочку,
саван внезапно зашелся криком боли и тревоги. Ральф увидел, как из савана
потекла густая темная жидкость, по виду напоминающая кровянистый гной. И в
то же время поток энергии из него самого усилился вдвое. Ральф понял, что он
видит, как его собственная аура медленными волнами стекает по руке, и
чувствует, как она истончается вокруг него, ослабляя защиту.
- Торопись, Ральф! Торопись!
Он напрягся и раскрыл пальцы. Мерцающие голубые лезвия также
раскрылись, вспарывая черное яйцо. Оно взвизгнуло, и две ярко-красные
вспышки пробежали по его поверхности. Ральф сжал пальцы и увидел, как
лезвия, выросшие на них, резко захлопнулись, разрезая плотное черное
вещество, бывшее наполовину скорлупой, наполовину плотью. Ральф вскрикнул.
Но причиной тому была не боль, а изнурительная усталость. "Наверное, то
же самое чувствует истекающий кровью человек", - подумал он. Внутри шара
сверкнуло что-то золотое.
Ральф собрал всю свою силу и открыл пальцы для еще одного разреза.
Вначале он сомневался, что ему это удастся - казалось, пальцы склеены
"Суперцементом", - но они, наконец, открылись, расширяя порез. Теперь он
видел спрятанный внутри предмет: маленький, круглый, сверкающий. Внезапно
сердце затрепетало у него в груди. Мигнули голубые лезвия.
- Луиза! Помоги!
Женщина обхватила его запястье. Ральф почувствовал, как сила загудела в
нем обновленными волнами. Он удивленно наблюдал, как уплотнялись ножницы.
Теперь лишь одно лезвие было голубым, второе сверкало жемчужно-серым
цветом.
Луиза, выкрикивая: - Разрезай! Разрезай немедленно!
Ральф сомкнул пальцы, теперь лезвия проделали в саване широкий разрез.
Саван, издав последний дрожащий крик.
Стал полностью красным и исчез.
Лезвия ножниц, выросшие на пальцах Ральфа, вспыхнув, растворились.
Ральф прикрыл глаза, чувствуя, как пот крупными теплыми каплями, словно
слезы, струится по его щекам.
- Луиза? Как ты?
- Ничего... Только истощена. Не представляю, как я смогу добраться до
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |